Он знал этих людей. Он знал меня.
Он коснулся пальцами шеи там, куда пришелся удар Роуэна. Быстро взглянул на стоявшую на пороге Торри и перевел взгляд на меня:
– Я не хотел повредить госпоже, – спокойно сообщил мне он. – Я признаю: мне нужен был ты.
– Благодарю за это, – мрачно ответил я. – Если бы ты хотел убить мою сестру, я выпустил бы тебе кишки тут же, на месте.
– Ну, так давай, – немедленно отпарировал он. – Отдай меня в руки богов.
Я посмотрел на коленопреклоненную фигуру. На сильного, крепкого человека заслуженного ветерана Солиндских войн моего дяди. На того, кто когда-то служил моему отцу, а теперь пытался убить его сына.
– Когда ты все расскажешь, – кивнул я, соглашаясь.
Он повернулся ко мне и плюнул:
– Вот тебе мой рассказ, – он шумно вдохнул, услышав пробежавший среди людей ропот. – Я ничего тебе не должен. И не дам никаких объяснений.
Я шагнул вперед, в гневе готовый ударить его, но Лахлэн положил руку мне на плечо:
– Нет, – сказал он, – позвольте мне…
Он не сказал больше ничего. Это и не было нужно. Его пальцы коснулись струн Леди. И единственный звук заставил нас всех умолкнуть.
Шатер за моей спиной пошатнулся под ударом ветра, колыхнулось пламя костров. Торри произнесла какое-то слово – единственный звук, который мгновенно затих. И наступила тишина, в которой звучала только арфа.
Музыка захватила нас всех, я скорее чувствовал, чем слышал ее – она впивалась в мою душу, врастала в нее, становясь ее частью. Я застыл. Ветер швырял мне в лицо-пыль, но я даже не моргнул. Я чувствовал на лице уколы песчинок, но не пошевелился, чтобы смахнуть их. Я стоял неподвижно, как и все остальные, слушая тихие слова Лахлэна.
– Ты принял неверное решение, Заред, – говорил он. – Но теперь ты недооцениваешь мою Леди. Она своей магией может вырвать видения из души слепого, слово – из уст немого, ее музыку услышит даже тот, кто глух… И безумие займет место видений и слов…
Заред закричал, скорчившись на земле, зажимая уши руками. Музыка плела вокруг него свою незримую сеть. Он впился пальцами в виски, словно пытаясь умолкнуть музыку хотя бы в своем мозгу, но она звучала по-прежнему, раскрывая перед нами его мысли и воспоминания.
– Лахлэн, – сказал я, но ни звука не сорвалось с моих губ.
Руки Зареда безвольно упали по сторонам тела. Он широко раскрыл глаза, стоя на коленях, завороженно – так ребенок смотрит на поразительное, нескончаемое чудо – но выглядело это много страшнее, потому, что он был взрослым мужчиной, внезапно утратившим волю: челюсть его отвисла, из уголка рта стекала слюна, а в глазах была ужасающая радость.
Арфа пела, и пел ветер – тихая, нежная, завораживающая мелодия. Лахлэн волосы развеваются по ветру, взгляд сосредоточен, – улыбнулся властно, лицо его изменилось – он чувствовал бога в себе. Он больше не был арфистом – он стал инструментом в руках Лодхи, его арфой, рождавшей волшебство под пальцами бога.
Тронь его – зазвучит арфа сладкой болью. Тронь ее и он покачнется под порывом ветра.
Я дрогнул. Музыка бежала по моим жилам, смешиваясь с кровью, я чувствовал, что волосы у меня на голове поднимаются дыбом, а душа моя похолодела.
– Лахлэн, – взмолился я, – нет…
Музыка наполнила Зареда, сковала его. Он сидел неподвижно, молча, а музыка обнажала его мысли, делая его воспоминания зримыми…
…Шатер – охряный, янтарный, серый – виден изнутри. В сумраке горит одна свеча, ее отблески пляшут на кольчуге и рукояти меча. Человек стоит молча, склонив рыжеволосую голову. Он не смеет смотреть на госпожу.
Она выходит на свет. На ней коричневое платье, перетянутое желтым поясом.
На запястьях и у горла поблескивает черный шелк, струятся светлые волосы, лицо полно неземной красоты.
Она протягивает руку, не касаясь человека. Он не смотрит на нее. Но, когда ее пальцы движутся, их окружает сияние, сиреневое… нет, пурпурное. Глубокий темный пурпур. Магия Айлини.
Она рисует в воздухе руну. Знак вспыхивает, шипя, тени сплетаются плотнее вокруг него – он брызжет искрами, по нему пробегают язычки пламени. Заред опасливо поднимает голову.
Руна притягивает его взгляд. Мгновение он пытается отвести глаза, но у него явно не хватает сил. Он смотрит только на руну. Тонкий очерк пурпурного огня мерцает в воздухе. По приказу Электры он протягивает руку.
– Коснись ее, – говорит она, – Возьми ее. Держи. Она даст тебе мужество, в котором ты нуждаешься.
Заред касается руны дрожащим пальцем. Она внезапно растекается по его плоти, рука его охвачена бегущим холодным пламенем – он кричит, трясет рукой, словно пытаясь стряхнуть огонь, освободиться, но все уже кончено. Огонь перебирается на его лицо, вырывается из ноздрей…
Он снова кричит – уже без голоса. Его тело бьет дрожь. Глаза его выкатываются, кровь идет носом – но в тот момент, когда он тянется к ножу, дрожь покидает его тело. Электра касается его руки.
– Готово, – говорит она. – Ты так долго следил за мной, так страстно желал меня, что я не могла не исполнить твое желание. Я стану твоей, но только прежде ты должен исполнить, что должно. Станешь ли ты служить мне в этом?
Заред кивает, его глаза неотрывно смотрят в ее лицо. Электра продолжает:
– Убей его. Убей самозваного принца…
…Арфа умолкла, ветер подхватил последние ноты Мелодии, эхо которой все еще звучало в моей душе. Как же все оказалось просто…
Заред сидел на земле, совершенно раздавленный, голова его свесилась на грудь, словно он не находил в себе мужества со мной встретиться взглядом.
Может, он действительно не мог сделать этого. Он ведь хотел убить своего господина.
Я почувствовал себя чудовищно старым. Все шло наперекосяк. Я хотел подойти к этому человеку, заговорить с ним, но тело не. слушалось меня. А потом я снова услышал арфу, и теперь в ее звуках был вызов, и взгляд Лахлэна стал иным.
– Лахлэн! – крикнул я, но было уже поздно.
Музыка создала перед нами видение Электры. Прекрасное узкое лицо, безупречная кожа, совершенные линии тела. Брови, похожие на крылья ласточки, серые ледяные глаза и рот, сводящий мужчин с ума. Лахлэн показал нам всю ее красоту – а потом отнял ее у этой женщины.
Он сорвал с нее покров плоти. Стянул ее с костей, как рубаху с тела – она осыпалась хлопьями пепла. Я видел на месте глаз пустые глазницы черепа, cкалящиеcя в белоснежной ухмылке зубы, резкую линию нижней челюсти и впалые щеки. На нас смотрел жемчужно поблескивающий голый и гладкий череп.
Никто не пошевелился – не смог. Лахлэн словно сковал нас всех. Музыка остановилась – а с ней и сердце Зареда. Я пошатнулся, но восстановил равновесие и заморгал, пытаясь избавиться от попавшей в глаза пыли, смахнул с лица песчинки – и замер. Я видел в глазах Лахлэна слезы.
Его руки неподвижно лежали на струнах, зеленый камень, вправленный в темное дерево поблескивал тускло и потемнел. А взгляд менестреля был устремлен на Торри.
– Если бы я мог изменить это, я бы так и сделал:
– его голос, лишенный жизни, был полон глухого отчаянья, – Лодхи сотворил меня целителем, а я сейчас отнял жизнь… Но вы, госпожа моя – за то, что он едва не сделал с вами… я не видел другого выхода.
Рука Торри поднялась, стиснув ворот широкой зеленой рубахи. Лицо ее побледнело, но в глазах светилось понимание:
– Лахлэн, – мой голос внезапно сел, я глотнул, прочищая горло, потом попытался заговорить снова, – Лахлэн, никто не осудит тебя за то, что ты сделал. Возможно, способ был несколько… неожиданным, но причины достаточно ясны.
– Я с этим и не спорю, – ответил он, – Я просто считал себя выше этой мелкой мести, – он вздохнул и погладил Леди, осторожно коснувшись зеленого камня. – Сила, которую дарует Лодхи, может быть использована как во имя добра, так и во зло. Теперь вы видели обе стороны.
Я внимательно оглядел собравшихся. Оставалось сказать еще кое-что – совсем немного:
– Есть ли еще кто среди вас, кто хочет убить меня? Еще один, решивший служить прихоти женщины и подчиняться ей? – я жестом указал на тело Зареда, все еще лежавшее на земле. – Я призываю вас тщательно подумать об этом – прежде, чем кто-либо решит нанести мне удар.
Я подумал, что больше ничего говорить и не понадобится, хотя во мне, где-то глубоко внутри, билось желание закричать, потребовать от всех них моей неприкосновенности. Это было невозможно, короли и принцы гораздо чаще умирают от кинжала или яда, чем от старости. И все же после того, что произошло, я думал, что немного найдется тех, кто рискнет поднять на меня руку.
Я посмотрел на мертвое тело. Оно свернулось, как младенец в утробе однажды я видел мертворожденного. Руки обнимали подтянутые к груди колени, пальцы были скрючены, ноги напряжены, голова повернута под невероятным углом, глаза открыты. Они смотрели неживым тусклым взглядом. Я подумал, что приобрету репутацию человека, окружившего себя элласийскими чародеями и оборотнями, и решил, что это не так уж и плохо. Пусть любой, кто задумает убить своего короля, дважды подумает, стоит ли так рисковать.
– Идите, – сказал я уже спокойнее. – Есть еще битвы, в которых вам предстоит сражаться, и фляги с вином, которые предстоит осушить.
Я увидел улыбки на лицах. Услышал, как они вполголоса обсуждают происшедшее. То, что они видели, забудется нескоро и подкрепит уже существующие слухи. Они будут пить и, пока не уснут, рассуждать об этой смерти. Но потом все же заснут. Я сам сомневался, что смогу сделать то же.
Я тронул Лахлэна за плечо:
– Так лучше.
Но он не смотрел на меня. Он смотрел на мою сестру, а та – на неподвижное тело у своих ног.
– Тебе доставляет удовольствие знать, насколько женщина желает твоей смерти? – поинтересовался Финн.
Я оглянулся. Он стоял за моей спиной, бледный, как смерть, губы его были сжаты в одну линию, а по лицу градом катился пот. Я видел, как невероятно напряжены его плечи, шрам, пересекавший его лицо, казалось, был нарисован пурпурно-красным на белом. Он стоял так прямо, что я не посмел коснуться его даже ради того, чтобы помочь, боясь, что от малейшего прикосновений он замертво рухнет на землю.
– Мне это не доставляет удовольствия, – просто ответил я, – но и не удивляет. А ты думаешь, должно? – я покачал головой. – И все же… я не подозревал, что она обладает такой силой.
– Она – мэйха Тина-пара, – отчетливо выговаривая каждое слово, ответил Финн. – Шлюха, чтобы не поганить Древний Язык. Думаешь, она позволит тебе жить?
Неужели ты так слеп? Кэриллон, ты же видел, что она может. Она наполнит твой кубок горьким ядом, а ты будешь принимать его за сладкое вино.
– Почему? – резко спросила Торри, – Что ты такое говоришь моему брату?
Я поднял было руку, чтобы призвать его к молчанию, но уронил ее снова.
Финна невозможно было заставить молчать, если он твердо решил сказать что-то.
– Он тебе не сказал? Он собирается жениться на этой женщине.
Зеленая шерстяная ткань колыхнулась, как облако, когда Торри шагнула из шатра ко мне, поднеся к груди сжатые кулачки. Ее волосы ниспадали на грудь и кольцами вились у колен, – Ты не сделаешь этого! Электра ?! Кэриллон – одумайся! Ты видел, что она хочет сделать с тобой – Электра хочет твоей смерти!
– Так же, как Беллэм, Тинстар и любой солиндец в Хомейне. Думаешь, я слепой, что ли? – я потянулся и схватил ее за запястье. – Я хочу жениться на ней, когда война закончится, чтобы примирить два государства, столь долго враждовавшие. Так поступают часто, ты знаешь это не хуже меня. Но теперь, Турмилайн, теперь – быть может, это будет в последний раз.
– Союз? – переспросила она. – Ты думаешь, Солинда может согласиться на что-то подобное? Когда Беллэм будет мертв…
– …Солинда останется без короля, – закончил я.
– И она предпочтет меня прислужникам Айлини. Подумай о том, что собирался сделать Шейн, просватав Линдир за Эллика! Он хотел добиться долгого мира, который подведет итог всем этим дурацким войнам. Теперь в моих руках принести двум странам этот мир, и я сделаю все, чтобы добиться этого. Я женюсь на Электре – так же, как и ты в свой черед когда-нибудь выйдешь за принца чужой державы.
Ее рука ослабела, кровь отлила от лица:
– Кэриллон… постой…
– Мы будем служить нашему Дому, Турмилайн, как некогда наши предки, отчетливо выговорил я.
– Нужно ли мне называть их? Шейн сам взял в жены Эллинду Эриннскую прежде, чем Лорсиллу Хомейнскую. А перед тем…
– Я знаю! – выкрикнула она. – Во имя богов, Кэриллон, я старше тебя! Но по какому праву ты говоришь мне, кто должен стать моим мужем? По какому праву ты хочешь решить это за меня?!
– По праву брата, – мрачно ответил я, сознавая, что эти слова больно ранят ее. – По праву последнего мужчины нашего Дома. Но более всего – по праву Мухаара.
Я продолжал сжимать ее руку в своей. Она внезапно собралась с силами и вырвалась от меня:
– Надеюсь, ты все-таки дашь мне хоть какой-то выбор…
– Дал бы, если бы мог, – мягко ответил я. – Но посланники придут к Мухаару Хомейны, не к его не покорной своевольной сестре.
Я замолчал ненадолго, сознавая, что своими словами причиняю ей новую боль, сознавая, что тот, кто был ей желанен, сейчас слушает меня:
– Ты полагаешь, что свободна от подобных обязанностей?
– Нет, – наконец ответила она, – нет… не совсем. Но по меньшей мере странно рассуждать о том, кто станет моим мужем, когда Трон Льва еще не принадлежит тебе.
– Это вопрос времени, – я потер лоб и обратился к Финну. – Если я дам тебе приказ, будешь ли ты повиноваться ему?
Он приподнял одну бровь:
– Обычно это входит в мои обязанности.
– Тогда возвращайся в Обитель так скоро, как только сможешь. – он приоткрыл было рот, чтобы возразить, но на этот раз победа осталась за мной, Я отсылаю с тобой и Торри, чтобы она была в безопасности и более не переживала таких приключений, как этой ночью.
Я не сказал, что она также будет разлучена с Лахлэном, впрочем, я поступал так не только ради ее блага, но также и ради него:
– Я хочу, чтобы ты выздоровел как можно скорее, – продолжал я. – Аликс, без сомнения, хочет возвратиться к Доналу, так что она и будет сопровождать Торри, и, право же, это достойный эскорт. Оставайся там, пока не поправишься полностью. Вот мое приказание, вассал мой.
Финн вовсе не был доволен моими распоряжениями, но не стал возражать. Я отнял у него эту возможность. И, прежде чем я успел предложить ему свою помощь, он отвернулся и захромал прочь.
Ветер трепал волосы Торри, как и я, она смотрела вслед Финну. Я услышал в ее голосе удивление и тень преклонения и вспомнил, что она еще очень мало знает о Чэйсули. Только то, о чем рассказывают легенды и баллады.
– Это сила, – сказала она, – и гордость. Такая гордость, какой я еще никогда не видела. Я улыбнулся и ответил:
– Это Финн.
Глава 16
Небо было ясным, хрустально-прозрачным, и высокое солнце палило мою непокрытую голову. Я сидел подле своего шатра на трехногом походном табурете: на коленях у меня лежал меч Чэйсули. Яркие блики отполированного до зеркального блеска металла слепили глаза, заставляли меня щуриться, я осматривал заточку кромок. Откуда-то – совсем близко – доносилась песня Лахлэна:
Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь.
Одежд твоих изумрудный шелк – так трава зеленеет весной.
Выслушай песнь мою Я опьянен тобой, Я твой менестрель, я готов тебе сердце отдать.
Роуэн стоял подле меня, терпеливо ожидая приговора. Он провел долгие часы, затачивая и отчищая мой меч. Сперва я не думал даже о том, чтобы доверить ему это: в Кэйлдон я следил за своим оружием сам, и, клянусь богами, следил много внимательнее, чем за самим собой – но здесь не Кэйлдон. Здесь была Хомейна, и мне необходимо было усвоить королевские манеры. Это включало в себя и необходимость иметь людей, которые будут следить за моим оружием, доспехами и конем. И все же я только этим утром сумел заставить себя доверить меч чужим рукам.
Рубин – Око Мухаара – горел в яблоке алым огнем. Золотые зубцы смыкались вокруг него, как львиные копи: лев – королевский зверь. Начищенный до блеска гербовый лев сиял чистым золотом, я решил, что такая работа меня вполне устраивает. Потрогал пальцем руны, вырезанные на клинке, чувствуя края впадин, и кивнул:
– Отличная работа, Роуэн. Тебе бы мастером меча быть…
– Предпочитаю оставаться капитаном, – ответил он, – по крайней мере, пока я служу тебе.
Я улыбнулся и мягкой тканью стер со сверкающей стали следы своих пальцев.
– Я же не бог, Роуэн. Я такой же человек, как и ты.
– Это я знаю, – действительно, часть его благоговейного почтения и преклонения передо мной за последнее время улетучилась, это было заметно. – Но, если мне предоставили бы выбор, я продолжал бы служить Мухаару, человек он, или нет.
Я поднял глаза и увидел, что он улыбается. Тонкая дымка висела в воздухе разогретая солнцем мелкая пыль, покрывавшая все вокруг. Я слышал звон мечей, звуки спора и смех. Но кроме того – я слышал арфу и мягкий выразительный голос Лахлэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он коснулся пальцами шеи там, куда пришелся удар Роуэна. Быстро взглянул на стоявшую на пороге Торри и перевел взгляд на меня:
– Я не хотел повредить госпоже, – спокойно сообщил мне он. – Я признаю: мне нужен был ты.
– Благодарю за это, – мрачно ответил я. – Если бы ты хотел убить мою сестру, я выпустил бы тебе кишки тут же, на месте.
– Ну, так давай, – немедленно отпарировал он. – Отдай меня в руки богов.
Я посмотрел на коленопреклоненную фигуру. На сильного, крепкого человека заслуженного ветерана Солиндских войн моего дяди. На того, кто когда-то служил моему отцу, а теперь пытался убить его сына.
– Когда ты все расскажешь, – кивнул я, соглашаясь.
Он повернулся ко мне и плюнул:
– Вот тебе мой рассказ, – он шумно вдохнул, услышав пробежавший среди людей ропот. – Я ничего тебе не должен. И не дам никаких объяснений.
Я шагнул вперед, в гневе готовый ударить его, но Лахлэн положил руку мне на плечо:
– Нет, – сказал он, – позвольте мне…
Он не сказал больше ничего. Это и не было нужно. Его пальцы коснулись струн Леди. И единственный звук заставил нас всех умолкнуть.
Шатер за моей спиной пошатнулся под ударом ветра, колыхнулось пламя костров. Торри произнесла какое-то слово – единственный звук, который мгновенно затих. И наступила тишина, в которой звучала только арфа.
Музыка захватила нас всех, я скорее чувствовал, чем слышал ее – она впивалась в мою душу, врастала в нее, становясь ее частью. Я застыл. Ветер швырял мне в лицо-пыль, но я даже не моргнул. Я чувствовал на лице уколы песчинок, но не пошевелился, чтобы смахнуть их. Я стоял неподвижно, как и все остальные, слушая тихие слова Лахлэна.
– Ты принял неверное решение, Заред, – говорил он. – Но теперь ты недооцениваешь мою Леди. Она своей магией может вырвать видения из души слепого, слово – из уст немого, ее музыку услышит даже тот, кто глух… И безумие займет место видений и слов…
Заред закричал, скорчившись на земле, зажимая уши руками. Музыка плела вокруг него свою незримую сеть. Он впился пальцами в виски, словно пытаясь умолкнуть музыку хотя бы в своем мозгу, но она звучала по-прежнему, раскрывая перед нами его мысли и воспоминания.
– Лахлэн, – сказал я, но ни звука не сорвалось с моих губ.
Руки Зареда безвольно упали по сторонам тела. Он широко раскрыл глаза, стоя на коленях, завороженно – так ребенок смотрит на поразительное, нескончаемое чудо – но выглядело это много страшнее, потому, что он был взрослым мужчиной, внезапно утратившим волю: челюсть его отвисла, из уголка рта стекала слюна, а в глазах была ужасающая радость.
Арфа пела, и пел ветер – тихая, нежная, завораживающая мелодия. Лахлэн волосы развеваются по ветру, взгляд сосредоточен, – улыбнулся властно, лицо его изменилось – он чувствовал бога в себе. Он больше не был арфистом – он стал инструментом в руках Лодхи, его арфой, рождавшей волшебство под пальцами бога.
Тронь его – зазвучит арфа сладкой болью. Тронь ее и он покачнется под порывом ветра.
Я дрогнул. Музыка бежала по моим жилам, смешиваясь с кровью, я чувствовал, что волосы у меня на голове поднимаются дыбом, а душа моя похолодела.
– Лахлэн, – взмолился я, – нет…
Музыка наполнила Зареда, сковала его. Он сидел неподвижно, молча, а музыка обнажала его мысли, делая его воспоминания зримыми…
…Шатер – охряный, янтарный, серый – виден изнутри. В сумраке горит одна свеча, ее отблески пляшут на кольчуге и рукояти меча. Человек стоит молча, склонив рыжеволосую голову. Он не смеет смотреть на госпожу.
Она выходит на свет. На ней коричневое платье, перетянутое желтым поясом.
На запястьях и у горла поблескивает черный шелк, струятся светлые волосы, лицо полно неземной красоты.
Она протягивает руку, не касаясь человека. Он не смотрит на нее. Но, когда ее пальцы движутся, их окружает сияние, сиреневое… нет, пурпурное. Глубокий темный пурпур. Магия Айлини.
Она рисует в воздухе руну. Знак вспыхивает, шипя, тени сплетаются плотнее вокруг него – он брызжет искрами, по нему пробегают язычки пламени. Заред опасливо поднимает голову.
Руна притягивает его взгляд. Мгновение он пытается отвести глаза, но у него явно не хватает сил. Он смотрит только на руну. Тонкий очерк пурпурного огня мерцает в воздухе. По приказу Электры он протягивает руку.
– Коснись ее, – говорит она, – Возьми ее. Держи. Она даст тебе мужество, в котором ты нуждаешься.
Заред касается руны дрожащим пальцем. Она внезапно растекается по его плоти, рука его охвачена бегущим холодным пламенем – он кричит, трясет рукой, словно пытаясь стряхнуть огонь, освободиться, но все уже кончено. Огонь перебирается на его лицо, вырывается из ноздрей…
Он снова кричит – уже без голоса. Его тело бьет дрожь. Глаза его выкатываются, кровь идет носом – но в тот момент, когда он тянется к ножу, дрожь покидает его тело. Электра касается его руки.
– Готово, – говорит она. – Ты так долго следил за мной, так страстно желал меня, что я не могла не исполнить твое желание. Я стану твоей, но только прежде ты должен исполнить, что должно. Станешь ли ты служить мне в этом?
Заред кивает, его глаза неотрывно смотрят в ее лицо. Электра продолжает:
– Убей его. Убей самозваного принца…
…Арфа умолкла, ветер подхватил последние ноты Мелодии, эхо которой все еще звучало в моей душе. Как же все оказалось просто…
Заред сидел на земле, совершенно раздавленный, голова его свесилась на грудь, словно он не находил в себе мужества со мной встретиться взглядом.
Может, он действительно не мог сделать этого. Он ведь хотел убить своего господина.
Я почувствовал себя чудовищно старым. Все шло наперекосяк. Я хотел подойти к этому человеку, заговорить с ним, но тело не. слушалось меня. А потом я снова услышал арфу, и теперь в ее звуках был вызов, и взгляд Лахлэна стал иным.
– Лахлэн! – крикнул я, но было уже поздно.
Музыка создала перед нами видение Электры. Прекрасное узкое лицо, безупречная кожа, совершенные линии тела. Брови, похожие на крылья ласточки, серые ледяные глаза и рот, сводящий мужчин с ума. Лахлэн показал нам всю ее красоту – а потом отнял ее у этой женщины.
Он сорвал с нее покров плоти. Стянул ее с костей, как рубаху с тела – она осыпалась хлопьями пепла. Я видел на месте глаз пустые глазницы черепа, cкалящиеcя в белоснежной ухмылке зубы, резкую линию нижней челюсти и впалые щеки. На нас смотрел жемчужно поблескивающий голый и гладкий череп.
Никто не пошевелился – не смог. Лахлэн словно сковал нас всех. Музыка остановилась – а с ней и сердце Зареда. Я пошатнулся, но восстановил равновесие и заморгал, пытаясь избавиться от попавшей в глаза пыли, смахнул с лица песчинки – и замер. Я видел в глазах Лахлэна слезы.
Его руки неподвижно лежали на струнах, зеленый камень, вправленный в темное дерево поблескивал тускло и потемнел. А взгляд менестреля был устремлен на Торри.
– Если бы я мог изменить это, я бы так и сделал:
– его голос, лишенный жизни, был полон глухого отчаянья, – Лодхи сотворил меня целителем, а я сейчас отнял жизнь… Но вы, госпожа моя – за то, что он едва не сделал с вами… я не видел другого выхода.
Рука Торри поднялась, стиснув ворот широкой зеленой рубахи. Лицо ее побледнело, но в глазах светилось понимание:
– Лахлэн, – мой голос внезапно сел, я глотнул, прочищая горло, потом попытался заговорить снова, – Лахлэн, никто не осудит тебя за то, что ты сделал. Возможно, способ был несколько… неожиданным, но причины достаточно ясны.
– Я с этим и не спорю, – ответил он, – Я просто считал себя выше этой мелкой мести, – он вздохнул и погладил Леди, осторожно коснувшись зеленого камня. – Сила, которую дарует Лодхи, может быть использована как во имя добра, так и во зло. Теперь вы видели обе стороны.
Я внимательно оглядел собравшихся. Оставалось сказать еще кое-что – совсем немного:
– Есть ли еще кто среди вас, кто хочет убить меня? Еще один, решивший служить прихоти женщины и подчиняться ей? – я жестом указал на тело Зареда, все еще лежавшее на земле. – Я призываю вас тщательно подумать об этом – прежде, чем кто-либо решит нанести мне удар.
Я подумал, что больше ничего говорить и не понадобится, хотя во мне, где-то глубоко внутри, билось желание закричать, потребовать от всех них моей неприкосновенности. Это было невозможно, короли и принцы гораздо чаще умирают от кинжала или яда, чем от старости. И все же после того, что произошло, я думал, что немного найдется тех, кто рискнет поднять на меня руку.
Я посмотрел на мертвое тело. Оно свернулось, как младенец в утробе однажды я видел мертворожденного. Руки обнимали подтянутые к груди колени, пальцы были скрючены, ноги напряжены, голова повернута под невероятным углом, глаза открыты. Они смотрели неживым тусклым взглядом. Я подумал, что приобрету репутацию человека, окружившего себя элласийскими чародеями и оборотнями, и решил, что это не так уж и плохо. Пусть любой, кто задумает убить своего короля, дважды подумает, стоит ли так рисковать.
– Идите, – сказал я уже спокойнее. – Есть еще битвы, в которых вам предстоит сражаться, и фляги с вином, которые предстоит осушить.
Я увидел улыбки на лицах. Услышал, как они вполголоса обсуждают происшедшее. То, что они видели, забудется нескоро и подкрепит уже существующие слухи. Они будут пить и, пока не уснут, рассуждать об этой смерти. Но потом все же заснут. Я сам сомневался, что смогу сделать то же.
Я тронул Лахлэна за плечо:
– Так лучше.
Но он не смотрел на меня. Он смотрел на мою сестру, а та – на неподвижное тело у своих ног.
– Тебе доставляет удовольствие знать, насколько женщина желает твоей смерти? – поинтересовался Финн.
Я оглянулся. Он стоял за моей спиной, бледный, как смерть, губы его были сжаты в одну линию, а по лицу градом катился пот. Я видел, как невероятно напряжены его плечи, шрам, пересекавший его лицо, казалось, был нарисован пурпурно-красным на белом. Он стоял так прямо, что я не посмел коснуться его даже ради того, чтобы помочь, боясь, что от малейшего прикосновений он замертво рухнет на землю.
– Мне это не доставляет удовольствия, – просто ответил я, – но и не удивляет. А ты думаешь, должно? – я покачал головой. – И все же… я не подозревал, что она обладает такой силой.
– Она – мэйха Тина-пара, – отчетливо выговаривая каждое слово, ответил Финн. – Шлюха, чтобы не поганить Древний Язык. Думаешь, она позволит тебе жить?
Неужели ты так слеп? Кэриллон, ты же видел, что она может. Она наполнит твой кубок горьким ядом, а ты будешь принимать его за сладкое вино.
– Почему? – резко спросила Торри, – Что ты такое говоришь моему брату?
Я поднял было руку, чтобы призвать его к молчанию, но уронил ее снова.
Финна невозможно было заставить молчать, если он твердо решил сказать что-то.
– Он тебе не сказал? Он собирается жениться на этой женщине.
Зеленая шерстяная ткань колыхнулась, как облако, когда Торри шагнула из шатра ко мне, поднеся к груди сжатые кулачки. Ее волосы ниспадали на грудь и кольцами вились у колен, – Ты не сделаешь этого! Электра ?! Кэриллон – одумайся! Ты видел, что она хочет сделать с тобой – Электра хочет твоей смерти!
– Так же, как Беллэм, Тинстар и любой солиндец в Хомейне. Думаешь, я слепой, что ли? – я потянулся и схватил ее за запястье. – Я хочу жениться на ней, когда война закончится, чтобы примирить два государства, столь долго враждовавшие. Так поступают часто, ты знаешь это не хуже меня. Но теперь, Турмилайн, теперь – быть может, это будет в последний раз.
– Союз? – переспросила она. – Ты думаешь, Солинда может согласиться на что-то подобное? Когда Беллэм будет мертв…
– …Солинда останется без короля, – закончил я.
– И она предпочтет меня прислужникам Айлини. Подумай о том, что собирался сделать Шейн, просватав Линдир за Эллика! Он хотел добиться долгого мира, который подведет итог всем этим дурацким войнам. Теперь в моих руках принести двум странам этот мир, и я сделаю все, чтобы добиться этого. Я женюсь на Электре – так же, как и ты в свой черед когда-нибудь выйдешь за принца чужой державы.
Ее рука ослабела, кровь отлила от лица:
– Кэриллон… постой…
– Мы будем служить нашему Дому, Турмилайн, как некогда наши предки, отчетливо выговорил я.
– Нужно ли мне называть их? Шейн сам взял в жены Эллинду Эриннскую прежде, чем Лорсиллу Хомейнскую. А перед тем…
– Я знаю! – выкрикнула она. – Во имя богов, Кэриллон, я старше тебя! Но по какому праву ты говоришь мне, кто должен стать моим мужем? По какому праву ты хочешь решить это за меня?!
– По праву брата, – мрачно ответил я, сознавая, что эти слова больно ранят ее. – По праву последнего мужчины нашего Дома. Но более всего – по праву Мухаара.
Я продолжал сжимать ее руку в своей. Она внезапно собралась с силами и вырвалась от меня:
– Надеюсь, ты все-таки дашь мне хоть какой-то выбор…
– Дал бы, если бы мог, – мягко ответил я. – Но посланники придут к Мухаару Хомейны, не к его не покорной своевольной сестре.
Я замолчал ненадолго, сознавая, что своими словами причиняю ей новую боль, сознавая, что тот, кто был ей желанен, сейчас слушает меня:
– Ты полагаешь, что свободна от подобных обязанностей?
– Нет, – наконец ответила она, – нет… не совсем. Но по меньшей мере странно рассуждать о том, кто станет моим мужем, когда Трон Льва еще не принадлежит тебе.
– Это вопрос времени, – я потер лоб и обратился к Финну. – Если я дам тебе приказ, будешь ли ты повиноваться ему?
Он приподнял одну бровь:
– Обычно это входит в мои обязанности.
– Тогда возвращайся в Обитель так скоро, как только сможешь. – он приоткрыл было рот, чтобы возразить, но на этот раз победа осталась за мной, Я отсылаю с тобой и Торри, чтобы она была в безопасности и более не переживала таких приключений, как этой ночью.
Я не сказал, что она также будет разлучена с Лахлэном, впрочем, я поступал так не только ради ее блага, но также и ради него:
– Я хочу, чтобы ты выздоровел как можно скорее, – продолжал я. – Аликс, без сомнения, хочет возвратиться к Доналу, так что она и будет сопровождать Торри, и, право же, это достойный эскорт. Оставайся там, пока не поправишься полностью. Вот мое приказание, вассал мой.
Финн вовсе не был доволен моими распоряжениями, но не стал возражать. Я отнял у него эту возможность. И, прежде чем я успел предложить ему свою помощь, он отвернулся и захромал прочь.
Ветер трепал волосы Торри, как и я, она смотрела вслед Финну. Я услышал в ее голосе удивление и тень преклонения и вспомнил, что она еще очень мало знает о Чэйсули. Только то, о чем рассказывают легенды и баллады.
– Это сила, – сказала она, – и гордость. Такая гордость, какой я еще никогда не видела. Я улыбнулся и ответил:
– Это Финн.
Глава 16
Небо было ясным, хрустально-прозрачным, и высокое солнце палило мою непокрытую голову. Я сидел подле своего шатра на трехногом походном табурете: на коленях у меня лежал меч Чэйсули. Яркие блики отполированного до зеркального блеска металла слепили глаза, заставляли меня щуриться, я осматривал заточку кромок. Откуда-то – совсем близко – доносилась песня Лахлэна:
Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь.
Одежд твоих изумрудный шелк – так трава зеленеет весной.
Выслушай песнь мою Я опьянен тобой, Я твой менестрель, я готов тебе сердце отдать.
Роуэн стоял подле меня, терпеливо ожидая приговора. Он провел долгие часы, затачивая и отчищая мой меч. Сперва я не думал даже о том, чтобы доверить ему это: в Кэйлдон я следил за своим оружием сам, и, клянусь богами, следил много внимательнее, чем за самим собой – но здесь не Кэйлдон. Здесь была Хомейна, и мне необходимо было усвоить королевские манеры. Это включало в себя и необходимость иметь людей, которые будут следить за моим оружием, доспехами и конем. И все же я только этим утром сумел заставить себя доверить меч чужим рукам.
Рубин – Око Мухаара – горел в яблоке алым огнем. Золотые зубцы смыкались вокруг него, как львиные копи: лев – королевский зверь. Начищенный до блеска гербовый лев сиял чистым золотом, я решил, что такая работа меня вполне устраивает. Потрогал пальцем руны, вырезанные на клинке, чувствуя края впадин, и кивнул:
– Отличная работа, Роуэн. Тебе бы мастером меча быть…
– Предпочитаю оставаться капитаном, – ответил он, – по крайней мере, пока я служу тебе.
Я улыбнулся и мягкой тканью стер со сверкающей стали следы своих пальцев.
– Я же не бог, Роуэн. Я такой же человек, как и ты.
– Это я знаю, – действительно, часть его благоговейного почтения и преклонения передо мной за последнее время улетучилась, это было заметно. – Но, если мне предоставили бы выбор, я продолжал бы служить Мухаару, человек он, или нет.
Я поднял глаза и увидел, что он улыбается. Тонкая дымка висела в воздухе разогретая солнцем мелкая пыль, покрывавшая все вокруг. Я слышал звон мечей, звуки спора и смех. Но кроме того – я слышал арфу и мягкий выразительный голос Лахлэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40