А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он наградил Финна взглядом, в котором было столько возмущения и негодования, что я не мог не рассмеяться. Финн, вероятно, не увидел в этом ничего смешного.
Он поднялся и, по-прежнему хмурясь, поставил кружку на стол:
– Электра мне не нужна.
– Ты забыл, я знаком с тобой не первый день Я и раньше видел тебя с женщинами. Она тронула твое сердце не меньше, чем мое, Финн.
– Она мне не нужна, – повторил он. Я рассмеялся, потом умолк и нахмурился:
– Почему нас всегда влечет к одним и тем же женщинам? Сначала Аликс, потом та рыжая девчонка в Кэйлдон, а теперь…
– Я твой вассал, а вассал знает свое место.
Эти слова сразили меня наповал. Финн, тем временем, продолжал:
– Неужели ты действительно думаешь, что я буду искать благосклонности женщины, которую мой господин хочет сделать своей королевой?
– Финн, – я поднялся, увидев, что он собрался уходить, и остановил его. Финн, я знаю тебя достаточно, чтобы так не думать.
– Да? – он выглядел непривычно серьезным. – Мне так не кажется. Вовсе не кажется.
Я поставил свою чашу с вином на стол:
– Я женюсь на ней, потому что она этого стоит. По-другому я ее не возьму.
– Почему же? Протяни руку и возьми, – сказал Финн, – она побежит, как кошка к блюдечку с молоком.
Между нами медленно, кирпич к кирпичу, росла стена. Прежде имя ей было Аликс, теперь – Электра. И хотя то чувство, которое мой ленник испытывал к Электре, было скорее неприязнью, чем любовью, я не знал, как разрушить эту стену. Для королевств политические соображения выше дружбы.
– Есть вещи, которые король обязан выполнять – пойми это, Финн, – тихо проговорил я.
– Да, господин мой Мухаар. На этот раз Финн все-таки вышел, и я уже не останавливал его. Волк последовал за ним.
Глава 13
Я отдернул дверной полог и вышел, поправляя отягощенный золотом Чэйсули пояс с мечом. Я больше не оборачивал рукоять кожей – не от кого было прятать родовой герб и рубин. Все, включая Беллэма, знали, что я вернулся, и мне уже незачем было скрывать свое происхождение.
Финн стоял подле лошадей и поджидал меня. Как и я, за спиной он носил боевой лук, но ни кожаных доспехов, ни кольчуги на нем не было: он больше доверял своим силам и ловкости. Ни один Чэйсули не носит доспехов. Если бы я мог принимать облик зверя, должно быть, я бы тоже не носил их.
Я взял у него поводья и собрался уже было сесть в седло, когда Роуэн окликнул меня:
– Господин мой… подожди! – он поспешил ко мне, бряцая кольчугой и оружием. Как и мы, он собирался напасть на один из патрулей Беллэма. – Господин мой, госпожа сказала, чтобы ты пришел к ней… Он наконец подошел, по его лицу и голосу чувствовалось, что дело действительно срочное – или кажется ему таковым.
– Электра не может мне приказывать, – мягко заметил ему я. – Ты имеешь в виду, она послала тебя сказать, что просит меня прийти к ней?
Роуэн покраснел.
– Да, – ответил он со вздохом, – она послала меня. За тобой.
Я кивнул. Электра часто посылала за мной, раза два в день или даже чаще. И всегда – чтобы пожаловаться на участь пленницы и потребовать немедленного освобождения. Это стало для нас чем-то вроде игры – Электра прекрасно знала, что я чувствую, когда вижу ее. И удачно играла на этом.
За шесть недель, прошедших с тех пор, как Финн взял ее в плен, мы так и не выяснили отношений, но успели узнать, насколько нас влечет друг к другу. Она знала это не хуже меня. Несмотря на то, что мы всегда были врагами, иногда я спал с ней. Это было делом времени и обстоятельств. Я владел ею и она не собиралась умирать из-за этого. Но мне нужно было большее – нужна была королевская власть, наследник и мир с Солиндой, она прекрасно знала это. Она пользовалась этим. И ритуал ухаживания продолжался, каким бы странным это не казалось.
– Она ждет, – напомнил мне Роуэн.
– И пусть ее ждет, – усмехнулся я, взлетел в седло и подобрал поводья: мои люди уже ждали меня. Прежде, чем, Роуэн успел сказать хоть слово в ответ, я уже скакал прочь.
Финн нагнал меня неподалеку от лагеря. Позади нас ехал наш отряд: тридцать хомэйнов, вооруженных до зубов, снова готовых к бою. Наши разведчики донесли о появлении трех солиндских отрядов, я собирался заняться одним из них, два других брали на себя Роуэн и Дункан. Такая тактика неплохо работала в последние несколько месяцев, Беллэм на своем ворованном троне давно уже выкрикивал бессильные угрозы в наш адрес. Правда, хуже нам от этого не становилось.
– Сколько еще мы собираемся держать ее здесь? – спросил Финн.
Незачем было объяснять, о ком идет речь.
– Пока не освободят Торри, – я прищурился на солнце. – В последнем послании Беллэм сообщал, что вышлет ее из столицы с эскортом – и Лахлэна вместе с ней. Электра скоро снова вернется к отцу.
– И ты ее отпустишь?
– Да, – спокойно ответил я, – не так тяжело будет отпустить, если в скором времени я все равно получу ее назад.
Он улыбнулся:
– Как вижу, ты больше не ерепенишься. И с целомудренностью и честью у тебя тоже похуже стало.
– Верно, – хохотнув, согласился я. – Я вернулся, чтобы получить обратно трон своего дяди, и я сделаю все, чтобы добиться этого. Что до Беллэма, мы слишком долго дразнили его. Через месяц, два, три – он покинет Мухаару и начнет войну в открытую. Тогда мы все и уладим.
– А его дочь?
Я взглянул в глаза Финну, по мере того, как ближе становился бой, во рту все сильнее ощущался привкус пыли и железа.
– Она – любовница Тинстара в глазах всех – даже в своих собственных. Хотя бы поэтому она должна стать моей.
– Месть, – Финн не улыбнулся. – Я хорошо понимаю это, Кэриллон, я тоже знаю вкус мести – но, думаю, здесь кроется нечто большее. – Политические соображения, – невинно заверил его я. – Она – надежное и ценное орудие.
Он сморщился:
– В наших кланах все по-иному. – Верно, – согласился я. – В кланах вы берете тех женщин, каких хотите, не считаясь ни с чем, кроме своих желаний.
Я оглянулся на своих солдат – они двигались позади плотной группой, сверкая на солнце оружием и доспехами.
– Людям нужны жены и дети, – тихо добавил я – Королям нужно больше.
– Верно, – с отвращением согласился он, поглядывая на Сторра.
Волк бежал, поравнявшись с конем Финна – глаза в глаза с человеком: странные желтые глаза человека – и янтарные звериные. Но сейчас я не смог бы ответить, кто из них был более зверем.
Может быть, оба.
Мы напали на патруль Беллэма неожиданно, смяв дозорных. Я придержал своего коня, остановившись на некотором расстоянии от обшей свалки и посылая точно в цель стрелу за стрелой. Большой атвийский лук, хотя и был дальнобойным, не обладал силой луков Чэйсули. Когда у меня закончатся стрелы, пожалуй, мне уже не с кем будет сражаться.
Но я поспешил считать себя победителем: атвийская стрела вонзилась в морду моего коня, заставив его взвиться на дыбы Я не мог управлять им и спрыгнул с седла, предпочитая сделать все возможное в пешем бою. Я не собирался отдаваться на волю обезумевшего от боли животного – не больше, чем подставить грудь под стрелы.
Мои хомэйны хорошо сражались – они были достойными воинами. Никакой растерянности – даже при встрече с лучниками, которые нанесли им поражение шесть лет назад. Но нам пришлось сражаться с превосходящими силами. Люди Беллэма в ярости набросились на моих солдат, выставив копья, размахивая ножами, с дикими безумными криками. Мы столько раз побеждали их – теперь они брали реванш.
Я отшвырнул бесполезный лук – стрелы закончились, – и схватился за меч, врезавшись в ближайшую свалку, прорубая себе путь клинком. Как из-под земли, передо мной появился дюжий атвиец, размахивавший тяжелым широким мечом. Я парировал удар, невольно вздрогнув – удар болезненно отдавался в напряженных мышцах. С силой отбросил в сторону его руку, сжимавшую меч, и нанес контрудар, рассекший атвийцу плечо.
Атвиец рухнул наземь. Я вырвал меч, споткнулся о тело своего противника и едва успел парировать удар, нацеленный мне в голову, мгновенно обернувшись, я ударил мечом по руке нападавшего. Солиндец повалился с воплем, добавив новой крови к той, что уже заливала вытоптанную траву.
Одного взгляда по сторонам хватило, чтобы понять, что поле боя остается за солиндцами.
Теперь нужно было думать о спасении. Мой конь остался где-то позади, но враги в большинстве своем также бились пешими – первый удар был нанесен с расчетом спешить их, а подобное состязание в беге выиграет тот, у кого больше причин бежать.
Я оглянулся в поисках Финна: он был неподалеку от меня, кричал что-то сошелся в поединке с солиндским солдатом. Он был в человечьем обличье, хотя, быть может, в битве облик зверя помог бы ему больше. Как-то раз мой Чэйсули объяснил мне, что так должно быть – ради равновесия, воин Чэйсули остается самим собой даже в облике лиир, но, забывшись в горячке боя, навсегда может потерять себя Воин, преступивший грань равновесия, мог навсегда остаться в облике зверя.
Я вовсе не желал, чтобы Финн навсегда оказался заключенным в оболочке волка. Он был мне нужен таким, как есть.
И тут я заметил Сторра, бросившегося вперед между двумя сражающимися. Он несся по залитому кровью полю битвы, вытянув хвост и прижав уши, обнажив в оскале клыки. Я знал – он спешит на помощь Финну, и видел – он опоздал.
Клинок впился в левое плечо волка. Тот коротко взвыл от боли, и этот вой словно мечом рассек грохот битвы. Финн тут же услышал его – или, быть может, благодаря их связи, услышал нечто другое. Я беспомощно смотрел, как он обернулся к Сторру, словно забыв о своем противнике.
– Нет! – взревел я, пытаясь добежать до него по скользкой траве. – Финн берегись!
Он не успел. Атвийское копье пронзило его ногу, пригвоздив к земле.
Я бросился вперед по телам мертвых и раненых, врагов и хомэйнов.
Финн навзничь распростерся на земле, пытаясь вырвать копье из раны. Но оно прошло насквозь сквозь плоть – он ничего не мог бы сделать, даже сломав древко копья.
Атвийский копейщик, оценив свое преимущество, выволок из ножен нож и замахнулся, намереваясь добить раненого.
Мой меч рухнул на него – удар сверху вниз рассек кожу, кольчугу и плоть. Я подхватил падающее вперед тело – иначе оно рухнуло бы на Финна – и отбросил его в сторону с проклятьем, увидев, что успел сделать атвиец первым ударом ножа.
Лицо Финна было рассечено до кости. Кровоточащая рана пересекала его – от левого глаза до челюсти.
Я сломал древко копья и перекатил тело Финна на бок, радуясь тому, что он без сознания, вырвал наконечник копья – тело дернулось под моими руками, кровь ручьем хлынула из раны, растекаясь по примятой траве. Я поднял моего ленника с земли и понес его прочь.
…Финн выкрикивал имя Сторра и бился в моих руках, мне пришлось силой прижать его к одеялу. Я пытался успокоить его – хотя бы словами, но боль и лихорадка от ран уже взяли верх над его разумом. Я сомневался в том, что он слышит меня – что вообще знает о моем присутствии.
Маленький шатер был полон жаркого воздуха и запаха крови. Лекари сделали все, что могли, зашив шелковой нитью края шрама и смазав его кашицей из каких-то трав, но, несмотря на это, лицо Финна покраснело и безобразно распухло. Они вычистили и перевязали рану на ноге, но один из целителей сказал даже, что ногу придется отнять. Я немедленно ответил отказом, даже не задумавшись всерьез над такой возможностью – но по прошествии некоторого времени подумал, что это, возможно, было необходимо.
Если наконечник копья был отравлен, Финн умрет. И моя душа всеми силами противилась этому.
Я склонился к нему, оцепенев, не в силах сдвинуться с места. Дверной полог был опущен, чтобы не впускать вовнутрь мух и оводов. Рядом со мной в полумраке стоял Роуэн, я знал, что сейчас он тоже испытывает чудовищное потрясение. Финн казался неуязвимым даже тем, кого почти не знал. Те же, кто хорошо знали его…
– Он – Чэйсули, – похоже, Роуэн пытался успокоить меня.
Я взглянул в бледное лицо, покрытое бисеринками пота и рассеченное этой чудовищной раной – страшной даже теперь, когда края ее были зашиты, змеиным извивом пересекающей лицо от глаза до челюсти. Да, Финн был Чэйсули.
– Они тоже умирают. – глухо и резко ответил я. – Даже Чэйсули.
– Не так часто, как остальные.
Роуэн подался вперед. Его одежды, как и мои, были заляпаны кровью. Отряд Роуэна не потерял в схватке ни одного человека, я – большую часть отряда. А теперь, может быть, потеряю и Финна.
– Мой господин – волк исчез.
– Я отправил людей искать его…
Больше я ничего не сказал. На поле битвы тело Сторра не было найдено. А я своими глазами видел, как клинок вонзился ему в плечо.
– Может быть… если его найдут…
– Для Чэйсули ты не слишком-то много знаешь о своем народе.
Я мысленно выругал себя за жестокие слова Мое ли дело – винить Роуэна в том, что он ничего не мог сделать? Я увидел его потрясенное лицо – лицо человека, которому внезапно нанесли жестокий удар, я осознал, что в бою он рисковал не меньше меня, и попытался хоть как-то извиниться.
Он покачал головой:
– Нет. Я тебя понимаю. Ты имел право так сказать. Если волк убит – или умирает – ты потеряешь своего ленника.
– Я могу потерять его и без этого. Слишком обманчивой была надежда на то, что он выживет. А если я прикажу отнять ему ногу…
– Кэриллон, – Аликс откинула полог и застыла, потрясенная увиденным. – За мной послали…
Она вошла – дверной полог опустился за ее спиной, только тут я увидел, что она смертельно бледна:
– Дункана здесь нет?
– Я послал за ним.
Она подошла ближе, ее янтарные глаза остановились на Финне. Я словно вновь увидел его глазами Аликс и с трудом подавил желание отвернуться. Его лицо было скорее похоже на череп, обтянутый пергаментной кожей.
Аликс протянула руку и коснулась плеча Финна. Золото лиир с изображением волка было покрыто коркой засохшей крови и грязи, и почему-то в этом мне увиделся знак смерти. Но Аликс сжала его безвольную руку, словно пыталась удержать уходящую жизнь. Я вглядывался в ее лицо. Она стояла на коленях у ложа Финна, держа его руку в своих – так бережно, бережно, ее черты выражали ужас, смешанный с горем. Аликс осознала, что, быть может, она теряет сейчас человека, сражавшегося за будущее ее сына – и это разрушило разделявшую их стену. Они всегда больно ранили друг друга жестокими и насмешливыми словами, они были родней – и более, чем родней, и я подумал, что Аликс, наконец, поняла это. Она запрокинула голову. Я увидел знакомое отстраненное выражение на ее лице – глаза ее сделались пустыми, темными и жуткими. Внезапно она стала более Чэйсули, чем я даже мог подозревать, я почувствовал, как непонятная огромная сила просыпается в ней – так легко она пробудила ее, а потом со вздором позволила себе расслабиться. – Сторр жив.
Я смотрел на нее, только что не разинув рот. – Он тяжело ранен. Умирает, ее черты исказило горе. – Иди. Привези его немедленно – может быть, тогда мы сможем спасти их обоих. – Где?..
– Недалеко, – взгляд Аликс был снова прикован к лицу Финна, она по-прежнему сжимала его руку.
– Около лиги пути. На северо-запад. Там холм, на котором растет одно-единственное дерево. И пирамида из камней, – она на мгновение закрыла глаза, словно вспоминая свою силу. – Кэриллон – спеши… Я позову Дункана сама – Кай услышит меня…
Я тут же поднялся, не обращая внимания на то, что мое тело отчаянно протестовало против малейшего движения. Не было надобности говорить Аликс, чтобы она получше ухаживала за Финном. Я вышел – все еще в заляпанных кровью доспехах – и приказал немедленно оседлать мне коня.
Роуэн вышел из шатра, когда к нему подъехал я со Сторром на руках. Я осторожно вылез из седла, не желая никому поручать нести волка, и вошел, Роуэн поднял передо мной дверной полог. И только тут я понял, что слышу тихую песню арфы под руками Лахлэна.
Он сидел на табурете подле Финна, прижав свою Леди к груди, и играл. Как он играл… Золотые ноты, чистые и сладостные, лились с золотых струн. Глаза Лахлэна были закрыты, голова опущена, лицо – сосредоточенно-напряженное. Он не пел, предоставив это арфе, но я знал, какое чародейство он пытается пробудить сейчас.
Он сам назвал себя целителем. И теперь пытался – исцелить.
Я опустился на колени и уложил Сторра рядом с Финном, бережно положив бессильную руку Чэйсули на слипшуюся от крови серебристую шерсть волка. Песня арфы все еще звучала, затихая, и вскоре вновь наступило молчание.
Лахлэн слегка вздрогнул, словно проснулся:
– Он… я не могу помочь ему. Боюсь, даже Лодхи не может. Он Чэйсули… менестрель замолчал: больше ничего говорить было не нужно.
Аликс стояла в тени. Она поднялась и отошла от ложа Финна, едва вошел я, и теперь застыла в центре шатра. Волосы ее были тщательно убраны и сколоты, но серебряные заколки не блестели: казалось, в шатре нет света. Ни капли света.
– Дункан идет сюда, – тихо сказала она.
– Успеет?
– Не могу сказать.
Я обхватил себя накрест руками, словно пытался удержать в себе боль, ничем не выказать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40