— Я могу работать, — механически произнесла она, — и я работаю. Я хочу сказать, что я буду. Когда он немного подрастет. Я буду относить его к Мэтью и буду работать полдня. Мэтью сама ждет ребенка…
— Это девушка Ральфа? — спросил он.
— Его жена, — поправила Тюльпен. — Ральф женился на ней.
Трампер понял, что он абсолютно ничего ни о ком не знает.
— Ральф женился? — удивился он.
— Он посылал тебе приглашение, — сказала Тюльпен. — Но ты уже покинул Айову.
Он начал соображать, как много он пропустил. Но Тюльпен устала от его долгих внутренних монологов, и, как он понял, ей надоело его молчание. Он видел из гостиной, как она ложится в постель: она сняла халат и бросила его на пол.
— Если ты еще не забыл, то не должен удивляться тому, что каждые два часа его надо кормить, — сказала она. — Спокойной ночи.
Он пошел в ванную и помочился, не закрывая дверь. Он всегда оставлял дверь в ванную открытой — это была одна из его противных привычек, о которой он запоздало вспомнил. Когда он вышел из ванной, Тюльпен спросила:
— Ну и как твой новый инструмент?
Что это — шутка? Он не знал, что думать.
— С ним все в полном порядке, — ответил он.
— Спокойной ночи, — сказала она, и, когда он на цыпочках прошел в гостиную к своей постели, у него появилось желание стукнуть носком ботинка по стене и разбудить ребенка, только затем, чтобы услышать, как его пронзительный плач наполняет эту пустоту.
Он лег, прислушиваясь к своему дыханию, дыханию Тюльпен и младенца. Спал только младенец.
— Я люблю тебя, Тюльпен, — сказал он.
Ответила, как ему показалось, черепаха в аквариуме, ближайшая к нему: она еще энергичнее зашевелила челюстями.
— Я пришел сюда, потому что хочу тебя, — произнес он.
Но даже рыбка не шевельнулась.
— Ты мне нужна, — сказал он. — Я знаю, что я тебе не нужен, но ты мне нужна.
— Это не совсем так, — отозвалась Тюльпен, но так тихо, что он едва расслышал ее.
Он сел на кушетке.
— Ты выйдешь за меня замуж, Тюльпен?
— Нет, — без заминки ответила она.
— Пожалуйста, — умоляюще произнес он.
На этот раз она немного помолчала, потом снова сказала:
— Нет.
Он надел туфли и встал. Он не мог уйти по-другому, кроме как мимо алькова из аквариумов вокруг ее постели, но когда он приблизился к ней, то увидел, что она сидит на кровати и сердито смотрит на него.
— Господи! — воскликнула она. — Ты что, снова уходишь?
— А что ты хочешь, чтобы я делал?
— Господи, ты что, не знаешь? — возмутилась она. — Тогда я скажу тебе, Трампер, если уж на то пошло. Я пока не готова выйти за тебя замуж, но если ты останешься и немного подождешь, я могу потерпеть и посмотреть, что из этого получится! Если ты хочешь остаться, ты должен остаться, Трампер!
— Хорошо, — сказал он. Он думал, раздеться ему или нет?
— Господи, да разденься же ты, — велела ему Тюльпен.
Он так и сделал, после чего забрался в постель рядом с ней. Она лежала, отвернувшись от него.
— Господи, — пробормотала она.
Он лежал, не касаясь ее, пока она неожиданно не перевернулась на другой бок, не выдернула его руку и не приложила к своей груди.
— Я не хочу заниматься с тобой любовью, — сказала она, — но ты можешь обнять меня… если хочешь.
— Я хочу, — пробормотал он. — Я люблю тебя, Тюльпен.
— Я надеюсь.
— А ты любишь меня?
— Да, Господи, думаю, что да, — сердито ответила она.
Медленно нормальный инстинкт вернулся к нему: он осторожно ласкал ее по всему телу. Он нащупал то место, где ее обрили: оно еще кололось. Когда малыш проснулся в два часа, требуя грудь, Трампер встал раньше нее, принес младенца в кровать и приложил к ее груди.
— Нет, к другой, — поправила она. — Которая налилась сильнее.
— Вот эта?
— Я все перепутала… — И она замолчала, потом тихонько ойкнула, когда ребенок начал сосать.
Трампер навел порядок в своей памяти; он приложил пеленку к неиспользованной груди, вспомнив, что из нее начнет капать, пока малыш будет сосать другую.
— Иногда из них просто брызжет струей, — пожаловалась она.
— Я знаю, — сказал он. — Они будут брызгать, если ты займешься любовью…
— Я не хочу этого делать, — напомнила она ему.
— Я знаю. Я просто так сказал…
— Тебе придется быть терпеливым, — шепнула она. — Мне еще хочется задеть тебя побольней.
— Ну да.
— Тебе придется подождать, пока мне больше не захочется обижать тебя.
— Ну конечно, я подожду.
— Я не думаю, что мне захочется и дальше причинять тебе боль, — сказала она.
— Я тебя ни в чем не виню, — ответил он, отчего она снова рассердилась.
— Это не твое дело, — оборвала она его.
— Конечно, не мое, — согласился он. Она ласково произнесла:
— Ты лучше бы не говорил так много, Трампер, а?
— Хорошо.
Когда младенец вернулся в корзинку, Тюльпен легла в кровать, прижавшись всем телом к Трамперу.
— Тебе все равно, как я его назвала?
— О, малыша? — откликнулся он. — Ну конечно нет! И как ты его назвала?
— Меррилл, — ответила она, проведя жестко основанием ладони вдоль его позвоночника. У него запершило в горле. — Видимо, я тебя очень люблю, — прошептала она. — Я назвала его Мерриллом, потому что подумала, что ты очень любил это имя.
— Да, — прошептал он.
— Я думала о тебе, видишь?
Он чувствовал, как ее тело снова сердится на него.
— Да, я знаю, — ответил он.
— Ты страшно меня обидел, Трампер, ты это знаешь? — спросила она.
— Да. — Он слегка дотронулся до ее колючего ежика.
— Ладно, — сказала она. — Не смей никогда забывать об этом.
Он пообещал, что никогда не забудет, после чего она обняла его, и ему приснился один из двух кошмаров, которые он видел чаще других. Он называл их вариациями на водную тему.
Один был про Кельма, с которым случалась невероятная беда, связанная с глубокой водой — в море или в холодном болоте. Этот сон всегда был таким страшным, что он никогда не пытался припомнить его в деталях.
Второй всегда был о Меррилле Овертарфе, который тоже находился в воде: он очень медленно открывал крышку люка у танка.
В шесть утра его разбудил жалобный писк младенца Меррилла. Груди Тюльпен намочили его тело, и постель пахла слегка кисловатым молоком.
Она прикрылась пеленкой, а он сказал:
— Посмотри, они текут. Видно, ты возбудилась?
— Это потому, что малыш заплакал, — упорствовала она, и он вылез из постели и отправился за ребенком. При этом у него возникла обычная утренняя эрекция, которую он не стал скрывать.
— Ты видела моего нового петушка? — спросил он, дурачась. — Знаешь, он все еще хранит девственность.
— Ребенок плачет, — сказала она, однако улыбнулась. — Дай сюда ребенка.
— Меррилл, — пропел он. Как здорово снова громко произносить это имя! — Меррилл, Меррилл, Меррилл, — повторял он, пританцовывая, пока нес малыша к кровати. Они немного поспорили, к какой груди приложить ребенка; Трампер несколько раз произвел исследование, какая из них набухла сильнее.
Тюльпен все еще кормила ребенка, когда зазвонил телефон. Было очень рано, но она, кажется, не удивилась; внимательно посмотрев на Трампера, она кивнула, чтобы он ответил. У него возникло чувство, будто его проверяют, поэтому он поднял трубку, но не стал говорить.
— Доброе утро, кормящая мамаша! — прогремел в трубке голос Ральфа Пакера. — Как малыш? Как твои титьки? — Трампер сглотнул, в то время как Тюльпен безмятежно улыбнулась. — Мэтью и я уже выходим, — продолжал Ральф. — Тебе чего-нибудь нужно?
— Йогурт, — прошептала Трамперу Тюльпен.
— Йогурт, — хрипло повторил в трубку Трампер.
— Тамп-Тамп! — заорал Ральф.
— Привет, Ральф, — сказал Богус. — Я видел твой фильм…
— Ужасный, правда? — откликнулся Ральф. — Как ты поживаешь, Тамп-Тамп?
— Отлично, — ответил Трампер. Тюльпен убрала пеленку со своей свободной груди и нацепила ее на Трампера. — Я получил степень доктора филологии, — пробормотал он в трубку.
— Как малыш? — спросил Ральф.
— Меррилл чувствует себя превосходно, — ответил Богус. Молоко из свободной груди Тюльпен брызнуло ему на ногу. — Мне очень жаль, что я пропустил твою свадьбу. Прими мои поздравления.
— И мои тоже, — съехидничал Ральф.
— Скоро увидимся, — сказал Трампер и повесил трубку.
— Ты как, Трампер? — спросила его Тюльпен. Она пристально смотрела на него: один глаз глядел строго, а другой — ласково.
— Да нормально, — ответил Трампер, накрывая ее сочащуюся грудь рукой. — А как ты?
— Мне уже гораздо лучше.
Он дотронулся до ее ежика, потом посмотрел на свою руку, покоющуюся на лобке, как смотрят на старого друга, который оброс бородой. Они оба были голыми, если не считать, что на правой ноге у Трампера по-прежнему был носок. Малыш Меррилл жадно сосал, но Тюльпен смотрела не на него. Полунахмурившись-полуулыбаясь, она внимательно разглядывала новый член Трампера.
Богус почувствовал себя приятно сконфуженным. Может, им следует одеться, предложил он, поскольку Ральф и, как там ее зовут, Мэтью собираются к ним нагрянуть. Затем он быстро наклонился и легко поцеловал ее ежика. Она думала о том же самом… однако отказалась следовать этому робкому импульсу. Она лишь поцеловала его в шею.
«Хорошо, — подумал Богус Трампер. — Шрамам требуется время, чтобы к ним привыкнуть, но я обязательно привыкну».
Глава 38
АССАМБЛЕЯ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ В ЧЕСТЬ ПРАЗДНОВАНИЯ THROGSGAFEN DAY
В королевстве Така знали толк в том, как следует справлять Throgsgafen Day. За несколько недель до начала празднества дикие вепри заливались маринадом, а огромные лоси подвешивались к деревьям для свежевания; бочонки с угрями битком набивали в коптильни, огромные баки с кроликами, натертыми морской солью и яблоками, медленно кипели в медвежьем жиру; караибу — теперь уже исчезнувший вид — тушился целиком в огромном чане, время от времени переворачиваемый веслом. Созревшие фрукты, особенно благословенный виноград, были собраны, размяты, сдобрены пряностями, процежены и превращены в напитки; бочки с прошлогодними остатками выкатывали из подвалов, разливали и пробовали, перегоняли и пробовали снова и снова. (Основным напитком в королевстве Така было кислое, как моча, густое пиво, смешанное с яблочным уксусом. Особым напитком считалось перебродившее бренди, которое гнали из слив и гнилых овощей, — по вкусу оно напоминало смесь сливовицы с антифризом.) Разумеется, в действительности Throgsgafen Day длился не один день. Накануне каждому полагалось продегустировать все яства, и этот вечер перед Throgsgafen Day был как бы репетицией веселья. Утром в Throgsgafen Day устраивались небольшие сборища для сравнения результатов, которые плавно перетекали в основное празднество — продолжительное чревоугодие, длившееся не менее шести часов. После этого мужчинам, чья первобытная сила нуждалась в выходе, рекомендовалось заняться энергичными физическими упражнениями. Это выливалось в жесткие спортивные игры и секс. Женщины принимали участие лишь в последнем; кроме того, они танцевали и без особого энтузиазма делали вид, что прячутся в замке.
В Throgsgafen к вечеру все леди и джентльмены приканчивали огромное количество еды, оставляя после себя по деревням целые горы мусора и бросая объедки бедным крестьянским детишкам. Это считалось трезвой частью вечера, после чего всей толпой знать возвращалась в замок к полуночи, чтобы поднять тост за всех друзей, умерших до Throgsgafen Day; это продолжалось до рассвета, когда обычно созывался экстренный совет старейшин для того, чтобы определить наказания за все убийства, изнасилования и другие столь же невинные забавы, в избытке случавшиеся в этот утомительный праздник.
Наша сегодняшняя версия с жареной индейкой не более чем бледное отражение того праздника поэтому Богус Трампер и его старые друзья решили влить в этот скучный сосуд вино «Аксельта и Туннель». Планировалось грандиозное сборище Несмотря на непредсказуемость погоды в Мэне в ноябре, все пришли к выводу, что только у Коута и Бигги есть замок, способный выдержать подобное нашествие.
Присутствие огромных собак придавало этому сборищу оригинальный дух Throgsgafen. Один из псов принадлежал Ральфу, который приобрел его по случаю увеличения живота Мэтью, а также для ее охраны на улицах Нью-Йорка. Неопознанной породы зверь по кличке Лум превратил путешествие из Нью-Йорка в Мэн в сущий ад. Трампер вел «фольксваген», рядом с ним сидела Тюльпен с Мерриллом на коленях; сзади людей было как рыбы в бочке: там мостились Ральф и беременная Мэтью, пытаясь усмирить Лума. В перегруженном багажнике на крыше машины везли люльку Меррилла, теплую одежду, корзины с вином, пиво и такие деликатесы, как особый сыр и копченое мясо, которые Бигги и Коут не могли достать в Мэн. Бигги занималась основными блюдами.
Другой пес — подарок Богуса Кольму — находился уже в Мэне. Чесапикский ретривер с густой, блестящей шерстью, напоминавшей потертый коврик. Коут дал ему кличку — Великий Пес Гоб.
У Трампера и Тюльпен собаки не было.
— Ребенок, сорок рыб и десяток черепах — вполне достаточно, — заявил Богус.
— Но тебе необходимо обзавестись собакой, Тамп-Тамп, — уговаривал его Ральф. — Какая же вы семья без собаки?
— А тебе необходимо обзавестись машиной, Ральф, — парировал Трампер, имея в виду битком набитый «фольксваген», подкативший к шлагбауму штата Мэн. — Замечательную большую машину, — повторил Трампер.
Лум, отвратительный зверюга, занимавший почти все заднее сиденье, обслюнявил ему всю шею. — Может, даже автобус, — заметила Тюльпен. К тому моменту, когда они достигли Бостона, в бардачке не осталось больше места для грязных пеленок Меррилла, а Мэтью восемь раз просила сделать остановку, чтобы пописать, потому что была беременна. Трампер гнал как одержимый, его мрачный взгляд был устремлен только вперед: он не обращал внимания на писк Меррилла, бесконечные жалобы Ральфа на то, что ему некуда деть ноги, даже на зловещее дыхание Лума. «О чем я только думал?» — ругал он сам себя. Ему показалось настоящим чудом, когда они, наконец, прибыли к укутанному густым туманом дому на берегу океана, застекленному стенкой дождя.
Гоб и Лум сцепились в мгновение ока; они валяли друг друга в снежной каше и жидкой грязи заливаемой приливом прибрежной полосы, и только Кольм отчаянно пытался растащить зверюг.
День накануне Throgsgafen провели в доме, мужчины организовали турнир по бильярду, добродушно подшучивая над тем, кто что привез к празднику.
— Где бурбон? — спросил Богус.
— Где выпивка? — подхватил Ральф.
— У нас заканчивается масло, — сказала Коуту Бигги.
— Где ванная? — скулила Мэтью.
Бигги и Тюльпен провели дискуссию по поводу слишком маленького живота Мэтью. Она выглядела совсем молоденькой девчонкой, чей живот, несмотря на близкое окончание срока беременности, напоминал маленькую мускусную дыню.
— Господи, я была гораздо больше, — заявила Бигги.
— Так ты и так намного больше, Биг, — заметил Богус.
— Ты тоже была больше, — сказал Ральф Тюльпен.
Взглянув на Богуса, она увидела, что его слегка покоробило от того, что у него нет воспоминаний о том, как выглядела беременность его второй жены, когда она носила его второго сына. Она подошла к нему и тихонько погладила по плечу.
Затем все мужчины столпились вокруг Мэтью, ощупывая ее живот под предлогом определения пола ребенка.
— Мне не хотелось бы тебя огорчать, Ральф, — заявил Богус. — Но мне кажется, что Мэтью собирается родить тебе виноградинку.
Женщины устроили показ Анны и Меррилла, пристроив младенцев рядышком на серванте в столовой. Анна была старше, но оба ребенка находились еще в том возрасте, когда им только и требовалось, чтобы вовремя уложили спать, посюсюкали и обмыли попки.
Обзор местных достопримечательностей в такую мерзкую погоду был невозможен из-за двух кормящих матерей с их грудями и вздувшейся виноградинки Мэтью, поэтому мужчины по большей части лениво гоняли шары и вовсю отрывались по части выпивки.
Ральф оказался первым, кого повело.
— Должен признаться вам, — важно сообщил он Коуту и Богусу, — что мне нравятся все три наши дамы.
На улице в непроглядном тумане и хлопьях мокрого снега Великий Пес Гоб и загадочной породы пес Лум валяли друг друга в грязи.
Один только Кольм пребывал в дурном настроении. Во-первых, он просто не привык к такому скоплению гостей; во-вторых, младенцы казались ему пассивными, скучными существами, с которыми нельзя играть, а собаки, которые то и дело рычали друг на друга, выглядели опасными. Кроме того, каждый раз, когда Кольм видел своего отца, тот уделял ему все свое внимание. А теперь вокруг ошибаются глупые взрослые, которые только и делают, что болтают. Погода на улице пакостная. Но лучше уж оставаться на улице, чем с этими гостями в доме. Поэтому, демонстрируя скуку, Кольм таскал в дом кучу грязи и позволял неуправляемым псам врываться в комнаты, науськивая их разбить чудесные хозяйские вазы.
Наконец, взрослые снизошли до проблем Коль-ма и установили меж собой очередность гуляния с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44