А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ты сам говорил.
Терри колебался, вяло покусывая рыбу.
– Ты хотел стать врачом, да?
– Думал стать. Но не получилось.
– Что-нибудь помешало?
– Вроде этого. Сейчас я продаю книги. Мне там спокойнее.
Фрэнки помолчал. – Интересно, чем я занимался?
– Ты танцевала, бэби. Как видение во сне.
– Я не о том. – Он вздохнул и показал на амулет. – Не знаю, смогу ли я это когда-нибудь выяснить.
Терри захотелось прикоснуться к ней. Он не мог смотреть на нее – жалкую.
– У меня есть идея. А что, если завтра я скажусь больным и вечером пойду вместе с тобой в больницу. Для поддержки.
– Не думаю, что в этом есть смысл.
– Ну пожалуйста. Тебе нужно чувствовать рядом плечо. Позволь мне помочь.
– Как ты мне поможешь, если я сам не знаю, что делать?
– Никогда не мешает, если с тобой друг.
– Этого я не могу знать... – Он помолчал. – Извини, ты ко мне так добр...
– Да, я добрый. Пойдем завтра вместе. Ну ответь, пожалуйста, "да".
– Надеешься, что я соглашусь? А если я потом передумаю? Надуешься на меня, что ли?..
Терри поднял руку. – Одно твое слово и я ухожу. Клянусь.
Он казался таким серьезным и готовым услужить, таким непохожим на прежнего Терри, что Фрэнки решил похоронить свои сомнения. Но прежде чем согласиться, заставил Терри еще раз дать клятву.
* * *
В этот раз из носа больного торчала тонкая трубка для питания. С каждым посещением он казался все дальше от страны живых. Если и в первый вечер он был едва досягаем, то в третий – тем более. Фрэнки перепробовал все – стоял рядом, шептал ему на ухо, держал за руку, трогал лоб. А когда сердился, хотелось что-нибудь с ним сделать. Настроение у Фрэнки прочно испортилось. Сначала Терри ему здорово помогал: всячески ободрял, вселял уверенность. Но во второй раз присутствие его только утомило. Он был всегда рядом, у локтя, сбоку, за спиной. И – хотя слов никаких не произносил, присутствие его мешало. Фрэнки заметил, что больше занят Терри, чем больным, поэтому их соглашение пора было отменить. Он должен все делать один, что, в общем-то, подразумевалось с самого начала.
Терри отнесся к его решению нормально. Как и договорились, на следующий день он с ней не пошел, лишь отметил, что Фрэнки осталось навестить больного еще шесть раз.
Четвертую встречу Фрэнки попробовал провести иначе. Он приехал рано, а когда кончилось время посещений, спрятался в маленькой ванной палаты. Он решил выждать до полуночи, этот час казался ему особым. Вчера вечером Терри показал ему таблицу, висевшую в ногах кровати, там медсестры отмечали показатели жизнедеятельности больного. Показания снимались дважды в смену. Первый раз чуть позже девяти, второй – только в час ночи. Фрэнки сидел и ждал.
Медсестра пришла вовремя, измерила пульс, кровяное давление, объем мочи. Она приподняла больному веки и посветила лучиком, проверила питательную трубку. Сегодня, помимо этой трубки в носу, была еще одна – внутривенная – на сгибе локтя. Медсестра осмотрела все, занесла данные в журнал и ушла. Фрэнки высидел еще пять минут и только потом вышел.
Мужчине было явно хуже, чем в прошлый раз. Щеки совсем ввалились, кожа стала желтовато-землистой, на кистях отчетливо проглядывали костяшки. Во Фрэнки терялись личностные и душевные качества, его сущность, то же самое, похоже, происходило с этим мужчиной – но в физическом смысле. В чем-то они с Фрэнки были похожи, это смутное чувство родства возникло не сейчас, а еще в первое появление здесь. Фрэнки потрогал висок больного, думая, что их мысли, возможно, тоже текут параллельно. Интересно было б заглянуть в него.
Через три часа Фрэнки очнулся: кто-то тормошил его за руку. Это была медсестра – молоденькая, недавно закончила школу; уже час ночи, она пришла проверить состояние больного и застала Фрэнки спящим на стуле у кровати. Медсестра шептала, что необходимо покинуть больницу.
Фрэнки выдумал причину, почему он здесь, и послушно удалился. Оказавшись на улице, он попробовал восстановить по памяти хотя бы фрагменты своего визита. Вспомнил, что был уже на грани чего-то, потом стало клонить в сон.
Фрэнки теребил свой мешочек, тщетно пытаясь вспомнить, о чем же думал тогда. И чем больше он старался, тем хуже получалось. Никакого толку от этого амулета. Если раньше Фрэнки верил в его силу, то теперь считал пустяковинкой из мокрых волос, бумаги и ногтей. К черту, какая там жизненная сила того старикана, не говоря уж о его душе. Дурная шутка, не больше.
Терри обо всем хотел его расспросить, когда Фрэнки вернулся. Но разговора не получилось, Фрэнки сослался на головную боль, ушел в спальню, утром долго валялся, притворяясь спящим, а когда наконец встал, голова болела по-настоящему.
Терри подумал вслух, что, может быть, все дело в менструации, так что причин для беспокойства нет. Фрэнки чувствовал себя совершенно разбитым. Терри принес ему пару таблеток кодеина, он не возражал, почти неделю он жил без таблеток, а сейчас ему не помешало бы хорошо поспать. Проснулся Фрэнки после обеда, Терри уже не было.
Сейчас Фрэнки чувствовал себя намного лучше, особенно после того как поел. Он принял душ и, вспомнив слова Терри о менструации, осторожно пощупал у себя внизу пальцем: палец оказался чистым как роса. Вот и хорошо. Он вышел из ванной, оделся, от нечего делать поторчал у окна, смотрел на швей через улицу. Он завидовал простоте дел, которыми они занимаются, в их жизни все было предельно ясно. Терри позвонил в четыре, потом в шесть. Его беспокоило самочувствие Фрэнки, он хотел взять перерыв. Фрэнки отказался, Терри принялся было распекать ее, но быстро остыл. Под конец сказал, что у него есть для Фрэнки подарок и хочется скорее его принести.
Вечером в больнице Фрэнки налетел на Маркуса. Тот водил шваброй по полу во внешней части приемного покоя, где кто-то расстался со своим обедом. Выдался один из вечеров, когда начальство присматривало за его работой.
Фрэнки, все эти дни общавшийся только с Терри, обрадовался Маркусу и подошел поговорить. Маркус ответил ему взглядом, однако продолжал махать шваброй, не произнося ни слова: рядом прохаживался старший санитар – полный, в белой рубашке с короткими рукавами и в галстуке.
– Чем я могу вам помочь? – осведомился старший санитар. Маркус бросил косой взгляд на Фрэнки.
– Я... я ищу туалет.
– Он там, за углом.
Фрэнки растерянно ткнул пальцем, с трудом соображая, что же еще сказать. Опустил глаза в пол, где Маркус тер шваброй. – Он чистый?
– Чистый?..
– Туалет.
– Ну конечно, чистый.
– Извините, – пробормотал Фрэнки. – Я знаю, здесь работа хорошо поставлена. Но прошлый раз там кто-то был. Женщина, пьяная. Она ругалась... и она развела грязь.
– Девушка, мы все стараемся, чтобы наша больница была образцовой.
– Конечно, я понимаю. – Он посмотрел на Маркуса, надеясь, что тот как-то поддержит, но лицо негра оставалось непроницаемым. И он опять перевел взгляд на старшего санитара. – Извините, не могли бы вы посмотреть, все ли там в порядке?
– Вы хотите, чтобы я для вас проверил дамский туалет?
– Вы меня очень обяжете... – Фрэнки прочел на именной карточке: Фред. – Фред, не откажите в любезности.
– Какого черта... Подождите здесь.
Когда Фред скрылся из виду, Маркус оставил свою швабру в покое и широко улыбнулся. – Надо же, тебе удалось усыпить бдительность Фреда. Да еще послать его кое-куда.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Этот Фред любит за мной присматривать. Так и ждет, чтобы я оступился. Но я ошибок не делаю, это факт.
– Сегодня пятая ночь, Маркус. Больше половины. Но у меня никаких изменений.
– Ты сделала амулет?
Фрэнки показал мешочек. – Но ничего не происходит. Я такой же, каким был. А тому человеку с каждым днем хуже. Он умирает, я это знаю. Мне страшно.
– Удивляться тут нечему.
– У тебя он действует, так? Ты мне сам говорил. Твой амулет. Или ты.?..
Маркус похлопал себя по груди. – Все еще действует. Делай, как велела тебе тетушка Орфа. Она эти штуки знает.
– Я хочу с ней увидеться.
Маркус покачал головой. – Не выйдет.
– Ну пожалуйста.
– Она уехала в Ларквилл. Я позавчера сам посадил ее на поезд.
Фрэнки сник. – Я делаю что-то неправильно, сам чувствую. Скажи, как мне быть?
– Выполняй в точности, как она тебе сказала. И верь, все само собой получится. – Он улыбнулся, кивком показывая – старший санитар уже возвращался. – Заботься о себе и ни о ком больше.
Старший санитар, поблескивая глазами, уверил Фрэнки, что в туалете все чисто, и лично сопроводил ее до дверей. Фрэнки поблагодарил и вошел в туалет, через десять минут вышел, в коридоре уже никого не было.
В палате 816 он увидел новое устройство, крепившееся к груди больного. Рядом на экране бегала зубчатая линия, она иногда чуточку менялась. Фрэнки решил, что этот аппарат имеет отношение к сердцу, и очень расстроился.
Примерно в девять он скрылся в ванной, а когда медсестра удалилась, обследовав больного, Фрэнки вышел и сел у кровати.
Он абсолютно был уверен, что сегодня ночью обязательно чего-нибудь добьется, только еще не знал, как это сделает. В голову пришла мысль: быть может, он слишком давит на больного. Он сам наблюдал в разных ситуациях, как люди под давлением становятся непокорными, неуступчивыми. Это случалось в баре, да и с Терри он видел такое не раз. Люди сопротивляются, делают все наоборот. Так что воля – инструмент сложный, иногда его лучше в ход не пускать.
Около полуночи Фрэнки испугал шум в дверях. Он не ожидал вторжения сюда до часу ночи и как ошпаренный побежал в ванную. Вошла медсестра – она же была здесь прошлой ночью – следом вошел врач, чуть старше ее, в белом халате, с шеи свисает стетоскоп. Пока медсестра проверяла жизненные признаки больного, доктор прослушал его сердце, легкие, прощупал живот, посветил карандашным фонариком в глаза.
– Какой вход и выход жидкости? – спросил врач.
Медсестра посмотрела записи. – Разница в сто граммов. Не так уж плохо.
– Он хорошо выглядит.
– Вы шутите, доктор.
– Я имею ввиду его стабильность. Сегодня с ним ничего не должно случиться.
– Карла говорит, больного уже выписали. Спасти его от смерти может только чудо.
– Пойди сюда. – Он обнял ее за талию. – Вот чудо, которое нужно мне.
Медсестра увернулась, но во второй раз сопротивляться не стала. Наоборот, обвила руки вокруг его детской шеи, они стали целоваться. Руки доктора скользнули к ее ягодицам, она тоже обхватила его за бедра. Они терлись друг о друга, целовались, потом отстранились со вздохом.
Доктор поправил свой галстук, медсестра – волосы. Потом она проверила иглу на локте больного, взбила ему подушку. Вскоре они ушли.
Фрэнки вышел из ванной. Увиденное только что его шокировало. Какая непристойность, что это на них нашло? Он чувствовал неловкость за этого мужчину, а не только за себя. Он, Фрэнки, в некоем смысле подглядывает за самим собой. Не хватало еще подглядывать за другими.
Он выбежал из палаты и незамеченный спустился по задней лестнице. На Второй улице сел в автобус до центра и всю дорогу прижимался лицом к стеклу, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, вышел на остановке "Хьюстон". Терри смотрел телевизор, когда он вернулся домой.
– Привет, бэби. Чем порадуешь?
Фрэнки не ответил. Терри выключил телевизор и упал на софу.
– Подойди и расскажи, что у тебя получилось.
– Я больше не могу, – пробормотал Фрэнки, он сел рядом, схватился руками за голову. – Меня колотит. Это меня достает.
– Что случилось?
Фрэнки неохотно рассказал. Терри расплылся в улыбке, не выдержал и рассмеялся.
– Секс и смерть. Они очень близки. На его месте мог быть я.
– По-моему, это вовсе не смешно.
– Еще как смешно. А что делал тот, в постели?
– Ничего. Как обычно. Все пять вечеров. Каждый вечер одно и то же.
Терри мягко улыбнулся. – А мне кажется, не одно и то же.
– Ты знаешь, о чем я говорю. Между ним и мной. Я ничего не чувствую.
– Так я тебе и поверил, Фрэнки. Те двое, когда они целовались... неужели ты не заинтересовалась, хоть чуть-чуть?
– Я боялся, что меня там поймают. Сердце так колотилось...
– Ну ясно. У меня сразу начинает колотиться, когда ты сюда входишь. Вот что делают с мужчиной такие женщины как ты.
Фрэнки на его слова не отреагировал. – Я видел Маркуса. Он мне очень сочувствует. Говорит, надо не отступаться, идти до конца.
– Так и делай. И... прислушайся ко мне. Со мной что-то происходит, это точно. – Прежде чем Фрэнки могла ответить, Терри схватил ее руки и прижал к своей груди. – Чувствуешь, как бьется мое сердце? Вот здесь, здесь это происходит, Фрэнки. Неужели скажешь, что я неправ и ты ничего не чувствуешь?
Фрэнки нечего было ответить, он пытался вырваться, но Терри не отпускал.
– Это мое сердце, Фрэнки. Моя душа. – Голос подрагивал от напряжения. – Не разбивай его.
Фрэнки отвел взгляд.
Терри отпустил ее руки и расхохотался. – Эй, Терри, ты еще не покойник. Правильно я говорю? – Он будто подсмеивался над собой. – Фрэнки, я тебе что-то добыл. Черт, куда же я это подевал? – Терри искал в карманах, наконец вытащил маленькую коробочку и протянул Фрэнки. В коробочке лежали сережки – два маленьких купидона.
– Ну-ка, надень.
Фрэнки идея эта не нравилась, но он устал и спорить не хотелось. К тому же подарок есть подарок, хоть и недорогой. Он пошел в ванную к зеркалу, просунул сережки в дырочки в ушах, купидончики весело затанцевали, целясь стрелами то в пустоту, то ему в голову.
Терри радостно заулыбался, увидев ее с сережками, он наговорил множество комплиментов, потом направил стрелу купидона на себя. – Охотница, – провозгласил он. – Львица. Де Леон, ты пронзила мое сердце.
На следующий день Фрэнки приехал в больницу вечером пораньше. Он весь дрожал, но настроен был решительно. Как только в девять часов медсестра закончила осмотр, Фрэнки поспешил из ванной к постели больного. Вчера он видел здесь нечто не совсем приличное, и его представления о приличиях тоже несколько размылись. Фрэнки тихонько опустил ограждение у кровати, отвернул тонкую больничную простыню и, сдвинув в сторону трубки и провода, нырнул в постель.
От мужчины почти ничем не пахло, только изо рта немного гнилостным. Как и прежде, он был стянут веревками; короткий, до середины бедра халат приоткрывал ноги – тонкие, похожие на рельсы. Фрэнки затаился рядом, минуты казались мучительно долгими. Телу было неловко, он пытался расслабиться, закрывал глаза, воображал – что-то сейчас случится, но ничего не происходило. Переносилось это с трудом. Фрэнки сменил позу, потом еще раз – задел кардиомонитор, он засигналил. Фрэнки замер, надеясь, что скоро это прекратится, но прибор продолжал подавать звуковые сигналы. Фрэнки запаниковал. Спрыгнув с постели вместе с зацепившимся одеялом, он бросился в ванную. Вскоре в палату спешно вошли медсестра и санитар, они удостоверились, что с больным все в порядке. Медсестра ругалась, что ограждение не на месте, проследила, как санитар его фиксирует. Потом они ушли.
Фрэнки покинул больницу в холодном поту. Он ощущал свое безрассудство, нет, хуже – свою никчемность. Судьба смеялась над ним, жизнь его поставлена на карту, а он беспомощен, ничего не может сделать.
Вернувшись домой, он заявил Терри, что все, он завязал. Это шутка, подделка. С него хватит.
– Нет, ты должна довести это до конца. Осталось всего-то три ночи. Тетушка велела девять, значит, нужно сходить туда девять раз. А бросить после шести – все равно что сыграть половину игры. Еще три подачи, и эта хренота наконец кончится. Возможно, и сейчас что-то происходит. Я же говорил, что так может быть. Не останавливайся. Песню нужно допеть до последней ноты.
Терри чуть ли не за руку Фрэнки вел, помогал справиться с безнадежностью. Он звонил по два или три раза в день с работы, старался сказать что-нибудь ободряющее. Увлекшись, он фантазировал, как хорошо было бы жить без этих испытаний. Вдруг принес Фрэнки книгу "Радость секса", а когда она швырнула ее на пол, он рассмеялся и заявил, что она права, ей это не нужно. На следующий день Терри принес флакон духов.
Мужчина в больнице мало изменился за последующие день-два, хотя множество аппаратов и пластиковых мешочков для внутривенного вливания придавали палате устрашающий вид. Фрэнки перестал прятаться, он приходил теперь в часы посещений, делал, что получилось для достижения своей цели, одновременно пытаясь унять свое отчаянье. Иногда у него появлялись проблески надежды, пусть мимолетные – а главное, он не прятался.
Наступил девятый день, Терри не скрывал своего волнения. Он проснулся рано, прибрался в квартире, купил цветы. Накануне выхлопотал себе выходной. За тридцать минут до больницы спустился на улицу и поймал такси. Фрэнки шел медленно, одет он был в черные брюки, шерстяной пиджак, на лице страдание, будто ему вынесли суровый приговор. В этот последний день бодрячок Терри его раздражал, портил серьезность момента. Рядом с больницей Терри выскочил из такси и направился к входу, но Фрэнки остановил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26