Ярл отвечает:
– Нетрудно понять, на что ты меня толкаешь. Ты, должно быть, добьешься того, что я пообещаю людям конунга помочь им выполнить их поручение к конунгу шведов, понравится это ему или нет. Но я намерен действовать так, как считаю нужным. В таком трудном деле не надо спешить, и я не стану стремглав бросаться за Бьёрном или кем-нибудь другим. Я хочу, чтобы они оставались у меня до тех пор, пока я не уверюсь, что в этом деле можно добиться успеха.
И когда ярл таким образом объявил, что он поможет им и приложит для этого все свои силы, Бьёрн поблагодарил его и сказал, что будет следовать его советам. Бьёрн и его люди оставались у ярла долго.

LXX

Ингибьёрг очень хорошо их принимала. Бьёрн говорил с ней о своем поручении и сказал, что его беспокоит, что их поездка так надолго откладывается. Они часто говорили об этом с Хьяльти, и Хьяльти сказал:
– Я поеду к конунгу, если хотите. Я не норвежец, и шведы мне ничего не сделают. Я слышал, что исландцам хорошо живется у конунга шведов. Сейчас у него живут скальды Гицур Черный и Оттар Черный, мои знакомые. Там я постараюсь разузнать, что могу, о конудге шведов: такое ли безнадежное наше дело, как об этом здесь говорят, и нельзя ли уладить все как-нибудь по-другому. Я попытаюсь придумать что-нибудь, что могло бы нам помочь.
Ингибьёрг и Бьёрну это предложение показалось разумным, и они так и решили сделать. Ингибьёрг собирает Хьяльти в дорогу, дает ему двух гаутов и приказывает им поехать с Хьяльти, служить ему и в случае надобности быть его посланцами. На дорогу Ингибьёрг дала ему двадцать марок серебра. Она послала с ним свои знаки Ингигерд, дочери конунга шведов, и просила передать ей, чтобы та постаралась всеми средствами помочь в его деле, если это будет необходимо. Хьяльти собрался и отправился в путь. Когда он приехал к конунгу шведов, он быстро нашел там скальдов Гицура и Оттара. Они были ему очень рады и сразу же пошли с ним к конунгу и сказали, что приехал их соотечественник, человек очень уважаемый в Исландии, и просили конунга, чтобы тот хорошо его принял. Конунг велел, чтобы Хьяльти и его люди остались у него.
Когда Хьяльти пробыл там некоторое время и его лучше узнали, то все его стали очень уважать. Скальды часто бывали у конунга, потому что они были смелы на правду. Они часто сидели днем у престола конунга, и Хьяльти был с ними. Скальды очень хвалили Хьяльти, и конунг стал обращаться к нему, беседовал с ним и расспрашивал о том, что делается в Исландии.

LXXI

Еще до того, как Бьёрн отправился в дорогу, он попросил Сигвата скальда, который был тогда у Олава конунга, чтобы тот поехал с ним. Многим тогда эта поездка не нравилась. Бьёрн и Сигват были друзьями. Сигват сказал:

Дорожил я дружбой
Окольничьих добрых,
Бывал близок к ближним
Людям войнолюба.
Бьёрн, и ты, премудрый,
Ратуя за правду,
За скальда нередко
Вступался в палатах.

Когда они проезжали по Гаутланду, Сигват сложил такие висы;

Весело бывало
Спорить с бурей в море,
Ветры парус вздутый,
Разъярясь, терзали.
Мчался конь кормила,
Кипели под килем
Валы. Пенным долом
Мы ладьи гоняли.

Мы пускали вепрей
Эгира Вепри Эгира – корабли (Эгир – морской великан).

у брега
Славного по воле
Волн в начале лета,
А под осень выпал
Скальду путь на пустошь
Бурьянную коня
Гнать. Пусть смотрят девы!

Когда они однажды вечером ехали по Гаутланду, Сигват сказал:

Путь копытом топчет
Мой конёк в потёмках.
Скачет, – вот и вечер –
Отощал, к палатам.
Несет – сбиты ноги –
Конь меня, – но кончен
День, подходит полночь –
По долам от данов.

А когда они ехали по городу Скарар по дороге, ведущей ко двору ярла, Сигват сказал:

Светлые, завидят
Из окон нас жены,
Как, пыля, протопчем
К Рёгнвальду дорогу.
Скакунов ретивых
Пустим вскачь, пусть слуха
Дев их бег достигнет
В дальних домах, добрых.


LXXII

Однажды Хьяльти вместе со скальдами был у конунга. И вот Хьяльти сказал:
– Вам известно, конунг, что я приехал сюда, чтобы встретиться с тобой, и для этого я проделал долгий и грудный путь. Когда я переплыл море и услышал о Вашем величии, то я подумал, что было бы неразумно возвращаться домой, не повидав тебя во всем Вашем великолепии. Сейчас между Норвегией и Исландией есть такой закон: когда исландцы приезжают в Норвегию, они должны платить пошлину. Когда я переплыл море, я собрал пошлину со всех людей на моем корабле и поехал сюда, чтобы заплатить ее Вам, так как знаю, что Норвегия по праву принадлежит Вам.
Тут он показал конунгу серебро и высыпал на колени Гицура Черного десять марок. Конунг сказал:
– Мало кто в последнее время привозил нам подобное из Норвегии. Я очень благодарен Вам, Хьяльти, за то, что вы приложили столько сил, чтобы привезти пошлину мне, а не заплатили ее нашим недругам. И я хочу, чтобы ты принял эти деньги в подарок от меня вместе с моей дружбой.
Хьяльти поблагодарил конунга многими словами. С тех пор Хьяльти был в чести у конунга и часто с ним беседовал, так как конунг считал его – и справедливо считал – мужем мудрым и красноречивым.
И вот Хьяльти рассказал Гицуру и От тару, что он послан к Ингигерд, дочери конунга, со знаками, которые должны были помочь ему снискать ее расположение. Он попросил, чтобы они устроили ему встречу с ней. Они ответили, что легко могут сделать это, и однажды они вошли с ним в ее покои, когда она сидела и пировала, а вокруг нее было много мужей. Она хорошо приняла скальдов, так как они были ей знакомы. Хьяльти передал ей привет от Ингибьёрг, жены ярла, и сказал, что та послала его сюда, чтобы он снискал ее расположение и получил от нее помощь, и показал знаки, которые ему дала Ингибьёрг. Дочь конунга благосклонно выслушала его и обещала ему свою дружбу. Они долго сидели у нее и пировали. Дочь конунга расспрашивала Хьяльти о новостях и просила его приходить побеседовать с ней. Он так и делал, часто приходил и беседовал с ней. Он рассказал ей с глазу на глаз о посольстве Бьёрна и спросил ее, как, по ее мнению, конунг шведов отнесется к тому, чтобы заключить мир с Олавом Толстым. Она ответила, что, по ее мнению, попытка примирить конунгов не может иметь успеха, и добавила, что конунг так зол на Олава, что даже не может слышать его имени.
Однажды Хьяльти был у конунга и беседовал с ним. Конунг был очень весел и сильно пьян. И вот Хьяльти сказал конунгу:
– Большое великолепие можно увидеть здесь. Я теперь сам вижу то, о чем часто слышал: нет другого конунга в северных странах, который мог бы сравниться величием с тобой. Но очень досадно, что нам пришлось проделать такой долгий и такой опасный путь, прежде чем мы смогли тебя увидеть. Сначала надо было долго плыть по морю, а потом проехать через Норвегию, что особенно опасно для тех, кто едет сюда с дружбой. Почему не найдется никого, кто бы захотел помирить вас с Олавом Толстым? Я слышал, что многие и в Норвегии и в Западном Гаутланде очень хотят, чтобы был заключен мир, и мне сказали точно, что, судя по словам конунга Норвегии, он охотно заключил бы с тобой мир, и я знаю, что он хочет этого потому, что считает себя гораздо менее могущественным конунгом, чем ты. Говорят, что он бы хотел взять в жены твою дочь Ингигерд, а такое сватовство было бы лучшим путем к миру. Знающие люди говорят, что он очень достойный человек.
Конунг отвечает:
– Не следует тебе так говорить, Хьяльти, но я не хочу упрекать тебя за твои слова, так как ты не знаешь, чего ты должен остерегаться: нельзя при мне называть этого толстяка конунгом, и он гораздо менее достойный человек, чем многие думают. И ты тоже так будешь считать, если я скажу тебе, что этой женитьбе не бывать, потому что я десятый конунг в Уппсале, и все мои предки единовластно правили шведской державой и многими другими большими странами, и им подчинялись другие конунги в Северных Странах. А Норвегия мало заселена, и отдельные области ее находятся далеко друг от друга. Там всегда правили мелкие конунги. Харальд Прекрасноволосый был самым большим конунгом в этой стране. Он воевал с местными конунгами и подчинил их себе, но и он считал, что не в его выгодах притязать на владения конунга шведов. Конунги шведов жили поэтому с ним в мире. К тому же они были с ним в родстве. А когда в Норвегии правил Хакон Воспитанник Адальстейна, с ним тоже жили в мире, пока он не стал совершать набеги на Гаутланд и Данию. Тогда собрали войско против него, и он погиб, и страной стали править другие. Сыновья Гуннхильд тоже лишились жизни, когда они перестали слушаться датского конунга. Норвегию тогда захватил Харальд сын Горма и заставил платить себе подати. Но все же мы думаем, что Харальд сын Горма был меньшим конунгом, чем уппсальские конунги, потому что наш родич Стюрбьёрн подчинил его себе, и Харальд сделался его человеком, а мой отец Эйрик Победоносный одолел Стюрбьёрна, когда они сразились. А когда в Норвегии появился Олав сын Трюггви и назвался конунгом, мы воспрепятствовали этому.
Мы с конунгом датчан Свейном выступили против него и сразили его. Так я захватил Норвегию, и не с меньшей силой, чем та, о которой ты только что слышал, и я владею ею по праву, так как я сражался с тем конунгом, который раньше там правил, и победил его. И ты должен теперь понять, мудрый человек, что непохоже на то, чтобы я уступил эту страну тому толстяку. И странно, что он не помнит, с каким трудом ему удалось выбраться из Лёга, когда мы его там заперли. Я думаю, что, когда ему еле удалось спасти свою жизнь, у него было другое на уме, чем снова связываться с нами, шведами. Так что, Хьяльти, не заводи больше этого разговора.
Хьяльти понял, что нет никакой надежды на то, что конунг будет дальше слушать о предложении мира, и завел речь о другом.
Немного погодя, когда Хьяльти беседовал с Ингигерд, дочерью конунга, он рассказал ей о своем разговоре с конунгом. Она сказала, что такого ответа и следовало ожидать. Хьяльти попросил ее поговорить с конунгом и сказал, что так будет, наверное, лучше. Ингигерд ответила, что конунг не будет ее слушать, что бы она ему ни сказала.
– Но если ты хочешь, – говорит она, – я могу поговорить с ним.
Хьяльти сказал, что будет ей за это благодарен. Однажды Ингигерд беседовала со своим отцом и, когда она увидела, что конунг в хорошем настроении, она сказала:
– Что ты думаешь о своей распре с Олавом Толстым? Многие считают ее бедствием. Одни говорят, что потеряли добро, а другие – родичей из-за распри с норвежцами. И никому из ваших людей нельзя сейчас проехать по Норвегии. Тебе самому только хуже от того, что ты хочешь владеть Норвегией. Страна эта бедная, проехать по ней трудно, и на народ там нельзя положиться, они хотят в конунги кого угодно, только не тебя. Я бы на твоем месте оставила Норвегию в покое и отвоевала те земли на востоке, которыми владели раньше конунги шведов и которые недавно подчинил себе наш родич Стюрбьёрн, а Олаву Толстому позволила владеть своей отчиной и помирилась с ним.
Конунг в гневе отвечает:
– Ты хочешь, Ингигерд, чтобы я отказался от Норвегии и выдал тебя замуж за Олава Толстого? Нет! Этому не бывать! Лучше я этой зимой объявлю в Уппсале на тинге всем шведам, что народ должен собраться на войну, прежде чем растает лед. Я отправлюсь в Норвегию и предам эту страну огню и мечу, чтобы отплатить им за их неверность.
Тут конунг так разбушевался, что ему и слова нельзя было сказать, и Ингигерд ушла. Хьяльти ее ждал. Он сразу же подошел к ней и спросил, чем окончился их разговор с конунгом. Она говорит, что все было так, как она и ожидала. Конунг не захотел и слушать ее и страшно разгневался. Она просила Хьяльти никогда больше не говорить с конунгом о его поручении.
Когда Ингигерд и Хьяльти беседовали, они много говорили об Олаве Толстом. Хьяльти ей часто рассказывал о нем и о его обычаях и хвалил его, как только мог, и похвалы эти были справедливы. Ингигерд нравилось слушать все это. Однажды, когда они беседовали, Хьяльти сказал:
– Могу ли я, конунгова дочь, сказать тебе откровенно, что у меня на уме?
– Говори, – отвечает она, – но так, чтобы никто больше не слышал.
Тогда Хьяльти сказал:
– Что бы ты сказала, если бы Олав конунг Норвегии послал к тебе сватов?
Она покраснела, подумала немного и тихо ответила:
– Я не могу ответить на этот вопрос, так как не думала, что мне придется на него отвечать. Но если Олав в самом деле такой достойный человек, как ты об этом рассказывал, то я не пожелала бы себе лучшего мужа, если только ты ничего не преувеличил.
Хьяльти говорит, что он рассказывал о конунге чистую правду. Они часто говорили наедине обо всем этом. Ингигерд просила Хьяльти никому ничего не рассказывать:
– Конунг разгневается на тебя, если узнает.
Хьяльти рассказал обо всем скальдам Гипуру и Оттару. Они сказали, что замысел очень хорош, если только удастся его осуществить. Оттар был красноречив, и знатные люди любили его. Он сразу же повел разговор с конунговой дочерью и рассказал ей то же, что и Хьяльти, о достоинствах Олава. Они с Хьяльти часто говорили об этом деле. И так как они часто о нем говорили, и Хьяльти уже видел, что ему удалось кое-чего достичь, он послал гаутов, которые с ним были, обратно с письмом от него и от Ингигерд, дочери конунга, к ярлу и Ингибьёрг. Хьяльти дал им знать о беседах, которые он вел с Ингигерд, и об ее ответе. Гонцы приехали к ярлу незадолго до йоля.

LXXIII

Послав Бьёрна на восток в Гаутланд, Олав конунг послал других своих людей в Упплёнд, чтобы они готовили там пиры для него. Он собирался ездить всю зиму по пирам по Упплёнду, так как раньше у конунгов существовал обычай каждую третью зиму ездить по пирам по Упплёнду.
Осенью конунг выехал из Борга. Сначала он отправился в Вингульмёрк. Он делал так: останавливался в соседстве с лесными поселениями и созывал оттуда всех жителей и особенно тех, кто жил в самой глуши. Он расспрашивал о том, как там соблюдалось христианство, и если узнавал, что плохо, учил народ правой вере. Тех, кто не хотел отказываться от язычества, он жестоко наказывал, некоторых он изгонял из страны, у других приказывал покалечить руки или ноги или выколоть глаза. Некоторых он приказывал повесить или обезглавить, и никого не оставлял безнаказанным из тех, кто не хотел служить богу. Так он ездил по всему фюльку и не щадил ни могущественных, ни немогущественных. Он назначал священников и сажал их так густо по Упплёнду, как считал необходимым.
Так он объехал весь фюльк Когда он отправился в Раумарики, с ним было три сотни вооруженных людей. Скоро он увидел, что чем глубже в страну он продвигается, тем меньше там знакомы с христианством. Он действовал все так же и обращал всех в правую веру, а тех, кто не хотел его слушать, он сурово наказывал.

LXXIV

Когда об этом узнал конунг, правивший в Раумарики, он понял, что ему грозят большие беды. Каждый день к нему приходили люди и могущественные и немогущественные и жаловались на Олава конунга. Тогда конунг решил отправиться в Хейдмёрк к Хрёреку конунгу, так как тот был самым мудрым из всех конунгов, которые тогда там правили. Посовещавшись между собой, конунги решили послать гонцов на север в Долины к Гудрёду конунгу и также к конунгу, что правил в Хадаланде, и просить их приехать к ним в Хейдмёрк. Те быстро отправились в путь, и пятеро конунгов встретились в Хрингисакре в Хейдмёрке. Пятым конунгом был Хринг, брат Хрёрека конунга.
Сначала конунги держали совет между собой. Первым начал говорить конунг из Раумарики. Он рассказал о походе Олава и о тех бедах, которые тот причинял, убивая и калеча людей. Некоторых он изгонял из страны, а у тех, кто хоть в чем-нибудь ему перечил, он отнимал всё добро. К тому же он разъезжал по стране с гораздо большим числом вооруженных людей, чем то, которое ему было положено по закону. Он сказал, что бежал из Раумарики ото всех этих бед, и многие другие могущественные люди в Раумарики бежали из своих отчин.
– Но хотя сейчас тяжелее всего приходится нам, – продолжал он, – скоро вам придется испытать то же самое, поэтому будет лучше, если мы вместе обсудим, как нам быть дальше.
Когда он кончил говорить, конунги попросили Хрёрека ответить на эти слова. Тот сказал:
– Случилось то, чего я опасался, когда мы собрались в Хадаланде и вы все добивались того, чтобы Олав стал нашим правителем. Я предупреждал вас, что, когда он станет единовластным правителем страны, он не даст нам спуску. А теперь нам остается одно из двух: либо поехать всем к нему и предоставить ему самому решать, как быть с нами, и я думаю, что нам лучше всего так и сделать, либо выступить против него, пока он не продвинулся еще дальше по нашей земле. Хотя у него три или четыре сотни человек, но и у нас будет не меньше, если мы выступим все вместе. Правда, войско, во главе которого стоит несколько равных, чаще терпит поражение, чем войско, у которого один предводитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98