).
Но на этом его везение кончилось, потому что никто не мог точно сказать, куда направились похитители после Бонифачо. Если бы нашёлся прозорливец, который мог узреть скрытые за горизонтом земли, и если бы этот прозорливец поднялся, к примеру, на самую высокую точку любого островка из группы, рассыпавшейся между Корсикой и Сардинией, его взору открылось бы всё западное побережье Апеннинского полуострова. Совершенно невозможно было угадать, куда уплыла проклятая бригантина! Под покровом ночи она могла с одинаковым успехом взять курс и на Сицилию, лежащую на юге, и на север, чтобы пристать к берегам Тосканы или Лигурии. Конечно, можно было порыскать по Корсике и Сардинии в надежде обнаружить ещё одну стоянку этого корабля, но интуиция подсказывала Гаэтани, что похитители придерживались прежнего направления, значит, бригантина на всех парусах пошла прямиком к устью Тибра.
Дело в том, что в сети, умело раскинутой неаполитанским монархом по Италии, зияла крупная дыра. Все княжества полуострова давно оказались под сенью королевской власти, кроме Папской области вокруг Рима, которой управлял святейший отец, живой наместник самого Господа Бога на этой грешной земле. И как ни старался неаполитанец, залатать эту дырку ему не удавалось. В самом деле, куда жалкому земному правителю тягаться с Повелителем Небесным… и даже с Его здешним наместником!
Таким образом, если и было надёжное место на полуострове, где можно спрятать похищенного русича при том условии, что он ни за что не должен попасть в Неаполь, так местом этим был Рим и его окрестности. Если даже власть неаполитанского короля кончалась у стен Вечного Города, то у Лоренцо Гаэтани руки и подавно были коротки, чтобы дотянуться туда без риска потерять голову.
Опечаленный своей догадкой, молодой барон покинул Корсику и прибыл наконец ко двору. Там он быстро стал центром всеобщего внимания как особа, присутствовавшая при казни дикарского вождя Бату. Ему пришлось многократно описывать эту процедуру во всех подробностях, в том числе на аудиенции у принцессы Катарины…
– Друг мой, но почему не у короля? – мягко спросил Читрадрива, мгновенно насторожившийся, едва речь зашла о женщине.
– Его величество сейчас в отъезде, – вскользь заметил Гаэтани. – Но не перебивайте меня, сеньор Андреас, я как раз подхожу к истории вашего освобождения из лап этого мерзавца Гартмана фон Гёте. Итак, на аудиенции у её высочества…
Принцесса Катарина, сестра ныне царствующего Федериго Второго, приняла молодого барона и с интересом выслушала историю об утоплении татарского хана. А когда Гаэтани вышел из парадного зала, к нему приблизился слуга и передал, что её высочество желает видеть синьора Гаэтани после ужина, чтобы наедине поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.
Лоренцо терялся в догадках. Он никак не мог понять, зачем её высочеству понадобилось беседовать с ним с глазу на глаз. Вообще, в словах молодого человека чувствовалась какая-то недосказанность, он отчаянно покраснел, что было заметно даже в предрассветных сумерках. Ну а Читрадрива, который по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.
В общем, принцесса Катарина приняла Лоренцо без свидетелей в небольшой комнатке. Она попросила барона присесть в кресло, поставленное напротив её кресла, и для начала заставила повторить слышанный днём рассказ. (Читрадрива отметил про себя вставленный мимоходом оборот «для начала», но вновь промолчал.) После чего сказала: «Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с вами случилось? Может, вы больны?» Пришлось поведать также о ночном нападении в портовой гостинице и вообще о возвращении домой со всеми подробностями. И тут словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не на кого, что уж если принцесса или её венценосный брат не придумают чего-нибудь, даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более, если не упоминать о спутнике, в его рассказе оставалось слишком много неясных мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.
Её высочество приняла услышанное неожиданно близко к сердцу, особенно узнав, что сеньор Андреас непосредственно участвовал в обороне Киева и был приставлен самим королём Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась, что наконец воскликнула: «Ах, синьор Лоренцо! Судьба этого чужеземца тронула меня до глубины души, и я постараюсь помочь ему в меру возможностей». Это было именно то, на что втайне надеялся Гаэтани, а потому молодой барон поспешил выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрылённый надеждой.
Результат превзошёл все ожидания. Спустя неделю с небольшим через того же слугу принцесса назначила новую тайную встречу. Согласно собранным сведениям, похищенный русич действительно содержался в загородном доме в окрестностях Рима. В распоряжение Лоренцо Гаэтани её высочество намерена была предоставить пару десятков отчаянных рубак, три повозки и несколько смен лошадей, лишь бы узник был освобождён. Она также дала барону брошь, служившую своеобразным пропуском на территории королевства. Но в то же время сочла необходимым честно предупредить Лоренцо, что его случайного попутчика похитил сам Гартман фон Гёте.
– Да кто он такой, этот ваш… – начал Читрадрива, но тут же прикусил язык.
Гартман фон Гёте! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей он столько слышал, путешествуя Европе, а в Германии это имя вообще боялись произнести вслух, потому что даже тамошний император был жалкой букашкой по сравнению с могущественным гроссмейстером.
Между тем Лоренцо тоже решил поведать Читрадриве об этом человеке. Отпрыск одного из древнейших, благороднейших родов, который когда-либо существовал в германских землях, он тем не менее не мог похвастаться большой семьёй, поскольку все его родные скоропостижно скончались. Злые языки утверждали даже, что слишком скоропостижно. Молва приписывала обрушившуюся на род фон Гёте напасть тем обстоятельством, что в уплату за невиданное могущество Гартман фон Гёте продал дьяволу не только свою душу, но также души всей своей родни.
Может быть именно поэтому Гартман фон Гёте сам себе создал некое подобие семьи, основав орден воинов Христовых, который беспрерывно пополнялся всё новыми членами, разрастался прямо на глазах. Кроме того, он слыл правой рукой святейшего отца и давно уже сделался своим человеком при паском дворе. Был он также мастаком на всевозможные гнусности и особенно сильно враждовал с неаполитанским королём. Правда, его величество Федериго в долгу не оставался, но в данном случае важно было то, что попытка освободить сеньора Андреаса из рук Гартмана фон Гёте могла закончиться чем угодно – и удачей, и полным поражением. В последнем случае участь молодого барона была бы весьма незавидной.
И всё же Гаэтани не колебался ни минуты. Он был исполнен решимости освободить пленника и…
– И вот, мой дорогой сеньор Андреас, я с огромным удовольствием говорю, что выполнил как своё намерение, так и поручение её высочества.
После этого Лоренцо углубился в описание подробностей штурма «тюрьмы», поведав Читрадриве, как несколько воинов, вооружённых одними кинжалами, перебрались через первую стену, сняли расставленных там часовых и открыли внешние ворота, как затем выломали ворота внутренние, ворвались в садик…
Однако Читрадрива уже погрузился в свои мысли и лишь изредка рассеянно кивал, дабы создать видимость внимательного отношения к монологу барона. В рассказе Гаэтани было несколько подозрительных моментов. Прежде всего бросалось в глаза то обстоятельство, что принцесса Катарина с поразительной точностью угадала неполноту официальной версии путешествия Лоренцо Гаэтани. Также настораживало слишком горячее участие в судьбе пленника, которого она никогда в глаза не видела. Потом, как понимать «внутреннее побуждение» рассказать о судьбе Читрадривы, овладевшее молодым человеком во время тайной аудиенции? Да ещё изящная брошь, без сомнения обладающая магическими свойствами… И это при всеобщем недоверчивом, скорее даже враждебном отношении к колдовству!
А кроме того, Читрадрива никак не мог понять, почему сеньор Лоренцо столь рьяно взялся за его дело. Неужели из простого дружеского расположения к чужаку-русичу Гаэтани был способен рискнуть головой, вступив в борьбу со столь могучим соперником?! Это противоречило здравому смыслу. Оставалось предположить, что у барона были какие-то свои счёты с Гартманом фон Гёте. Но тогда почему он прямо не сказал об этом? Подозрительно, очень подозрительно…
Глава XIV
ПОКОРЕНИЕ ТАНГКУТ-САРАЯ
Татарская кобыла, названная на орфетанский манер Желмой, неплохо слушалась повода, и тем не менее Карсидар всё равно грустил о верном Ристо. Рана на ноге затянулась. Правда, шрамики так и остались, словно напоминая, что со сверхъестественными способностями у Карсидара отныне не всё в порядке. Но хорошо уж и то, что теперь он почти не хромал, а когда бывал занят каким-либо важным делом, то и вовсе забывал о ране.
С остальными талантами дело обстояло по-разному. В один из дней, пока шла переправа, Карсидар осторожно попробовал «созвать» облака. Через некоторое время немного ниже по течению «небесные овечки» действительно сбились в кучу, затем из них вышла приличная свинцово-серая туча, и разразилась гроза. Почему-то Карсидару казалось, что и с вызовом «земного огня», как это было в татарском лагере, проблем не должно возникнуть. На полное притупление интуиции он также не мог пожаловаться, хотя понимал, что обладал этим качеством ещё до пробуждения скрытого дара. Мастеру без этого никак не обойтись.
Если пустить в ход голубой камешек, он попробовал бы заморозить воду, думать о нескольких вещах сразу или контролировать несколько дел. Однако кольцо с вделанной в него капелькой лазури пришлось снять и спрятать на самое дно седельной сумки, поскольку Карсидар совершенно не мог носить украшение. Стоило ему подумать о камешке, как суставы руки начинало выкручивать, а сам палец словно превращался в сплошную сосульку.
Хуже всего было с чтением чужих мыслей. Всякий раз, как Карсидар приступал к этому занятию, казавшемуся прежде таким лёгким, у него дико кружилась голова, в глазах двоилось. А если Карсидар пробовал установить мысленный контакт с тестем, перед ним точно разверзалась мрачная ледяная бездна, в которую готов был сорваться весь мир. Кроме того, в следующий же миг на незадачливого экспериментатора накатывала столь мощная волна панического ужаса, что он едва сдерживал желание сорваться с места и бежать куда глаза глядят, хоть бы и на край света. В довершение несчастья жуткая головная боль мучила Карсидара несколько часов кряду.
Также ничего не получалось с «прятками»: он пробовал удаляться в степь, подходить к лагерю и при этом пытался «заставить» воинов не видеть его. Но ратники неизменно замечали своего воеводу. Значит, с придуманной им хитрой тактикой, некогда приводившей татар в ужас, придётся распрощаться. Как и с хайен-эрец, поскольку это искусство было сродни чтению мыслей.
А уж подлетать над землёй и рвать без усилия верёвки Карсидар вообще не пытался: для этого нужен был шок, а не кольцо, а он и так пережил за последнее время слишком много, чтобы подвергать себя дополнительным испытаниям.
Наконец, из рук вон плохо было с защитой от стрел. Однажды утром, когда воины готовились к очередному переходу, Карсидар кликнул тестя, вдвоём они отъехали подальше в степь, и там Михайло выпустил в зятя несколько стрел без наконечников. Надо ли говорить, что несмотря на все усилия Карсидара, ни одна из них не отклонилась в сторону ни на пядь!
После этой неудачи, окончательно доконавшей беднягу, состоялся откровенный разговор с тестем. Отводя глаза, бледнея и запинаясь, Карсидар признался, что растерял часть своих способностей. Ответ Михайла был несколько неожиданным:
– А по мне, зятёк, было бы замечательно, коли б ты вообще перестал колдовать!
Карсидар недовольно засопел, посмотрел на тестя почти с ненавистью и прошептал:
– Тебя, как я погляжу, одно только и заботит: как бы муж твоей дочери взялся за ум, исправился и стал, как все.
Михайло не обиделся. Он добродушно рассмеялся, но заговорил серьёзно:
– А представь, заботит. Оно, конечно, иногда неплохо, ежели есть возможность пробраться во вражеский стан и выведать, что супостаты замышляют, аль от стрел прикрыться. Да ведь другие без этого как-то обходятся! И ты прежде обходился. А может, ты неправду о своей прежней жизни рассказывал?
Карсидар закусил губу. Конечно, он был первым среди орфетанских мастеров и до пробуждения дара. Да теперь успел уже привыкнуть ко всяким необычным хитростям. Привык настолько, что даже рукавный арбалет, которым прежде так гордился, перестал брать в поездки, вполне довольствуясь двухзарядным арбалетом мастера. А сколько раз тайное оружие спасало его!..
– А потому не тужи, Давидушка, – продолжал Михайло почти ласково. – Ежели так случилось, так может, оно и к лучшему? Может, так тому и быть? И без всякого колдовства ты рубака знатный, сам видал. Ну, так и будешь отныне таким, каким был прежде! Делов-то… Да ты посмотри, как вои тебя слушаются, как переживают за тебя! Ты-то, может, о том и не ведаешь, а я всё знаю.
– Это… в самом деле так? – Карсидар очень надеялся, что тесть не обманывает его. Даже если он лгал с намерением успокоить зятя, это был опрометчивый поступок!
– В самом деле, в самом деле, – передразнил его Михайло. – Нешто я не понимаю, нешто стал бы выдумывать?! А Милка тебя, что ль, за колдовство полюбила? А меня ты тоже к себе приворожил, дурья твоя башка?!
Карсидар вновь потупился. Очень хотелось поверить Михайлу, в дружеском совете которого он так нуждался… хотя в то же время верилось с трудом. Может потому, что о том же говорил полоумный Зерахия. Предупреждал ведь Карсидара, в то время безоговорочно уверенного в своих силах: подумай, что станешь ты делать, если вдруг лишишься своих способностей? Разница была лишь в том, что тесть говорил это после происшествия на переправе, а иудеянин – до. А суть их слов одна.
– В общем, не мог ты бросить своё колдовство добровольно, так татарва тебя заставила. Значит, и Бог с ним, с непотребством этим. И хватит кручиниться, зятёк, давай делом займёмся. Путь твой лежит на Тангкут-Сарай, войско русское под рукой твоей, а дело наше общее – наподдать нечестивцам так, чтоб и не думали они больше идти войной супротив нас. И мысли такой чтоб не держали, поганцы, нехристи! И ежели милость Всевышнего и дальше пребудет с нами, мы наголову разобьём татарву к Вознесению али даже раньше, после Переполовения. Так-то, Давидушка.
Как ни верти, а Михайло был прав. В любом случае, сейчас не время для колебаний. Решающая битва с татарами на носу. Если имевшиеся сведения верны, до Тангкут-Сарая идти не больше недели. А степь между тем становилась всё суше, воздух – горячее. Пока от жажды никто не страдал, но неизвестно, что ждёт русичей впереди. И со сверхъестественными способностями или без них, а Карсидар обязан был командовать армией, привести своих воинов к победе и разбить ордынцев, которые иначе неминуемо набросятся на Русь.
На следующее же утро разведчики наткнулись на довольно внушительный отряд конных татар и едва сумев уйти от преследования, сообщили о том воеводе. Продвигаться стали с удвоенной осторожностью.
Ближе к вечеру произошло столкновение с теми самыми конниками, от которых утром еле ускакали разведчики. Татары, как водится, осыпали срочно перестроившихся в боевой порядок русичей градом стрел, стараясь не подпустить их близко. Однако, понеся незначительные потери, русские всадники сумели подъехать вплотную к татарам. Теперь в ход пошли копья, мечи, топоры, булавы и обушки. Через час ордынцы дрогнули и начали потихоньку отступать, а вскоре все, кто остался в живых, удирали без оглядки, преследуемые по пятам русичами. От полного истребления татарских всадников спасла лишь быстро спустившаяся тьма.
Русичи ликовали. Если не считать мелких стычек в степи и попытки сорвать переправу, это была первая серьёзная схватка с татарами, и закончилась она поражением ордынцев. Во время преследования «коновалы» Ипатия отрезали четверых вражеских всадников, поотставших от остальных. Двоих подняли на копья, третьего, который вздумал выхватить кривой меч, «угостили» дротиком, зато четвёртого захватили живьём и приволокли к воеводе. К счастью, после ранения Карсидар не мог использовать хайен-эрец, не то татарин был бы уже мёртв. В чужие мысли он также разучился проникать, поэтому полностью полагался на тестя, который порекомендовал двух опытных в подобного рода делах воинов и толмача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Но на этом его везение кончилось, потому что никто не мог точно сказать, куда направились похитители после Бонифачо. Если бы нашёлся прозорливец, который мог узреть скрытые за горизонтом земли, и если бы этот прозорливец поднялся, к примеру, на самую высокую точку любого островка из группы, рассыпавшейся между Корсикой и Сардинией, его взору открылось бы всё западное побережье Апеннинского полуострова. Совершенно невозможно было угадать, куда уплыла проклятая бригантина! Под покровом ночи она могла с одинаковым успехом взять курс и на Сицилию, лежащую на юге, и на север, чтобы пристать к берегам Тосканы или Лигурии. Конечно, можно было порыскать по Корсике и Сардинии в надежде обнаружить ещё одну стоянку этого корабля, но интуиция подсказывала Гаэтани, что похитители придерживались прежнего направления, значит, бригантина на всех парусах пошла прямиком к устью Тибра.
Дело в том, что в сети, умело раскинутой неаполитанским монархом по Италии, зияла крупная дыра. Все княжества полуострова давно оказались под сенью королевской власти, кроме Папской области вокруг Рима, которой управлял святейший отец, живой наместник самого Господа Бога на этой грешной земле. И как ни старался неаполитанец, залатать эту дырку ему не удавалось. В самом деле, куда жалкому земному правителю тягаться с Повелителем Небесным… и даже с Его здешним наместником!
Таким образом, если и было надёжное место на полуострове, где можно спрятать похищенного русича при том условии, что он ни за что не должен попасть в Неаполь, так местом этим был Рим и его окрестности. Если даже власть неаполитанского короля кончалась у стен Вечного Города, то у Лоренцо Гаэтани руки и подавно были коротки, чтобы дотянуться туда без риска потерять голову.
Опечаленный своей догадкой, молодой барон покинул Корсику и прибыл наконец ко двору. Там он быстро стал центром всеобщего внимания как особа, присутствовавшая при казни дикарского вождя Бату. Ему пришлось многократно описывать эту процедуру во всех подробностях, в том числе на аудиенции у принцессы Катарины…
– Друг мой, но почему не у короля? – мягко спросил Читрадрива, мгновенно насторожившийся, едва речь зашла о женщине.
– Его величество сейчас в отъезде, – вскользь заметил Гаэтани. – Но не перебивайте меня, сеньор Андреас, я как раз подхожу к истории вашего освобождения из лап этого мерзавца Гартмана фон Гёте. Итак, на аудиенции у её высочества…
Принцесса Катарина, сестра ныне царствующего Федериго Второго, приняла молодого барона и с интересом выслушала историю об утоплении татарского хана. А когда Гаэтани вышел из парадного зала, к нему приблизился слуга и передал, что её высочество желает видеть синьора Гаэтани после ужина, чтобы наедине поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.
Лоренцо терялся в догадках. Он никак не мог понять, зачем её высочеству понадобилось беседовать с ним с глазу на глаз. Вообще, в словах молодого человека чувствовалась какая-то недосказанность, он отчаянно покраснел, что было заметно даже в предрассветных сумерках. Ну а Читрадрива, который по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.
В общем, принцесса Катарина приняла Лоренцо без свидетелей в небольшой комнатке. Она попросила барона присесть в кресло, поставленное напротив её кресла, и для начала заставила повторить слышанный днём рассказ. (Читрадрива отметил про себя вставленный мимоходом оборот «для начала», но вновь промолчал.) После чего сказала: «Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с вами случилось? Может, вы больны?» Пришлось поведать также о ночном нападении в портовой гостинице и вообще о возвращении домой со всеми подробностями. И тут словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не на кого, что уж если принцесса или её венценосный брат не придумают чего-нибудь, даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более, если не упоминать о спутнике, в его рассказе оставалось слишком много неясных мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.
Её высочество приняла услышанное неожиданно близко к сердцу, особенно узнав, что сеньор Андреас непосредственно участвовал в обороне Киева и был приставлен самим королём Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась, что наконец воскликнула: «Ах, синьор Лоренцо! Судьба этого чужеземца тронула меня до глубины души, и я постараюсь помочь ему в меру возможностей». Это было именно то, на что втайне надеялся Гаэтани, а потому молодой барон поспешил выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрылённый надеждой.
Результат превзошёл все ожидания. Спустя неделю с небольшим через того же слугу принцесса назначила новую тайную встречу. Согласно собранным сведениям, похищенный русич действительно содержался в загородном доме в окрестностях Рима. В распоряжение Лоренцо Гаэтани её высочество намерена была предоставить пару десятков отчаянных рубак, три повозки и несколько смен лошадей, лишь бы узник был освобождён. Она также дала барону брошь, служившую своеобразным пропуском на территории королевства. Но в то же время сочла необходимым честно предупредить Лоренцо, что его случайного попутчика похитил сам Гартман фон Гёте.
– Да кто он такой, этот ваш… – начал Читрадрива, но тут же прикусил язык.
Гартман фон Гёте! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей он столько слышал, путешествуя Европе, а в Германии это имя вообще боялись произнести вслух, потому что даже тамошний император был жалкой букашкой по сравнению с могущественным гроссмейстером.
Между тем Лоренцо тоже решил поведать Читрадриве об этом человеке. Отпрыск одного из древнейших, благороднейших родов, который когда-либо существовал в германских землях, он тем не менее не мог похвастаться большой семьёй, поскольку все его родные скоропостижно скончались. Злые языки утверждали даже, что слишком скоропостижно. Молва приписывала обрушившуюся на род фон Гёте напасть тем обстоятельством, что в уплату за невиданное могущество Гартман фон Гёте продал дьяволу не только свою душу, но также души всей своей родни.
Может быть именно поэтому Гартман фон Гёте сам себе создал некое подобие семьи, основав орден воинов Христовых, который беспрерывно пополнялся всё новыми членами, разрастался прямо на глазах. Кроме того, он слыл правой рукой святейшего отца и давно уже сделался своим человеком при паском дворе. Был он также мастаком на всевозможные гнусности и особенно сильно враждовал с неаполитанским королём. Правда, его величество Федериго в долгу не оставался, но в данном случае важно было то, что попытка освободить сеньора Андреаса из рук Гартмана фон Гёте могла закончиться чем угодно – и удачей, и полным поражением. В последнем случае участь молодого барона была бы весьма незавидной.
И всё же Гаэтани не колебался ни минуты. Он был исполнен решимости освободить пленника и…
– И вот, мой дорогой сеньор Андреас, я с огромным удовольствием говорю, что выполнил как своё намерение, так и поручение её высочества.
После этого Лоренцо углубился в описание подробностей штурма «тюрьмы», поведав Читрадриве, как несколько воинов, вооружённых одними кинжалами, перебрались через первую стену, сняли расставленных там часовых и открыли внешние ворота, как затем выломали ворота внутренние, ворвались в садик…
Однако Читрадрива уже погрузился в свои мысли и лишь изредка рассеянно кивал, дабы создать видимость внимательного отношения к монологу барона. В рассказе Гаэтани было несколько подозрительных моментов. Прежде всего бросалось в глаза то обстоятельство, что принцесса Катарина с поразительной точностью угадала неполноту официальной версии путешествия Лоренцо Гаэтани. Также настораживало слишком горячее участие в судьбе пленника, которого она никогда в глаза не видела. Потом, как понимать «внутреннее побуждение» рассказать о судьбе Читрадривы, овладевшее молодым человеком во время тайной аудиенции? Да ещё изящная брошь, без сомнения обладающая магическими свойствами… И это при всеобщем недоверчивом, скорее даже враждебном отношении к колдовству!
А кроме того, Читрадрива никак не мог понять, почему сеньор Лоренцо столь рьяно взялся за его дело. Неужели из простого дружеского расположения к чужаку-русичу Гаэтани был способен рискнуть головой, вступив в борьбу со столь могучим соперником?! Это противоречило здравому смыслу. Оставалось предположить, что у барона были какие-то свои счёты с Гартманом фон Гёте. Но тогда почему он прямо не сказал об этом? Подозрительно, очень подозрительно…
Глава XIV
ПОКОРЕНИЕ ТАНГКУТ-САРАЯ
Татарская кобыла, названная на орфетанский манер Желмой, неплохо слушалась повода, и тем не менее Карсидар всё равно грустил о верном Ристо. Рана на ноге затянулась. Правда, шрамики так и остались, словно напоминая, что со сверхъестественными способностями у Карсидара отныне не всё в порядке. Но хорошо уж и то, что теперь он почти не хромал, а когда бывал занят каким-либо важным делом, то и вовсе забывал о ране.
С остальными талантами дело обстояло по-разному. В один из дней, пока шла переправа, Карсидар осторожно попробовал «созвать» облака. Через некоторое время немного ниже по течению «небесные овечки» действительно сбились в кучу, затем из них вышла приличная свинцово-серая туча, и разразилась гроза. Почему-то Карсидару казалось, что и с вызовом «земного огня», как это было в татарском лагере, проблем не должно возникнуть. На полное притупление интуиции он также не мог пожаловаться, хотя понимал, что обладал этим качеством ещё до пробуждения скрытого дара. Мастеру без этого никак не обойтись.
Если пустить в ход голубой камешек, он попробовал бы заморозить воду, думать о нескольких вещах сразу или контролировать несколько дел. Однако кольцо с вделанной в него капелькой лазури пришлось снять и спрятать на самое дно седельной сумки, поскольку Карсидар совершенно не мог носить украшение. Стоило ему подумать о камешке, как суставы руки начинало выкручивать, а сам палец словно превращался в сплошную сосульку.
Хуже всего было с чтением чужих мыслей. Всякий раз, как Карсидар приступал к этому занятию, казавшемуся прежде таким лёгким, у него дико кружилась голова, в глазах двоилось. А если Карсидар пробовал установить мысленный контакт с тестем, перед ним точно разверзалась мрачная ледяная бездна, в которую готов был сорваться весь мир. Кроме того, в следующий же миг на незадачливого экспериментатора накатывала столь мощная волна панического ужаса, что он едва сдерживал желание сорваться с места и бежать куда глаза глядят, хоть бы и на край света. В довершение несчастья жуткая головная боль мучила Карсидара несколько часов кряду.
Также ничего не получалось с «прятками»: он пробовал удаляться в степь, подходить к лагерю и при этом пытался «заставить» воинов не видеть его. Но ратники неизменно замечали своего воеводу. Значит, с придуманной им хитрой тактикой, некогда приводившей татар в ужас, придётся распрощаться. Как и с хайен-эрец, поскольку это искусство было сродни чтению мыслей.
А уж подлетать над землёй и рвать без усилия верёвки Карсидар вообще не пытался: для этого нужен был шок, а не кольцо, а он и так пережил за последнее время слишком много, чтобы подвергать себя дополнительным испытаниям.
Наконец, из рук вон плохо было с защитой от стрел. Однажды утром, когда воины готовились к очередному переходу, Карсидар кликнул тестя, вдвоём они отъехали подальше в степь, и там Михайло выпустил в зятя несколько стрел без наконечников. Надо ли говорить, что несмотря на все усилия Карсидара, ни одна из них не отклонилась в сторону ни на пядь!
После этой неудачи, окончательно доконавшей беднягу, состоялся откровенный разговор с тестем. Отводя глаза, бледнея и запинаясь, Карсидар признался, что растерял часть своих способностей. Ответ Михайла был несколько неожиданным:
– А по мне, зятёк, было бы замечательно, коли б ты вообще перестал колдовать!
Карсидар недовольно засопел, посмотрел на тестя почти с ненавистью и прошептал:
– Тебя, как я погляжу, одно только и заботит: как бы муж твоей дочери взялся за ум, исправился и стал, как все.
Михайло не обиделся. Он добродушно рассмеялся, но заговорил серьёзно:
– А представь, заботит. Оно, конечно, иногда неплохо, ежели есть возможность пробраться во вражеский стан и выведать, что супостаты замышляют, аль от стрел прикрыться. Да ведь другие без этого как-то обходятся! И ты прежде обходился. А может, ты неправду о своей прежней жизни рассказывал?
Карсидар закусил губу. Конечно, он был первым среди орфетанских мастеров и до пробуждения дара. Да теперь успел уже привыкнуть ко всяким необычным хитростям. Привык настолько, что даже рукавный арбалет, которым прежде так гордился, перестал брать в поездки, вполне довольствуясь двухзарядным арбалетом мастера. А сколько раз тайное оружие спасало его!..
– А потому не тужи, Давидушка, – продолжал Михайло почти ласково. – Ежели так случилось, так может, оно и к лучшему? Может, так тому и быть? И без всякого колдовства ты рубака знатный, сам видал. Ну, так и будешь отныне таким, каким был прежде! Делов-то… Да ты посмотри, как вои тебя слушаются, как переживают за тебя! Ты-то, может, о том и не ведаешь, а я всё знаю.
– Это… в самом деле так? – Карсидар очень надеялся, что тесть не обманывает его. Даже если он лгал с намерением успокоить зятя, это был опрометчивый поступок!
– В самом деле, в самом деле, – передразнил его Михайло. – Нешто я не понимаю, нешто стал бы выдумывать?! А Милка тебя, что ль, за колдовство полюбила? А меня ты тоже к себе приворожил, дурья твоя башка?!
Карсидар вновь потупился. Очень хотелось поверить Михайлу, в дружеском совете которого он так нуждался… хотя в то же время верилось с трудом. Может потому, что о том же говорил полоумный Зерахия. Предупреждал ведь Карсидара, в то время безоговорочно уверенного в своих силах: подумай, что станешь ты делать, если вдруг лишишься своих способностей? Разница была лишь в том, что тесть говорил это после происшествия на переправе, а иудеянин – до. А суть их слов одна.
– В общем, не мог ты бросить своё колдовство добровольно, так татарва тебя заставила. Значит, и Бог с ним, с непотребством этим. И хватит кручиниться, зятёк, давай делом займёмся. Путь твой лежит на Тангкут-Сарай, войско русское под рукой твоей, а дело наше общее – наподдать нечестивцам так, чтоб и не думали они больше идти войной супротив нас. И мысли такой чтоб не держали, поганцы, нехристи! И ежели милость Всевышнего и дальше пребудет с нами, мы наголову разобьём татарву к Вознесению али даже раньше, после Переполовения. Так-то, Давидушка.
Как ни верти, а Михайло был прав. В любом случае, сейчас не время для колебаний. Решающая битва с татарами на носу. Если имевшиеся сведения верны, до Тангкут-Сарая идти не больше недели. А степь между тем становилась всё суше, воздух – горячее. Пока от жажды никто не страдал, но неизвестно, что ждёт русичей впереди. И со сверхъестественными способностями или без них, а Карсидар обязан был командовать армией, привести своих воинов к победе и разбить ордынцев, которые иначе неминуемо набросятся на Русь.
На следующее же утро разведчики наткнулись на довольно внушительный отряд конных татар и едва сумев уйти от преследования, сообщили о том воеводе. Продвигаться стали с удвоенной осторожностью.
Ближе к вечеру произошло столкновение с теми самыми конниками, от которых утром еле ускакали разведчики. Татары, как водится, осыпали срочно перестроившихся в боевой порядок русичей градом стрел, стараясь не подпустить их близко. Однако, понеся незначительные потери, русские всадники сумели подъехать вплотную к татарам. Теперь в ход пошли копья, мечи, топоры, булавы и обушки. Через час ордынцы дрогнули и начали потихоньку отступать, а вскоре все, кто остался в живых, удирали без оглядки, преследуемые по пятам русичами. От полного истребления татарских всадников спасла лишь быстро спустившаяся тьма.
Русичи ликовали. Если не считать мелких стычек в степи и попытки сорвать переправу, это была первая серьёзная схватка с татарами, и закончилась она поражением ордынцев. Во время преследования «коновалы» Ипатия отрезали четверых вражеских всадников, поотставших от остальных. Двоих подняли на копья, третьего, который вздумал выхватить кривой меч, «угостили» дротиком, зато четвёртого захватили живьём и приволокли к воеводе. К счастью, после ранения Карсидар не мог использовать хайен-эрец, не то татарин был бы уже мёртв. В чужие мысли он также разучился проникать, поэтому полностью полагался на тестя, который порекомендовал двух опытных в подобного рода делах воинов и толмача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44