А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Я верю, что „Дон Жуан“ у Вольфганга получится и веселым и трагичным одновременно, и, как все его оперы, полным гармонии».
«Он может превзойти все сочиненное доныне», – прибавил да Понте.
Это не понравилось Сальери, и он заметил: «Но сам Дон Жуан личность безнравственная. Он развратник и убийца. Неудивительно, что оперу не ставят в Вене. Это сочли бы оскорблением императорской особы».
«Если опера пройдет с успехом в Праге, то ее поставят и в Вене», – ответил Моцарт.
«Если?… – Сальери сделал многозначительную паузу, а затем улыбнулся притворно-любезной улыбкой. – Вы щедрый хозяин, маэстро. Я в восторге от вашего обеда».
Меня удивило, что за столом Сальери не прикасался к блюду до тех пор, пока сам хозяин его не попробует. И все время следил за тем, каким кушаньям Моцарт отдает предпочтение. Я это хорошо запомнил.
Хотя оркестрантам должны были заплатить завтра, я задержался после ухода гостей. Констанца была недовольна, но Моцарт обрадовался. Он был сильно взволнован вечером и готов был бодрствовать всю ночь. Я спросил, не может ли он уделить мне минуту?
«И не одну, Эрнест», – ответил он, отводя меня в сторону.
Я смущенно молчал.
«Вам нужны деньги, не так ли?»
Я кивнул в ответ, и он с улыбкой протянул мне целую горсть монет. Отмахнувшись от благодарности, он переменил тему и пожелал узнать мое мнение о его новом сочинении.
«Серенада прекрасна и необычайно мелодична», – сказал я.
«Сомневаюсь, понравится ли она при дворе, но как приятно услышать одобрение настоящих музыкантов. Только им и можно доверять».
– Для меня это было большой похвалой, – сказал Мюллер.
– Он дал вам несколько гульденов? – спросил Джэсон.
– Он дал мне двадцать! И нечто большее, нежели деньги. Моцарт заметил, как я растроган. Констанца уже не раз звала его спать, и я догадался, что она не одобряет его чрезмерную щедрость, но он крикнул ей:
«Я скоро приду, Станци».
Он прошел в музыкальную комнату, вернулся с листом бумаги и сел за стол. Начертив нотные линейки он с поразительной быстротой набросал менуэт и протянул его мне со словами:
«Может, это хоть как-то возместит тот ущерб, который причинил вам Сальери, разбив вашу скрипку».
«Я не могу принять вашего подарка, господин капельмейстер», – ответил я.
«Отчего же? Отдайте его музыкальному издателю. С моей подписью за него можно выручить несколько гульденов». – Он подписал: «Вольфганг Амадеус Моцарт». – «Впрочем, – добавил он, – они и так не станут сомневаться в моем авторстве. Им знаком мой стиль, даже если они и не разбираются в качестве».
«Зачем вы пригласили Сальери? Он ваш недруг».
«Знаю. Но да Понте настоял, он хотел, чтобы мы подружились. Он считает, что это может пригодиться. По-моему, это напрасный труд. Вы доберетесь сами до дому?»
«Да, я чувствую себя лучше. Вы очень добры, господин капельмейстер».
«Расплатитесь с доктором и не волнуйтесь попусту».
«Я вам желаю того же, господин капельмейстер».
«А придется снова туго, приходите ко мне. Мне кажется, если Прага примет „Дон Жуана“, то в Вене ему тоже обеспечен успех».
«Несомненно!» – воскликнул я.
«Я предпочитаю не делать преждевременных выводов, пока не закончу работу. Постарайтесь заручиться услугами самого лучшего врача».
И он распрощался со мной.
– Сколько же вам заплатили за тот менуэт? – спросил Джэсон.
– Я не решился его продать.
– Он у вас сохранился?
– Он всегда при мне. – Мюллер бережно вынул ноты из кожаного портфеля и протянул их Джэсону.
Бумага пожелтела от времени, но хорошо сохранилась, и Джэсон не мог отвести взгляда от ясной и разборчивой подписи, словно сделанной только вчера.
– Разве мог я скрыть эту музыку от людей? Она такая выразительная и прекрасная. Я продал копии, но сохранил оригинал.
Джэсон пожелал сыграть менуэт, но Мюллер воспротивился.
– У нас есть дела поважнее. Вы сообщили Губеру, что собираетесь меня навестить?
– Нет.
– Правильно. Лучше не возбуждать подозрений полицейских чинов.
– Вам известно, кто лечил Моцарта накануне смерти?
– Меня тогда не было в Вене. Когда я вернулся, его уже не было в живых.
– А некоего Йозефа Дейнера вы знали?
– Хозяина таверны, друга Моцарта? Да. Он еще жив.
– Это я и пытаюсь выяснить, – ответил Джэсон. – Мне сказали, что Дейнер не отходил от Моцарта все последние дни.
– Я не видел Дейнера уже много лет, но, возможно, он и жив. В 1791 году, когда Моцарт обращался к нему за помощью, Дейнер был совсем молод.
– Вы знаете, где находится его таверна? Или, вернее, где она находилась?
– Нет. Но могу разузнать.
– Я даже не могу выяснить, где была последняя квартира Моцарта.
– Если не ошибаюсь, на Раухенштейнгассе. Здесь за углом. Пойдемте, я вам покажу.
Джэсон готов был немедленно последовать за Мюллером, но Дебору занимало другое.
– Вы сказали, что Моцарт спас вам жизнь. Каким образом? – спросила она старого музыканта.
– Когда Сальери разбил мою драгоценную скрипку, я увяз в долгах, в придачу заболел, и совсем было отчаялся. Если бы не Моцарт, я бы наложил на себя руки.

16. Последняя квартира Моцарта

Квартира на Раухенштейнгассе, где умер Моцарт, действительно находилась за углом. Они остановились перед трехэтажным домом, и Эрнест сказал:
– Моцарт жил на втором этаже.
– Вы когда-нибудь бывали здесь? – спросил Джэсон.
– Разумеется, бывал. В последний раз после премьеры «Волшебной флейты». Моцарт ликовал. Опера шла с большим успехом, и он надеялся поправить свои дела. Тогда еще он не думал, что эта квартира будет последней в его жизни.
– Когда же вы навестили его в последний раз?
– Примерно за месяц до смерти.
– Он был еще здоров?
– Он был утомлен чрезмерной работой, его мучили долги, но на здоровье он не жаловался. Он признался мне, что в этой квартире ему хорошо работается. – Указав на пять больших окон на втором этаже, Эрнест пояснил: – Ему нравились эти окна. Отсюда, говорил он, – ему все хорошо видно. Из кабинета, – это самое левое окно, – видна Химмельпфортгассе. Он любил общество и, бывало, сочинял в присутствии других, но в ту осень 1791 года он частенько оставался один. Когда я смотрю на Химмельпфортгассе и Раухенштейнгассе, говорил он, мне легче сочиняется.
Джэсон хотел было побеседовать с нынешними владельцами квартиры, но Эрнест его остановил:
– Они не знали Моцарта. Я как-то попытался заговорить с ними, но они захлопнули передо мной дверь. Для них это только лишнее беспокойство, что Моцарт умер в этой квартире. В Вене немало людей, которым до Моцарта нет дела.
Джэсон не верил своим ушам, такое небрежение граничило со святотатством. Он подумал о тех несметных людских толпах, которые прошли по Раухенштейнгассе, даже не бросив взгляда на этот дом, а ведь его следовало бы беречь как зеницу ока; фасад дома свидетельствовал о полном забвении: дерево подгнило, штукатурка пожелтела и растрескалась.
– Один человек, с которым я встречался, Христоф Фукс, говорил, что таверна Дейнера находилась поблизости от последней квартиры Моцарта, и что если найти дом, то рядом будет и таверна. Неужели мы упустим такой случай? – сказал Джэсон.
– Не сейчас! Мы потом поищем Дейнера. Я хочу показать вам вещи поважнее, – отозвался Эрнест. – Они подтвердят ваши подозрения.
И, подхватив Джэсона и Дебору под руки, Мюллер повлек их в другом направлении.
– Вот и собор св. Стефана, – провозгласил Эрнест, – тут над Моцартом отслужили заупокойную службу.
Они смотрели на собор со стороны величественной южной башни и, казалось, видели его впервые.
– От Раухенштейнгассе до собора всего несколько минут ходьбы. Я хотел, чтобы вы убедились в этом, – продолжал Эрнест. – Я хочу рассказать вам о похоронах. Это важно.
– К чему так торопиться? – сказала Дебора. – Не лучше ли отложить это до завтра?
– Завтра все может измениться. Разве вы не проводили бы гроб Моцарта до этого места? А вот жена Моцарта не проводила. Как и некоторые из друзей. Хотя заупокойная служба состоялась почти рядом с домом.
– Почему же так произошло?
– Ходили слухи, что многие побоялись пойти на его похороны, потому что он впал в немилость у Габсбургов.
– Если это так, то чем это было вызвано?
– Говорили разное. Одни считали, что знать рассердила «Свадьба Фигаро», другие, что виной тому масонство Моцарта. Кроме того, все знали, что он слишком открыто позволял себе критиковать Габсбургов. Да и история с «Волшебной флейтой» не прошла даром.
– Что за история?
– Нашлись люди, которые увидели в Царице Ночи императрицу Марию Терезию. А это нелестный портрет.
– Кто же пришел на похороны? – спросил Джэсон.
– Ван Свитен, Зюсмайер, Альбрехтсбергер и Сальери.
– Сальери? – изумился Джэсон.
– Да, Сальери. Мне об этом сказал Альбрехтсбергер. Его столь удивило появление Сальери, что он навсегда запомнил это. Всем была хорошо известна враждебность Сальери к Моцарту. Сальери своим присутствием на похоронах явно хотел подчеркнуть дружеское отношение к покойному и…
– Доказать свою невиновность, – дополнил Джэсон.
– А также, возможно, чтобы увериться в исчезновении улик.
– На что вы намекаете, господин Мюллер? – не удержалась Дебора.
– Нет тела, нет доказательств. Тот, кто решился на убийство, попытается избавиться и от тела. А тело Моцарта исчезло. Исчезло бесследно.
– Однако это еще не доказывает, что его убили, – настаивала Дебора.
– Тогда почему никого не было на кладбище, когда исчезло тело.
– На то есть, видимо, какая-то причина, – сказала Дебора.
– Люди всегда находят причину. Но не всегда находят объяснение.
– На какую же причину сослались провожающие? – спросил Джэсон.
– На непогоду. У городских ворот, говорили они, непогода заставила их повернуть обратно. Но мне удалось узнать, что в тот день не было никакой метели.
– Вы считаете, кто-то позаботился о том, чтобы на кладбище никого не оказалось?
– По-видимому так.
– Нужно поговорить с теми, кто присутствовал на службе в соборе, – решил Джэсон.
– Ван Свитена, Зюсмайера и Альбрехтсбергера уже нет в живых. Если бы только мы могли доказать, что именно Сальери устроил так, чтобы никто не провожал тело до кладбища, тогда подтвердилось бы и его признание на исповеди.
– Если таковое вообще существует, – вставила Дебора.
– Вам необходимо побывать на кладбище, – продолжал настаивать Эрнест. – Вы сами убедитесь, как легко до него добраться. У вас есть карета?
– Я отпустил кучера, – ответил Джэсон. – Не хотел, чтобы он знал, к кому мы идем.
– Весьма разумно. Ничего, мы найдем карету. Но сначала зайдем в собор.
Он провел их в северную часть собора, в часовню св. Креста, где состоялась заупокойная служба над телом Моцарта. Здесь не было ни души, и Джэсон представил себе, как мертвый Моцарт лежал тут почти в полном одиночестве и как потом от него быстро избавились. Однако свою скорбь никому не навяжешь, рассуждал Джэсон стоя перед распятием, украшавшим часовню, и ему чудилось, что на кресте не тело Христа, а тело Моцарта.
Только когда они сели в карету и поворачивать назад было поздно, Эрнест предупредил, что затея грозит опасностью. Придется проявить осмотрительность, чтобы не попасться в руки властей, сказал старый музыкант.
– При Меттернихе нечего и мечтать о свободе, он только и занят тем, что ловит свободомыслящих, но полиция подчас тоже попадает впросак. В конце концов, в чем нас можно заподозрить? Кто знает, какую мы ищем могилу?
У городских ворот он опять напомнил, как недолог был путь сюда, и все же отсюда провожающие повернули обратно.
Дебору утомила езда по узким, извилистым и темным улочкам старого города, но за городскими воротами на Ландштрассе начинались пригороды и дышалось намного легче.
Вскоре они подъехали к кладбищу св. Марка, и Эрнест повторил:
– Видите, как близко. Разве не подозрительно, что никто не последовал за катафалком до кладбища? Одни дешевые желтые дроги, деревянный желтый гроб, лошадь, возница и никого позади. Даже собаки. – Голос Эрнеста задрожал.
– Мы доехали сюда за полчаса, – заметил Джэсон.
– И дорога вполне сносная, мощеная.
– Может быть, – предположила Дебора, – смерть Моцарта настолько потрясла его друзей, что у них не хватило сил, чтобы вынести обряд погребения. Поэтому они повернули назад у городских ворот, они знали, что это превыше их возможностей.
Эрнест немедленно разгромил идею и укорил Дебору за недоверие. Как может она сомневаться в его доказательствах? Джэсон молчанием подтверждал согласие с Эрнестом.
Но Дебора столько перестрадала за последние недели, что невольно верила в свое предположение. По дороге на кладбище она непрестанно думала о том, каким предельным напряжением всех сил была их поездка.
Они вышли из кареты у церкви св. Марка, маленькой и невзрачной. Эрнест отыскал смотрителя.
– Моцарт? Я о таком не знаю. Вы говорите, его похоронили на этом кладбище?
К кому бы Эрнест ни обращался, никто не слыхал о Моцарте.
Это заговор молчания, с горечью подумал Джэсон. Он не ожидал, что кладбище окажется таким неприглядным и еще более запущенным, чем церковь. Небольшое и всеми забытое, оно походило скорее на заброшенный пустырь. К кустам, деревьям и зеленым изгородям давным-давно не притрагивалась человеческая рука. Нигде ни цветка, даже на могилах с памятниками. Некоторые памятники упали, другие покосились, ухоженных могил нигде не было видно. Джэсон попытался кое-где разобрать надписи, но буквы стерлись от времени.
– Неужели никто не знает, где его похоронили? – спросила Дебора.
– Ни малейшего представления.
– И никакой могилы?
– Никакой.
– Вы бывали здесь раньше, господин Мюллер?
– И не раз.
Ей казалось, что они бесцельно кружат по кладбищу. Эрнест повел их по дорожке к открытому пространству на вершине холма.
– Там находится общая могила, куда, по предположению, его положили, – пояснил Эрнест.
– Но почему? Ведь он не был нищим.
– Это были третьеразрядные похороны. За восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров. На отдельную могилу не хватило денег, значит, если его похоронили, то похоронили в общей могиле с другими покойниками. Там их могло быть от десяти до ста тел. Тела клали рядами на доски на небольшой глубине.
– И стоило могилу засыпать, – продолжил Джэсон, – как опознать тело уже было невозможно.
– Тлен вступал в свои права. Теперь вы понимаете, как важен факт исчезновения тела для нашего расследования? – сказал Эрнест.
– Может быть, жив могильщик? И его можно отыскать?
– Могильщики часто менялись, получали плату и уходили. Здесь было мало работы. Никто не знает, кто был тогда могильщиком. К тому же, его легко можно было подкупить. Или потом от него избавиться.
– А почему Моцарта похоронили именно на этом кладбище?
– Оно принадлежит приходу св. Стефана.
– И считалось самым бедным? Эрнест кивнул.
– Почему же Констанца не пришла на кладбище? – спросила Дебора.
– Вы спрашиваете почему? Она сказалась больной. Констанца посетила кладбище лишь в 1818 году.
– Отчего же она за столько лет не побывала на кладбище?
– Если бы я только знал, госпожа Отис.
– Может быть, она была в обиде на Моцарта, а мы об этом ничего не знаем. Она могла бы поставить хотя бы крест на том месте, где его похоронили. Простой деревянный крест!
– Констанца считала это обязанностью прихода. Позже, когда ее попрекали за это, она оправдывалась, что заказывала крест. Но на кладбище св. Марка нет креста, поставленного в память Моцарта.
– А вы точно знаете, что общая могила была на этом самом месте? – Помолиться бы за упокой его души, думал Джэсон, но где?
– Лишь приблизительно. Ровное пространство лучше всего подходило для рытья общей могилы. Но точное место не установлено.
Небо нахмурилось, стал накрапывать дождь. Словно в поисках ответа, Джэсон взглянул на небо и повторил:
– Ни надписи, ни знака, ни креста. Чудовищно!
– И тем не менее, так оно и было. Как только тело попадало в общую могилу, его уже нельзя было отличить от других. Выяснение причины смерти становилось невозможным.
– И никакой заупокойной службы у его могилы, – сказал Эрнест. – А ведь он сочинял такие замечательные мессы для других!
– Может, это оттого, что он был масоном? – спросил Джэсон. – Поэтому и креста нет?
– Обычная служба стоила сто гульденов, а с пением – двести.
– А молитвы?
– И их не было. Они стоили двадцать гульденов.
– Пойдемте отсюда, – совсем опечалившись, заторопилась Дебора. – Подумать только, у Моцарта и такая могила!
– Подождите, – попросил Джэсон. Он стоял, безмолвно взывая к Моцарту сквозь пугающую и гнетущую пустоту, к Моцарту, которого упрятали в землю, словно нищего бродягу. Это место стало бесконечно дорогим его сердцу, он запомнит его навсегда.
Эрнест между тем наставлял:
– Прежде всего, надо положить конец подозрениям полиции. Вам необходимо повидаться с Бетховеном, заказать ему ораторию и попытаться войти к нему в доверие, даже начать брать уроки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43