За поворотом лестница уходила в темноту. К'рин хотела что-то сказать, но Ронин жестом остановил ее. Он прислушался, думая уже не о странном звуке, доносившемся снизу, а о... Звук послышался снова, и Ронин больше не сомневался. В первый раз он подумал, что это скребутся те маленькие животные, живущие в стенах, которых слышно почти всегда, когда кругом тихо. Но звук повторился, теперь уже ближе – звук осторожных шагов, доносящихся сверху. Кто-то спускался по лестнице следом за ними. Сколько их там человек, определить было невозможно, но кто-то явно там был.
Ронин схватил К'рин за руку, и они ринулись вниз, в темноту.
Загадочный стон раздался опять – теперь уже ближе. Ронин выставил факел перед собой и увидел, что вся внутренняя стена лестничного пролета разрушена. Перед ними зияла черная пропасть глубиной в несколько этажей.
Они прижались к противоположной стене, подальше от провала, и вдруг увидели чуть ниже по лестнице скорчившуюся фигуру. Человек был растрепан и весь в грязи. Длинные волосы висят сальными прядями, вместо одежды – жалкие лохмотья.
Ронин подошел поближе, чтобы как следует разглядеть бледное нездоровое лицо, покрытое грязью и потом.
В глазах незнакомца, когда он увидел Ронина, мелькнул испуг. В пляшущем свете факела были видны огромные расширенные зрачки. Человек боязливо сжался.
Ронин наклонился и тронул незнакомца за плечо.
– Ты кто? – Не дождавшись ответа, он добавил: – Мы не причиним тебе вреда.
Шаги на лестнице приближались. Ронин выпрямился и прислушался. К'рин спустилась к ним, склонилась над незнакомцем, пытаясь с ним заговорить, и вдруг изумленно воскликнула:
– Ронин!
Он повернулся к ним, посветил факелом и только теперь разглядел, что вместо правой руки у несчастного торчит лишь обрубок с запекшейся на нем кровью. Присмотревшись получше, он увидел, что рана уже начинала затягиваться новой кожей, то есть была не такой свежей, как ему показалось вначале. Тени плясали на каменных стенах в неверном мерцании факела.
Но это было еще не все. На шее у этого жалкого существа блестело что-то металлическое. Медленно и осторожно, чтобы не напугать незнакомца, Ронин протянул руку к блестящей штучке, провел пальцем по медальону на грязной цепочке, повернул его к свету и прочитал:
– Корабб. Нир. Девяносто девятый.
– Нир?! – изумилась К'рин. – Но как... если он с девяносто девятого уровня, что он делает так высоко?
– Да еще с оторванной рукой.
Ронин вспомнил ту ниру, которую встретил в приемной у Сталига.
– На том уровне располагаются самые большие и самые сложные машины...
– Это самый нижний этаж?
– Да, там работают самые лучшие ниры...
Звук шагов наверху неожиданно прекратился – тот или те, кто преследовал их, остановились на площадке как раз над ними. Ронину показалось, что он слышит приглушенные голоса.
– Ронин, кто это...
Он приложил палец к губам и, склонившись над ниром, прошептал:
– Корабб, ты меня слышишь?
Незнакомец взглянул на него, перевел взгляд на К'рин, потом – снова на Ронина и кивнул. Только теперь Ронин понял, что перед ним – женщина. В пляшущем свете факела он не смог определить этого раньше. К тому же она была вся такая грязная и сидела, скорчившись в три погибели.
Нира подняла худой палец. На месте сорванного ногтя чернело пятно запекшейся крови.
– Все, Ронин. Ты доигрался, – раздался сверху холодный голос. – Мы пришли за тобой!
Раздался скрежет металла по камню. Этот звук нельзя было спутать ни с чем. К'рин ахнула. Только теперь до нее дошло то, что Ронин понял уже давно: он был без оружия, ведь они шли на Сехну.
Что-то коснулось его плеча. Нира настойчиво тыкала в него пальцем. Она показала сначала на него, потом – на К'рин, потом – на черный провал под лестницей.
Он покачал головой:
– Мы не можем тебя здесь оставить. Здесь ты погибнешь. Понимаешь?
Она замотала головой, и ее рот беззвучно открылся. Ронину почему-то сразу же показалось, что здесь что-то не так. Судя по всему, К'рин пришла в голову та же мысль. Она протянула руку и приоткрыла нире рот. Затравленные глаза Корабб распахнулись от ужаса. Она дернулась, пытаясь вырваться, но К'рин держала ее крепко.
– Мороз меня побери! – содрогнувшись, выдохнула она.
Ронин нагнулся и увидел, что у ниры нет языка. На его месте чернел окровавленный обрубок.
К'рин отпустила Корабб и повернулась к Ронину. Она была очень бледной.
– Что произошло? Как такое могло...
– Ронин. Ронин, мы знаем, что медсестра с тобой, – донесся сверху насмешливый голос. – К'рин? Да, ее зовут К'рин.
Снова скрежет металла по камню.
– Не обольщайся. Умереть быстро и с честью у тебя не получится. Смерть меченосца не для тебя, друг мой. Мы перережем тебе сухожилия на ногах, и ты будешь лежать и смотреть, как мы выясняем, из чего сделана твоя женщина. Мы отрежем тебе веки, чтобы ты не смог закрыть глаза, и будем по очереди держать тебе голову, чтобы ты сполна насладился зрелищем. Мы не хотим, чтобы ты пропустил самое интересное. Как ты сам думаешь, скольких она сможет обслужить?
Раздался мерзкий хохот.
– Я имею в виду, за раз!
Смех разнесся издевательским эхом. К'рин невольно поежилась.
Наверху послышалась возня – их преследователи спускались вниз. Ронин размахнулся и зашвырнул факел в черный провал. Тени тех, кто пришел за ними, уже показались вверху. Далеко-далеко внизу трепыхались алые отблески пламени факела. Но Ронина, К'рин и ниру уже окутала темнота.
Тени спускались все ниже. Их было четверо. Ронин понял, что надежды мало. Рыжие отблески пламени отразились от лезвия поднятого меча. Ронин уже приготовился к отчаянному рывку вверх по лестнице.
И вдруг мимо него промчалась маленькая скрюченная тень. Это была нира!
Она врезалась прямо в четверку спускавшихся к ним негодяев. Послышались крики. В это мгновение догорающий факел вспыхнул напоследок, осветив живой ком, сплетенный из чьих-то рук, ног и тел, который как будто подпрыгнул в воздух и обрушился вниз, прямо в черную дыру. Ронин пытался разглядеть в этой копошащейся массе хоть чье-то лицо... лицо ниры... но тугой комок тел уже скрылся из виду, и он услышал лишь смачный шлепок, похожий на звук разорвавшегося мешка с чем-то сыпучим, сброшенного с большой высоты. От этого звука Ронина едва не стошнило.
К'рин рыдала, прижавшись к стене.
Когда Ронин отвернулся от зияющего колодца, она бросилась ему на шею и прижалась к нему всем телом. Ее била дрожь.
– Я не могу... – бормотала она сквозь слезы. – Я больше не могу...
Он гладил ее по волосам, открывая в себе нечто новое – очень важное.
Они еще долго стояли, отнявшись, посреди этого сумрачного мира, распадающегося на части, где смерть ухмыляется им в лицо, а зло и насилие торжествуют почти всегда.
Неизменная каменная плита чернела мрачным овалом посреди темноты. Ронин стоял на пороге, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к сумраку. Даггамы по-прежнему торчали в коридоре, за поворотом.
И Ниррена не было на Сехне.
После Сехны К'рин отправилась к себе на занятия по медицинской подготовке.
– Мне сейчас надо отвлечься, – сказала она.
В операционной было темно и очень тихо, поэтому Ронину приходилось быть предельно осторожным, чтобы не выдать своего присутствия. Он прошел через темный зал – вроде бы все нормально. В кабинете не было никого.
В коридоре, по дороге сюда, его перехватил Г'фанд.
– Идешь наверх?
Ронин кивнул:
– К себе.
– Не возражаешь, если я немного тебя провожу?
Вообще-то Ронин возражал, но не знал, как повежливее отделаться от ученого. Все его мысли были заняты только Борросом. Времени оставалось очень мало.
– Ну, пойдем.
Они миновали первую лестницу, и Ронину показалось, что он слышит звук капающей воды. Они пошли по второй. Поднимались молча. В воздухе плясали пылинки. Время от времени за стенами раздавались какие-то непонятные звуки.
Наконец Г'фанд прочистил горло:
– Я просто... хотел сказать, что... гм... насчет происшествия на тренировке. Никто не хотел обсуждать его на совете. Если тебя это интересует.
– Я совсем не о том сейчас думаю.
– А-а. Ну ладно. Просто мы все беспокоились... знаешь... если тебя отстранят от тренировок...
– Я тебе очень признателен за заботу.
– Мы все за тебя беспокоимся.
Ронин взглянул на Г'фанда и заставил себя улыбнуться.
– За меня волноваться не надо – так им всем и передай.
– Но ведь тренировки – это твоя жизнь! Я бы на твоем месте очень расстроился.
– Ты так это говоришь... можно подумать, что я себя просто покрыл позором, – сказал Ронин. – Я честно сражался. Это не я, а они нарушили Устав.
– Но ведь с инструктором тоже надо считаться, – возразил Г'фанд, явно не понимая, о чем толкует ему Ронин.
– Не всегда и не всем.
– Да, – с горечью согласился ученый. – Не всем.
* * *
Легко и бесшумно, как тень, Ронин добрался до дальней стены и коснулся ее рукой. Открылась потайная дверь. Он шагнул внутрь.
В маленькой комнатке ничего не изменилось: те же узкие койки и тусклые лампы. И Боррос.
На этот раз он сидел, напряженно разглядывая свои ладони. Желтая лысая голова легонько покачивалась на тонкой длинной шее. Серые глаза были тусклыми и безучастными.
Ронин присел рядом с ним.
– Боррос...
– Иди, – произнес колдун равнодушным усталым голосом. – Иди и скажи своему саардину, что мой ответ по-прежнему «нет». И другого ответа не будет.
Он провел пальцами по лбу, и Ронин заметил, что пятна Дехна на висках колдуна стали бледнее.
– Скажи ему, что он больше уже ничего не сделает. Он перепробовал все, и ничего у него не вышло. Никаких даже проблесков не осталось... я вообще ничего не помню. Так что его попытка перетащить меня к себе в ведомство тоже не удалась. Я не в силах ему помочь, даже если бы и хотел.
Боррос махнул рукой.
– Иди к нему и передай, что сказал колдун. Мне он верить не хочет, а тебе, может быть, и поверит.
– Боррос, прошу вас, выслушайте меня, – прошептал Ронин. – Я не даггам, и Фрейдал – не мой саардин. Мороз проклятый, ну посмотрите же на меня! Я был здесь у вас в прошлом цикле. Вы тогда болели, вам было очень плохо.
Боррос взглянул на него – в серой непроницаемой глубине его глаз блеснули тусклые золотые искорки – и мрачно хохотнул:
– Очень плохо мне было? Теперь это так называется? – Его глаза заблестели. – Тебе меня не провести. Ложь и обман без конца... впрочем, ничего другого от него ожидать не приходится. Твое время истекло. Пусть присылает следующего. Но ты ему все-таки передай, что ничего у него не выйдет. Ничего.
Сейчас Боррос был совсем другим – не похожим на того человека, с которым Ронин разговаривал еще в прошлом цикле. На того человека, которому он спас жизнь. И это тревожило Ронина. Очевидно, что никакой Боррос не сумасшедший. И Фрейдал это сразу поймет, если не понял уже. И было еще одно обстоятельство. Хотя колдун и сумел продержаться так долго, если Фрейдалу припрет, Боррос в конце концов выложит ему все, что тот хочет знать. Фрейдал умел добиваться того, что он хочет. Это Ронин уже понял.
– Как же мне вас убедить?
Уловив в голосе Ронина нетерпение и настойчивость, колдун хитровато улыбнулся.
– Хорошо. Сделаем так: я спрашиваю – ты отвечаешь. И если вдруг мне покажется, что есть в твоих словах что-то неискреннее... любая заминка с твоей стороны... и мы прекращаем наш разговор.
– Но у нас мало времени. – Ронин покосился на дверь в коридор.
Боррос пожал плечами, скривив губы.
– Другого выхода я не вижу.
– Ну ладно, – махнул рукой Ронин. – Если это вас убедит...
Взгляд серых глаз колдуна вдруг стал пристальным и холодным. Кристально ясным.
– Я не сказал, что меня это убедит.
Ронин раздраженно хмыкнул.
– Кто ты? – коротко бросил Боррос.
– Меченосец.
– Кто твой саардин?
– У меня нет саардина.
– Что? – глаза колдуна превратились в щелки.
– Я никому не служу.
Бледные руки поверх черного одеяла казались причудливыми белыми цветами.
– Интересно. – Колдун запрокинул голову. – И на чьей ты стороне?
– Еще не знаю, но Фрейдал мой враг.
– Хм. Это действительно так?
– Он уже дважды пытался меня убить.
– И ты думаешь, я тебе поверю?
Всему есть свой предел. Ронин схватил Борроса за грудки и притянул к себе, пока лица их не оказались совсем-совсем близко:
– Надо было мне бросить тебя подыхать в прошлом цикле. Чего ради я так напрягался – тебя спасал?
– Отпусти меня.
Ронин разжал пальцы. Колдун поправил рубашку.
– Расскажи мне, что произошло.
Ронин рассказал ему о поединке с Маршем.
– Ты сломал ему хребет? – переспросил Боррос, мечтательно улыбнувшись. – Ты уверен?
Ронин пожал плечами.
Колдун на мгновение закрыл глаза.
– Это было бы здорово... – Он снова взглянул на Ронина. – Продолжай.
Ронин рассказал о том, как им с К'рин пришлось спускаться на Сехну по старой заброшенной лестнице, потому что та лестница, которой они обычно пользовались, оказалась заваленной всяким хламом – и отнюдь не случайно, как он теперь понимал, – и о том, как они нашли ниру.
– У нее на жетоне было написано «девяносто девятый», но я понятия не имею, что она делала так высоко. Она была... вся искалечена. Конечно, руку она могла потерять и в результате несчастного случая, но вот язык... Она...
В серых глазах колдуна вспыхнули золотые искры. Его голова опять дернулась. Он поежился, но ничего не сказал.
– Мы не могли ее бросить. А потом...
Желтая голова Борроса качнулась из стороны в сторону.
– Мне кажется, я...
– ... она их всех забрала с собой...
– Не может быть.
– ... туда вниз, в яму.
– Не может быть, нет... Ее жетон, ты его видел. Как ее звали?
– Я не понимаю, зачем...
– Говори! – колдун буквально впился в него взглядом.
– Корабб, – ответил Ронин. – Ее звали Корабб.
Глаза колдуна вдруг смягчились – у Ронина невольно возникла ассоциация с мечом, убранным в ножны.
Боррос отвернулся:
– Мороз бы их всех побрал! Что же они творят?!
– Я вообще ничего не понимаю, – тряхнул головой Ронин.
– Да, – прошептал колдун. – В это я верю охотно.
* * *
– Сначала, я думаю, никто не верил, что я смогу построить эту машину, – спокойно рассказывал Боррос. – В конце концов, Мастаад находился при мне неотлучно и докладывал им о каждом моем шаге. Поначалу я не обращал на него внимания. Просто старался ни к чему его не подпускать, потому что такой у меня стиль работы. Да и вообще я не люблю, когда кто-то лезет в мои дела. Но он был как-то уж слишком нетерпелив, слишком настойчив, и тогда у меня зародились первые подозрения. И потом, эти слухи... ну ты понимаешь... о том, что служба безопасности «пасет» всех колдунов. – Боррос поднял руки. – Откуда ты знаешь, чему можно верить, чему нельзя. Мало ли что говорят... Я как-то не придавал этому значения. Однако, как только я убедился, что я смогу сделать эту машину, я начал подозревать всех и вся. Однажды я застал его за чтением моих записей, и все мои опасения подтвердились. Я его выгнал взашей, а записи сжег. Он, конечно, не смог их прочесть, но он и так знал достаточно, чтобы сообщить им, что мне по силам построить такую машину. И они, ясное дело, не заставили себя ждать.
– Но ты говоришь, что машина, которую ты изобрел, может определять направление ветра и температуру воздуха на поверхности. Почему...
– Почему они так испугались? Потому что она докажет, что Наверху есть жизнь. Что там живут люди. А им это не нужно. – Колдун вздохнул. – Старый порядок укоренился во власти. Есть, конечно, противостояние группировок, но это так... мелочь. Если будет война, неважно, кто победит. Как бы там ни было, все равно саардины останутся у власти. Старые схемы, они не меняются. Война принесет разрушения. Будет много смертей. Но потом все войдет в свою колею. Все стабилизируется. И все будет по-прежнему.
Он взглянул на Ронина.
– Ты представляешь, что будет с Фригольдом, если люди узнают, что на поверхности можно жить? Что там тоже есть люди. Все сразу рванутся Наверх. Фригольд рухнет. Власти саардинов придет конец. А покуда мы заперты здесь, у нас просто нет выбора.
– Но здесь мы умрем. Мы уже умираем медленно, но верно, – возмутился Ронин. – И власти должны это понимать.
Боррос кивнул.
– Да, они понимают. Но ты сам говоришь, что это медленная смерть. Вот и они полагают, что век, может быть, два мы еще протянем. А потом... – Он пожал плечами. – Они живут настоящим.
Колдун провел руками по одеялу.
– Я видел, что там, на поверхности, – сказал Ронин.
– Да?
– Есть такая машина – Линзы. Она показывает поверхность планеты. Там все покрыто снегом и льдом. Все.
Колдун усмехнулся:
– Прямо над нами – да. Слежавшийся лед. Пласт глубиной в километр, я думаю, хотя точно это не определишь. Но я узнал, что наш Фригольд расположен вот здесь, – растопырив пальцы обеих рук, он описал в воздухе сферу и указал на самый ее верх, – то есть если представить планету как шар, мы находимся примерно в этой точке. Близко к полюсу. Полюса расположены сверху и снизу шара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Ронин схватил К'рин за руку, и они ринулись вниз, в темноту.
Загадочный стон раздался опять – теперь уже ближе. Ронин выставил факел перед собой и увидел, что вся внутренняя стена лестничного пролета разрушена. Перед ними зияла черная пропасть глубиной в несколько этажей.
Они прижались к противоположной стене, подальше от провала, и вдруг увидели чуть ниже по лестнице скорчившуюся фигуру. Человек был растрепан и весь в грязи. Длинные волосы висят сальными прядями, вместо одежды – жалкие лохмотья.
Ронин подошел поближе, чтобы как следует разглядеть бледное нездоровое лицо, покрытое грязью и потом.
В глазах незнакомца, когда он увидел Ронина, мелькнул испуг. В пляшущем свете факела были видны огромные расширенные зрачки. Человек боязливо сжался.
Ронин наклонился и тронул незнакомца за плечо.
– Ты кто? – Не дождавшись ответа, он добавил: – Мы не причиним тебе вреда.
Шаги на лестнице приближались. Ронин выпрямился и прислушался. К'рин спустилась к ним, склонилась над незнакомцем, пытаясь с ним заговорить, и вдруг изумленно воскликнула:
– Ронин!
Он повернулся к ним, посветил факелом и только теперь разглядел, что вместо правой руки у несчастного торчит лишь обрубок с запекшейся на нем кровью. Присмотревшись получше, он увидел, что рана уже начинала затягиваться новой кожей, то есть была не такой свежей, как ему показалось вначале. Тени плясали на каменных стенах в неверном мерцании факела.
Но это было еще не все. На шее у этого жалкого существа блестело что-то металлическое. Медленно и осторожно, чтобы не напугать незнакомца, Ронин протянул руку к блестящей штучке, провел пальцем по медальону на грязной цепочке, повернул его к свету и прочитал:
– Корабб. Нир. Девяносто девятый.
– Нир?! – изумилась К'рин. – Но как... если он с девяносто девятого уровня, что он делает так высоко?
– Да еще с оторванной рукой.
Ронин вспомнил ту ниру, которую встретил в приемной у Сталига.
– На том уровне располагаются самые большие и самые сложные машины...
– Это самый нижний этаж?
– Да, там работают самые лучшие ниры...
Звук шагов наверху неожиданно прекратился – тот или те, кто преследовал их, остановились на площадке как раз над ними. Ронину показалось, что он слышит приглушенные голоса.
– Ронин, кто это...
Он приложил палец к губам и, склонившись над ниром, прошептал:
– Корабб, ты меня слышишь?
Незнакомец взглянул на него, перевел взгляд на К'рин, потом – снова на Ронина и кивнул. Только теперь Ронин понял, что перед ним – женщина. В пляшущем свете факела он не смог определить этого раньше. К тому же она была вся такая грязная и сидела, скорчившись в три погибели.
Нира подняла худой палец. На месте сорванного ногтя чернело пятно запекшейся крови.
– Все, Ронин. Ты доигрался, – раздался сверху холодный голос. – Мы пришли за тобой!
Раздался скрежет металла по камню. Этот звук нельзя было спутать ни с чем. К'рин ахнула. Только теперь до нее дошло то, что Ронин понял уже давно: он был без оружия, ведь они шли на Сехну.
Что-то коснулось его плеча. Нира настойчиво тыкала в него пальцем. Она показала сначала на него, потом – на К'рин, потом – на черный провал под лестницей.
Он покачал головой:
– Мы не можем тебя здесь оставить. Здесь ты погибнешь. Понимаешь?
Она замотала головой, и ее рот беззвучно открылся. Ронину почему-то сразу же показалось, что здесь что-то не так. Судя по всему, К'рин пришла в голову та же мысль. Она протянула руку и приоткрыла нире рот. Затравленные глаза Корабб распахнулись от ужаса. Она дернулась, пытаясь вырваться, но К'рин держала ее крепко.
– Мороз меня побери! – содрогнувшись, выдохнула она.
Ронин нагнулся и увидел, что у ниры нет языка. На его месте чернел окровавленный обрубок.
К'рин отпустила Корабб и повернулась к Ронину. Она была очень бледной.
– Что произошло? Как такое могло...
– Ронин. Ронин, мы знаем, что медсестра с тобой, – донесся сверху насмешливый голос. – К'рин? Да, ее зовут К'рин.
Снова скрежет металла по камню.
– Не обольщайся. Умереть быстро и с честью у тебя не получится. Смерть меченосца не для тебя, друг мой. Мы перережем тебе сухожилия на ногах, и ты будешь лежать и смотреть, как мы выясняем, из чего сделана твоя женщина. Мы отрежем тебе веки, чтобы ты не смог закрыть глаза, и будем по очереди держать тебе голову, чтобы ты сполна насладился зрелищем. Мы не хотим, чтобы ты пропустил самое интересное. Как ты сам думаешь, скольких она сможет обслужить?
Раздался мерзкий хохот.
– Я имею в виду, за раз!
Смех разнесся издевательским эхом. К'рин невольно поежилась.
Наверху послышалась возня – их преследователи спускались вниз. Ронин размахнулся и зашвырнул факел в черный провал. Тени тех, кто пришел за ними, уже показались вверху. Далеко-далеко внизу трепыхались алые отблески пламени факела. Но Ронина, К'рин и ниру уже окутала темнота.
Тени спускались все ниже. Их было четверо. Ронин понял, что надежды мало. Рыжие отблески пламени отразились от лезвия поднятого меча. Ронин уже приготовился к отчаянному рывку вверх по лестнице.
И вдруг мимо него промчалась маленькая скрюченная тень. Это была нира!
Она врезалась прямо в четверку спускавшихся к ним негодяев. Послышались крики. В это мгновение догорающий факел вспыхнул напоследок, осветив живой ком, сплетенный из чьих-то рук, ног и тел, который как будто подпрыгнул в воздух и обрушился вниз, прямо в черную дыру. Ронин пытался разглядеть в этой копошащейся массе хоть чье-то лицо... лицо ниры... но тугой комок тел уже скрылся из виду, и он услышал лишь смачный шлепок, похожий на звук разорвавшегося мешка с чем-то сыпучим, сброшенного с большой высоты. От этого звука Ронина едва не стошнило.
К'рин рыдала, прижавшись к стене.
Когда Ронин отвернулся от зияющего колодца, она бросилась ему на шею и прижалась к нему всем телом. Ее била дрожь.
– Я не могу... – бормотала она сквозь слезы. – Я больше не могу...
Он гладил ее по волосам, открывая в себе нечто новое – очень важное.
Они еще долго стояли, отнявшись, посреди этого сумрачного мира, распадающегося на части, где смерть ухмыляется им в лицо, а зло и насилие торжествуют почти всегда.
Неизменная каменная плита чернела мрачным овалом посреди темноты. Ронин стоял на пороге, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к сумраку. Даггамы по-прежнему торчали в коридоре, за поворотом.
И Ниррена не было на Сехне.
После Сехны К'рин отправилась к себе на занятия по медицинской подготовке.
– Мне сейчас надо отвлечься, – сказала она.
В операционной было темно и очень тихо, поэтому Ронину приходилось быть предельно осторожным, чтобы не выдать своего присутствия. Он прошел через темный зал – вроде бы все нормально. В кабинете не было никого.
В коридоре, по дороге сюда, его перехватил Г'фанд.
– Идешь наверх?
Ронин кивнул:
– К себе.
– Не возражаешь, если я немного тебя провожу?
Вообще-то Ронин возражал, но не знал, как повежливее отделаться от ученого. Все его мысли были заняты только Борросом. Времени оставалось очень мало.
– Ну, пойдем.
Они миновали первую лестницу, и Ронину показалось, что он слышит звук капающей воды. Они пошли по второй. Поднимались молча. В воздухе плясали пылинки. Время от времени за стенами раздавались какие-то непонятные звуки.
Наконец Г'фанд прочистил горло:
– Я просто... хотел сказать, что... гм... насчет происшествия на тренировке. Никто не хотел обсуждать его на совете. Если тебя это интересует.
– Я совсем не о том сейчас думаю.
– А-а. Ну ладно. Просто мы все беспокоились... знаешь... если тебя отстранят от тренировок...
– Я тебе очень признателен за заботу.
– Мы все за тебя беспокоимся.
Ронин взглянул на Г'фанда и заставил себя улыбнуться.
– За меня волноваться не надо – так им всем и передай.
– Но ведь тренировки – это твоя жизнь! Я бы на твоем месте очень расстроился.
– Ты так это говоришь... можно подумать, что я себя просто покрыл позором, – сказал Ронин. – Я честно сражался. Это не я, а они нарушили Устав.
– Но ведь с инструктором тоже надо считаться, – возразил Г'фанд, явно не понимая, о чем толкует ему Ронин.
– Не всегда и не всем.
– Да, – с горечью согласился ученый. – Не всем.
* * *
Легко и бесшумно, как тень, Ронин добрался до дальней стены и коснулся ее рукой. Открылась потайная дверь. Он шагнул внутрь.
В маленькой комнатке ничего не изменилось: те же узкие койки и тусклые лампы. И Боррос.
На этот раз он сидел, напряженно разглядывая свои ладони. Желтая лысая голова легонько покачивалась на тонкой длинной шее. Серые глаза были тусклыми и безучастными.
Ронин присел рядом с ним.
– Боррос...
– Иди, – произнес колдун равнодушным усталым голосом. – Иди и скажи своему саардину, что мой ответ по-прежнему «нет». И другого ответа не будет.
Он провел пальцами по лбу, и Ронин заметил, что пятна Дехна на висках колдуна стали бледнее.
– Скажи ему, что он больше уже ничего не сделает. Он перепробовал все, и ничего у него не вышло. Никаких даже проблесков не осталось... я вообще ничего не помню. Так что его попытка перетащить меня к себе в ведомство тоже не удалась. Я не в силах ему помочь, даже если бы и хотел.
Боррос махнул рукой.
– Иди к нему и передай, что сказал колдун. Мне он верить не хочет, а тебе, может быть, и поверит.
– Боррос, прошу вас, выслушайте меня, – прошептал Ронин. – Я не даггам, и Фрейдал – не мой саардин. Мороз проклятый, ну посмотрите же на меня! Я был здесь у вас в прошлом цикле. Вы тогда болели, вам было очень плохо.
Боррос взглянул на него – в серой непроницаемой глубине его глаз блеснули тусклые золотые искорки – и мрачно хохотнул:
– Очень плохо мне было? Теперь это так называется? – Его глаза заблестели. – Тебе меня не провести. Ложь и обман без конца... впрочем, ничего другого от него ожидать не приходится. Твое время истекло. Пусть присылает следующего. Но ты ему все-таки передай, что ничего у него не выйдет. Ничего.
Сейчас Боррос был совсем другим – не похожим на того человека, с которым Ронин разговаривал еще в прошлом цикле. На того человека, которому он спас жизнь. И это тревожило Ронина. Очевидно, что никакой Боррос не сумасшедший. И Фрейдал это сразу поймет, если не понял уже. И было еще одно обстоятельство. Хотя колдун и сумел продержаться так долго, если Фрейдалу припрет, Боррос в конце концов выложит ему все, что тот хочет знать. Фрейдал умел добиваться того, что он хочет. Это Ронин уже понял.
– Как же мне вас убедить?
Уловив в голосе Ронина нетерпение и настойчивость, колдун хитровато улыбнулся.
– Хорошо. Сделаем так: я спрашиваю – ты отвечаешь. И если вдруг мне покажется, что есть в твоих словах что-то неискреннее... любая заминка с твоей стороны... и мы прекращаем наш разговор.
– Но у нас мало времени. – Ронин покосился на дверь в коридор.
Боррос пожал плечами, скривив губы.
– Другого выхода я не вижу.
– Ну ладно, – махнул рукой Ронин. – Если это вас убедит...
Взгляд серых глаз колдуна вдруг стал пристальным и холодным. Кристально ясным.
– Я не сказал, что меня это убедит.
Ронин раздраженно хмыкнул.
– Кто ты? – коротко бросил Боррос.
– Меченосец.
– Кто твой саардин?
– У меня нет саардина.
– Что? – глаза колдуна превратились в щелки.
– Я никому не служу.
Бледные руки поверх черного одеяла казались причудливыми белыми цветами.
– Интересно. – Колдун запрокинул голову. – И на чьей ты стороне?
– Еще не знаю, но Фрейдал мой враг.
– Хм. Это действительно так?
– Он уже дважды пытался меня убить.
– И ты думаешь, я тебе поверю?
Всему есть свой предел. Ронин схватил Борроса за грудки и притянул к себе, пока лица их не оказались совсем-совсем близко:
– Надо было мне бросить тебя подыхать в прошлом цикле. Чего ради я так напрягался – тебя спасал?
– Отпусти меня.
Ронин разжал пальцы. Колдун поправил рубашку.
– Расскажи мне, что произошло.
Ронин рассказал ему о поединке с Маршем.
– Ты сломал ему хребет? – переспросил Боррос, мечтательно улыбнувшись. – Ты уверен?
Ронин пожал плечами.
Колдун на мгновение закрыл глаза.
– Это было бы здорово... – Он снова взглянул на Ронина. – Продолжай.
Ронин рассказал о том, как им с К'рин пришлось спускаться на Сехну по старой заброшенной лестнице, потому что та лестница, которой они обычно пользовались, оказалась заваленной всяким хламом – и отнюдь не случайно, как он теперь понимал, – и о том, как они нашли ниру.
– У нее на жетоне было написано «девяносто девятый», но я понятия не имею, что она делала так высоко. Она была... вся искалечена. Конечно, руку она могла потерять и в результате несчастного случая, но вот язык... Она...
В серых глазах колдуна вспыхнули золотые искры. Его голова опять дернулась. Он поежился, но ничего не сказал.
– Мы не могли ее бросить. А потом...
Желтая голова Борроса качнулась из стороны в сторону.
– Мне кажется, я...
– ... она их всех забрала с собой...
– Не может быть.
– ... туда вниз, в яму.
– Не может быть, нет... Ее жетон, ты его видел. Как ее звали?
– Я не понимаю, зачем...
– Говори! – колдун буквально впился в него взглядом.
– Корабб, – ответил Ронин. – Ее звали Корабб.
Глаза колдуна вдруг смягчились – у Ронина невольно возникла ассоциация с мечом, убранным в ножны.
Боррос отвернулся:
– Мороз бы их всех побрал! Что же они творят?!
– Я вообще ничего не понимаю, – тряхнул головой Ронин.
– Да, – прошептал колдун. – В это я верю охотно.
* * *
– Сначала, я думаю, никто не верил, что я смогу построить эту машину, – спокойно рассказывал Боррос. – В конце концов, Мастаад находился при мне неотлучно и докладывал им о каждом моем шаге. Поначалу я не обращал на него внимания. Просто старался ни к чему его не подпускать, потому что такой у меня стиль работы. Да и вообще я не люблю, когда кто-то лезет в мои дела. Но он был как-то уж слишком нетерпелив, слишком настойчив, и тогда у меня зародились первые подозрения. И потом, эти слухи... ну ты понимаешь... о том, что служба безопасности «пасет» всех колдунов. – Боррос поднял руки. – Откуда ты знаешь, чему можно верить, чему нельзя. Мало ли что говорят... Я как-то не придавал этому значения. Однако, как только я убедился, что я смогу сделать эту машину, я начал подозревать всех и вся. Однажды я застал его за чтением моих записей, и все мои опасения подтвердились. Я его выгнал взашей, а записи сжег. Он, конечно, не смог их прочесть, но он и так знал достаточно, чтобы сообщить им, что мне по силам построить такую машину. И они, ясное дело, не заставили себя ждать.
– Но ты говоришь, что машина, которую ты изобрел, может определять направление ветра и температуру воздуха на поверхности. Почему...
– Почему они так испугались? Потому что она докажет, что Наверху есть жизнь. Что там живут люди. А им это не нужно. – Колдун вздохнул. – Старый порядок укоренился во власти. Есть, конечно, противостояние группировок, но это так... мелочь. Если будет война, неважно, кто победит. Как бы там ни было, все равно саардины останутся у власти. Старые схемы, они не меняются. Война принесет разрушения. Будет много смертей. Но потом все войдет в свою колею. Все стабилизируется. И все будет по-прежнему.
Он взглянул на Ронина.
– Ты представляешь, что будет с Фригольдом, если люди узнают, что на поверхности можно жить? Что там тоже есть люди. Все сразу рванутся Наверх. Фригольд рухнет. Власти саардинов придет конец. А покуда мы заперты здесь, у нас просто нет выбора.
– Но здесь мы умрем. Мы уже умираем медленно, но верно, – возмутился Ронин. – И власти должны это понимать.
Боррос кивнул.
– Да, они понимают. Но ты сам говоришь, что это медленная смерть. Вот и они полагают, что век, может быть, два мы еще протянем. А потом... – Он пожал плечами. – Они живут настоящим.
Колдун провел руками по одеялу.
– Я видел, что там, на поверхности, – сказал Ронин.
– Да?
– Есть такая машина – Линзы. Она показывает поверхность планеты. Там все покрыто снегом и льдом. Все.
Колдун усмехнулся:
– Прямо над нами – да. Слежавшийся лед. Пласт глубиной в километр, я думаю, хотя точно это не определишь. Но я узнал, что наш Фригольд расположен вот здесь, – растопырив пальцы обеих рук, он описал в воздухе сферу и указал на самый ее верх, – то есть если представить планету как шар, мы находимся примерно в этой точке. Близко к полюсу. Полюса расположены сверху и снизу шара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22