А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– О, это похоже на работу эфирографа?
В глазах Фацио вспыхнуло восхищение:
– Да, да, как точно вы заметили. Вы уверены, что ничего не читали по этому предмету?
– О нет, – солгала Адриана. – Я только хотела сказать, что два эфирографа взаимодействуют таким образом, что слова с одного переносятся на другой, ведь так?
Фацио кивнул:
– Верно, я вам сейчас покажу.
Он провел ее через комнату к столу, на котором были установлены три эфирографа. На первый взгляд они представляли собой груду перепутанных шестеренок и проводов. Но на самом деле это был работающий как часы механизм, он приводил в движение пишущий рычаг, нависавший над небольшой плоской поверхностью, на которую помещался лист бумаги. Когда самописец получал сообщение, шестеренки начинали жужжать, провода то натягивались, то обвисали, а рычаг записывал то, что передавалось.
– Сердце этой чудо-машины вот здесь, – произнес Фацио, ткнув пальцем в самый центр, где находилась кристаллическая пластинка, окруженная серебряным полумесяцем. Полумесяц слабо поблескивал. – Вы же близки к музыке, Адриана?
– Да, – ответила она, обратив внимание, что Фацио назвал ее по имени. – Я немного играю на клавесине и флейте и умею читать ноты.
– Тогда, чтобы понять работу самописца, представьте, что это музыкальный инструмент, – начал объяснения Фацио. – Кристалл самописца – это источник мелодии. То есть кристалл можно заставить вибрировать, как струны клавесина. Вибрации в большей степени имеют эфирную природу, нежели воздушную. Но, простите, не позволяйте мне слишком уходить в дебри и запутывать вас. Просто считайте, что самописец вибрирует, как струны клавесина.
– Хорошо.
– А теперь давайте возьмем, ну, скажем, ноту «до» в определенной октаве. Рядом с вами стоит арфа, у которой есть струна, соответствующая этой ноте, вы в это время ударяете по клавише клавесина. Что при этом произойдет с арфой?
– На арфе струна отзовется той же нотой, – бистро ответила Адриана. Это были основы музыкальной грамоты, которые должна была знать каждая образованная дама.
– Совершенно верно! – радостно воскликнул Фацио. – Вот так работает и эфирограф. У каждого самописца есть пара, кристаллическая пластинка одного самописца звучит точно так же, как кристаллическая пластинка его пары, и получается, если вибрирует один, то вибрирует и другой. У нас здесь три самописца, и это значит, что мы переписываемся с тремя учеными.
– Но, сударь, на одной струне можно взять несколько разных нот. Почему же самописец этого не может делать?
– О, мадемуазель, самописец не во всем подчиняется законам музыки. Просто примите за истину, что самописцы работают в паре и настроить их по-другому, как вам бы хотелось, невозможно.
– Очень жаль. Нам бы тогда потребовался всего один самописец вместо трех.
– У каждого недостатка есть свое преимущество. Сообщение, которое мы отправляем с нашего самописца, может быть принято только его парой, и никаким другим. Получается, что самописец совершенно надежен при передаче секретной информации. Письма не потеряются на пути к своему адресату, их не перехватят и не прочитают враги Франции. – Фацио понизил голос. – Пары вот этих двух находятся в Англии. Мы обмениваемся посланиями, не позволяя посторонним «заглянуть» в них.
– Понимаю, – кивнула Адриана, – это очень разумно.
– По крайней мере для наших целей.
– Ну, если это так выгодно для ваших целей, дорогой Фацио, то я вполне всем довольна.
На лице Фацио засияла широкая улыбка, и он смущенно пожал плечами:
– Наука способна творить чудеса, в том смысле, что с ее помощью мы может построить мир в соответствии с нашей волей.
Адриана согласно кивнула, но краем глаза случайно уловила выражение лица Густава. Неожиданно из-за вежливого, немного скучающего фасада выглянуло иное лицо, искаженное презрением, злобой и ненавистью. Его второе лицо явилось на такую краткую долю секунды, что Адриана подумала: а не привиделось ли ей это?

4. Чудесный прибор

– Что-то мне не верится, что эта штуковина имеет хоть какое-то отношение к эфирографу, – проворчал Джон Коллинз, подозрительно глядя на странный прибор, с которым возился Бен.
– Может, и не имеет, – буркнул Бен, проверяя работу своего нового изобретения. – Хотя я тут поставил детали от старого самописца.
– Ну и что у тебя получилось?
– Если Бог милостив ко мне, то это философский камень.
– Если Бог милостив к тебе, то, может быть, он излечит тебя от пагубной привычки все время наступать на одни и те же грабли.
Еще раз взглянув на свое изобретение, Бен вынужден был признать, что оно даже отдаленно не похоже на философский камень. То, что он сделал, напоминало нечто среднее между удочкой и кофемолкой, с преобладанием стеклянных колб, на которые Бен не поскупился.
Джон вздохнул:
– В математике я разбираюсь на порядок, а может быть, и более лучше тебя, но должен признаться, что не вижу никакой связи между расчетами, сделанными нами на бумаге, и этим странным предметом.
– Давай сначала посмотрим, вдруг этот прибор заработает, – предложил Бен. – А уж потом будем анализировать, что у нас вышло. Ну, а если уж он не заработает…
– Также будем анализировать почему, – подхватил Джон. – Хотя, может быть, с этим прибором будет легче объяснить твоему брату, почему его идею нельзя претворить в жизнь.
– Ты лучше шторму объясни, почему он может гулять на море, но не на суше, он тебя быстрее поймет, – ответил Бен. – Но ты знаешь, любое препятствие тренирует мозги, хочешь или нет, а выход найдешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что, может, идея Джеймса не такая уж глупая. Он заставил меня решать неразрешимую задачу, а вот сейчас мне кажется, что задача очень даже разрешимая.
– А, и ты туда же! – воскликнул Джон. Бен пожал плечами:
– Сорок лет назад скажи кому-нибудь, так никто бы не поверил, что лампа может светить без огня, или что могут быть такие ружья, от выстрела которых кровь закипает, как вода в кастрюле, или что будут непробиваемые боевые доспехи… А потом еще Ньютон взял да изобрел философскую ртуть. Так что давай посмотрим, что у нас с тобой получилось.
Джон покорно поднял вверх руки:
– Ну что ж, запускай.
– Помоги мне оттащить его к воде.
Оба подростка стояли на берегу мельничной запруды, глядя на Чарльз-Ривер, медленно и тяжело несущую свои воды в океан. Слева от них, на расстоянии мили, громоздились медеплавильные печи, оттуда плыла по воздуху сероватая дымка. С соседней верфи доносились стук молотков и хриплые голоса рабочих. Приятели подтащили прибор к самой воде. Бен наклонил вниз длинную медную трубку так, что она коснулась поверхности воды. Затем он смочил пальцы.
– Поверни ручку, – велел он Джону.
– Ну конечно, как ручку повернуть, так это я, – пробурчал Джон.
Ручка сдвинула ось, к которой были прикреплены восемь стеклянных полусфер разных размеров. Бен мокрыми пальцами прикоснулся к одной из них – и послышался отчетливый и чистый звук, какой рождается, если водить пальцем по краю хрустального бокала.
Бен, не отрываясь, смотрел на воду и считал. Досчитав до ста двадцати, он таким же образом прикоснулся к другой полусфере, на этот раз раздался более высокий звук. И снова Бен принялся считать.
– Я просто потрясен, – не удержался от саркастического замечания Джон.
Бен поджал губы и извлек третью ноту из своего прибора. Не успел он досчитать до шестидесяти, как Джон удивленно ахнул, а Бен радостно засмеялся. Джон вдохновенно заработал ручкой – и прибор «запел». Когда Джон устал, они поменялись местами. Наконец оба остановились, тяжело дыша, чтобы полюбоваться результатами своего труда.
– Бен, я не верю своим глазам, – с трудом выговорил Джон, утирая слезы восторга.
Вода вокруг медной трубки замерзла на расстоянии трех футов.



– Я все-таки никак не могу понять, как с помощью результатов этого эксперимента можно заставить эфирограф работать без пары, – перешел от восторгов к научным рассуждениям Джон.
Оставив свое изобретение, они уселись рядышком на небольшой пристани, болтая над водой ногами. Бен рассеянно наблюдал за лодкой, плывущей по реке, ее паруса покраснели в лучах заходящего солнца.
– Честно говоря, я и сам ничего не понимаю, – ответил Бен, – но чувствую, движемся в правильном направлении.
– То, что ты сделал, – это fervefactum , только наоборот, потому что превращает воду в лед.
– На самом деле я еще не закончил эксперимент, – сообщил Бен. – Давай-ка продолжим.
Почти бегом они бросились к прибору. Лед уже начал таять, но вокруг трубки все еще оставался замерзший толстый слой. И вновь Джон принялся работать ручкой, а Бен извлекать звуки. Четыре звука не произвели никакого действия. Но пятый заставил трубку засиять неестественно-розовым цветом, шестой произвел настоящий фурор: лед зашипел и взорвался, ужалив экспериментаторов иглами мельчайших осколков. Джон вскрикнул и выпустил ручку. Оба ошарашено уставились на пар, валивший из трубки.
– Я называю это harmonicum – гармонизатор, – произнес Бен.
Джон вытер лицо и сердито набросился на Бена:
– А что если бы у нас, Бен Франклин, дубина ты эдакая, кровь закипела? А что если бы один из нас оказался как раз напротив отверстия трубки, и вся вода в его теле превратилась бы в пар, вот точно так же, как это сейчас произошло со льдом? А что если бы это был не кусочек льда, а целая глыба?
– Но ведь ничего же этого не было, – рассудительно заметил Бен.
– Но могло быть , – огрызнулся Джон. Хотя Бену стоило бы признаться, что он заранее просчитал варианты возможных результатов эксперимента. – Теперь уж сомневаться не приходится, это fervefactum , – перешел Джон на более спокойный тон. – Но я никогда не слышал, что он может замораживать воду.
Бен кивнул:
– Должен признать, что этот эксперимент открыл нечто особое, я бы сказал, он превзошел мои ожидания. Но давай все проанализируем.
Джон чуть усмехнулся, а потом застенчиво произнес:
– Ты настоящий ученый, Бен, мне до тебя далеко.
– Но ты сильнее меня в математике, – заметил Бен. – Без твоей помощи я бы не догадался, как сделать этот прибор. – Он помолчал, потом неловко и тихо добавил: – Мне очень нужна твоя помощь, Джон.
Лицо Джона вновь обрело привычное подозрительное выражение.
– Тогда объясни мне, – со вздохом произнес он, – я должен понять, что я тут такое рассчитал.
Бен пожал плечами и начал объяснения:
– Мы знаем, что материя состоит из четырех элементов, так ведь?
– Damnatum , lux , phlegma и gas Damnatum, lux, phlegma и gas (искаж. греч. ) – здесь: земля, свет, вода и воздух.

, – подтвердил Джон. – Но я не просил тебя разговаривать со мной как со слабоумным.
Бен кивнул:
– Извини. Давай начнем с другого конца. Скажи мне, как ты понял этот эксперимент.
– Я прочитал «Начала» и «Оптику» Начала», «Оптика» – названия научных трудов Исаака Ньютона.

, а также книгу Роберта Бойля, в которой он излагает основы алхимии, – с некоторой торжественностью произнес Джон. – Я знаю, что все вещества образованы из сочетания четырех элементов разных форм, взятых в разных пропорциях.
– И ферментов?
Джон кивнул:
– Ферменты являются образцами или шаблонами, содержащимися в эфире, в котором пребывает материя.
– Упрощенное объяснение, но по сути верное.
– Только не говори мне, что ты все знаешь об эфире, – рассердился Джон.
– Я не все знаю, ты прав, – согласился Бен. – И я вовсе не отвергаю твое объяснение. Именно эфир дает материи форму, и аналогия с шаблонами не такая уж плохая. Но эти «шаблоны» построены по закону сродства, как гравитация, электромагнетизм и общность.
– До этого момента все понятно, – ответил Джон, – а вот дальше – нет.
Бен принялся объяснять:
– Когда мы говорим, что в эфире присутствуют шаблоны, мы не имеем в виду, что вещи находятся там такими, какие они есть в реальном мире, ну, например, как дома, или стулья, или люди. Мы имеем в виду, что в эфире присутствуют формы составляющих компонентов, таких как железо, свинец, золото и… вода. Ньютон сравнивает их с самоткущим станком, и мне нравится такое сравнение. Каждый элемент знает только свой узор. Некто берет эти четыре элемента и сплетает их, чтобы создать какой-то определенный гобелен, с особым узором.
– Получается, что часть формулы, над которой мы работали, должна иметь матрицу, – сделал вывод Джон.
– Вот именно. Теперь ты понимаешь, почему мне так нравится сравнение с самоткущим станком. Это позволяет считать, что фермент меди образует медь из damnatum , lux и gas , последний используется в небольших количествах.
– Понятно.
Бену нравилось играть роль учителя Джона Коллинза, того самого, кто превосходит его в спорах, письме и математике.
– В любом случае, – продолжал Бен, – основа ткани и план, по которому ткется материя, образованы из различных видов притяжения в неповторимых комбинациях. Каждый составляющий, каждый фермент имеет свою собственную, только ему присущую harmonic , или вибрацию.
– Мне еще хватает знаний следить за ходом твоих мыслей, – сказал Джон. – Так работает эфирограф, пара машин имеет идентичную harmonic .
– Именно так. Так же и в случае с железом или стеклом или… – он сделал многозначительную паузу, – водой.
Джон ошалело посмотрел на Бена и изменившимся голосом спросил:
– Ты изменил фермент таким образом, что содержащаяся в нем материя начала ткать не воду, а лед?
– Да! – ликующе выкрикнул Бен и хлопнул приятеля по спине. – Конечно, это очень незначительное изменение, и оно произошло само собой. В конце концов каждый может вскипятить воду…
– Да, но только посредством нагревания, а нагревание меняет фермент достаточно грубым способом. А твой harmonicum сделал это без посредников, напрямую.
– Так работают многие аппараты и приборы, – напомнил ему Бен. – Лампы без огня светят в результате высвобождения свечения из воздуха. Ты правильно заметил, что мой прибор – это уменьшенная копия fervefactum , который применяют французы в войне с англичанами. С того самого момента, когда Ньютон получил философскую ртуть – вещество, способное превращать вибрации в эфир, – мы обрели возможность менять состояния и структуру материи.
– Но твой прибор совсем другое дело.
Бен улыбнулся:
– Мне тоже так кажется, потому что он может делать две разные вещи.
– Замораживать воду и кипятить ее.
– Да. В основном приборы совершают изменение только одного вида. Мой же преобразовывает вибрации звуковые в эфирные. В самом сердце моего аппарата – философская ртуть, я ее вытащил из одного сломанного эфирографа. Единственное, что мне нужно было сделать, – обеспечить некоторое число возможностей…
– Подожди, – Джон поднял вверх руки. – Это что, все было чистой случайностью? У тебя было восемь колб-нот. Но что если бы ни одна из них не подействовала на фермент? Или если бы эффект был… Ведь могло же ничего не получиться!
– Нет, хоть что-то, но должно было получиться, – заверил Бен. – Я не сам придумал этот прибор. Настоящего изобретателя зовут Денис Папин. Вообще-то он использовал его для того, чтобы управлять небольшой лодкой. Прибор действует только на воду, а у воды три состояния: жидкое, твердое и парообразное. Сделав стекла разных размеров, я подумал, что тем самым смогу совершить переход хотя бы из одного состояния в другое.
– А что, в приборе Папина стекла не использовались?
– Нет, он и звук не использовал. Он извлекал нужные вибрации ртути – а следовательно, и эфира – более привычным способом: просто использовал алхимический катализатор для установления нужной harmonic .
Джон смотрел на друга с почти благоговейным трепетом:
– Господи, Бен, как ты додумался до того, что нужно использовать стекла?
Бен поджал губы:
– Долгое время мне в голову ничего путного не приходило. А потом, как ни странно, я получил подсказку от отца. Время от времени он играет на скрипке. Как правило, у него неплохо получается. Но как-то вечером у него все не клеилось, он никак не мог взять верную ноту. И в шутку отец сказал: «Деваться некуда, придется перепробовать все ноты, пока не попадется нужная!» После чего пальцами пробежал по струнам, переходя от одного тона к другому. И тогда вот здесь… – Бен постучал себя по лбу.
– Родилось нечто гениальное, – закончил за него Джон.
– Я не был уверен, что эта штуковина когда-нибудь заработает, пока она не «заработала» у тебя на бумаге, – признался Бен. – И уже после этого я еще раз перечитал книги – мне же нужно было подготовиться к объяснениям, если эта штуковина заработает. За всю последнюю неделю, пока я проводил эксперименты, я узнал куда больше, чем за три года чтения книг.
– Давно известно, что руки учатся быстрее глаз, а трудолюбивый – быстрее лентяя, – продемонстрировал вычитанную мудрость Джон, глаза его при этом подозрительно сузились. – Ты ведь знал, что прибор заработает, поскольку уже проводил эксперименты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45