Но никто пока не признался. А кто ж его, дурилу знает? Возьмёт, да и засунет. Ходи тогда с трубкой в жопе.
– Ну, это что, мужики! – сказал Никодимыч – дайте только отдышаться, и я вам совсем страшную историю расскажу….
Вот один мужик проснулся поутру, и вспомнил, что вчера он на опохмелку деньги заначивал и ту заначку прятал. А куда спрятал, вспомнить не может. Прямо отшибло всю память начисто. Как получку получал, помнит. Как с мужиками садились это дело обмывать, помнит. Как заначил, помнит. А вот куда эту самую заначку спрятал, вспомнить не может. Ему бы налить капель двадцать, конечно бы вспомнил. Да налить-то некому.
И начал мужик эту свою заначку искать. Весь дом перерыл – нету. Как чёрт прибрал. Вот наш мужик к бабе:
– Не видала ли ты, змея подколодная, мою заначку?
Баба клянётся-божится, что не видала.
– Если бы я видала, – говорит – то я бы, конечно, этой заначке место нашла. Мне ещё моя мама – кричит – говаривала, что я за дурня пошла, а я сомневалась. А теперь невооружённым взглядом вижу, что маменька была права. Это ж надо такое! Заначку найти не может. Лучше б ты башку свою дурную потерял.
Вот мужик терпение потерял, да во двор вышел. А во дворе уже соседи сели в картишки перекинуться. Мужик к ним. А они не наливают.
– Мы складывались, говорят, давай и ты свою долю. Вот мужик и начал жаловаться:
– Так и так, – говорит – заначку найти не могу.
А соседским мужикам евоное горе только в радость. Не они самые дурные, мол. Есть ещё и дурковатистей. И говорят они мужику, а сами смеются:
– Мы, – говорят, – с такими, которые заначку найти не могут, даже рядом не садимся, не то чтобы наливаем. Иди себе с Богом, – говорят.
Вот мужик и пошёл. Ходил, ходил попусту, да и взяла его обида.
– Кому же я теперь такой нужен, – думает, – раз я свою родную заначку найти не могу?
И решил тот мужик жизни себя лишить. Вот пошёл он к разрушенной мельнице. Там под плотиной омут хороший был. Вот привязал он себе камень на шею, да и прыгнул.
Когда прыгал, так глаза зажмуривал, чтоб не так страшно было. А как глаза разлепил, смотрит: стоит он перед Водяным. Тот сидит в кресле из коряг и русалочки молоденькие ему службу служат. А сам Водяной башку ладошкой трёт, да матерится так, что борода его зелёная ходуном ходит.
– Ты чё, мужик, – говорит, маму твою за ногу и в болото. Ты чё? Больше булыжника найти не мог? Ишь, паразит, как больно вдарил. Шишка теперь будет, это как пить дать.
Вот мужик и начал рассказывать своё горе. Так и так, – говорит – забыл, куда заначку спрятал.
Тут Водяной вконец рассвирипел. Пузыри пускать начал. Жабры щеперить:
– Не нужен мне, – кричит, такой персонаж, который собственную заначку найти не может.
Да как поддаст нашему мужику ногой. Тот так на берег и вылетел Вылетел, и домой побежал. И так его со страху, а может от воды не кипячёной, пробрало, что понос начался. Вот мужик скорей в дом, да в туалет, как был весь мокрый. Сидит, своё дело делает, да задумчивым взглядом окрестности озирает. И видит он, что свет от лампочки какой-то тусклый.
– Надо, – думает, – плафон протереть что ли…
Вот справился мужик со своими проблемами, открутил плафон… глядь! А заначка в плафоне лежит, цела целёхонька.
И стали после этого другие мужики нашего уважать. Голова, дескать. Так умело спрятал, что и сам найти не смог. И от уважения даже наливали нахаляву когда-никогда.
Такие вот дела чудные. А вы говорите…
А вот у другого мужика зуб заболел. Коренной. Слева. И так заболел, что спасу нет. У него и раньше было дело, что зуб болел. Так евоная баба отвела его к Ефросинье. К ворожее. Та пошептала, пошептала и велела водкой полоскать. И чтоб вы думали? Этот зуб, как рукой сняло. Правду сказать, не сразу. Мужик дня три-четыре всё полоскал, старался. А потом наполоскался и к вечеру полез к чужим мужикам драться. Он и до этого лез. Но к своим. Свои – они свои и есть. Сочувствие к больному проявляли. А чужим что? Взяли и выбили нашему мужику сразу четыре зуба. И какой из них больной был, уже не определишь. Но болеть перестало. Вот какие чудеса творит нетрадиционная, так сказать, медицина!
Ну и вот. А тут у мужика снова зуб и болит. А какой из оставшихся – непонятно. Потому что с левой стороны у него вообще ни одного зуба после той драки не осталось. Но болит! А что и зачем – неизвестно. Вот мужик помаялся, помучился, да и пошёл к зубному врачу.
– Лучше уж помереть, – говорит, – в опытных руках, чем так мучиться.
Сказал так и пошёл. Только рубаху чистую надел, как на смерть. Хотел ещё и в баню сходить, да не вышло. Как раз в бане женский день получился. Так что с мытьём как-то не заладилось.
Вот пришёл наш мужик к врачу, а тот только смеётся чужому горю.
– Это у Вас зуб мудрости режется, – говорит, – вот мы его счас – раз и вырвем. И за клещами тянется.
А тут мужик возьми, да и спроси:
– А что, спрашивает, – не замечено ли медициной каких чудес с этими мудрыми зубами? Может человек от них умнеет или как?
– А кто его знает? – говорит врач, а сам вокруг мужика так и похаживает с клещами, – не прослежено. Мы вырываем их обычно. Не нужно, потому как.
Тут мужик так и взвился: – Как это не прослежено? Как это не нужно? Вам, трубки клистирные, может и не нужно, а простому человеку без ума – так просто шагу не шагнуть! Всё время соображать надо. Вот теперь я знаю, – кричит, – кто тут всему виной! И в ослаблении мозгов тоже!
С тем поднял наш мужик – и домой.
– Буду, – думает, – терпеть, сколько сил. А когда разум выращу, вот тогда посмотрим, что почём.
Как сказал, так и сделал. И точно через недельку, другую начал в нём разум проявляться по страшной силе. Первым делом пить бросил. Баба его сначала думала, что мужик умом тронулся, а потом ничего, привыкла. Потом раз! – и перестал мясное есть.
– Не могу, – кричит, – поедать трупы своих братьев по разуму. Вот и всё.
Дальше – больше. Начал советы кому попало даром раздавать. И не просит вроде никто, а этот ходит да советует. Смотреть противно.
Вот как-то идёт он по цеху своему и видит, что инженеров собралось, как кобелей на собачьей свадьбе. Соображают, как какую-то хреновину наладить. Да ничего у них не выходит. А наш мужик только подошёл, так сразу и говорит:
– Так – говорит, – надо и так. А вы, дураки, всё эдак норовите.
Попробовали по-мужикову – нате вам! Вышло!
Только назавтра начальник цеха мужику нашему и говорит, – Ты бы, Василич, – мужика так по отчеству кликали, – ты бы, говорит, – Василич, написал бы заявление по собственному, да и шёл бы себе домой к собственной матери. У нас и без тебя, говорит, – умных развелось – плюнуть некуда.
Вот мужик и пошёл. А как пришёл, так сел и начал писать. Вот он писал, сколько неизвестно, только вышел у него огроменный труд. И так у него в этом труде славно выходило – загляденье, кто не понимает. Только нужно взяться – и сразу – на тебе: новая жизнь лучше прежней!
Вот написал мужик этот свой труд, да и послал его на самый верх, для принятия мгновенных решений. Не скажу, дошли эти мужицкие соображения до верху или нет. Только решение принято было. Приехали и повязали. А уж домой он вернулся как новенький. Позвал слесаря Поприщенко, и тот ему за бутылку мудрый зуб плоскогубцами вырвал. Правда, на наркоз ещё бутылка ушла.
А что? Дёшево и сердито!
– Нет, мужики! – сказал Петрович, и плеснул в стакашок немножко – вы только гляньте, как его ломает, болезного.
Но мужики и без петровичьего приглашения вполглаза смотрели, как куражится Степан – сосед из третьего подъезда. Разорвав свою майку до пояса, Степан бегал по двору и, размахивая палкой, вызывал врагов на смертный бой.
– А ну, кто против меня станет? – кричал Степан, и сплёвывал горячую слюну.
Кричать-то он кричал, но к мужикам близко не подходил. Знал, что и по соплям схлопотать можно. А потом он устал биться с неведомой силой и притих. А тут как раз баба евоная выскочила и увела бойца.
– Молодой ещё – подвёл итог Петрович – жизнь его значит не била, не воспитывала. Я вот вам, братцы, что расскажу про правильное воспитание. Вон в той пятиэтажке один мужик жил. И такой характер был твёрдый у этого мужика, прямо, нечеловеческий был характер. Когда по двору шёл, кошки с перепугу по щелям прятались. Так это, когда тверёзый. А как выпивши – близко не подходи. Никому проходу не давал.
И вот что удивительно – перевоспитала его жизнь без всяких таких докторов наук.
Хотя, и доктора к этому делу свои лапы приложили тоже.
Вот как-то шёл этот мужик после работы. Гля! На стенке таракан сидит. И на мужика смотрит. Причём морда у этого таракана наглая.
– Ну, гадюка, – говорит мужик вслух вполголоса, чтобы зверину эту не спугнуть – ну, погоди. Я тебе счас прилеплю. Мало не будет.
Прицелился тут этот мужик прищуренным глазом, размахнулся правой ногой да как врежет! От всей души бил, похоже. Потому что ногу сломал вдребезги и на две части. Ну, тут такое дело. Раз сломал, так вызывай врача. Вот увезли мужика нашего. Подлечили подлатали. Выписали на волю.
Вот, ковыляет мужик на костылях. А тут как раз в ихнем дворе другие мужики сидят, как люди. Увидели нашего – уважили, налили. Спрашивают:
– Как да что.
– Так и так – мужик рассказывает – всё ерунда, братцы. Но как подумаю, что сидит сейчас этот тараканишко, пьёт с друзьями, и смеется надо мной, так аж сердце чернеет. А тут как раз муха на стол села. Мужик терпел, терпел да как врежет! И что ж вы думаете? Муха улетела по своим делам, а у мужика рука вдребезги и на две части. Что делать? Повезли опять в больницу.
Врач мужика как увидел, аж зашёлся:
– Это, кричит, никаких на тебя гипсов не наберёшься, не говоря уже про койко-места.
Ну, покричал, покричал, но руку свинтил… и гипс опять же. Ночью проснулся мужик – слышит комар по палате летает, зундит тонюсенько. Летал, комаришко, летал, и сел нашему мужику прямо на нос. Только напрасно этот комар на мужика слюни пускал. Потому что мужик ему кааак… Только забыл спросонок, что рука вся в гипсе. Вот и сломал себе нос и челюсть на три части. А комариный труп, как ни искал потом, не нашёл.
И что же вы думаете. После этих перипетий стал наш мужик, как шёлковый. Соседей всех на «Вы» называет. Да я сам видел один раз, как он бабу без очереди пропустил. Давали какое-то пойло дешёвое. Очередь, понятно. А он бабу вперёд себя пропустил. Потому что жизнь воспитала. Педагогика, мать её…
– Чистую правду говоришь, Никодимыч! – сказал Николай, разливая остатки – всё, как есть, правда.
– Ну, тогда за правду – провозгласил Никодимыч.
Вот, жил-был один мужик. У него на окраине свой частный домишко был. Вот там он с бабой своей и жил.
Вот в одно распрекрасное утро проснулся этот мужик. И чувствует, что в грудях у него щемит. Прямо рвётся что-то наружу.
Ну, что ж? Попил мужик чайку, да и говорит своей бабе:
– Чую я, Матрёна, что знаю я правду. А сказать ту правду некому.
– Ты бы помолчал, зараза! – обрезала мужика евоная баба. – Ты бы помолчал себе в тряпочку. А то вчера на свадьбе у Никитина Васьки такое нёс, что вспомнить страшно. Прямо, подрыв государственных устоев получается.
– Это тебе спасибо, Мотя – зарадовался мужик – а то я никак вспомнить не мог. Помню, били. А за что, и как, и чем – вспомнить не могу. Теперь после твоих слов у меня в голове, будто прояснилось. Теперь мне понятно стало.
– Мало тебя били, паразит – говорит баба – за такие твои слова ваще убить мало.
– Мало или много, это не тебе решать – говорит мужик. – Только чую я, что за правду пострадать должен.
Ладно. После таких слов сполоснул этот мужик морду, побрился, надел костюм, что на похороны был приготовлен, и пошёл в милицию.
Приходит и говорит дежурному:
– Так и так – говорит, – нужен мне самый главный начальник. Потому что желаю я правду сказать даже если и пострадаю. Просто не могу молчать.
Дежурный тут же среагировал правильно. Набрал нужный номер и говорит в трубку:
– Товарищ майор! Тут один с чистосердечным признанием явился. Говорит, что немедленно хочет, иначе его жизни угроза. По всем описанием на Лысого смахивает.
Тут сразу и набежали. Привели мужика к главному начальнику. На стул посадили. Начальник закурить мужику дал и спрашивает ласково:
– Так в чём же вы, гражданин Лысый, чистосердечно хотите? В ограблении гражданина Кузовкина или в зверском убийстве гражданки Лялькиной?
– Нет, гражданин начальник – говорит мужик – никого я не грабил и не убивал, потому что честный. А желаю я правду сказать, подрывающую устои и прочее. И ваще я не лысый, а очень даже кучерявый.
Начальник присмотрелся к мужику поближе и орёт:
– Кого это вы мне привели, мать вашу! Какой же это Лысый, когда шерсть на нём, как на баране? Дать этому правдолюбцу пинка под зад, и выбросить к чертям собачьим.
Ну что? Приказ есть приказ. Так и сделали.
Вот, отлежался наш мужик, оклемался. И пошёл в местную газету к ихнему начальнику.
– Так и так – говорит – хочу я, товарищ начальник, правду сказать, несмотря ни на какие трудности. Прям, душа горит, как хочу.
А газетный начальник объясняет мужику русским языком:
– Ты что, гражданин хороший, не видишь, какая кутерьма стоит? Потому что заняты мы избирательной компанией по самое немогу. Конечно, если твоя правда про наших конкурентов, типа компромат, тогда – да. А если нет, то иди и отдыхай, как положено по конституции.
Вот и пошёл мужик, не солоно хлебавши. Зашёл в пивную, пивка попил. И просто озверел от такой несправедливости.
– Хорошо, – говорит. – я вам покажу. Мало не покажется.
После таких грозных речей взял мужик пару кусков хозяйственного мыла. Прибинтовал то мыло к брюху. Проводов разноцветных намотал. И на приём к главному городскому начальнику попёр. Высидел очередь, как положено. Заходит.
– Чем, товарищ, могу помочь? – интересуется начальник. А сам морду от бумаг не поднимает.
Ну, мужик наш и озверел:
– На мне бомба! – кричит. Сам кричит, и пиджачок распахивает, чтоб было видно его мыло с проводами.
– Объявляю тебя заложником! – надрывается мужик – И чтоб немедля мне сюда телевидение! А то как рванёт в мелкие брызги!
Понятно, что начальник ихний сразу сомлел от таких мужиковых заявлений. Позвонил куда надо. Ох, мать моя женщина! Сколько народу накатило! И корреспонденты, и менты, и всякие, кому надо и кому не надо. Мужику микрофон в морду пихают. Говори – не хочу. Вот мужик и двинул речь:
– Так и так, – говорит – знаю я правду. И желаю эту правду народу сказать. Третьего дня на свадьбе Васьки Никитина я эту правду вякнул, так мне морду набили. Потому я теперь пострадавший. Тут корреспондент ихний нашего мужика прервал:
– Вы, товарищ террорист, можете правду вашу излагать свободно. Потому что Вы в прямом эфире и без трагических последствий.
– Хорошо! – кричит наш мужик – Тогда слушайте. Откровенно скажу. У невесты Васьки Никитина ноги кривые!!!!!
После этого кладет мужик микрофон на стол, и снимает все свои, устрашающие народ, предметы.
А главный городской начальник спрашивает:
– И что? Это вся твоя правда?
– Вся – отвечает мужик гордо – оно, может, и маленькая, зато чистая.
Тут, понятное дело навалились на мужика всей толпой. Повязали. Спрашивают у начальника что дальше делать – судить или лечить долго?
И начальник распорядился по-справедливости. Дать дубинала и домой отправить. Дали от души. А дома ещё Васька с тестем добавили.
Вот проснулся наш мужик поутру. Всё болит, а на душе благодать, если сказать короче. Потому что не бывает правды большой или маленькой. А бывает только правда и кривда. Вот и всё.
А мужика с той поры весь городок уважает. И каждый ему поставить норовит. Потому как человек за правду страдал.
– Это тебе свезло, Серёга! – сказал Никодимыч когда Серёга выложил четырёх петухов – это редко кому так везёт. А ещё реже кто умеет своим везением распорядиться, а чужому порадоваться. Вот, пока ты, Серёга за пузырём бегаешь, как олимпийский чемпион, я народу кой-чего про везение расскажу.
Вот, жили в одной деревеньке тут неподалёку два мужика Петька и Савка. Пётр был мужик вдумчивый и серьёзный, а Савелий, как говорят, ветер в голове. Пустой мужик, одним словом. Всё, бывало, на гармони играет.
И были эти мужики друг другу родня. Потому как свояки. Петр Савкину сестру был взявши, а Савка на Петькиной сестре женился.
Ну, обженились и живут. Что поделаешь?
Вот, как-то выдавали им зарплату. И кассирша стала приставать: возьми да возьми лотерейный билет. Кто постарше, должно быть помнят, была такая намахаловка. Лотерея ДОСААФ называлась. Короче, прилипла эта кассирша, как банный лист. Петька, тот мужик серьёзный. Кассиршу ту послал по матушке. А Савка – дурак дураком. Взял два билета. Чисто выбросил деньги, если подумать.
Так. Этот случай по весне был, кажется? Точно по весне. Как раз картошку сажали. А осенью, когда выкопали, случился урожай.
Вот Пётр свою картошку решил продать. Что же с ней делать ещё, раз уродилась? А Савка свою не продаёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9