А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

За что и получил плюху. Но драки в этот раз не вышло – настроение не то было.
А Никодимыч тем временем продолжал:
– Вот один мужик как-то из гостей шёл. Он у другого мужика, у сменщика своего, на смотринах был. Сынишка у сменщика народился. Что уж тут поделаешь – жизнь. Вот они, как счастливые родители, после крестин смотрины-то и устроили. Всё по-человечески было. Чин чинарём. Мужики так разошлись, что и вправду наследника смотреть хотели. Да Федькина баба не дала.
– Куда, – говорит, – вы прётесь? Глаза залили уже, и прётесь.
И не дала посмотреть, зараза. Ну, да это ничего. И без того занятия нашлись.
Вот к ночи, когда народ поуспокоился, когда кто куда отдохнуть залёг, наш мужик домой к себе засобирался.
– Не могу, – говорит, – спать, где попадя. С детства, – говорит, – не приучен.
Вот Федька, мужиков сменщик, сначала давай мужика не пускать.
– Куда ты пойдёшь, дурила? – говорит. Заблудишься или ещё как.
Такими словами этот Федька мужика отговаривал, а потом отчаялся, и провожать пошёл.
– Не могу, говорит, – терпеть, чтобы мой гость, мать его так, пропал безвременно в ночи.
И провожает.
Вот мужик с Федькой сколько-то несколько прошли. Песни все, что знали, перепели. Особенно хорошо у них про рябину выходило. Прямо душевно получалось. Вот они все свои песни перепели. Глядь-поглядь: стоят в чистом поле. А где – неизвестно. И ночь. И не видно вообще чистое это поле, или гадили под ноги какие звери-человеки. Вот наш мужик нашарил под ногами газетки кусок, изловчился и поджёг эту бумажку. Вроде как факел вышел.
Вот мужик смотрит, и видит, что стоит в этом чистом поле дверь. И ничего нет больше. Стоит дверь – и всё. Мужик дверь за ручку потрогал, она и подалась. Только хотел наш мужик эту дверь открыть, как Федька, евоный сменщик, крик кричать начал.
– Ты что? – кричит он, как потерпевший, – Ты что? Погибели своей хочешь? А вдруг там Неизвестно что?
Тут наш мужик и призадумался. Присели они с Федькой сменщиком на корточки. Закурили. Мужик подумал и говорит:
– А вдруг там что хорошее?.. Надо бы глянуть. Вдруг – раз! И счастья полные штаны!
А Федька и говорит:
– Хорошо, – говорит. Тогда я первый пойду. Как хозяин. Потому что вдруг, что плохое, так на гостя валить грех. Только смотри, если что плохое – ответишь.
– Срал я на твои права, – ответствует наш мужик. – Это ты дома хозяином был, а здесь место общего пользования. Это я по запаху сообразил. А какое такое право ты имеешь мне в общественном месте указывать? Если там что хорошее, так оно всё, как есть, моё. Потому как я первый эту дверину увидел. А если уж что похуже, так поделим.
И после таких слов начал наш мужик тую дверь открывать. Начал, да не успел. Федька, евоный сменщик, нежданно-негадано как залепит мужику в ухо.
– Ах ты, куркуль поганый, – кричит, – олигарх хренов!
И месит нашего мужика почём зря.
– Убери, – орёт, – свои грязные лапы от совместной собственности.
Ну тут и понеслась косая в баню!
Бились, прям как шведы под Полтавой. Не на живот бились. А потом сомлели оба. И упали. И лежат.
В общем, проснулись оба двое в вытрезвиловке.
Менты говорят, что в дом какой-то ломились. Всемирного счастья для всего человечества требовали.
Ну, что тут сделаешь? Штраф проплатили, да опохмеляться пошли.
А как опохмелились, так стали соображать. Дверь была? Была. Открывалась? Открывалась. А что там за этой дверью было известно? Нет. Неизвестно. Но наверно что-нибудь хорошее. Иначе кто бы дверь в чистом поле ставил? Никто.
Соображали, соображали, да так и не сообразили, что там за дверью этой было.
Уж как потом искали эту дверь и вместе, и порознь, и трезвыми, и пьяными! Да где там! Не нашли. Пропала, как и не было. Просто ум свихнуть можно.
Так и осталось это необъяснимой загадкой природы.
А вдруг и вправду что хорошее там было?
– А чё? Может оно что и было хорошее – поразмыслил Михалыч – конечно, было, только спрятали его от народа. Оно всегда так. Что получше – прячут.
– Это конечно – согласился Никодимыч – без этого, понятное дело, никак. Припрятать, да сожрать тайком – это первое дело. А то как же.
Вот, жил-был один мужик.
И вот, когда он ещё мужиком не стал, а сопливым пацаном был, пил он пиво со своими дружбанами детства. Вот пил этот будущий мужик пиво, и заметил, что взрослые мужики портвейн жрут почём зря.
И взял тогда себе этот мужичок в голову, что надо только постараться, подрасти, деньжат подзаработать, и можно будет пить портвейн сколько влезет.
Вот такую себе жизненную цель поставил этот пацан, и стал этой цели добиваться.
Другой бы на его месте подобивался бы день-два, да и бросил. А наш был упорный. Тут же перестал с пацаньём собак по заугольям гонять, и в училище пошёл, чтобы повысить культурный уровень и образоваться.
Все думали, что блажит мальчонка, а он взял, да и закончил эту школу с дипломом.
Вот закончил он эту учёбу, специалистом стал работать, портвейн свой заветный начал попивать. Только всё ему неймётся. Взял и двинул дальше – на инженера. Потому что тогда можно себе водочку попивать и в ус не дуть. А что? Ходи себе в галстучке.
Ладно.
Вот упёрся этот упрямый мужик, и стал инженером. Ходит, рукой водит, а вечерами водочку пьёт.
Всё, кажется, как надо быть. Только мужику всё мало. Решил он в начальники выбиться, чтобы можно было коньяки пить без разбору. И уважение опять же. И положение.
Не знаю, как там он этого положения добивался. Знал бы – сам в начальниках расхаживал. Только лет через несколько стал этот мужик коньяк жрать и колбасой закусывать. Вот, пьёт наш мужик коньяк, а тут Перестройка – трах-бах! И видит мужик, что зря старался. Потому что некоторые пьют не просто коньяк, а что душа пожелает.
Ну и вот.
Стал мужик опять упираться. В бизнесмены пролезать.
И что же вы думаете? Пролез. Прямо неимоверные усилия приложил, но своего добился.
И вот как-то пришёл этот мужик к себе домой, открыл бар. А там всякого горючего наставлено… пей–не хочу!
Вот смотрел мужик на всё это, смотрел всю ночь; а к утру вдруг понял, что пить-то ему и не хочется. И такая обида у этого мужика возникла, что взял он и помер.
Потому что смысл жизни потерял.
А вы как думали?
– Сейчас уже вот что учёные придумали – снова возник Серёга. – Сейчас придумали, чтоб человек жил сколько хочет. Правда, пока что на обезьянах с крысами испытывают. Но обещают, что скоро и до людей доберутся.
– Технический прогресс, говоришь Серёга, идёт со страшной силой?
Никодимыч помолчал, глядя как на карнизе голубь топчет свою подругу, затянулся несколько раз, и продолжил:
– Прогресс – это оно, конечно… Только неясно какая от этого прогресса польза?
Тут вот один мужик со своею бабой жил. Толковый мужик был. В хлам не напивался, как некоторые, а норму соблюдал. И, понятное дело, начал наживать себе барахлишко всякое. То да сё… Обстановку обставил, тачку купил, шмутьё всякое… Даже до того докатился в своих неуёмных потребностях, что начал бизнесом заниматься: по Турциям всяким катался и всякий ненужный товар привозил для личной выгоды..
А бабе своей велел не работать, дома сидеть и хранить семейный очаг почём зря.
Вот она и хранила. Сидит, бывало, дома и мечты мечтает. И о том, и о сём, и о том, о чём вообще рассказать стыдно.
Вот мечтает она свои бессовестные мечты, а мужик тем временем жнёт там, где не сеял. И, надо сказать, хорошо это у него выходит.
Вот прошло там сколько несколько времени, закрутел наш мужик, как яйца в кипятке. Расфуфырился. И до того докатился, что купил мобилы себе и бабе своей. Чтобы в ногу со временем и всякий комфорт со всеми удобствами.
Только вместо комфорта у него сплошной конфуз вышел.
Сидит как-то его баба ввечеру вся себе в мечтах, по-обыкновению. А тут её мужик звонит на мобилу, дескать, так и так, дорогая, очень сильно занят, что не продыхнуть. Домой, значит, не жди и не надейся.
Не знаю точно причину, и врать не хочу, а только после такой замечательной речи оставил этот мужик свою мобилу включённой. Может, он её вообще ещё выключать не научился, может, ещё что? Не знаю. Знаю одно: в тот самый момент был этот мужик у своей крали, и получал, сами понимаете, удовольствие близкое к половому.
Он свою порцию удовольствия получал, а баба его тем временем по мобиле слушала. До тех пор слушала, пока мобила эта не устала, и не отключилась сама по себе.
Вот приходит этот мужик домой, а баба евоная сидит, окостеневши с мобилой в руках.
Мужик поначалу не въехал, и начал бабу свою в чувство сознания приводить. Только зря это он делал. Ей Богу, зря. Потому что вся нажитая непосильным трудом бытовая техника, типа кастрюль и сковородок, оказалась на мужиковой голове. Не говоря уже про крики и обидные слова.
Понятное дело, мужик такого безобразия не ожидал. Поэтому опешил даже и потерял способность к сопротивлению. Потому что дураку ясно, кто был в доме добытчиком. А раз мужик деньги не все сразу пропивает, а только частями, то баба должна своё бабье дело знать и сидеть, морду прижавши. А эта баба, как белены объевшись, орёт и размахивает всякими предметами роскоши. Сорвалась с поводка, значит. Потому что мужик её на долгое время неосторожно одну без присмотра оставлял. А раз не сумел за бабой присмотреть, получай по полной.
Вот выскочил кое-как мужик на волю, отдышался, в поликлинику сгонял за оказанием неотложной помощи. Возвращается домой: здрастьте! Стоят на лестничной клетке чемоданчики с евоным нижним бельём. Мужик поначалу хотел кипеж поднять, но потом вспомнил про сковородки, и притих. Притих, и побежал к своей крале ненаглядной. Прибежал, а у крали той уже следующий клиент азартные сопли пускает.
Так вот и живёт теперь этот мужик один. Купил себе хатку, и живёт. И бизнес забросил, и к бабам ни ногой. Простым работягой работает. И, что интересно, не только мобилу свою выбросил, но и электричество отключил. Мало ли что?
– Вот, блин, мужику неудачка вышла – засмеялся Фёдор – но бывают же и удачи в жизни. Встречаются, так сказать.
– А как же, – подтвердил Никодимыч – обязательно встречаются. А то как же без них?
Вот один мужик шёл по улице, шёл, да и денежку нашёл.
Правду сказать, он не столько шёл, сколько переползал. Чуть-чуть выпивши был. На ногах не стоял. Но ещё хотел. И очень. Нутро горело, и тянуло его подвиги совершать. А тут – на тебе! Прямо мордой в ту денежку. Ну понятно, что мужик, как денежку увидел, так и сомлел от счастья. Так на него нахлынуло. Однако полежал часок, другой и очухался. Сел, и соображать начал.
– Это надо мне, – думает, – на точку сейчас идти, да и взять, чтоб трудовая копейка даром не пропала.
Сказано – сделано. Пошёл мужик на точку. Хозяйка там сначала пузырилась, что среди ночи кому-то припёрло, а потом разглядела, что денежка зелёненькая, и охолонула. Вынесла бутыль с четверть не меньше и пожелала мужику пить и поправлять здоровьице.
Ну, мужик и пошёл поправлять. Да не заладилось у него как-то. Пошёл, да и запнулся о порог. Бутыль хрясь о землю – и вдребезги! Только парок духовитый поднялся.
Вот сел мужик на порожек этот злосчастный, и начал горевать. И так он себе горе горюет, что смотреть на него сил нет. А тут откуда ни возьмись – старикашка ковыляет. Доковылял до нашего мужика, посмотрел на горе его неизбывное, да и говорит ласковым голосом:
– Ты, мужик, – говорит, – кончай горе горевать, потому что я – самый что ни на есть Джинн, и жил, – говорит, – я в этой самой бутылке, что ты так неосторожно кокнул. Поэтому начну я сейчас все твои желания-приказы исполнять.
И будет это твориться, пока ты не скажешь «хватит».
Мужик наш хоть и без высшего образования был, и в очках не нуждался, но кое-что такое в жизни видывал, да слыхивал. Вот он перестал рыдать и рвать свои жидкие волосёнки, поднатужился и пожелал:
– А желаю я, – важно так говорит, – чтобы появился тутока басейн с шампанским, а я в том самом бассейне купался.
Толком-то и сказать не успел – глядь: а он уже в шампанском плавает как дельфин, и пузыри пускает.
– Ох! – думает сам себе мужик, – вот и дожил я до полного удовлетворения потребностей без израсходования способностей!
И начал свои потребности удовлетворять. Только чует, что силёнок всё меньше и меньше и вот-вот он в этом искуственном водоёме тонуть начнёт. Тогда мужик попузырился ещё чуть-чуть для куражу, да как заорёт:
– Хорош шутки шутить! Вынимай меня отсюда, крыса облезлая!
Тут весь кайф и обломился.
Смотрит мужик: лежит он на койке, привязанный. Всякие капельницы рядом стоят и ему, болезному, на мозги капают. Вздохнул мужик тяжело, да и заснул.
А проснулся здоровенький и полный жизни.
Проснулся-то он здоровеньким, а только стал больной на всю голову. Прям никакого спасу от него не стало. Как увидит бутылку нераскупоренную, так и норовит разбить.
– Я, говорит, – покажу этому Джинну, как над трудовым человеком изгаляться! Мне бы только поймать гада.
И по-хорошему с ним и по-плохому – ничего не помогало. И учили, и просто так объясняли. Гнёт своё, да и всё. Потом, правда, полегчало. Посуду бить перестал. К нормальной жизни вернулся.
Только так мужика этого всё происшедшее переломало, что не верит он в чудеса больше.
Вот тут на днях тоже сотенную нашёл. Но поднимать не стал. И даже подошёл, да на ту денежку смачно плюнул.
Вот так.
– Неее. Я бы не плюнул. Я бы подобрал – заверил народ Михалыч. И тут же внёс предложение:
– А что, мужики? Не скинуться ли нам ещё на одну?
– Идея неплохая, если подумать трезво, – согласился Никодимыч. – вот Серёга и сбегает как самый молодой. А я, пока он общественное поручение выполняет, вот что расскажу:
Тут вот как получилось. Один мужик клад нашёл. Не то, чтобы он этот клад сознательно искал. Нет. Он случайно на это сокровище наткнулся. Яму под уборную копал в огороде. Да и наткнулся на крынку с золотишком.
Ну и забогател сразу.
Нет, я врать не буду, что мужик этот в олигархи выбился и начал кровь из простых людей пить. Нет. Такого он себе позволить не мог, хотя желание было. Но фирму с хитрым заголовком он себе завёл. Чем та фирма занималась, мужик и сам не знал, но фирменный начальник регулярно докладывал ему на чистом аглицком языке, что всё «о кей».
И всё было хорошо, да один раз с похмелюги мужик вышел из дому, и галстук забыл надеть.
Подходит к своей машине, садится, как положено, на заднее сиденье. А евоный шофёр и говорит угрожающим голосом:
– Ты чё, мужик? С дуба упал? Ты куда свою немытую морду пихаешь? Счас хозяин выйдет, охранники тебе твоё наглое рыло и начистят, как сапог у новобранца.
Мужик даже не удивился такой наглости. Не среагировал.
– Миша, – говорит он шофёру ласковым голосом, – Я тебя уволю, Миша, на хрен. Глаза раскрой! Я же твой хозяин и есть.
А Миша этот только рожу свою кривит:
– Мой хозяин, – говорит, – всегда в галстуке ходит. А ты на себя посмотри, козёл. Где галстук?
Тут и охрана подбегает. Вытащили мужика из машины и давай спрашивать с пристрастием:
Тебя, блин, кто послал? Чё морду немытую суёшь куда не надо?
Мужик наш аж в истерике забился:
– Ах вы бараны безрогие! – кричит, – Я вам бабки плачу, а вы меня же и по морде? Всех уволю, – кричит, – к такой-сякой матери!
А начальник охраны и говорит:
– Вот до чего народ распустился без твёрдой руки! Прям смотреть глаза закрываются. Ты чё, дурила? – это он нашему мужику так, – ты думаешь, мы хозяина в лицо не знаем? Знаем. Он у нас всегда в галстуке ходит.
Помяли они мужика для науки и отобрали все документы, деньги и прочие карточки.
Что тут поделаешь? Вот мужик лицо себе водичкой из лужи сполоснул, и решил дождаться, пока евоная жёнка выйдет.
– Она-то меня признает – думает, – не может быть такого, чтобы не признала.
Ждал, ждал и дождался.
А баба его не только не признала, но и визг подняла на весь район:
– Ах, держите этого сексуального маньяка за руки и за ноги! Он мужем моим прикидывается, а у самого даже галстука нету!
Ну что ты с баб возьмёшь? Нервные натуры, так сказать.
Вот мужик и убежал, что было сил. Не стал ждать пока, арестуют и начнут личность устанавливать. Бёг, бёг – смотрит, а он уже почти что до старого своего домика добежал, что на окраине. Стал тут мужик. Отдышался. А как отдышался, так и зарадовался:
– Пойду-ка, – думает, – к матушке загляну. Она меня обязательно признает. Не может такого быть, чтобы не признала.
Вот стукнулся мужик в родной дом. Вышла матушка евоная да и говорит:
– Ступай, солдатик. Я сегодня не подаю.
Мужик только зубами заскрипел:
– Маманя, блин, – говорит, – ты присмотрись, старая! Это ж я, твой Васятка!
А старуха на своём стоит:
– Что – то ты гонишь, болезный, – говорит, – мой Васятка не такой. Другие в рубашках рождаются, а мой сразу в галстуке народился.
Заплакал тут наш мужик горючими слезьми. Заплакал и пошёл.
Вот идёт он, и видит, что у соседки его бывшей, Нюрки, бельё на верёвки выброшено сушиться. И платьишко цветастое тоже. А на платье поясок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9