тогда
мы имеем, в скрытом или явном виде, состояние <навязчивых
идей>. Но и самый факт <раздвоения личности> - который мы
уже рассматривали в связи с его отношением к общему, бес-
форменному единству душевной жизни - в этой связи не только
не опровергает наличности центральной формирующей инстан-
ции, но косвенно ее подтверждает. Прежде зсего, это раздвоение
всегда связано с ослаблением единства каждой из двух <лично-
стей"": где есть <две личности>, там обе они суть как бы лишь
мнимые <личности>, неустойчивые <ядра"" без подлинного стер-
жня. С другой стороны, именно учение Фрейда показывает, что
такого рода раздвоение (которое, кстати сказать, часто бывает
лишь концентрическим, так что одна <личность> есть лишь часть
другой, более полной <личности>) есть само особое, исключитель-
ное проявление формирующего или направляющего начала ду-
шевной жизни: где возникает интенсивная борьба разнородных
эмоционально-волевых сил, там, именно как особое защитное
приспособление, обеспечивающее хотя бы относительное при-
мирение, сама формирующая сила создает такое раздвоение, как
бы расщепление ядра душевной жизни вокруг единого стержня,
подобно тому, как корень дерева, встречая на своем пути прег-
раду, иногда расщепляется, чтобы обойти ее с двух сторон
и вновь соединиться позади нее. Эта, так сказать <двуядерность>
душевной жизни, таким образом, не только не тождественна
<двуцентричности> ее или - что то же - отсутствию в ней
подлинного центра, но есть, наоборот, выражение особенно ин-
тенсивной и сложной активности этого формирующего центра
при ненормальных, исключительных условиях его действенности.
Вообще говоря: чем глубже идет наблюдение душевной жизни
в ее нормальных и патологических состояниях, тем яснее ста-
новится универсальность и могущество детерминирующего
и формирующего единства душевной жизни. Теперь уже можно
сказать с полной определенностью, что - поскольку под <ду-
шой> мы будем разуметь это действенное единство душевной
жизни - лозунг <психологии без души>, провозглашенный как
принцип чисто эмпирического, непредвзятого описания душевной
жизни, есть в действительности лишь выражение предвзятого
.мнения, совершенно искажающего эмпирическую природу ду-
шевной жизни; психолог и психиатр, желающие изучать душев-
ную жизнь и намеренно игнорирующие в ней <душу> как опре-
деляющее и формирующее ее единство, поймут в ней не больше,
чем, например, критик, который при анализе подлинного поэ-
тического или музыкального произведения исходил бы из допу-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
щения отсутствия в нем определяющего единства темы, настро-
ения или идеи.
III
Лишь во избежание недоразумения подчеркнем здесь то, что
само по себе ясно из всего предыдущего: <душу> как фор-
мирующее действенное единство душевной жизни не следует
смешивать с чисто феноменологическим внешним, экстенсивным
единством самой стихии душевной жизни. Последнее единство,
как было указано, есть лишь иное обозначение для сплошности
или слитности душевной жизни и не имеет никакого форми-
рующего значения. Будучи чисто логическим признаком стихии
душевной жизни, как таковой, оно неотъемлемо от нее и присут-
ствует и та, где душевная жизнь (в указанных выше случаях)
приближается к состоянию совершенной бесформенности и, сох-
раняя общую динамичность, теряет всякую определенную целе-
стремителытость. Напротив, формирующее единство души есть
реальная действующая инстанция, логически отличная от фор-
мируемого ею материала душевной жизни (хотя фактически
в элементарной своей форме всегда присутствующая в конкрет-
ной душевной ЖИЗНЕ и лишь способная ослабляться, приближа-
ясь, как к пределу, к полному отсутствию, в указанных случаях
болезненного освобождения душевной стихии из-под ее власти).
В конкретной душевной жизни душевная стихия, как таковая,
есть лишь асбтрактно-отделимый момент материала, неразрывно
соединенный с противоположным ему моментом действующей
формы или энтелехии душевной жизни, в силу которого ду-
шевная жизнь есть - как это было намечено в конце гл.IV -
беспрерывное целестремительное творчество, неустанный процесс
самоформирования и самосозидания душевного бытия. К этому
первичному творчеству в настоящее время самые проницатель-
ные биологи, неудовлетворяющиеся механистическим миросозер-
цанием, склонны сводить и животные инстинкты, даже самые
примитивные, и самые процессы органического развития Фор-
мирование организма из зародыша, построение гнезд, мура-
вейников и пр. в животном царстве, имеет, по-видимому -как
это предвидел уже Шопенгауэр - единую основу в лице слепой
стихийной воли, ё1ап ?11а1 , органического целестремительного
творчества жизни, как таковой; и по внутреннему своему су-
ществу оно не отлично от образований государств и наций или
развития гениальных творений мысли и искусства из единой,
См.: Мепшльников. Инстинкт, как творческий акт. Изв. Ак. наук., 1915
и Русская Мысль, 1916, № И; Шульц Е. Организм как творчество. Сборники
по философии и психологии творчества, т. VII.
как бы зародышевой интуиции творческого человеческого духа.
Как бы то ни было, душевная жизнь во всяком случае непос-
редственно обнаруживает такую целестремительную действен-
ность формирующего единства. Непредвзятое наблюдение при-
роды душевной жизни требует применения, по крайней мере
к ней, забытого понятия энтелехии как формирующего единства.
Эта есть та низшая, элементарная <душа>, которую Аристотель
усматривал уже в растительном царстве, а позднейшие пла-
тоники называли <руок - <действенной природой>, в отличие
как от высшей <души>, так и от чистой пассивности мертвой
материи.
Эта низшая, элементарная, как бы растительная энтелехия
душевной жизни, как уже было указано, настолько тесно слита
с стихией душевной жизни, с самим формируемым его мате-
риалом, что есть начало как бы пограничного порядка и обладают
сама всей стихийностью и непроизвольностью душевной жизни
вообще. В известном смысле можно было бы сказать, что эта
формирующая сила имманентна самой душевной жизни: ибо
лишь абстрактно, а не конкретно материал душевной жизни
отделим от этого начала формы в ней, которое реально присут-
ствует в нем же самом. Именно поэтому признание этой эг:;-
лехии есть не какое-либо гипотетическое умозаключение зт
следствия - оформленности душевной жизни - к его предпола-
гаемой внешней причине, а простое логическое выражение самой
.целестремительности или формостремительности душевной жиг-
ни, как имманентной внутренней силы. Непрерывность, слит-
ность душевной жизни требует и здесь совершенного отказа от
механистического гипостазирования ее различных начал, как
каких-то замкнутых в себе, обособленных, лишь внешним обог-
зом сообщающихся друг с другом существ. <Душа> не есть к
кая-либо особая вещь или субстанция и не есть даже реаль:
обособленный центр сил, извне действующий на стихию душевн.Л
жизни: это есть целестремительная формирующая энергия самой
душевной жизни, понятая как единство (ибо иначе целест-
ремительная энергия не может быть понята). И оформленною .а
душевной жизни есть не внешний результат ее действия, а ;-
посредственное ее самообнаружение. Достигаемая цель, процесс
ее осуществления и действующее целестремительное начало суть
не три реально различные инстанции, а лишь разные моме.я
единой реальности, само существо и единство которой состоят
в единстве формирующей действенности. Недоумение, в силу
которого мы склонны еще спрашивать, кто же является носите-
лем этой действенности и в чем состоит его внутреннее <суще-
ство>, основано лишь на наивном материалистическом само-
обольщении, которое хочет все представлять по образцу осяза-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
емой вещественной действительности и не в силах понять, так
сказать, духовности душевного бытия.
С другой стороны, столь же важно уяснить себе, что несмотря
на близость этого формирующего начала к стихии душевной
жизни, оно все же реально отлично (хотя и не обособлено) от
нее. <Душа> в этом смысле есть все же не одно лишь название
для определенной черты душевной жизни, не результат гипоста-
зирования абстрактного момента: в качестве силы или энергии,
она есть совершенно самостоятельная конкретная реальность
(хотя и не осуществимая вне связи с формируемым материалом).
Конкретно это яснее всего обнаруживается в упомянутых яв-
лениях относительного освобождения стихии душевной жизни
из под власти формирующего начала. Больной, который посто-
янно теряет свое <я> - целестремительное, оформляющее, ин-
тегрирующее единство своей душевной жизни - и внутреннее
единство которого постоянно заполняется безбрежным, разнуз-
данным хаосом душевной бесформенности, есть живой пример
противоположности формы и материи душевной жизни, как раз-
нородных и противоборствующих начал. Но и в жизни <нор-
мального> человека все явления страсти и аффекта суть образцы
такого противоборства двух начал. Эмоционально-волевая реак-
ция, которая непосредственно выражает лишь целестремительную
направленность душевной энергии по известному пути, нужному
для целостной оформленности душевной жизни, в этих случаях
выходит из под власти направляющего начала, которое уже не
в состоянии управиться с неудержимо хлынувшей хаотической
силой, вызванной к действию им самим. Страх, парализующий
нас, вместо того, чтобы быть стимулом спасения, ярость любовной
страсти, доводящая до убийства любимого существа, и т.п.-
таковы явные примеры противоположности между стихийными
и оформляющими или целестремительными силами душевной
жизни. В таких случаях совершенно ясно, что даже чисто ор-
ганическая, элементарная формирующая сила осуществляется
с известной затратой энергии, через преодоление противоборст-
вующих хаотических сил душевной жизни. В других случаях
эта внутренняя борьба, это самопреодоление менее интенсивны
и потому легко остаются незамеченными. Тем не менее всякая
конкретная душевная жизнь, даже самая элементарная, есть
такого рода внутренняя борьба и самопреодоление. Под оформ-
ляющей силой целестремительной действенности в каждом из
нас дремлет и глухо волнуется сдерживаемый ею душевный хаос.
В явлениях бесформенной рассеянности, душевной вялости
и инертности, беспричинного <упрямства>, <капризов>, <разд-
ражительности> и т. п. хаос душевной жизни на каждом шагу
напоминает о себе и вынуждает формирующую действенную
силу бороться с собой. В каждое мгновение формирующая це-
лестремительность наталкивается в нас на преграды, слепые про-
тиводействия и должна внутренней борьбой расчищать себе до-
рогу.
IV
Характер самопреодоления или внутренней борьбы в такой ме-
ре типичен для конкретной душевной жизни и образует само ее
существо, что его отсутствие равносильно душевной болезни, раз-
ложению душевного существа. Именно поэтому явление самопре-
одоления есть лучший показатель существа формирующей дейст-
венности <души>, и наблюдение его разнородных форм непосред-
ственно обнаруживает различные слои самого формирующего
единства души. Доселе мы имели дело с элементарным единством
стихийной целестремительности вообще - с тем началом, которое,
отвечая на чувственные впечатления непосредственной реакцией
одобрения и неодобрения, приятия и отталкивания, производит
первичный отбор чувственного материала и через его посредство
создает элементарное единство ядра душевной жизни. Это есть
единство низшей, чувственно-эмоциональной сферы, через область
ощущений связанной с человеческим телом - то единство, кото-
рое обычно разумеется под совершенно неточным обозначением
<инстинкта самосохранения> В его лице человеческая душа
обнаруживается как прикрепленная к единичному телу энтелехия
психической особи. Вся область физических эмоций, т. е. эмоций,
непосредственно слитых с ощущениями, и соучаствующих в них
волевых моментов, поскольку она слагается в оформленное
единство, относится сюда. Но присматриваясь к явлениям самоп-
реодоления, мы встречаем в душевной жизни и явные признаки
формирующего единства высшего порядка.
Этот дальнейший, более глубокий слой формирующего единст-
ва не может быть конкретно охарактеризован лучше, чем пла-
тоновским указанием на явления <мужества> или <благородных
аффектов> вообще Ближайшая, самая заметная и распрост-
раненная область его проявления есть сфера родовой жизни
в широком смысле слова, именно там, где целестремительная
действенность родовой жизни сталкивается с индивидуальной це-
лестремительностью психической особи. Явления материнской
Отношение душевной жизни и ее различных инстанций к телу будет
исследовано подробнее в гл. VIII.
Платоново деление души на <три части> часто понимается по аналогии
с новым психологическим учением о <способностях> или <сторонах> душевной
жизни, В действительности оно, конечно, имеет совсем иной смысл: это есть
именно попытка наметить различные по глубине и близости к метафизическому
первоисточнику слои душевного единства. Характерно, что Платон подчеркивает
в этой связи важность явления самопреодоления.
К:
ДУША ЧЕЛОВЕКА
и супружеской любви, племенной или родовой солидарности не
только в человеческом, но и в животном мире, поскольку они
связаны с самопожертвованием, с преодолением <эгоизма> или
<инстинкта самосохранения>, суть в душевной жизни типические
случаи самопреодоления в форме победы высшего формирующего
начала над низшим. Но то же самое, по существу, мы имеем
в явлениях самопожертвования или самоотречения личности
в порыве национального, государственного и т. п. чувства. Во
всех этих случаях мы непосредственно переживаем не борьбу
отдельных <побуждений> или <стремлений>, а именно подчине-
ние - в результате более или менее интенсивной и заметной
внутренней борьбы - низшего целестремительного единства вы-
сшему. Характер такого переживания неопределим иначе, как
в понятии мужества или <силы воли>: это есть специфическое
сознание "бщей силы высшего порядка, преодолевающей столь
же общую; центральную силу низшей, органически-эгоистичес-
кой целес"ремительности. Правда, с чисто этической точки
зрения ",.{:ое самопреодоление может иметь и эгоистическую
цель: с ""-:м же чувством <мужества> дли <силы воли> мы реша-
ется, нал-.имер. на необходимую для нашего здоровья мучитель-
ную или опасную операцию или на нужное в наших личных
целях тятотное <объяснение> с человеком; но и здесь .характер
переживания соответствует объективному смыслу переживаемой
борьбы ?.2ух инстанций. Ибо и в этих случаях элементарная
стихийная це-лестремительность побеждается высшей формой
предметного сознания, которая, даже будучи по цели <эгоистиче-
ской>, по формальной своей природе, хак увидим позднее, зы-
водит за пределы индивидуальной душевной обособленности.
Псахология доселе не обращала достаточного внимания на сво-
еобразие этих переживаний самопреодоления. Руководясь пред-
взятым мнением, она рассматривала их как явления простой
борьбы или столкновения отдельных побуждений. Джемс, ка-
жется, первый отметил, что когда <идеальный> мотив <побеждает""
мотив низшего порядка, само переживание имеет своеобразный
качественный оттенок усилия, соучастия центральной волевой
инстанции: пьяница, лентяй, трус никогда не говорит (и не пе-
реживает) , что он преодолевает в себе стремление к трезвости,
энергию, самообладание, как это имеет место в обратных случаях
победы высших мотивов; он говорит, наоборот, о своей порабощен-
ности страстям и привычкам При этом следует, однако, обратить
внимание еще на два характерных момента. Во-первых, подлинное
самопреодоление описанного типа психологически отлично не
только от обратного случая победы низшего мотива над высшим и
не только от простой борьбы единичных стихийных побуждений
1ате. Ргшс1р1е8 о( Р8усЬо1ову, 1891, V, II, стр. 548 и ел.
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
(вроде борьбы, например, между чувством голода и отвращением
, к неприятному вкусу блюда), но и от элементарного <самообла-
1 дания> в смысле переживания сдерживающей силы элементарной,
низшей формирующей инстанции, ее непосредственной власти над
стихией душевной жизни. Когда человек сдерживает прилив
- рыданий, грозящий перейти в истерический припадок, или вспыш-
ку гнева, готовую вылиться в неистовую ярость, или, убегая от
опасности, старается не поддаться чувству панического, бессмыс-
ленного и обессиливающего ужаса, он, правда, испытывает особое
чувство <самообладания>, но переживание внутренней борьбы
носит совсем иной характер, чем в случаях подлинного самопрео-
доления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
мы имеем, в скрытом или явном виде, состояние <навязчивых
идей>. Но и самый факт <раздвоения личности> - который мы
уже рассматривали в связи с его отношением к общему, бес-
форменному единству душевной жизни - в этой связи не только
не опровергает наличности центральной формирующей инстан-
ции, но косвенно ее подтверждает. Прежде зсего, это раздвоение
всегда связано с ослаблением единства каждой из двух <лично-
стей"": где есть <две личности>, там обе они суть как бы лишь
мнимые <личности>, неустойчивые <ядра"" без подлинного стер-
жня. С другой стороны, именно учение Фрейда показывает, что
такого рода раздвоение (которое, кстати сказать, часто бывает
лишь концентрическим, так что одна <личность> есть лишь часть
другой, более полной <личности>) есть само особое, исключитель-
ное проявление формирующего или направляющего начала ду-
шевной жизни: где возникает интенсивная борьба разнородных
эмоционально-волевых сил, там, именно как особое защитное
приспособление, обеспечивающее хотя бы относительное при-
мирение, сама формирующая сила создает такое раздвоение, как
бы расщепление ядра душевной жизни вокруг единого стержня,
подобно тому, как корень дерева, встречая на своем пути прег-
раду, иногда расщепляется, чтобы обойти ее с двух сторон
и вновь соединиться позади нее. Эта, так сказать <двуядерность>
душевной жизни, таким образом, не только не тождественна
<двуцентричности> ее или - что то же - отсутствию в ней
подлинного центра, но есть, наоборот, выражение особенно ин-
тенсивной и сложной активности этого формирующего центра
при ненормальных, исключительных условиях его действенности.
Вообще говоря: чем глубже идет наблюдение душевной жизни
в ее нормальных и патологических состояниях, тем яснее ста-
новится универсальность и могущество детерминирующего
и формирующего единства душевной жизни. Теперь уже можно
сказать с полной определенностью, что - поскольку под <ду-
шой> мы будем разуметь это действенное единство душевной
жизни - лозунг <психологии без души>, провозглашенный как
принцип чисто эмпирического, непредвзятого описания душевной
жизни, есть в действительности лишь выражение предвзятого
.мнения, совершенно искажающего эмпирическую природу ду-
шевной жизни; психолог и психиатр, желающие изучать душев-
ную жизнь и намеренно игнорирующие в ней <душу> как опре-
деляющее и формирующее ее единство, поймут в ней не больше,
чем, например, критик, который при анализе подлинного поэ-
тического или музыкального произведения исходил бы из допу-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
щения отсутствия в нем определяющего единства темы, настро-
ения или идеи.
III
Лишь во избежание недоразумения подчеркнем здесь то, что
само по себе ясно из всего предыдущего: <душу> как фор-
мирующее действенное единство душевной жизни не следует
смешивать с чисто феноменологическим внешним, экстенсивным
единством самой стихии душевной жизни. Последнее единство,
как было указано, есть лишь иное обозначение для сплошности
или слитности душевной жизни и не имеет никакого форми-
рующего значения. Будучи чисто логическим признаком стихии
душевной жизни, как таковой, оно неотъемлемо от нее и присут-
ствует и та, где душевная жизнь (в указанных выше случаях)
приближается к состоянию совершенной бесформенности и, сох-
раняя общую динамичность, теряет всякую определенную целе-
стремителытость. Напротив, формирующее единство души есть
реальная действующая инстанция, логически отличная от фор-
мируемого ею материала душевной жизни (хотя фактически
в элементарной своей форме всегда присутствующая в конкрет-
ной душевной ЖИЗНЕ и лишь способная ослабляться, приближа-
ясь, как к пределу, к полному отсутствию, в указанных случаях
болезненного освобождения душевной стихии из-под ее власти).
В конкретной душевной жизни душевная стихия, как таковая,
есть лишь асбтрактно-отделимый момент материала, неразрывно
соединенный с противоположным ему моментом действующей
формы или энтелехии душевной жизни, в силу которого ду-
шевная жизнь есть - как это было намечено в конце гл.IV -
беспрерывное целестремительное творчество, неустанный процесс
самоформирования и самосозидания душевного бытия. К этому
первичному творчеству в настоящее время самые проницатель-
ные биологи, неудовлетворяющиеся механистическим миросозер-
цанием, склонны сводить и животные инстинкты, даже самые
примитивные, и самые процессы органического развития Фор-
мирование организма из зародыша, построение гнезд, мура-
вейников и пр. в животном царстве, имеет, по-видимому -как
это предвидел уже Шопенгауэр - единую основу в лице слепой
стихийной воли, ё1ап ?11а1 , органического целестремительного
творчества жизни, как таковой; и по внутреннему своему су-
ществу оно не отлично от образований государств и наций или
развития гениальных творений мысли и искусства из единой,
См.: Мепшльников. Инстинкт, как творческий акт. Изв. Ак. наук., 1915
и Русская Мысль, 1916, № И; Шульц Е. Организм как творчество. Сборники
по философии и психологии творчества, т. VII.
как бы зародышевой интуиции творческого человеческого духа.
Как бы то ни было, душевная жизнь во всяком случае непос-
редственно обнаруживает такую целестремительную действен-
ность формирующего единства. Непредвзятое наблюдение при-
роды душевной жизни требует применения, по крайней мере
к ней, забытого понятия энтелехии как формирующего единства.
Эта есть та низшая, элементарная <душа>, которую Аристотель
усматривал уже в растительном царстве, а позднейшие пла-
тоники называли <руок - <действенной природой>, в отличие
как от высшей <души>, так и от чистой пассивности мертвой
материи.
Эта низшая, элементарная, как бы растительная энтелехия
душевной жизни, как уже было указано, настолько тесно слита
с стихией душевной жизни, с самим формируемым его мате-
риалом, что есть начало как бы пограничного порядка и обладают
сама всей стихийностью и непроизвольностью душевной жизни
вообще. В известном смысле можно было бы сказать, что эта
формирующая сила имманентна самой душевной жизни: ибо
лишь абстрактно, а не конкретно материал душевной жизни
отделим от этого начала формы в ней, которое реально присут-
ствует в нем же самом. Именно поэтому признание этой эг:;-
лехии есть не какое-либо гипотетическое умозаключение зт
следствия - оформленности душевной жизни - к его предпола-
гаемой внешней причине, а простое логическое выражение самой
.целестремительности или формостремительности душевной жиг-
ни, как имманентной внутренней силы. Непрерывность, слит-
ность душевной жизни требует и здесь совершенного отказа от
механистического гипостазирования ее различных начал, как
каких-то замкнутых в себе, обособленных, лишь внешним обог-
зом сообщающихся друг с другом существ. <Душа> не есть к
кая-либо особая вещь или субстанция и не есть даже реаль:
обособленный центр сил, извне действующий на стихию душевн.Л
жизни: это есть целестремительная формирующая энергия самой
душевной жизни, понятая как единство (ибо иначе целест-
ремительная энергия не может быть понята). И оформленною .а
душевной жизни есть не внешний результат ее действия, а ;-
посредственное ее самообнаружение. Достигаемая цель, процесс
ее осуществления и действующее целестремительное начало суть
не три реально различные инстанции, а лишь разные моме.я
единой реальности, само существо и единство которой состоят
в единстве формирующей действенности. Недоумение, в силу
которого мы склонны еще спрашивать, кто же является носите-
лем этой действенности и в чем состоит его внутреннее <суще-
ство>, основано лишь на наивном материалистическом само-
обольщении, которое хочет все представлять по образцу осяза-
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
емой вещественной действительности и не в силах понять, так
сказать, духовности душевного бытия.
С другой стороны, столь же важно уяснить себе, что несмотря
на близость этого формирующего начала к стихии душевной
жизни, оно все же реально отлично (хотя и не обособлено) от
нее. <Душа> в этом смысле есть все же не одно лишь название
для определенной черты душевной жизни, не результат гипоста-
зирования абстрактного момента: в качестве силы или энергии,
она есть совершенно самостоятельная конкретная реальность
(хотя и не осуществимая вне связи с формируемым материалом).
Конкретно это яснее всего обнаруживается в упомянутых яв-
лениях относительного освобождения стихии душевной жизни
из под власти формирующего начала. Больной, который посто-
янно теряет свое <я> - целестремительное, оформляющее, ин-
тегрирующее единство своей душевной жизни - и внутреннее
единство которого постоянно заполняется безбрежным, разнуз-
данным хаосом душевной бесформенности, есть живой пример
противоположности формы и материи душевной жизни, как раз-
нородных и противоборствующих начал. Но и в жизни <нор-
мального> человека все явления страсти и аффекта суть образцы
такого противоборства двух начал. Эмоционально-волевая реак-
ция, которая непосредственно выражает лишь целестремительную
направленность душевной энергии по известному пути, нужному
для целостной оформленности душевной жизни, в этих случаях
выходит из под власти направляющего начала, которое уже не
в состоянии управиться с неудержимо хлынувшей хаотической
силой, вызванной к действию им самим. Страх, парализующий
нас, вместо того, чтобы быть стимулом спасения, ярость любовной
страсти, доводящая до убийства любимого существа, и т.п.-
таковы явные примеры противоположности между стихийными
и оформляющими или целестремительными силами душевной
жизни. В таких случаях совершенно ясно, что даже чисто ор-
ганическая, элементарная формирующая сила осуществляется
с известной затратой энергии, через преодоление противоборст-
вующих хаотических сил душевной жизни. В других случаях
эта внутренняя борьба, это самопреодоление менее интенсивны
и потому легко остаются незамеченными. Тем не менее всякая
конкретная душевная жизнь, даже самая элементарная, есть
такого рода внутренняя борьба и самопреодоление. Под оформ-
ляющей силой целестремительной действенности в каждом из
нас дремлет и глухо волнуется сдерживаемый ею душевный хаос.
В явлениях бесформенной рассеянности, душевной вялости
и инертности, беспричинного <упрямства>, <капризов>, <разд-
ражительности> и т. п. хаос душевной жизни на каждом шагу
напоминает о себе и вынуждает формирующую действенную
силу бороться с собой. В каждое мгновение формирующая це-
лестремительность наталкивается в нас на преграды, слепые про-
тиводействия и должна внутренней борьбой расчищать себе до-
рогу.
IV
Характер самопреодоления или внутренней борьбы в такой ме-
ре типичен для конкретной душевной жизни и образует само ее
существо, что его отсутствие равносильно душевной болезни, раз-
ложению душевного существа. Именно поэтому явление самопре-
одоления есть лучший показатель существа формирующей дейст-
венности <души>, и наблюдение его разнородных форм непосред-
ственно обнаруживает различные слои самого формирующего
единства души. Доселе мы имели дело с элементарным единством
стихийной целестремительности вообще - с тем началом, которое,
отвечая на чувственные впечатления непосредственной реакцией
одобрения и неодобрения, приятия и отталкивания, производит
первичный отбор чувственного материала и через его посредство
создает элементарное единство ядра душевной жизни. Это есть
единство низшей, чувственно-эмоциональной сферы, через область
ощущений связанной с человеческим телом - то единство, кото-
рое обычно разумеется под совершенно неточным обозначением
<инстинкта самосохранения> В его лице человеческая душа
обнаруживается как прикрепленная к единичному телу энтелехия
психической особи. Вся область физических эмоций, т. е. эмоций,
непосредственно слитых с ощущениями, и соучаствующих в них
волевых моментов, поскольку она слагается в оформленное
единство, относится сюда. Но присматриваясь к явлениям самоп-
реодоления, мы встречаем в душевной жизни и явные признаки
формирующего единства высшего порядка.
Этот дальнейший, более глубокий слой формирующего единст-
ва не может быть конкретно охарактеризован лучше, чем пла-
тоновским указанием на явления <мужества> или <благородных
аффектов> вообще Ближайшая, самая заметная и распрост-
раненная область его проявления есть сфера родовой жизни
в широком смысле слова, именно там, где целестремительная
действенность родовой жизни сталкивается с индивидуальной це-
лестремительностью психической особи. Явления материнской
Отношение душевной жизни и ее различных инстанций к телу будет
исследовано подробнее в гл. VIII.
Платоново деление души на <три части> часто понимается по аналогии
с новым психологическим учением о <способностях> или <сторонах> душевной
жизни, В действительности оно, конечно, имеет совсем иной смысл: это есть
именно попытка наметить различные по глубине и близости к метафизическому
первоисточнику слои душевного единства. Характерно, что Платон подчеркивает
в этой связи важность явления самопреодоления.
К:
ДУША ЧЕЛОВЕКА
и супружеской любви, племенной или родовой солидарности не
только в человеческом, но и в животном мире, поскольку они
связаны с самопожертвованием, с преодолением <эгоизма> или
<инстинкта самосохранения>, суть в душевной жизни типические
случаи самопреодоления в форме победы высшего формирующего
начала над низшим. Но то же самое, по существу, мы имеем
в явлениях самопожертвования или самоотречения личности
в порыве национального, государственного и т. п. чувства. Во
всех этих случаях мы непосредственно переживаем не борьбу
отдельных <побуждений> или <стремлений>, а именно подчине-
ние - в результате более или менее интенсивной и заметной
внутренней борьбы - низшего целестремительного единства вы-
сшему. Характер такого переживания неопределим иначе, как
в понятии мужества или <силы воли>: это есть специфическое
сознание "бщей силы высшего порядка, преодолевающей столь
же общую; центральную силу низшей, органически-эгоистичес-
кой целес"ремительности. Правда, с чисто этической точки
зрения ",.{:ое самопреодоление может иметь и эгоистическую
цель: с ""-:м же чувством <мужества> дли <силы воли> мы реша-
ется, нал-.имер. на необходимую для нашего здоровья мучитель-
ную или опасную операцию или на нужное в наших личных
целях тятотное <объяснение> с человеком; но и здесь .характер
переживания соответствует объективному смыслу переживаемой
борьбы ?.2ух инстанций. Ибо и в этих случаях элементарная
стихийная це-лестремительность побеждается высшей формой
предметного сознания, которая, даже будучи по цели <эгоистиче-
ской>, по формальной своей природе, хак увидим позднее, зы-
водит за пределы индивидуальной душевной обособленности.
Псахология доселе не обращала достаточного внимания на сво-
еобразие этих переживаний самопреодоления. Руководясь пред-
взятым мнением, она рассматривала их как явления простой
борьбы или столкновения отдельных побуждений. Джемс, ка-
жется, первый отметил, что когда <идеальный> мотив <побеждает""
мотив низшего порядка, само переживание имеет своеобразный
качественный оттенок усилия, соучастия центральной волевой
инстанции: пьяница, лентяй, трус никогда не говорит (и не пе-
реживает) , что он преодолевает в себе стремление к трезвости,
энергию, самообладание, как это имеет место в обратных случаях
победы высших мотивов; он говорит, наоборот, о своей порабощен-
ности страстям и привычкам При этом следует, однако, обратить
внимание еще на два характерных момента. Во-первых, подлинное
самопреодоление описанного типа психологически отлично не
только от обратного случая победы низшего мотива над высшим и
не только от простой борьбы единичных стихийных побуждений
1ате. Ргшс1р1е8 о( Р8усЬо1ову, 1891, V, II, стр. 548 и ел.
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
(вроде борьбы, например, между чувством голода и отвращением
, к неприятному вкусу блюда), но и от элементарного <самообла-
1 дания> в смысле переживания сдерживающей силы элементарной,
низшей формирующей инстанции, ее непосредственной власти над
стихией душевной жизни. Когда человек сдерживает прилив
- рыданий, грозящий перейти в истерический припадок, или вспыш-
ку гнева, готовую вылиться в неистовую ярость, или, убегая от
опасности, старается не поддаться чувству панического, бессмыс-
ленного и обессиливающего ужаса, он, правда, испытывает особое
чувство <самообладания>, но переживание внутренней борьбы
носит совсем иной характер, чем в случаях подлинного самопрео-
доления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35