А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Наверху шевалье водрузил сделанный из двух веток крест.
Тем временем цыганка очнулась от забытья и открыла глаза. Первое, что она увидела, был могильный холм, возле которого, преклонив колена, молился Лагардер.
Хотя Анри и не знал подробностей трагедии, разыгравшейся в старинном замке, он догадался, что Марикита вместе со стариком отцом подготовили побег Авроры, но коварный Пейроль расстроил их планы и предательски убил старого идальго.
Шевалье был искренне благодарен маленькой цыганке, которая ради Авроры рисковала собственной жизнью и жизнью своего отца. И если девушек не удалось спасти, значит, так распорядилась судьба. Почувствовав на себе пристальный взор, Лагардер обернулся. Цыганка печально смотрела на него широко раскрытыми глазами. Взгляд ее был нежен и грустен, во всем облике не осталось и следа былого безумия. Девушка медленно опустилась на колени возле Лагардера и вместе с ним вознесла молитву к Всевышнему, прося его принять к себе душу новой жертвы Пейроля.
Шевалье вновь приступил к цыганке с расспросами, надеясь, что на этот раз она ответит ему более определенно, ибо слова ее, сказанные в состоянии умопомрачения, отнюдь не убедили Анри в том, что мадемуазель де Невер и донья Крус живы, а не погребены под обломками мавританской башни.
Однако, к несчастью, темное покрывало безумия вновь окутало Марикиту: взор ее потух, и девушка погрузилась в мрачное тупое оцепенение. На любой вопрос Марикита неизменно отвечала:
– Мертвы, мертвы! Они все мертвы!
Но Анри, скрепя сердце, решил продолжить поиски. Он обшарил все развалины. Он расчищал завалы, разгребал кучи щебня, сдвигал огромные каменные глыбы, но ничего не нашел. Башня Пенья дель Сид надежно хранила свою тайну.
– Идем, – произнес Лагардер, беря Марикиту за руку. – Если Господу будет угодно сохранить наши жизни, мы еще вернемся сюда помолиться за тех, кто остался здесь навечно.
Они молча побрели по дороге. В душе у Лагардера царили мрак и пустота. Он не понимал, зачем и куда они идут: жизнь его была разбита, он жаждал только смерти.
Они свернули на дорогу в Каталонию; Лагардеру некуда было спешить: смерть могла настичь его всюду. Мысль о смерти не покидала его ни на минуту, и если бы не желание отомстить Гонзага, он бы наверняка подыскал способ покинуть этот мир.
Надежда на счастье умерла вместе с Авророй де Невер. Осталась одна только жажда мести… Единственным утешением Лагардеру служила уверенность в том, что его возлюбленная пребывает у небесного престола, где ей больше не страшны козни коварного Гонзага.
Ради встречи с Филиппом Мантуанским Лагардер, не задумываясь, отдал бы все то немногое, чем он владел. Когда же провидение сведет их в решающем поединке?! Когда же настанет тот день, когда враг его падет в смертельной схватке?
Чем дальше они продвигались в глубь страны, тем чаще им встречались отряды испанской армии. Лагардер шел молча, опустив голову, ведя за руку Марикиту; солдаты беспрепятственно пропускали их.
Время от времени шевалье спрашивал кого-нибудь из офицеров, не знает ли тот, где сейчас находится полк Филиппа де Гонзага, друга кардинала Альберони. Офицеры принимали Лагардера за лазутчика Гонзага или даже шпиона самого Альберони и подробно объясняли, как ему отыскать полк принца.
Анри искал врага повсюду: в Лериде, в Балагере, в Карлоне – везде, куда отправляли его словоохотливые испанцы, но Гонзага по-прежнему ускользал от него. Теперь Лагардер хотел не просто убить предателя, но убить его в бою, прилюдно, на виду у обеих армий. Чтобы продвигаться быстрее, Лагардер раздобыл лошадей. Странное зрелище являли собой эти двое: безмолвный и мрачный Лагардер и безумная Марикита, время от времени оглашающая окрестности дикими воплями и угрозами. Иногда, впрочем, проклятия ее сменялись горькими слезами.
…Шевалье даже не заметил, как они миновали испанские аванпосты и оказались в расположении французской армии.
Увидев серую форму мушкетеров, Анри оживился. Он вспомнил, что еще совсем недавно вместе с этими солдатами он сражался за дело короля и регента, а в победоносной французской армии даже был полк, названный Королевским полком Лагардера.
– Бедный Шаверни! – вздохнул он. – Неужели я стану для него вестником несчастья? Донья Крус была предана Авроре, маркиз предан мне… Мы все не мыслили жизни друг без друга… Но наши возлюбленные уже покинули земную юдоль, а я скоро последую за ними… Что ждет Шаверни, когда он останется один?
От маленького маркиза мысли его перенеслись к Кокардасу и Паспуалю, его верным учителям фехтования, разделившим с ним многочисленные превратности его судьбы; вспомнил он и о своем новом соратнике, отважном баске.
Весь во власти воспоминаний, шевалье не заметил, как Марикита отстала от него. Очнувшись от горьких дум, Анри встревоженно обернулся и с облегчением перевел дух: девушка ехала сзади, в нескольких десятках шагов. Несчастная! Из-за него она лишилась разума и потеряла отца… Острая боль пронзила сердце Лагардера: судьбе было угодно, чтобы все, кто был ему дорог, страдали и погибали ради него и из-за него.
«К чему все эти жертвы? – в отчаянии подумал он. – Шаверни никогда не увидит могилы своей любимой, мэтры фехтования никогда не получат вознаграждения за свою преданность, Лаго наверняка сложит голову вдали от родины и от красавицы сестры, а к Мариките никогда не вернется разум! Боже, за что ты караешь всех нас?!» По щеке Лагардера сбежала слеза: он оплакивал участь своих друзей!
Навстречу ему мчался полк легкой кавалерии, и шевалье посторонился, пропуская его. Это был полк господина де Риома. Внезапно стройный порядок рядов был нарушен, всадники смешались, а полковник резко остановился, повернул назад и, пришпорив коня, поскакал к Лагардеру. Тот не успел опомниться, как Риом уже заключил его в объятия и расцеловал в обе щеки.
– Господин де Лагардер! – в восторге воскликнул он. – Вы живы! Эй, поскорее сообщите радостную весть господину маршалу, принцу Конти и всем остальным!.. Вот так сюрприз! Настоящий праздник!
Храбрец Риом и его офицеры искренне радовались возвращению Лагардера. Один из них, не утерпев, галопом помчался в лагерь, чтобы самому рассказать обо всем маршалу Бервику.
Лагардер был глубоко тронут столь теплыми изъявлениями дружеских чувств, однако в глазах его читалась прежняя неизбывная тоска. Его первый вопрос был о Шаверни.
– Маркиз отправился вас разыскивать. Говорят, он уже объехал всю Каталонию и почти весь Арагон…
– А что остальные?
– Кокардас и Паспуаль также ищут вас по всей Испании. В надежде, что вы вернулись, они уже дважды приезжали в лагерь, а, узнав, что вас до сих пор нет, снова пускались в путь. Не скрою, шевалье, что не только они, но и все мы очень беспокоились за вас. Надеюсь, с вами не случилось ничего плохого? Вы, упаси Бог, не ранены?
– Нет, – печально покачал головой Лагардер.
– Вот и отлично!
– А где Антонио Лаго? – спросил Анри.
– Он тоже поехал искать вас и еще не вернулся. Его путь лежал в Бургос.
Воцарилась тишина. Лагардер и офицеры сняли шляпы, отдавая дань уважения отважному баску. Они были уверены, что его больше нет в живых. Но господин де Риом не собирался завершать разговор на столь печальной ноте.
– Пока вы и ваши друзья отсутствовали, – сообщил он, – Королевский полк Лагардера был распущен, хотя маршал глубоко сожалел об этом. Однако он уверен, что вы снова встанете в наши ряды: предстоит поход на Мадрид, и маршал надеется, что вы примете в нем участие.
– Господин де Бервик столь лестно отзывается обо мне, – ответил шевалье, – что с моей стороны было бы недостойно обмануть его ожидания. Королевский полк Лагардера непременно примет участие в новой кампании, только в ином составе.
– Увы, вы пока один, – грустно вздохнул полковник.
– Нет, нас двое.
– Но кто же второй?
Лагардер указал рукой на Марикиту. Пока шевалье беседовал с Риомом, безумная цыганка остановила коня и принялась разглядывать солдат. Взор ее ни на ком не задерживался. Временами девушка начинала что-то бессвязно бормотать; руки ее то ласкали шею коня, то сжимали рукоятку кинжала. Черные волосы в беспорядке падали ей на плечи; в них, словно кровавое пятно, алел цветок. Платье Марикиты было разорвано, его лохмотья едва скрывали упругое загорелое тело. Несмотря на свой весьма экзотический вид, девушка была необычайно хороша. Настораживали лишь ее беспокойные пустые глаза да обрывки фраз, слетавшие с прелестных губ.
– Это Марикита, – представил ее Лагардер, – дочь цыганки и знатного испанского гранда. Она и ее отец пытались мне помочь, но в неравной борьбе отец девушки погиб, а несчастная сошла с ума. Поэтому я прошу вас, господа, отнестись к ней с уважением, коего она, несомненно, заслуживает.
– Что вы за человек, шевалье, – со смешанным чувством восхищения и сострадания вымолвил де Риом, – какая сила влечет к вам людей? Все, кто окружает вас, готовы идти за вами хоть на край света!
Лагардер опустил голову.
– Увы, сам я кажусь себе кораблем без руля и без ветрил, пустой оболочкой без сердца и души…
– Шевалье, я вижу, что вас постигло большое горе, и скорблю вместе с вами. Все мы здесь – ваши друзья и всегда готовы помочь вам. Вы можете рассчитывать на нас!
– Теперь я рассчитываю только на спасительницу смерть… Господа, мадемуазель де Невер больше нет! Принц Гонзага и Пейроль убили ее!
В глазах Лагардера блеснули слезы. Офицеры обнажили головы и печально потупились. В этот миг безумица, словно поняв, о чем идет речь, выпрямилась в стременах и трагическим жестом воздела руку к небу.
– Там, – пронзительно воскликнула она, – в Пенья дель Сид! Они все спят под руинами башни мавров!
И она без сил опустилась в седло; лицо ее залила смертельная бледность, на губах выступила пена. Все, кто стояли рядом с Марикитой, невольно вздрогнули.
– Сударь, мы все жаждем отомстить Гонзага за его злодейства, но понимаем, что это право принадлежит вам… Однако же помните, что в любое время наши шпаги к вашим услугам. Мы разделяем ваше горе и скорбим вместе с вами.
Лагардер пожал руку, протянутую ему де Риомом.
– Благодарю! Убив Гонзага и исполнив данную мною клятву, я тут же покончу с собой…
– Мадемуазель де Невер этим не вернешь. Никто из нас не вправе уходить из жизни раньше положенного Богом срока!
Полк вновь построился; господин де Риом занял место между шевалье и его спутницей. Внезапно вдали в облаке пыли показалась группа мчащихся во весь опор всадников.
– Это маршал Бервик! – воскликнул полковник. – Я еду к нему навстречу.
Заметив де Риома, маршал и его свита придержали коней. Лагардер видел, как Риом разговаривал с командующим; предметом беседы, несомненно, был он сам. Вскоре Риом и Бервик подъехали к шевалье. Лицо маршала выражало неподдельное волнение.
– Господин де Лагардер, – медленно начал он, – Господь повелел нам любить всех наших ближних… но среди них мы всегда выделяем тех, кого любим особенно горячо… Вы, шевалье, принадлежите именно к таким людям. Я рад вашему возвращению и глубоко скорблю о постигшей вас утрате.
– Благодарю вас за тот бальзам, коим вы желаете исцелить мою рану, – с признательностью в голосе ответил Анри, – но, к несчастью, такие раны, как моя, не поддаются врачеванию.
Оба воина пожали друг другу руки; их затуманившиеся взоры встретились: в глазах маршала читалось искреннее сочувствие.
Воцарилась тишина. Бервик понимал, что такому человеку, как Лагардер, не нужны слова утешения. Самым разумным было предоставить сердцу шевалье свободно излить свою тоску, а глазам – выплакать таящиеся в них слезы.
Анри первым нарушил молчание. Как ни велико было его горе, он понимал, что не имеет права приводить в уныние чуть не целую армию. Шевалье выпрямился и вскинул голову: теперь это был прежний Лагардер, Лагардер непреклонный, Лагардер – первая шпага королевства.
– Итак, куда же мы направляемся, господа? – спросил он.
– Штурмовать Уржель, – ответил маршал. – Но я не могу приказывать вам, ведь Королевский полк Лагардера распущен…
– Временно распущен, господин маршал, временно! Теперь, когда здесь присутствует почти половина его личного состава, Королевский полк Лагардера вновь становится передовым полком французской армии, – объявил Лагардер. – Как вы помните, господин маршал, мы с вами заключили именно такое соглашение.
– Хорошо, я согласен, – вздохнул маршал. – Только обещайте мне, Лагардер, что в предстоящем бою вы не станете искать смерти…
Шевалье втайне жаждал именно этого. Он давно призывал к себе смерть, а гибель на поле боя была для него желанна вдвойне, ибо снимала с его души грех самоубийства, предоставляя возможность сложить голову во славу своей страны. Последний удар шпагой он нанесет за своего короля, последнее слово, которое прошепчут его губы, будет имя Авроры де Невер! Как же мог он не желать столь прекрасной кончины?! На миг Лагардер забыл обо всем, предавшись упоительным мечтам о скором избавлении от всех страданий. Однако внезапно он вспомнил, что не сдержал слова, данного матери Авроры.
Перед его мысленным взором возникло благородное лицо вдовы Невера. Аврора де Кейлюс, столько выстрадавшая за долгие годы своего брака с Гонзага, все еще продолжала страдать. И шевалье понял, что если он уйдет из жизни, не отомстив за мать и дочь, вдова Невера проклянет его.
– Война есть война, – ответил Лагардер после долгого молчания, – и всем нам грозит смерть от шальной пули. Однако я обещаю вам, господин герцог, что не стану искать смерти… я буду искать только принца Гонзага!
– Большего я и не прошу, – ответил Бервик, – ибо уверен, что Господь милостив и не допустит, чтобы нам вновь пришлось оплакивать вас.
Впереди показались стены Уржеля и бастион Лас Оркас, напоминавший своими очертаниями притулившееся возле башни аистовое гнездо. Маршал отдал приказ готовиться к штурму.
В городе сосредоточились отборные части испанской пехоты. Испанская же кавалерия расположилась вдоль стен, по берегам двух протекавших тут небольших речек. Прежде чем штурмовать укрепления, французам предстояло разбить отряды, собравшиеся под стенами города, ибо, несмотря на недавние поражения, испанцы сумели стянуть к Уржелю весь цвет испанской армии.
Пользуясь тем, что многочисленные фортификационные сооружения делают их недосягаемыми для французских пушек, испанские офицеры гарцевали на самом виду у французов.
Пригнувшись к шее коня, Анри де Лагардер высматривал среди надменных идальго своего заклятого врага. Наконец он заметил его. Гонзага вместе с несколькими офицерами выехал далеко за укрепления и изучал в подзорную трубу французскую артиллерию. Шпага Лагардера сама выскочила ив ножен.
– Вы считаете, что пора начинать наступление, сударь? – спросил Бервик.
– Да, господин маршал. Королевский полк Лагардера выступает первым и прорывает вражескую оборону вон там, где сейчас находится предатель.
Концом шпаги Лагардер указал на Филиппа де Гонзага и, выпрямившись во весь рост, воскликнул:
– Прощайте, господа! Скорее всего, мы больше не увидимся!
Конь Анри, почувствовав острые шпоры всадника, взвился на дыбы и стрелой полетел в сторону противника. Следом за ним во весь опор понеслась Марикита. Волосы ее разметались по ветру, глаза горели диким блеском, в высоко поднятой руке блестел кинжал. Цыганка напоминала сейчас Медузу Горгону, – ослепительно красивую и одновременно ужасную в своей безумной ярости…
Лагардер думал только о том, как бы ему поскорее расправиться с Гонзага. Марикита ни на шаг не отставала от него. Оба мчались навстречу смерти!
Испанские офицеры увидели летящего прямо на них всадника со сверкающей шпагой в руке; следом за ним мчался конь, несущий на спине своей существо, которое суеверные испанцы приняли за саму смерть – столь ужасен был его вид.
Шевалье на всем скаку врезался во вражеские ряды, и в них мгновенно образовалась брешь; со всех сторон раздались предсмертные стоны и хрипы, перекрываемые жуткими воплями цыганки. Сверкали шпаги, гремели выстрелы, бешено ржали кони, и Лагардер метался среди крови, грохота и дыма в поисках жалкого предателя, вновь ускользнувшего от заслуженного возмездия.
Разметав передовой отряд испанской конницы, Лагардер вихрем пронесся через оборонительные сооружения испанцев. Марикита неотступно следовала за ним. Когда городские ворота распахнулись, и оттуда вышел свежий отряд противника, Королевский полк Лагардера на полном скаку врезался в него. За ним по пятам мчалась смерть.
VIII
СТЕРВЯТНИКИ
Не найдя Лагардера, Шаверни присоединился к учителям фехтования, и они продолжили поиски втроем.
Несмотря на свою гасконскую заносчивость, Кокардасу пришлось признать, что идея действовать в одиночку была несовершенна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29