А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– С каждой минутой мои сведения теряют свою ценность. Если вы сомневаетесь в том, что я собираюсь поведать вам нечто действительно важное, я немедленно удаляюсь.
– Говорите, сударь, я вам приказываю, – произнес Филипп V.
Принц провел рукой по лбу, словно отбрасывая последние сомнения, и вновь окинул взором их королевские величества: по выражению лиц короля и королевы он понял, что те с нетерпением ожидают, что же он скажет. И когда Гонзага, наконец, заговорил, в зале воцарилась напряженная тишина, в которой слова принца звучали громче пистолетных выстрелов.
– Меня могут слушать все, ибо то, что я скажу, касается всей Испании… Известно ли вашему величеству, где сейчас находится завещание Карла II?
Вопрос Гонзага изумил присутствующих. Король и королева тревожно переглянулись.
– Завещание находится в моих покоях, в шкатулке, ключ от которой я всегда ношу при себе, – ответила королева, извлекая из складок платья маленький ключик на золотой цепочке.
– Шкатулка наверняка стоит на месте, – отрывисто произнес Гонзага, – но завещания в ней больше нет!
– А где же оно, по-вашему?
– Альберони увез его с собой… Вот, собственно, и вся моя тайна. Надеюсь, теперь вам понятно, почему я утверждал, что дорога каждая минута…
Дабы проверить истинность слов Гонзага, королева быстрым шагом отправилась к себе в спальню. Когда она вернулась оттуда, лицо ее было белее мела.
– Вы сказали правду, сударь, – объявила она. – Мы же были неправы, не желая выслушать вас раньше.
Гонзага стоял с гордо поднятой головой, наслаждаясь своей победой.
– Может быть, пока кардинал не пересек еще границу Испании, отправить за ним погоню? Документ спрятан у него на груди, под рясой.
Потрясенный Филипп V отдал надлежащее распоряжение. Нашлось немало добровольцев, готовых задержать кардинала, и через час взвод солдат в сопровождении дюжины идальго мчался к границе, имея приказ задержать Альберони, обыскать его и доставить во дворец все найденные при нем бумаги. Высокородные идальго были бы не прочь приволочь с собой и самого бывшего министра, чтобы поглубже упрятать его в одну из королевских подземных темниц, но этому воспротивился Филипп.
– Мне нужно завещание! – рявкнул он. – А Альберони пусть убирается на все четыре стороны!
Решение, принятое королем, было наиболее благоразумным, ибо Испания избегала ссоры с папой и германским императором. Это был тот редкий случай, когда Филипп V оказался мудрее своих советников.
Гонзага украдкой взирал на придворных: он прекрасно понимал, что только что публично предал своего бывшего покровителя. Но опасения его были напрасны. Разумеется, если бы речь шла не об Альберони, ни один испанский гранд отныне не пожелал бы пожать руку Филиппу Мантуанскому. Но ненависть к бывшему всесильному министру была столь велика, что заявление Гонзага никто не расценил как предательство.
– Мы благодарим вас, сударь, – сказал король, – и не забудем оказанной вами услуги. Отныне мы будем рады видеть вас каждый день на малом утреннем приеме; любая ваша просьба будет выполнена безотлагательно.
– Благодарю вас, сир, – смиренно ответил предатель. – Думаю, что очень скоро мне придется искать у вашего величества защиты от своих врагов, преследующих меня даже в Испании, и покровительства для юной особы, опекуном которой я являюсь…
– Мы защитим вас, сударь, – ответила Елизавета Фарнезе, – а ваша подопечная будет пользоваться нашим королевским благорасположением.
Принц покидал дворец с высоко поднятой головой. Теперь в борьбе с Лагардером у него были развязаны руки, и звезда Гонзага, еще недавно столь бледная, вновь ярко засияла на небосводе.
Филипп Мантуанский прекрасно все рассчитал: чем ближе человек стоит к трону, тем проще одурачить его. А уж провести коронованную особу для такого мошенника не составляло никакого труда.
Альберони был задержан в нескольких лье от границы. Эскорт, ревностно защищавший его от каталонских мятежников, был предан своему королю. Солдаты с удовольствием помогали королевским посланцам перетряхивать сундуки кардинала. Завещание лежало во внутреннем нагрудном кармане бывшего министра, и, когда люди короля попытались до него добраться, Альберони со шпагой в руках принялся защищать бесценный документ. Однако силы были не равны, и кардинал сложил оружие. Тут он вспомнил, что единственным человеком, знавшим о завещании, был принц Гонзага, и губы его искривились в горькой улыбке… Впрочем, сам он, будучи министром, столько раз обманывал, хитрил и изворачивался, что гнев его быстро прошел.
«Я сам во всем виноват, ибо забыл простую истину: у побежденного нет друзей. Сейчас Гонзага переиграл меня, но партия не окончена, и мы еще встретимся».
Отправляясь в ссылку, этот человек взял с собой целую колоду козырей. У него отобрали завещание Карла II? Не беда, разве у него нет в запасе секретного мемуара, адресованного регенту Франции? Этот документ поможет французам навсегда покончить с Испанией…
Историки знают, что через несколько дней кардинал действительно отправил мемуар регенту. Но Филипп Орлеанский сжег его, не читая, избавив тем самым Францию от позора быть обязанной предательству кардинала Альберони.
Как только Филипп V обрел пресловутое завещание, в котором он назначался наследником испанского престола, Гонзага занял место среди первых грандов Испании. Филипп Мантуанский тут же воспользовался королевской милостью и вытребовал себе голову Лагардера. Принц приписал шевалье те преступления, в которых обвинял его еще во Франции, а заодно и свои собственные. Однако пока старания его не увенчались успехом. При нем находились только барон фон Бац и Лавалад; он не знал, куда подевался Лагардер и что стало с Авророй и доньей Крус. Зачем было, говоря его же собственными словами, играть на стороне короля, если добыча уже успела ускользнуть?
Неизвестность мешала Гонзага в полной мере насладиться своим триумфом при дворе. Не зная, куда подевались его приспешники, которые с началом военных действий как в воду канули, сн начал подозревать их в предательстве. Поэтому он нанял двух идальго, из тех, кто за хорошее вознаграждение готовы отправиться хоть к черту в лапы, и послал их на поиски своих клевретов. Этих же идальго он надеялся использовать и в дальнейшем.
Испанцы отыскали людей Гонзага подле французской границы, где те напали на след Лагардера. Это известие обрадовало принца. Донесения идальго подтверждали содержание послания, отправленного ему Монтобером. Монтобер пространно объяснял, почему они так долго не давали о себе знать, и рассказывал, сколько они изъездили дорог в поисках их заклятого врага; в заключение он сообщал, что поимка Лагардера – дело одного-двух дней.
Как видите, приятели Гонзага сумели удачно вывернуться из щекотливого положения. В роли спасителя выступил Ориоль. Став дворянином, этот низенький толстячок не утратил ни здравого смысла, ни изворотливости, всегда помогавшей ему всучить покупателю залежалый товар по самой высокой цене. Вот и теперь он сумел сочинить столь правдоподобную историю, объясняющую их долгое отсутствие, что даже такой проходимец, как Гонзага, ей поверил. В общем, Ориоль сполна расплатился за свой дворянский титул.
Принцу не в чем было упрекнуть своих сообщников: они остались ему верны и, более того, ни на секунду не упускали из виду шевалье. Возможно, Пейроль и учуял бы подвох; Филипп же Мантуанский даже в мыслях не допускал, что кто-то осмелится его одурачить, поэтому принял все за чистую монету. Только одно обстоятельство по-прежнему беспокоило принца: в послании Монтобера не было ни слова об Авроре.
«Если она не встретилась с Лагардером, – говорил себе Гонзага, – значит, ничего не потеряно. Без него она не сможет добраться до Франции. Как только девица вновь окажется у меня в руках, я увезу ее так далеко, что ни одна живая душа не сможет ее отыскать. А с помощью короля я легко избавлюсь от Лагардера». План Гонзага был прост; оставалось только ждать, как будут разворачиваться события.
Прожженный интриган всегда сумеет исхитриться и изменить ход событий в свою пользу. Но, опьяненный своими успехами при испанском дворе, Гонзага забыл пословицу, гласящую, что человек предполагает, а Бог располагает. Не вспоминал он и о поражении, которое ему нанес Лагардер, и о том, что именно это поражение стало причиной его изгнания. Принц вновь уверовал в свою звезду; будущее улыбалось ему, и он довольно потирал руки с видом человека, которому дозволено все.
Единственное, чего не хватало Гонзага, так это его верного фактотума, всегда готового разделить радость своего господина. Но достойный Пейроль до сих пор пребывал в Бургосе – без денег и в отвратительном настроении. Несчастный интендант уже начал склоняться к тому, чтобы постричься в монахи и вступить в орден приютивших его милосердных братьев: молчание Гонзага казалось ему признаком того, что он получил отставку за свою нерадивость в отношении мадемуазель де Невер. Неизвестность и одиночество угнетали фактотума; он смертельно боялся, что враги застигнут его врасплох, а он, не чувствуя за собой поддержки Гонзага, не сможет защитить себя и падет под их ударами.
Каждое утро он выходил за городские ворота и с тоской вглядывался в горизонт, ожидая, не покажется ли там посланец Гонзага.
А в это время Филипп Мантуанский рассуждал следующим образом: «В Мадриде мне больше делать нечего; зато мое присутствие может понадобиться в Бискайе, где-нибудь поближе к границе. По дороге я заеду в Бургос и заберу Пейроля. Если Лагардер со своей невестой не успели перейти границу, то за голову шевалье я не дам и одного мараведи. Через неделю с Лагардером будет покончено».
Чтобы заполучить так низко оцененную им голову, Гонзага нанял двадцать пять бандитов. Король, узнав, что охрана принца столь малочисленна, посоветовал ему удвоить ее, и тот с трудом удержался, чтобы не последовать королевскому совету. Несмотря на внешнюю браваду, в душе Филипп Мантуанский испытывал панический ужас при одной только мысли о встрече с Лагардером.
«Их должно быть четверо: Лагардер, Шаверни, Кокардас и Паспуаль. (Гонзага не знал, что к маленькому отряду присоединился пятый: Антонио Лаго.) Когда я соберу моих французов, нас будет вдвое больше. Испанцы послужат нам щитом, и я уверен, что после нашей встречи мне уже будет некому платить».
Если бы солдаты, согласившиеся служить Гонзага с благословения самого короля, смогли прочесть мысли принца, большинство из них отказалось бы от этой сомнительной чести… или при первой же возможности избавились от свежеиспеченного королевского фаворита. Многие наемники успели уже побывать на полях сражений и видели в бою Королевский полк Лагардера. Поэтому они прекрасно знали, что ждет тех, кто встретится лицом к лицу с отважными французами.
XIV
НОЧНАЯ ГОСТЬЯ
Ни Мабель, ни Марикита не могли оставить раненого Лагардера. Старуха была искусной врачевательницей, и, пока рана не зажила, Лагардеру требовался ее присмотр. Юная же цыганка ни за что не согласилась бы расстаться с Анри, ибо была уверена, что только она одна может унять его сердечную боль. В результате обе женщины решили остаться возле раненого. Но кто же тогда отправится на поиски мадемуазель де Невер?
– Болезнь шевалье может затянуться, – сказала Марикита. – Мы рискуем навсегда потерять след невесты Анри, которая, скорее всего, находится сейчас где-то неподалеку.
– Послушай, дитя мое, – сказала Мабель после долгого размышления, – нельзя гнаться сразу за двумя зайцами. Тише едешь – дальше будешь, гласит народная мудрость. Мы будем делать наше дело, а на поиски пусть отправляются другие.
– Кто же?
– Среди нас есть немало опытных лазутчиков. От тебя потребуется только подробно описать девушек и сопровождающих их мужчин, чтобы наши люди могли сразу узнать их.
Девушка задумалась. Прежде она сама предлагала колдунье подробно описать лазутчикам внешность друзей и врагов Лагардера, но теперь ее вдруг охватили сомнения.
– Я всего лишь раз видела господина де Шаверни, – неуверенно начала она, – но думаю, что смогла бы узнать его, а значит, по моим рассказам его узнают и другие. Что же касается трех других мужчин, – голос Марикиты звучал уже уверенно, – то их я запомнила так хорошо, словно мы расстались только вчера.
– Превосходно, – удовлетворенно заметила колдунья. – Я пошлю, лучших лазутчиков, через несколько дней нам уже будет известно, где находятся друзья и невеста нашего гостя.
Она позвала Бенази и приказала:
– Пойди и разыщи Антора, пусть он придет сюда с женой, обоими сыновьями и дочерью. Скажи вожаку, пусть он тоже придет сюда.
Гибкий, как уж, юноша выскользнул из пещеры. Через несколько минут те, кого назвала Мабель, уже протискивались в узкую дверь грота.
Антор был высокий загорелый гигант, его скуластое лицо украшала густая черная борода. С детьми и женой он вел себя смирней ягненка, но стоило кому-нибудь его разозлить, как он становился похожим на разъяренного буйвола. Оба сына были ему под стать: такие же рослые, загорелые, сильные. Его жена Эльда, напротив, была маленькая и хрупкая; лукавое выражение ее лица свидетельствовало о том, что она прекрасно справляется со своими мужчинами-великанами. Их дочь Пепита была истинной жемчужиной среди славящихся своей красотой цыганок Гренады.
– Слушайте меня все, – обратилась к собравшимся старая Мабель. – Дело, которое я собираюсь вам доверить, потребует от вас как силы, так и хитрости. Антор, ты запряжешь свою кибитку парой лучших лошадей, и вы отправитесь в путь на день, на два, на месяц – словом, на столько, сколько понадобится. Вам предстоит отыскать друзей и невесту нашего раненого гостя. Если вы не встретитесь с ними в Бискайе, вам придется отправиться дальше – в Наварру, Арагон и Кастилию. Но, скорее всего, искать их следует поблизости от границы с Францией.
– Кто эти люди? – спросил цыган.
– Четверо французских дворян и с ними две девушки. Когда вы их увидите, Эльда должна будет подойти к той девушке, у которой черные волосы, и сказать ей заветное слово раньи.
– Так, значит, она из наших?
– Ты помнишь маленькую Флор, что когда-то привела к нам чужеземцев? В то время наши шатры были раскинуты в ущелье горы Баладрон.
– Флор! – удивленно воскликнула Пепита. – Я играла с ней, когда была совсем маленькой, и уверена, что узнаю ее и сейчас.
Мабель снисходительно улыбнулась девушке и продолжила, обращаясь к Эльде:
– Когда ты поймешь, что это именно она, ты скажешь ей: «Иди за мной, я отведу тебя к тому человеку, которому много лет назад дали выпить сонного зелья возле горы Баладрон»
– А если они разделились? – спросил Антор.
– Тогда вам придется быть особенно внимательными. Главное, не спутайте их с теми четырьмя французами, которые хотели убить нашу сестру и нашего гостя в ущелье Панкорбо. Это они проехали здесь сегодня утром.
– Этих я узнаю.
– Марикита подробно опишет вам внешность тех, кого вам предстоит искать… Говори, дитя мое.
Сначала цыганка принялась описывать Аврору. Однако она быстро вспомнила, что Лагардер не расстается с портретом своей невесты; вместе с Эльдой и Пепитой она бесшумно проскользнула к кровати, где в забытьи лежал шевалье, и показала им портрет в золотом медальоне. Затем она набросала портреты Шаверни, Антонио Лаго, Паспуаля и – на всякий случай – Флор. Это заняло у нее немногим более четверти часа. И только Кокардас удостоился долгого и подробного рассказа. Походка удалого рубаки, шляпа и сапоги, красный нос, длинная рапира и вечные ругательства – все было подробнейшим образом расписано Марикитой. Теперь спутать его с кем-нибудь другим было невозможно.
– Второго такого нет нигде, – заключила юная цыганка. – Вы узнаете его среди сотен тысяч мужчин.
Эльда слушала очень внимательно и иногда перебивала рассказчицу, прося уточнить ту или иную деталь костюма, цвет глаз или волос. Наконец лазутчики выяснили все необходимые для себя подробности, и настала пора прощаться.
– Идите, – напутствовала соплеменников Мабель, – и поскорее возвращайтесь. Надеюсь, что ваше путешествие будет не долгим, и вы возвратитесь к нам не одни.
Спустя четверть часа повозка Антора уже катила по направлению к французской границе. Из расплывчатых указаний Мабель относительно того, где искать друзей и невесту раненого христианина, они поняли только одно: для начала надо объехать все приграничные селения.
Цыгане свято чтили приказы старой колдуньи, к тому же Антор был одним из тех, кто после рассказа Мабель о подвигах Лагардера проникся искренней симпатией к шевалье. Поэтому лазутчики были готовы сделать все, что будет в их силах, а может, даже и того больше.
– Зачем ты звала меня, матушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29