Он даже пригласил священника.– Священника? – не веря своим ушам, переспросил Тревис.– Да, священника. Он хочет объяснить некоторые здешние обычаи. А теперь поедемте с нами, хорошо? – Винсон выдавил из себя улыбку. – Мы слышали, вы собираетесь ехать в Санто-Доминго. Это прекрасно. Но ведь можно же потратить хоть пару минут и выслушать Бэбкока, верно?– Но это вряд ли поможет Харкорту, – пробормотал Уолтон.– Харкорт сам справится, – быстро сказал Тревис. – Он просто устал. Эта ночь была бурной.Винсон стал терять терпение.– Вы идете с нами или хотите, чтобы мы вернулись без вас и сказали Бэбкоку, что вам на все плевать?Тревис согласился пойти с ними. Вскоре они поравнялись с небольшим деревянным строением, которое Орвил Бэбкок использовал для своего штаба во время пребывания в Порт-о-Пренсе. Снаружи сидели два чернокожих охранника с ружьями наперевес. Они с явным подозрением смерили взглядом проходившего между ними Тревиса. А ведь вполне вероятно, невольно подумал он, что и эти негры были среди тех идиотов в черном и алом, с разрисованными лицами, которых он видел накануне ночью. Да, хорошо бы отсюда убраться как можно скорее!Винсон и Уолтон подвели Тревиса к двери кабинета и ушли. Колтрейн постучал и, услышав, как кто-то внутри откликнулся, вошел. Перед ним был темноволосый мужчина с угрюмым лицом. Он сидел за большим письменным столом, слева от него стоял священник. Тревис кивнул сидевшему за столом и резко спросил:– Для чего это вы хотели меня видеть, Бэбкок? Я еду в Санто-Доминго повидать Сэма Бачера.Достав трубку и набивая ее табаком из кожаного мешочка, Бэбкок как бы вскользь сказал:– Сэм давно собирается выбрать время и заехать сюда, но я не мог предоставить ему такую возможность. Похоже, у нас там куда больше дел, чем у вас, работающих здесь, на Гаити. Никто из моих подчиненных ни разу не оказывался в такой… в такой щекотливой ситуации, связанной с туземцами, – добавил он со значением.Тревис оглядел скудно обставленную комнату, увидел стул, развернул его, сел лицом к спинке и, посмотрев с усмешкой на Бэбкока, произнес:– Вы намекаете на то, что будто бы в такую «щекотливую ситуацию» я попал по собственной вине? Я думаю, американскому правительству не о чем беспокоиться в этой связи. Американскому правительству, представленному здесь, если это, конечно, действительно так, – горько усмехнулся Колтрейн, – следовало бы побеспокоиться о другом: одного из граждан Америки какая-то кучка сумасшедших туземцев прошлой ночью чуть было не убила. – Колтрейн положил подбородок на руки, уперев их на спинку стула, и прямо взглянул в лицо Бэбкока. – Что вы намерены в этой связи предпринять?В разговор вступил священник, толстый, высокий и лысый. Его ледяные голубые глаза смотрели с укором.– Вы действительно лишили невинности молодую туземку по имени Молина?Тревис внимательно смерил священника взглядом, словно решая, стоит ли сказать ему, чтобы не совал носа в чужие дела. Но, увидев напряженное лицо Бэбкока, вздохнул и проговорил:– Да, если вам угодно это назвать так. Возможно, она и была девственницей, но вела себя так уверенно, как опытная женщина, знавшая немало мужчин. Я ее не принуждал. По сути дела, она сама предложила мне себя безо всяких условий. А я всего лишь простой смертный, как и все.– Но ведь вы к тому же еще и женаты! – как змея прошипел священник, вспыхнув от ярости.Тревис все же не выдержал:– А это уже совсем не ваше дело.– Так, Колтрейн, мы ни к чему не придем! – стукнул кулаком по столу Бэбкок. – Вы лишили невинности местную девушку. По мнению ее народа, вы ее опозорили. Те обряды, которые они исполняли прошлой ночью, если верить слухам, были вызваны желанием наказать вас.– Они думали, что заставят меня на ней жениться, и напоили каким-то снотворным зельем, а когда я проснулся, то увидел, что привязан к каменной плите на кладбище, а над головой у меня висит мертвый цыпленок и его кровь каплет мне на лицо. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы намочить от страха штаны. – Тревис указал на Бэбкока пальцем: – Кто-нибудь хоть раз пытался вам мстить так, как эти ублюдки мстили мне прошлой ночью? Не побывав в моей шкуре, не говорите мне, что на моем месте вы бы нисколько не испугались. Я бы вас тогда назвал проклятым Богом лгуном.Священник вдруг раздулся, как жаба.– Да неужели у вас нет ни капли уважения? – хрипло прошептал он.– Прошу прощения, – вежливо произнес Тревис. – Я знаю, на вас сутана. Однако скажите мне: у вас-то во всем этом какой интерес? Пока что мне еще никто не сказал, какова цель нашей встречи, а мне бы очень хотелось поскорее отправиться по своим делам.Священник сел возле стола Бэбкока и сложил руки на коленях.– Мне говорили, что вы человек сильной волн, господин Колтрейн, но что у вас ужасно скверный характер. Я могу понять, почему вы так расстроены. Если вы воздержитесь от дальнейших своих вспышек и сумеете выслушать меня, я попытаюсь рассказать вам, зачем мы здесь собрались.– Что ж, это звучит вполне разумно, – кивнул Тревис. – Только давайте выкладывайте все побыстрее.Священник закрыл на миг глаза, словно молясь, чтобы Бог ниспослал ему нужные слова. Затем он в задумчивости уставился на Тревиса и изрек:– Позвольте мне вам объяснить, как это все получилось, мистер Колтрейн.Речь его лилась медленно и гладко. Он явно хотел, чтобы Тревис все понял как следует. Он рассказал о том, каким образом почти полмиллиона рабов завоевали свою свободу; какой ожесточенной была их борьба, приведшая в 1804 году к объявлению независимости Гаити. По его словам, большинство африканцев, привезенных на Гаити до середины прошлого века, были родом из дагомейстонского города Оундага, что в Западной Африке. Позже их привозили сюда из Конго. Среди этих рабов были мулаты, имевшие какое-то образование, а также немного европейцев. Начиная с 1804 года на Гаити устремилось множество эмигрантов, в основном торговцы и механики. Приехало несколько священников и учителей. Это были выходцы с Британских островов и жители Северной Америки.– Девять лет назад был подписан конкордат с папой, – так же медленно продолжал свою речь священник, – по которому на Гаити полагалось иметь священника французского происхождения. Это помогло привлечь сюда франкоговорящих. Некоторые из них приехали из Франции, другие – из Гваделупы и Мартиники.Тревис не вытерпел:– Наверняка история освоения Гаити чрезвычайно интересна. Но какое это все имеет значение сейчас?Священник демонстративно надулся, давая понять, что он не из тех, кого перебивают глупыми вопросами.– Если вы меня будете слушать, мистер Колтрейн, я ничуть не сомневаюсь, вам все станет ясно. Поскольку на Гаити долго не было представителей духовенства, которые появились здесь лишь девять лет назад, в этих краях в 1860 году сформировался некий синкретический культ. Его называют вуду . Чтобы объяснить все как можно проще, надо сказать, что вуду – это религия, в которой африканским пантеоном богов правит Бог католический.Тревис скептически взглянул на священника:– Значит, вы пытаетесь мне втолковать, что вуду , по сути дела, это религия? И что корни ее уходят в католическую церковь? Мне в это поверить трудно, а еще труднее понять, почему католики вуду допускают. Кому захочется заявить о своей связи с кучкой безумцев?– Они верят в единого Бога и многое другое, заимствованное ими от римских католиков, – не замечая критики Тревиса, продолжал священник. – Верят в святых. Но тут они путают их с вудускими богами. А для тех, кто в них верит, этих богов надо всячески почитать. Властная сила творит зло и добро поступает к человеку с разрешения бога, которого здесь называют Великим Владыкой. Это-то я и имею в виду, когда говорю о синкретическом культе. Он включает все составные элементы гаитянского вуду – веру во всемогущего, суверенного верховного бога и одновременно веру в богов второстепенных, которых они называют лоасами . Самый важный лоа – легба , на него возложено опекунство над храмом, – вещал священник. – За ним идет эрзули , богиня любви.Тревис вздохнул, не скрывая отвращения, и швырнул стул через всю комнату.– Про лоасов я уже слышал, – со злостью сказал он. – Только я так и не понял, какое отношение все это имеет к нам.– Он пытается втолковать вам, Колтрейн, – не выдержал Бэбкок, – что у этих людей есть глубоко укоренившиеся верования. Для них это очень серьезное дело. Вот почему американское правительство, которое сейчас старается завоевать здесь для Америки военные и коммерческие привилегии, и особенно в связи с обсуждением вопроса об аннексии, не может себе позволить, чтобы кто-то из ее эмиссаров оказался вовлеченным в скандальную историю. Вас в этот комитет рекомендовал сам Шерман, а вы…– Вот уж нет! – поднял Тревис в знак протеста руку. – Меня в комитет привел Сэм Бачер, я сам его об этом попросил. У меня тогда были кое-какие личные проблемы, и мне хотелось на время уехать. Так что не стоит говорить мне, что я на эту должность был выбран. Не надо делать вид, будто я опозорил свою страну. Я сам просил, чтобы меня послали сюда.Орвил Бэбкок уставился на какие-то бумаги, лежавшие перед ним, и, не поднимая глаз, сказал:– Ваши документы прямо передо мной. Шерман назвал вашу фамилию еще в марте, когда комитет только формировался. Вас выбрали, памятуя вашу блестящую службу в федеральных войсках. Шерман дал вам блестящую рекомендацию и написал длинное письмо президенту Гранту, объясняя, почему именно вас надо обязательно назначить в этот комитет.– Пожалуйста, позвольте я на эти бумаги взгляну, – протянул руку Тревис. Бэбкок пожал плечами и отдал ему документы.По мере того как Колтрейн внимательно читал упомянутую Бэбкоком переписку, глаза его все больше сужались. Почему Сэм ничего ему об этом не сказал? Почему все от него скрыл? Где-то в глубине души у Тревиса возникло странное чувство. Он вдруг подумал, не было ли с этим как-то связано тогдашнее необычное поведение Китти. Она ведь в те дни вдруг так сразу изменилась. Может, именно поэтому?– Колтрейн, мы хотим, чтобы вы вернулись в Америку, – сказал Бэбкок.Тревис поднял глаза, но не на него. Он повернулся к священнику и угрожающе спросил:– А вы верите, что проклятие, посланное на Харкорта, неминуемо повлечет его смерть?Священник нервно передернулся, огляделся по сторонам и молча зашевелил губами. Тут неожиданно Бэбкок ударил по столу кулаком.– Я повторяю, Колтрейн, мы хотим, чтобы вы вернулись в Америку. Уезжайте с Гаити. Не обременяйте себя заботой о Харкорте.– Мне не надо обременять себя и не надо беспокоиться о Харкорте? – не поверил своим ушам Тревис. – Вы что, рехнулись? Этот человек, можно сказать, спас мне жизнь. Его, конечно же, напоили каким-то зельем.– Ничем его не напоили, мистер Колтрейн, – быстро поправил Тревиса священник. – Его прокляли. На Элдона Харкорта ниспослали проклятие. И ни вы, никто другой тут ничем помочь не в состоянии.– А это мы еще посмотрим, – решительно направился к двери Тревис. Потом резко развернулся и в упор взглянул на Бэбкока и священника поочередно. – Я вовсе не собираюсь позволить им убить Харкорта.Оба собеседника Тревиса вскочили со своих мест. Лицо секретаря президента пылало.– Я не могу допустить, чтобы из-за вас в этой стране снова были неприятности, Колтрейн. В противном случае я буду вынужден взять вас под арест и депортировать.Рука Колтрейна невольно дернулась к револьверу, но оружия он не достал, лишь сказал с угрозой в голосе:– Только попробуйте, Бэбкок. Вы или кто другой – только попробуйте!Колтрейн вышел, хлопнув дверью. Пару минут он постоял в коридоре, глубоко дыша, чтобы успокоиться. По-видимому, придется все хорошенько обдумать. Нельзя, чтобы его скверный гонор одержал над ним верх. Сейчас это просто недопустимо.Тревис спешил. Он шел с таким решительным видом, что все попадавшиеся ему на пути невольно от него шарахались.Войдя в отель, Колтрейн прямиком двинулся к стойке портье. Тот, испугавшись, попятился к стене и затараторил:– Прошу вас, уходите! Вы приносите несчастье.Тревис перегнулся через стойку и, схватив портье за воротник, рванул темнокожего на себя.– Можешь сказать своим дружкам, что я не боюсь никаких их чертовых проклятий, я сам кого угодно прокляну! А сейчас я иду наверх и буду сидеть у Элдона Харкорта до тех пор, пока он не проснется. А то как бы вы ему опять что-нибудь не подсунули! А если кто-нибудь вдруг здесь возникнет, я мигом отправлю его в то место, откуда появились тут эти кости. Тебе ясно?Портье было явно трудно дышать. С выпученными от страха глазами он еле смог кивнуть. Тревис выпустил чернокожего из своих тисков, и тот, едва удержавшись на ногах, стал кашлять, потирая горло.Тревис, перескакивая через три ступеньки, добежал до второго этажа, свернул к комнате Харкорта и увидел перед ее дверью Винсона Крейли и Уолтона Тёрнера. Они разговаривали с каким-то негром. При виде Колтрейна все замолчали.Тревис мрачно посмотрел на незнакомца:– Кто это?– Это доктор Ламеди, – произнес Винсон, а у Уолтона был весьма смущенный вид. – Его вызвали посмотреть Харкорта.Доктор уставился на щербатый пол и покачал головой:– Ничем помочь не могу. Помочь не может никто.– Что за чушь вы несете! – сжал кулаки Тревис. – Я лишь слегка его встряхнул, потому что он впал в истерику при виде этих проклятых костей.– Он так и не проснулся, Колтрейн, – сказал Винсон таким тоном, словно делает это не по своей воле. – И до сих пор все такой же холодный. Док говорит, что, возможно, он уже никогда не проснется.Тревис оттолкнул стоявших перед ним, ногой распахнул дверь и ворвался в комнату. Элдон Харкорт лежал на своей кровати в одних брюках. Медленно опускалась и поднималась его ничем не прикрытая грудь. Глаза были чуть приоткрыты. Но даже с того места, где стоял Тревис, было видно, что Элдон без сознания.В комнату вошли Винсон, Уолтон и доктор Ламеди.– Это проклятие богов вуду , – как нечто само собой разумеющееся произнес Уолтон. – Я слышал истории Элдона о его деде. Элдон во все это верит. Если то, что мы слышали о прошлой ночи, и в самом деле правда, то это значит, что какой-то колдун-лекарь ниспослал на Элдона проклятие, чтобы помочь выпутаться вам.– Это так, – нервно кивнул доктор. – Это проклятие Барона Самеди . Я ничего сделать не могу.– Не можете или не хотите? – взорвался Тревис, так сильно сжав плечо несчастного Ламеди, что тот затрясся всем телом. – Вы знаете, что произошло? Расскажите мне.– О нет! Нет и еще раз нет! – замотал головой доктор. – Да, я кое-что слышал, в том числе и о проклятии, да. Но больше ничего не знаю. Я пришел, потому что меня вызвали. Но ничем этому человеку помочь не могу.– Кто забрал из комнаты кости?И снова доктор покачал головой:– Ничего не знаю. Вы должны мне верить. Отпустите меня, пожалуйста.Тревис сдавил плечо врача посильнее.– Скажите мне, что с ним.– Я не знаю. Клянусь вам! Это действует посланное на него проклятие. Какое именно – я не знаю. Здесь никто ничего сделать не может. Только хоунган , да и то вряд ли: Барон Самеди всемогущ!Тревис кивнул, словно все понял. Ему хотелось выбить из этого врача как можно больше, но было ясно, что страх плохой союзник в этом деле.– Хорошо, – тихо сказал Колтрейн. – Я понимаю, что не в вашей власти это проклятие снять. Но можете ли вы по крайней мере сказать мне, что с ним сейчас, в данный момент? Почему он никак не просыпается? Его отравили?Врач нервно огляделся, как будто его могли подслушать сами лоасы , и прошептал:– Он проснется, но потом снова заснет. А после этого проснется и опять заснет. Так будет до тех пор, пока Барон Самеди полностью не завладеет его грос бон анге . И затем он умрет.Винсон и Уолтон смущенно посмотрели друг на друга. Врач очень спешил закончить свою мысль.– Грос бон анге – это название души. Это душа тени и дыхания. Словами ти бон анге называют дух. И то и другое находится в мертвом теле. Этот человек уже мертв. У него грос бон анге и ти бон анге уже разделены из-за проклятия. Теперь там корпс кадавре . Человек, которого вы знали, больше не живет.– Он пока еще дышит.– Я не знаю, сколько еще он будет дышать. Как я говорю, он проснется, потом заснет. Барон Самеди заберет его, когда найдет нужным. Помочь не может никто.Тревис непрерывно следил за выпученными в страхе глазами врача, затем кивнул Винсону и Уолтону:– Идите вниз. Я хочу поговорить с врачом наедине.– Мы не допустим новых неприятностей, – сказал Винсон.– Никаких неприятностей не будет, – ответил Тревис. – Мне надо задать врачу несколько вопросов, и я хочу это сделать без свидетелей. Неприятность возникнет лишь в том случае, если вы не уберетесь отсюда к чертовой матери.– Очень прошу вас, – быстро произнес доктор Ламеди, как только они с Тревисом остались одни. – Я ничего вам сказать не могу. Вы подвергаете мою жизнь опасности. Отпустите меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46