Барабанщик стучал отрешенно, мало интересуясь остальными.
Но самое страшное началось в тот миг, когда наступил черед певца. Высокий сорванный мужской голос был из тех, кто считает, что в сиплом пении таится неотразимое обаяние. Кто внушил таковым это заблуждение, остается роковой загадкой.
Прелестный друг, уж вечер настал,
Уж я и ждать тебя устал, –
выводил певец, придыхая на конце каждой строки.
Услышь серенаду ты мою,
Я в честь тебя ее пою.
Ренье радостно улыбался, с каждой секундой все шире. Он знал, что эта серенада содержит не менее ста двустиший. Редкая женщина выдерживала хотя бы двадцать: обычно на головы поющих выливался ночной горшок или сыпались какие-нибудь тяжелые, неприятные на ощупь предметы.
– Что это? – завопил Кавалон. У него первого сдали нервы.
– В вашу честь, – сказал Ренье. – Я же ясно написал в пригласительном письме: праздник в вашу честь, с угощением и сюрпризом. Угощение – вот, а сюрприз – там, за окном.
– Слушайте, это жестоко, – проворчал рыжий харчевник с бородавкой на носу, один из самых терпеливых кредиторов.
– Автору трактирного супа не должно рассуждать о жестокости! – патетически воскликнул Ренье, перекрикивая певца и музыкантов, те как раз входили в раж, добравшись до пятнадцатого двустишия:
Светит луна, она в небе одна,
Я так одинок, как в небе луна…
– Моего выигрыша все равно не хватило бы, чтобы расплатиться со всеми, – продолжал Ренье. – Как же я мог показать вам мое доброе отношение?
Певец надрывался:
И если ты ко мне не придешь,
То у меня есть острый нож,
Мой труп под утро ты найдешь.
Затем все смешалось, струны забрякали невпопад, флейта заверещала, как пойманный за ножку поросенок, а барабан бухнул пару раз и затих. Певец неожиданно обрел глубину голоса и заорал бархатным басом:
– Руки прочь от музыкантов, сволочи!
Бряцанье оружия было ему ответом.
Ренье бросился к окну и распахнул его. Высунулся почти до половины, так что в комнате остались только его ноги и та часть тела, по которой большинству из собравшихся хотелось бы нанести десяток добрых ударов розгами.
На улице кипела драка. Стражники хватали музыкантов, отбирали у них инструменты, вязали им руки. Те отбивались, ругаясь на чем свет стоит.
А прямо посреди улицы высился Фоллон и с невозмутимым видом наблюдал за происходящим.
– Что тут творится? – завопил Ренье. – Почему мне портят праздник?
Фоллон повернул голову и встретился с ним взглядом.
– Я действовал согласно вашим указаниям, господин Ренье, – изрек он.
– Каким еще указаниям? – надрывался Ренье. – Говорят вам…
– Простите, – твердым тоном перебил Фоллон, – вы велели мне вызвать ночную стражу сразу же после того, как я услышу шум сражения. Я услышал шум сражения. Крики боли, глухие стоны и удары. Стражники здесь и выполняют свой долг.
Ренье вернулся в комнату и обратился к своим кредиторам:
– Прошу меня извинить. Пиршество окончено, явились солдаты.
Люди начали расходиться. Один или двое пытались задержаться, схватить Ренье за грудки и начать кричать ему в лицо: «Где мои деньги?» Но большинство удалялось совершенно безропотно. А бородач с квадратной физиономией пробурчал:
– Лично мне все понравилось…
Глава десятая
БЕГЛЕЦ ИЩЕТ ПОКРОВИТЕЛЬСТВА
Пиндар вступил на свой смертный путь в тот день, когда доверился добросердечному юноше, которого повстречал совершенно случайно. Начало всему было положено в горах герцогства Вейенто, возле небольшого костра, где сидел молодой человек, погруженный в печаль.
Бальян думал о гномской даме, с которой его связывала истинная дружба. По правде говоря, Даланн была самой давней из его друзей. И вот она ушла. Стала глыбой родонита. С годами ее черты изгладятся из камня, и кто-нибудь отыщет розовый полупрозрачный самоцвет без единой темной жилки и наделает из него женских украшений. И магистр Даланн, которая в мире людей считалась безобразной, будет – в том же мире людей – подчеркивать женскую красоту.
– «Зрячие скалы», – пробормотал Бальян. – Повсюду – плоть умерших гномов. Наше отношение к камням как к неживой материи по меньшей мере кощунственно. Нужен особый дар, чтобы ощущать эту одушевленность. Вот еще один признак ущербности человеческой природы. Мы этого не чувствуем. В лучшем случае просто знаем об этом. Знаем, но не чувствуем.
Он коснулся ладонью камня, на котором сидел, и попытался представить себе того гнома, который был этой плотью столетия назад. Борода, блестящие любопытные глаза, длинные мускулистые руки с широченными, как лопаты, ладонями.
«Ты стоишь на базальте», – сказала Бальяну перед смертью Даланн.
Базальт. Самая твердая порода из всех, что извергает вулкан. Вот такое определение она отнесла к первому сыну Вейенто.
Аваскейн – последний сын. Хрупкий и изысканный. Соотносится с вулканическим стеклом – первым, что исходит из чрева разъяренной земли.
Любопытная мысль…
– Помогите!
Крик вырвал Бальяна из задумчивости. Он вскочил, схватился за кинжал. Огляделся по сторонам. Кричали откуда-то снизу, но голос и топот ног быстро приближались: некто торопливо поднимался по склону.
Юноша только теперь обратил внимание на то, что начинает темнеть. Пока он сидел у костра, грустно и сосредоточенно размышляя о смерти Даланн, солнце почти совершенно опустилось к горизонту.
На полянку перед Бальяном выскочил человек. Глаза его безумно блуждали, одежда на нем была порвана и кое-где испачкана темными пятнами – была то грязь или кровь, Бальян не понял.
– Вы человек! – взвизгнул растерзанный незнакомец и бросился к Бальяну. – Помогите! Спасите меня!
– Сядьте здесь, – резко приказал Бальян. – Сядьте и замолчите!
Незнакомец подчинился, дрожа всем телом. Он опустился на землю, обхватил колени руками, прижался к ним подбородком и затих.
Бальян закрыл его собой. Кинжал он держал в опущенной руке.
– Учтите, их много, – послышался глухой голос незнакомца у него за спиной.
Не оборачиваясь, Бальян проговорил:
– Я найду способ защитить вас. Молчите!
Шум погони приближался. Бальян вытянул шею, всматриваясь в сумерки, и, когда пять или шесть сгустков тьмы выкатилось на поляну, крикнул:
– Я здесь! Сюда!
Тяжело дышащие, пыхтящие гномы обступили костер. Они все были вооружены: кто топором, кто коротким мечом, а один – сильно искривленным луком. Такие луки бьют очень сильно и пробивают насквозь толстую деревянную плиту, если стрелять с небольшого расстояния.
– Человек! – рявкнул один из гномов и плюнул.
– Я буду говорить со старшим, – заявил Бальян, делая повелительный жест. – Назовитесь.
Вперед выступил кривоногий гном с плечами непомерно широкими даже для его народа. Он горделиво повел головой, что удалось ему не без труда, так как шея у него была искривлена.
– Бенно, – объявил он. – А ты?
– Бальян, – назвался юноша.
На несколько секунд стало тихо. Гномы переглядывались и пожимали плечами. Потом, как и рассчитывал молодой человек, один из них вскрикнул:
– Бальян? Не тот ли, что был консультантом у магистра Даланн?
– Да, – сказал Бальян с важностью, подражая повадками гномам. – Это я.
Преследуемый ничего не понимал. Обстановка на поляне сразу изменилась, стала дружеской, едва ли не родственной. Бальяна обступили, принялись охлопывать по бокам и плечам, хватать за руки, дергать за волосы, иногда весьма чувствительно. При этом гномы рокотали и ухали, бессвязно, но весьма приветливо.
Затем один из них (не Бенно) спросил:
– Говорят, магистр Даланн нездорова?
– Она ощущает свою близость к горам, – добавил другой. – Это так?
– Многочтимая магистр Даланн обрела истинную плоть, – сказал Бальян негромко.
Ответом ему были вздохи и всхлипывания.
Затем Бенно торжественно вопросил:
– Какой же явилась ее истинная плоть?
– Чистейший родонит, – сказал Бальян. – Я никогда не видел ничего подобного. Почти прозрачный.
– Как наши слезы, – сказал один из гномов и мрачно потянул носом.
Человек, попросивший у Бальяна помощи, вдруг шевельнулся у него за спиной, и Бальян понял, что, увлеченный разговором об умершей Даланн, успел совершенно забыть о нем.
Бенно тоже вспомнил причину, по которой он вместе с товарищами забрался на эту гору.
– У твоего костра скрывается некто, – провозгласил Бенно.
– Некто находится сейчас под моей защитой, – ответил Бальян.
– Отдай его нам, – сказал Бенно просто. – Мы должны его казнить.
– Здесь – человеческие владения, – сказал Бальян. – И поскольку я развел здесь костер, то владения эти мои.
– Справедливо, – пробурчал Бенно.
– Расскажите, в чем он виноват, – попросил Бальян. – Я буду думать.
– Чего тут думать! – выкрикнул один из преследователей, но Бенно цыкнул на него:
– Мы знаем Бальяна. Магистр Даланн верила в его мудрость. Мудрый человек заслуживает, по крайней мере, объяснений с нашей стороны.
– Ладно, – пробурчали из темноты. – Выкладывай ему. Он и сам с нами согласится, когда все узнает.
– Я буду судить по человеческим меркам, – предупредил Бальян. – Они могут показаться вам несправедливыми, но в таком случае я буду вынужден вызвать вас на бой.
– До боя не дойдет, – обещал Бенно. – Этот человек украл у нас мешочек с отличными бериллами.
– Я не знал! – выкрикнул беглец. – Мешочек просто лежал!
– Ага, а ты просто его подобрал, – огрызнулся Бенно. – Очень ловко. Если это был мешочек, значит, кто-то его оставил. Так? Мешочки не бывают «просто так». Мешочки всегда чьи-то.
– Но хозяина не было, вот я и решил… – еще раз попытался объяснить беглец.
Гномы возмущенно зашумели, стуча рукоятками топоров о камень, а Бальян примирительно заметил:
– В человеческой натуре подбирать все, что плохо лежит. Он вернул вам камни?
– Мы их отобрали, – сообщил Бенно.
– В таком случае инцидент можно считать исчерпанным, – сказал Бальян. – Этот человек проявил себя жадным и неосмотрительным, но по нашим законам подобные вещи не караются смертью. Ступайте.
Но гномы не трогались с места, явно недовольные.
– В чем дело? – спросил Бальян. – Вы обещали подчиниться моему решению.
– Ну, – протянул Бенно, – может быть, ты еще передумаешь? Больно уж у этого человека лицо неприятное. Понимаешь?
– Возможно, – не стал спорить Бальян, – я ведь его не рассматривал. Но припомните-ка лучше все те случаи, когда мой отец миловал гномов, хоть они и нарушали наши законы по незнанию!
– Твоя правда, – нехотя пробурчал Бенно. И обратился к своим: – Идемте. Нужно проститься с Даланн, пока она не ушла в скалы насовсем.
И гномы один за другим начали спускаться, исчезая в ночной темноте.
Бальян подложил в костер еще ветку. Огонь вспыхнул ярче, озарил лицо сидящего на земле человека. Бальян пристально посмотрел на него.
«И впрямь – неприятная физиономия, – подумал юноша. – Впрочем, у кого она будет приятной после панического бегства, да еще после того, как тебе наваляли гномы!»
– Как вас зовут? – спросил его Бальян.
– Пиндар, – назвался тот.
И, помолчав, заговорил на совершенно неожиданную для Бальяна тему:
– Скажите, кто та дама, о которой вы упоминали в беседе с Бенно?
– Магистр Даланн? – удивился Бальян. – Вы ее имеете в виду?
– Да, если вы тоже имеете в виду именно ее.
– Поясните.
– Она была магистром в Академии Коммарши, – сказал Пиндар. – Преподавала теоретическую эстетику. Она когда-нибудь рассказывала вам об этом?
– Разумеется, и не раз, – кивнул Бальян.
Пиндар вздохнул.
– Я был ее студентом. Мы, бывало, спорили до хрипоты. Впрочем, с ней особо не поспоришь – она умела так рявкнуть, что у любого спорщика колени подгибались.
Бальян грустно улыбнулся:
– Да, она была такой.
– Она умерла?
– Сегодня.
Они помолчали, ощущая, как между ними растет близость. Волшебным образом Пиндар перестал казаться Бальяну «неприятным». Напротив, молодой человек стал находить его вполне симпатичным.
– Какой она была – там, в Академии Коммарши? – спросил Бальян.
– Магистр Даланн? – Пиндар еле заметно улыбнулся, одними уголками губ. – Свирепая карлица. Умная. Яркая личность. Про нее шептались, будто она тайком сбривает бороду.
– Сбривает? – удивился Бальян. – У нее была жесткая редкая борода, и она ее вовсе не сбривала. Напротив, носила с гордостью. У многих гномских дам растет борода, и они этого вовсе не стыдятся.
– В те времена Даланн скрывала свою принадлежность к народу гномов, – пояснил Пиндар.
– Почему? – удивился Бальян.
Пиндар пожал плечами.
– Может быть, она считала, что гномку не возьмут в качестве преподавателя в Академию. С тех пор многое изменилось… – Он помолчал и, видя, что молодой человек теперь к нему вполне расположен, перешел к вопросу, волновавшему Пиндара с первой минуты. – Вы упомянули о своем отце и о его отношениях с народом гномов… С моей стороны не будет нахальством спросить: кто ваш отец?
Бальян молча смотрел в огонь. Он молчал так долго, что Пиндар уже начал мысленно проклинать себя за поспешность и отсутствие деликатности. Если отец юноши – влиятельный человек, было бы верхом глупости спугнуть такого покровителя!
Но в конце концов Бальян ответил:
– Мой отец – герцог Вейенто. – И, глянув на Пиндара искоса, добавил: – Но я бы вам посоветовал не слишком-то рассчитывать на мое содействие. Я – незаконный сын. Так что мое покровительство при герцогском дворе – не более чем пустой звук.
* * *
Простодушный Бальян ошибался. Разумеется, рекомендация бастарда ничего не значила для герцога Вейенто, но Пиндару не требовались никакие особые рекомендации. Все, что ему было нужно, – это способ проникнуть к герцогу Вейенто и попросить об аудиенции. Разговаривая с начальником стражи, Пиндар сослался на свое знакомство с Бальяном, а остальное оказалось делом несложным. Вейенто принял Пиндара спустя час после появления бывшего поэта в замке.
– Сразу переходите к делу, – объявил герцог. – Времени у меня мало, так что извольте просто отвечать на вопросы. Как вы познакомились с моим… э-э… бастардом?
– Случайная встреча в горах.
– Как он вам показался?
– Добр, недалек, простодушен, гномов знает лучше, чем людей.
– Ваша оценка совпадает с моей, – кивнул Вейенто. – Как вы оказались в горах?
– Бежал.
– Подробней.
…История произошла, прямо скажем, не слишком благопристойная, но Пиндар – который в отличие от Бальяна хорошо разбирался в людях – мгновенно почувствовал: герцогу Вейенто следует изложить ее без всяких сокращений и прикрас.
Поэт был нанят в один богатый дом в качестве преподавателя риторики для наследника. По мнению Пиндара, жалованье ему положили недостаточное, так что он предпринял некие действия по увеличению своих доходов.
Пиндар выяснил, что нанявшее его семейство враждовало с семейством, обитавшим по соседству. Поэтому Пиндар собрал некоторое количество компрометирующих сведений, а затем отправился к соперникам своих хозяев и эти сведения хорошо продал.
Но после заключения столь удачной сделки случилось нечто непредвиденное: оба семейства взяли и примирились. И первым делом ополчились на соглядатая и клеветника – Пиндара, так что тому пришлось бежать.
Спасаясь от преследований, Пиндар укрылся в горах, где произошел неприятный инцидент с гномами.
– … И если бы не господин Бальян, плохо бы мне пришлось, – заключил Пиндар.
Вейенто, прищурившись, созерцал стоявшего перед ним просителя. Пиндар держался непринужденно, малоприятные для себя подробности излагал без всякого смущения и явно ожидал от герцога каких-то благ.
– Ваше бесстыдство завораживает, – признался Вейенто. – Только не говорите мне, что это – признак утонченной натуры. А что, ваши стихи действительно хороши?
Пиндар пожал плечами.
– В зависимости от того, что вам нравится, мой господин.
Вейенто поморщился: ему не нравилось, когда к нему так назойливо набивались в холопы.
– Я еще не ваш господин, так что называйте меня – ваше сиятельство.
– Хорошо, ваше сиятельство, – преспокойно согласился Пиндар. И продолжал: – В моем творчестве я предпочитал воспевать безобразное. Видите ли, ваше сиятельство, я находил в распаде, тлене и гниении особенную красоту. Ведь существуют же на свете люди, которые предпочитают свежим плодам подпорченные? Подпорченное обычно слаще. Не так ли?
– Не важно. – Вейенто махнул рукой. – Продолжайте.
– От кристально чистой воды ломит зубы, от кислых яблок сводит челюсти. Ваш сын, ваше сиятельство, – кислое яблоко и чистая вода. С ним невозможно иметь дело!
– Я не спрашивал вашего мнения о моем бастарде. – Вейенто постучал пальцами по подлокотнику кресла. – На самом деле меня интересует другое: каким образом мне можете быть полезны вы, любезный Пиндар? И что мне с вами делать? Может быть, изгнать из герцогства и забыть о вашем существовании? А заодно и предупредить Бальяна о том, чтобы он поменьше якшался со всякими проходимцами…
Пиндар молча ожидал продолжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Но самое страшное началось в тот миг, когда наступил черед певца. Высокий сорванный мужской голос был из тех, кто считает, что в сиплом пении таится неотразимое обаяние. Кто внушил таковым это заблуждение, остается роковой загадкой.
Прелестный друг, уж вечер настал,
Уж я и ждать тебя устал, –
выводил певец, придыхая на конце каждой строки.
Услышь серенаду ты мою,
Я в честь тебя ее пою.
Ренье радостно улыбался, с каждой секундой все шире. Он знал, что эта серенада содержит не менее ста двустиший. Редкая женщина выдерживала хотя бы двадцать: обычно на головы поющих выливался ночной горшок или сыпались какие-нибудь тяжелые, неприятные на ощупь предметы.
– Что это? – завопил Кавалон. У него первого сдали нервы.
– В вашу честь, – сказал Ренье. – Я же ясно написал в пригласительном письме: праздник в вашу честь, с угощением и сюрпризом. Угощение – вот, а сюрприз – там, за окном.
– Слушайте, это жестоко, – проворчал рыжий харчевник с бородавкой на носу, один из самых терпеливых кредиторов.
– Автору трактирного супа не должно рассуждать о жестокости! – патетически воскликнул Ренье, перекрикивая певца и музыкантов, те как раз входили в раж, добравшись до пятнадцатого двустишия:
Светит луна, она в небе одна,
Я так одинок, как в небе луна…
– Моего выигрыша все равно не хватило бы, чтобы расплатиться со всеми, – продолжал Ренье. – Как же я мог показать вам мое доброе отношение?
Певец надрывался:
И если ты ко мне не придешь,
То у меня есть острый нож,
Мой труп под утро ты найдешь.
Затем все смешалось, струны забрякали невпопад, флейта заверещала, как пойманный за ножку поросенок, а барабан бухнул пару раз и затих. Певец неожиданно обрел глубину голоса и заорал бархатным басом:
– Руки прочь от музыкантов, сволочи!
Бряцанье оружия было ему ответом.
Ренье бросился к окну и распахнул его. Высунулся почти до половины, так что в комнате остались только его ноги и та часть тела, по которой большинству из собравшихся хотелось бы нанести десяток добрых ударов розгами.
На улице кипела драка. Стражники хватали музыкантов, отбирали у них инструменты, вязали им руки. Те отбивались, ругаясь на чем свет стоит.
А прямо посреди улицы высился Фоллон и с невозмутимым видом наблюдал за происходящим.
– Что тут творится? – завопил Ренье. – Почему мне портят праздник?
Фоллон повернул голову и встретился с ним взглядом.
– Я действовал согласно вашим указаниям, господин Ренье, – изрек он.
– Каким еще указаниям? – надрывался Ренье. – Говорят вам…
– Простите, – твердым тоном перебил Фоллон, – вы велели мне вызвать ночную стражу сразу же после того, как я услышу шум сражения. Я услышал шум сражения. Крики боли, глухие стоны и удары. Стражники здесь и выполняют свой долг.
Ренье вернулся в комнату и обратился к своим кредиторам:
– Прошу меня извинить. Пиршество окончено, явились солдаты.
Люди начали расходиться. Один или двое пытались задержаться, схватить Ренье за грудки и начать кричать ему в лицо: «Где мои деньги?» Но большинство удалялось совершенно безропотно. А бородач с квадратной физиономией пробурчал:
– Лично мне все понравилось…
Глава десятая
БЕГЛЕЦ ИЩЕТ ПОКРОВИТЕЛЬСТВА
Пиндар вступил на свой смертный путь в тот день, когда доверился добросердечному юноше, которого повстречал совершенно случайно. Начало всему было положено в горах герцогства Вейенто, возле небольшого костра, где сидел молодой человек, погруженный в печаль.
Бальян думал о гномской даме, с которой его связывала истинная дружба. По правде говоря, Даланн была самой давней из его друзей. И вот она ушла. Стала глыбой родонита. С годами ее черты изгладятся из камня, и кто-нибудь отыщет розовый полупрозрачный самоцвет без единой темной жилки и наделает из него женских украшений. И магистр Даланн, которая в мире людей считалась безобразной, будет – в том же мире людей – подчеркивать женскую красоту.
– «Зрячие скалы», – пробормотал Бальян. – Повсюду – плоть умерших гномов. Наше отношение к камням как к неживой материи по меньшей мере кощунственно. Нужен особый дар, чтобы ощущать эту одушевленность. Вот еще один признак ущербности человеческой природы. Мы этого не чувствуем. В лучшем случае просто знаем об этом. Знаем, но не чувствуем.
Он коснулся ладонью камня, на котором сидел, и попытался представить себе того гнома, который был этой плотью столетия назад. Борода, блестящие любопытные глаза, длинные мускулистые руки с широченными, как лопаты, ладонями.
«Ты стоишь на базальте», – сказала Бальяну перед смертью Даланн.
Базальт. Самая твердая порода из всех, что извергает вулкан. Вот такое определение она отнесла к первому сыну Вейенто.
Аваскейн – последний сын. Хрупкий и изысканный. Соотносится с вулканическим стеклом – первым, что исходит из чрева разъяренной земли.
Любопытная мысль…
– Помогите!
Крик вырвал Бальяна из задумчивости. Он вскочил, схватился за кинжал. Огляделся по сторонам. Кричали откуда-то снизу, но голос и топот ног быстро приближались: некто торопливо поднимался по склону.
Юноша только теперь обратил внимание на то, что начинает темнеть. Пока он сидел у костра, грустно и сосредоточенно размышляя о смерти Даланн, солнце почти совершенно опустилось к горизонту.
На полянку перед Бальяном выскочил человек. Глаза его безумно блуждали, одежда на нем была порвана и кое-где испачкана темными пятнами – была то грязь или кровь, Бальян не понял.
– Вы человек! – взвизгнул растерзанный незнакомец и бросился к Бальяну. – Помогите! Спасите меня!
– Сядьте здесь, – резко приказал Бальян. – Сядьте и замолчите!
Незнакомец подчинился, дрожа всем телом. Он опустился на землю, обхватил колени руками, прижался к ним подбородком и затих.
Бальян закрыл его собой. Кинжал он держал в опущенной руке.
– Учтите, их много, – послышался глухой голос незнакомца у него за спиной.
Не оборачиваясь, Бальян проговорил:
– Я найду способ защитить вас. Молчите!
Шум погони приближался. Бальян вытянул шею, всматриваясь в сумерки, и, когда пять или шесть сгустков тьмы выкатилось на поляну, крикнул:
– Я здесь! Сюда!
Тяжело дышащие, пыхтящие гномы обступили костер. Они все были вооружены: кто топором, кто коротким мечом, а один – сильно искривленным луком. Такие луки бьют очень сильно и пробивают насквозь толстую деревянную плиту, если стрелять с небольшого расстояния.
– Человек! – рявкнул один из гномов и плюнул.
– Я буду говорить со старшим, – заявил Бальян, делая повелительный жест. – Назовитесь.
Вперед выступил кривоногий гном с плечами непомерно широкими даже для его народа. Он горделиво повел головой, что удалось ему не без труда, так как шея у него была искривлена.
– Бенно, – объявил он. – А ты?
– Бальян, – назвался юноша.
На несколько секунд стало тихо. Гномы переглядывались и пожимали плечами. Потом, как и рассчитывал молодой человек, один из них вскрикнул:
– Бальян? Не тот ли, что был консультантом у магистра Даланн?
– Да, – сказал Бальян с важностью, подражая повадками гномам. – Это я.
Преследуемый ничего не понимал. Обстановка на поляне сразу изменилась, стала дружеской, едва ли не родственной. Бальяна обступили, принялись охлопывать по бокам и плечам, хватать за руки, дергать за волосы, иногда весьма чувствительно. При этом гномы рокотали и ухали, бессвязно, но весьма приветливо.
Затем один из них (не Бенно) спросил:
– Говорят, магистр Даланн нездорова?
– Она ощущает свою близость к горам, – добавил другой. – Это так?
– Многочтимая магистр Даланн обрела истинную плоть, – сказал Бальян негромко.
Ответом ему были вздохи и всхлипывания.
Затем Бенно торжественно вопросил:
– Какой же явилась ее истинная плоть?
– Чистейший родонит, – сказал Бальян. – Я никогда не видел ничего подобного. Почти прозрачный.
– Как наши слезы, – сказал один из гномов и мрачно потянул носом.
Человек, попросивший у Бальяна помощи, вдруг шевельнулся у него за спиной, и Бальян понял, что, увлеченный разговором об умершей Даланн, успел совершенно забыть о нем.
Бенно тоже вспомнил причину, по которой он вместе с товарищами забрался на эту гору.
– У твоего костра скрывается некто, – провозгласил Бенно.
– Некто находится сейчас под моей защитой, – ответил Бальян.
– Отдай его нам, – сказал Бенно просто. – Мы должны его казнить.
– Здесь – человеческие владения, – сказал Бальян. – И поскольку я развел здесь костер, то владения эти мои.
– Справедливо, – пробурчал Бенно.
– Расскажите, в чем он виноват, – попросил Бальян. – Я буду думать.
– Чего тут думать! – выкрикнул один из преследователей, но Бенно цыкнул на него:
– Мы знаем Бальяна. Магистр Даланн верила в его мудрость. Мудрый человек заслуживает, по крайней мере, объяснений с нашей стороны.
– Ладно, – пробурчали из темноты. – Выкладывай ему. Он и сам с нами согласится, когда все узнает.
– Я буду судить по человеческим меркам, – предупредил Бальян. – Они могут показаться вам несправедливыми, но в таком случае я буду вынужден вызвать вас на бой.
– До боя не дойдет, – обещал Бенно. – Этот человек украл у нас мешочек с отличными бериллами.
– Я не знал! – выкрикнул беглец. – Мешочек просто лежал!
– Ага, а ты просто его подобрал, – огрызнулся Бенно. – Очень ловко. Если это был мешочек, значит, кто-то его оставил. Так? Мешочки не бывают «просто так». Мешочки всегда чьи-то.
– Но хозяина не было, вот я и решил… – еще раз попытался объяснить беглец.
Гномы возмущенно зашумели, стуча рукоятками топоров о камень, а Бальян примирительно заметил:
– В человеческой натуре подбирать все, что плохо лежит. Он вернул вам камни?
– Мы их отобрали, – сообщил Бенно.
– В таком случае инцидент можно считать исчерпанным, – сказал Бальян. – Этот человек проявил себя жадным и неосмотрительным, но по нашим законам подобные вещи не караются смертью. Ступайте.
Но гномы не трогались с места, явно недовольные.
– В чем дело? – спросил Бальян. – Вы обещали подчиниться моему решению.
– Ну, – протянул Бенно, – может быть, ты еще передумаешь? Больно уж у этого человека лицо неприятное. Понимаешь?
– Возможно, – не стал спорить Бальян, – я ведь его не рассматривал. Но припомните-ка лучше все те случаи, когда мой отец миловал гномов, хоть они и нарушали наши законы по незнанию!
– Твоя правда, – нехотя пробурчал Бенно. И обратился к своим: – Идемте. Нужно проститься с Даланн, пока она не ушла в скалы насовсем.
И гномы один за другим начали спускаться, исчезая в ночной темноте.
Бальян подложил в костер еще ветку. Огонь вспыхнул ярче, озарил лицо сидящего на земле человека. Бальян пристально посмотрел на него.
«И впрямь – неприятная физиономия, – подумал юноша. – Впрочем, у кого она будет приятной после панического бегства, да еще после того, как тебе наваляли гномы!»
– Как вас зовут? – спросил его Бальян.
– Пиндар, – назвался тот.
И, помолчав, заговорил на совершенно неожиданную для Бальяна тему:
– Скажите, кто та дама, о которой вы упоминали в беседе с Бенно?
– Магистр Даланн? – удивился Бальян. – Вы ее имеете в виду?
– Да, если вы тоже имеете в виду именно ее.
– Поясните.
– Она была магистром в Академии Коммарши, – сказал Пиндар. – Преподавала теоретическую эстетику. Она когда-нибудь рассказывала вам об этом?
– Разумеется, и не раз, – кивнул Бальян.
Пиндар вздохнул.
– Я был ее студентом. Мы, бывало, спорили до хрипоты. Впрочем, с ней особо не поспоришь – она умела так рявкнуть, что у любого спорщика колени подгибались.
Бальян грустно улыбнулся:
– Да, она была такой.
– Она умерла?
– Сегодня.
Они помолчали, ощущая, как между ними растет близость. Волшебным образом Пиндар перестал казаться Бальяну «неприятным». Напротив, молодой человек стал находить его вполне симпатичным.
– Какой она была – там, в Академии Коммарши? – спросил Бальян.
– Магистр Даланн? – Пиндар еле заметно улыбнулся, одними уголками губ. – Свирепая карлица. Умная. Яркая личность. Про нее шептались, будто она тайком сбривает бороду.
– Сбривает? – удивился Бальян. – У нее была жесткая редкая борода, и она ее вовсе не сбривала. Напротив, носила с гордостью. У многих гномских дам растет борода, и они этого вовсе не стыдятся.
– В те времена Даланн скрывала свою принадлежность к народу гномов, – пояснил Пиндар.
– Почему? – удивился Бальян.
Пиндар пожал плечами.
– Может быть, она считала, что гномку не возьмут в качестве преподавателя в Академию. С тех пор многое изменилось… – Он помолчал и, видя, что молодой человек теперь к нему вполне расположен, перешел к вопросу, волновавшему Пиндара с первой минуты. – Вы упомянули о своем отце и о его отношениях с народом гномов… С моей стороны не будет нахальством спросить: кто ваш отец?
Бальян молча смотрел в огонь. Он молчал так долго, что Пиндар уже начал мысленно проклинать себя за поспешность и отсутствие деликатности. Если отец юноши – влиятельный человек, было бы верхом глупости спугнуть такого покровителя!
Но в конце концов Бальян ответил:
– Мой отец – герцог Вейенто. – И, глянув на Пиндара искоса, добавил: – Но я бы вам посоветовал не слишком-то рассчитывать на мое содействие. Я – незаконный сын. Так что мое покровительство при герцогском дворе – не более чем пустой звук.
* * *
Простодушный Бальян ошибался. Разумеется, рекомендация бастарда ничего не значила для герцога Вейенто, но Пиндару не требовались никакие особые рекомендации. Все, что ему было нужно, – это способ проникнуть к герцогу Вейенто и попросить об аудиенции. Разговаривая с начальником стражи, Пиндар сослался на свое знакомство с Бальяном, а остальное оказалось делом несложным. Вейенто принял Пиндара спустя час после появления бывшего поэта в замке.
– Сразу переходите к делу, – объявил герцог. – Времени у меня мало, так что извольте просто отвечать на вопросы. Как вы познакомились с моим… э-э… бастардом?
– Случайная встреча в горах.
– Как он вам показался?
– Добр, недалек, простодушен, гномов знает лучше, чем людей.
– Ваша оценка совпадает с моей, – кивнул Вейенто. – Как вы оказались в горах?
– Бежал.
– Подробней.
…История произошла, прямо скажем, не слишком благопристойная, но Пиндар – который в отличие от Бальяна хорошо разбирался в людях – мгновенно почувствовал: герцогу Вейенто следует изложить ее без всяких сокращений и прикрас.
Поэт был нанят в один богатый дом в качестве преподавателя риторики для наследника. По мнению Пиндара, жалованье ему положили недостаточное, так что он предпринял некие действия по увеличению своих доходов.
Пиндар выяснил, что нанявшее его семейство враждовало с семейством, обитавшим по соседству. Поэтому Пиндар собрал некоторое количество компрометирующих сведений, а затем отправился к соперникам своих хозяев и эти сведения хорошо продал.
Но после заключения столь удачной сделки случилось нечто непредвиденное: оба семейства взяли и примирились. И первым делом ополчились на соглядатая и клеветника – Пиндара, так что тому пришлось бежать.
Спасаясь от преследований, Пиндар укрылся в горах, где произошел неприятный инцидент с гномами.
– … И если бы не господин Бальян, плохо бы мне пришлось, – заключил Пиндар.
Вейенто, прищурившись, созерцал стоявшего перед ним просителя. Пиндар держался непринужденно, малоприятные для себя подробности излагал без всякого смущения и явно ожидал от герцога каких-то благ.
– Ваше бесстыдство завораживает, – признался Вейенто. – Только не говорите мне, что это – признак утонченной натуры. А что, ваши стихи действительно хороши?
Пиндар пожал плечами.
– В зависимости от того, что вам нравится, мой господин.
Вейенто поморщился: ему не нравилось, когда к нему так назойливо набивались в холопы.
– Я еще не ваш господин, так что называйте меня – ваше сиятельство.
– Хорошо, ваше сиятельство, – преспокойно согласился Пиндар. И продолжал: – В моем творчестве я предпочитал воспевать безобразное. Видите ли, ваше сиятельство, я находил в распаде, тлене и гниении особенную красоту. Ведь существуют же на свете люди, которые предпочитают свежим плодам подпорченные? Подпорченное обычно слаще. Не так ли?
– Не важно. – Вейенто махнул рукой. – Продолжайте.
– От кристально чистой воды ломит зубы, от кислых яблок сводит челюсти. Ваш сын, ваше сиятельство, – кислое яблоко и чистая вода. С ним невозможно иметь дело!
– Я не спрашивал вашего мнения о моем бастарде. – Вейенто постучал пальцами по подлокотнику кресла. – На самом деле меня интересует другое: каким образом мне можете быть полезны вы, любезный Пиндар? И что мне с вами делать? Может быть, изгнать из герцогства и забыть о вашем существовании? А заодно и предупредить Бальяна о том, чтобы он поменьше якшался со всякими проходимцами…
Пиндар молча ожидал продолжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58