А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Любой, но не Михар, в совершенстве владеющей могуществом, которому позавидовали бы многие. Она с усмешкой вспоминала сейчас тех несчастных, кому встреча с ней стоила жизни. Презренные твари!
Добравшись до входа в пещеру, Михар задержалась, переводя дыхание.
– Славься, Деркэто! – провозгласила она и ступила под своды пещеры. Не успела она сделать и пару шагов, как невероятной силы невидимые флюиды охватили все ее существо. Невероятные ощущения, которые вдруг свалились на нее, вызвали сильную дрожь во всем теле, но это не было дрожью ужаса. Это было нетерпение.
Окунувшись во тьму пещеры, Михар остановилась. Она ничего не видела в темноте, но кожей почувствовала, что стоит лицом к лицу с огромным пространством и великой божественной силой. И она пришла сюда, готовая к тому, чтобы впитать в себя эту силу.
Вне себя от возбуждения, она метнулась назад, вниз, и спустилась к своему тюку. Тяжело дыша, она поволокла его в пещеру. Развязав веревку, стягивающую край тюка, Михар вынула из глубины завернутый в войлок светильник и бутылку с пальмовым маслом. Провозившись немного, Михар разожгла светильник и снова направилась внутрь пещеры. Некоторое время она шла по низкому и узкому коридору, но вот он закончился, и женщина ступила в большой зал.
Только взглянув по сторонам, Михар едва не лишилась рассудка от счастья: она нашла то, что искала! Храм мести Деркэто встретил ее таким, каким он был в ее снах и грезах!
Кто-то словно выгрыз в скале пространство, напоминающее по форме огромное полушарие. Пол пещеры был сухим и гладким, словно отполированным. Прямо напротив входа около дальней стены пещеры застыло каменное изваяние.
Это был мощный обнаженный мужчина. Он стоял на коленях, запрокинув голову и протягивая вперед руки. Застывшее лицо с грубыми чертами было искажено страшной, мучительной гримасой… Конечно, кому приятно каменеть заживо, чувствуя, как сначала ноги, потом тело, руки, все становится частью горной скалы… Каменные мускулы напряглись и вздулись, и если бы этот мужчина был из плоти и крови, он наверное мог сокрушить все вокруг себя. Но месть Деркэто была неумолима, и этот гигант никому из женщин не принесет больше горя. Богиня страсти позаботилась о том, чтобы он вечно простирался в мольбе на полу тайного храма Деркэто в горах Кофа на пятачке трех границ. И суждено ему лишь ненадолго быть освобожденным из каменного плена, чтобы потом снова кануть в небытие, на этот раз уже навсегда.
И Михар пришла сюда именно для того, чтобы осуществить все это, чтобы претворить в жизнь заклятие Деркэто.
Никто никогда бы и не подумал, что в таком безлюдном месте может находиться храм самой великой и самой могущественной из женщин – богини Деркэто. Уж очень далеко он был от тех мест, где люди поклонялись этой богине. Как стигийцы, так и шемиты вряд ли часто бывали в этих горах. Здесь, где к востоку простирались степи Заморы, к западу – равнины Офира, а с севера высился Карпашский хребет, почти никто не жил, а значит, не могло быть и храмов.
Так считалось. Но люди потому и люди, что попадают в плен своих заблуждений.
В этом месте, диком, неприглядном, мрачном, действительно находился храм богини страсти, как свидетельство того, что неумолимая и могущественная Деркэто не обошла вниманием и эту землю.
Храм мести Деркэто создан был вовсе не людьми, а самой богиней. Она сама устроила эту обитель для того, кто был ей мил, и она своей рукой убила того, кто не смог оценить великий дар – любовь и страсть самой Деркэто.
Как зачарованная, стояла Михар, глядя на каменное изваяние, протягивающее к ней руки. Каково было ему стоять здесь не один век и тяжко раскаиваться в том, что пренебрег любовью Деркэто? Конечно, он не подозревал, с кем имеет дело, когда на глаза ему попалась восхитительная женщина. Разве мог он даже представить себе, что Деркэто объявилась в этих краях?
Но боги – не люди, запертые в границах своего душного мирка. Боги сходят на землю так часто, как пожелают, там, где захотят, и в таком виде, какой им больше нравится.
Еще мать Михар, могущественная стигийская чародейка, прочитала в древних письменах эту легенду о мести Деркэто. О том, как, натосковавшись по земной страсти, спустилась богиня на землю туда, где нашелся человек, достойный стать ее возлюбленным. Этот человек, молодой, сильный и независимый, уединенно жил в этих местах, забытых всеми богами. И она пришла к нему, прекрасная и гордая, и предложила ему свою любовь. Он не отверг страсть и нежность, но, отведав сладостей любви, предназначил богине место своей служанки, покорной и бессловесной. Гордая женщина была ему не нужна. С горечью поняла Деркэто, что ошиблась, что ее возлюбленный не из числа тех достойных ее любви, которым нужна не тряпка, валяющаяся под ногами, а женщина, стоящая с мужчиной вровень. Сильно обиделась Деркэто и превратила своего возлюбленного в камень. И положила к его ногам свое оружие. И пообещала той, которая завершит ее заклятье, красоту, силу и страсть, способную сводить с ума каждого мужчину и дающую женщине неограниченную власть над мужскими сердцами, телами и душами.
Михар подошла поближе. Рядом с каменными коленями изваяния лежала небольшая кривая сабля, на эфесе которой мерцал сапфир размером с голубиное яйцо.
– Славься, Деркэто! Пришла та, которая хочет принять от тебя силу и страсть, вечную молодость и великолепие, – прошептала женщина и опустилась на гладкий пол. – Я та, которая желает стать восприемницей твоей власти на земле.
Руки Михар невольно потянулись к сабле богини. Но она заставила себя отвести их. Нельзя было ей касаться оружия, на которое было наложено заклятье Деркэто! Ни один человек из смертных не мог взять его в руки и остаться в живых, даже чародейка Михар.
Получить оружие Деркэто, а вместе с ним силу ее заклятья, можно было только из рук каменного изваяния. А для этого Михар предстояло немало потрудиться.
Едва пришла в себя черноволосая женщина и осторожно встала на ноги. Отойдя к стене и поставив на пол светильник, она медленно, пошатываясь, побрела наружу, к своим вещам.
Несколько минут в храме, казалось, прибавили ей сил. Выйдя из пещеры, она вдруг ощутила прилив энергии, словно и не провела она в седле много-много часов. Почти вприпрыжку молодая женщина сбежала вниз, к лошади, забрала второй тюк и потащила его вверх, даже не останавливаясь, чтобы передохнуть.
Вскоре все вещи Михар уже лежали в пещере. Подстилка из тонкого и мягкого, но прочного войлока была развернута, и расшитые шелковые подушки разложены на ней. Ларец со снадобьями, инкрустированный серебром, примостился рядом.
Приглушенный писк и вой заставил Михар метнуться к одному из мешков. С причитаниями женщина стала расшнуровывать завязки.
– Милый ты мой дружок, как же я о тебе забыла?
Их мешка, отряхиваясь и потягиваясь, вылез головастый дымчато-серый кот с огромными желтыми глазищами.
– Фипон, киска, не сердись на хозяйку, больше я о тебе не забуду! – Михар подняла кота на руки, прижалась лицом к его боку, потискала. – Беги, Фипон, погуляй, да не потеряй дорогу назад! – ласково сказала она и спустила животное на пол.
Кот громко мяукнул и стремглав бросился наружу. Надоела ему долгая дорога в душном мешке, и он с удовольствием отправился на первую свою прогулку на новом месте.

* * *

Под гулким каменным сводом раздавался нежный женский голосок. Светловолосая девушка плавно кружилась в такт своей песенке, воздев тонкие грациозные руки. Ее полные груди, едва прикрытые изящными чашами с переливчатой вышивкой, заманчиво колыхались, бедра призывно покачивались и вращались то в одну, то в другую сторону, заставляя тонкий и совершенно прозрачный шелк, свисающий с пояса, отделанного изумрудами, взлетать и открывать взору соблазнительной белизны и упругости округлые ягодицы.
Девушка танцевала с удовольствием, то отходя подальше, то приближаясь к своему единственному зрителю, дразня и возбуждая его.
Наблюдавшего за танцем трудно было назвать мужчиной. Скорее, это был юноша лет восемнадцати-девятнадцати, кудрявый и темноволосый. Он с любопытством смотрел на танцовщицу, склоняя голову то к левому, то к правому плечу, и недовольно хмурился, когда она отдалялась от него в повороте. На юноше были короткие штаны из мягкой кожи, невысокие сапоги и безрукавка, надетая мехом внутрь. Он сидел у самого костра и смотрел на девушку сквозь пламя.
Бедняжка, она была так рада своему чудесному спасению.. Случайно отбившись от своих спутников на прошлой неделе, она заблудилась в горах и несколько дней проплутала, обессилев и едва не умерев от страха и голода.
Как счастлива была она, когда красивый улыбчивый юноша вдруг встретился ей на тропе и протянул руку помощи. Он привел ее в грот, закрытый от холодных горных ветров, напоил чистой водой и накормил еще свежими лепешками, согрел у костра. И теперь она готова была на все для улыбчивого паренька, который не выглядел ни воинственным, ни опасным. Он жадно смотрел на нее, радовался ее смеху, тому, что слезы на ее лице просохли, а румянец снова вернулся на пухлые щечки. И он ничего от нее не требовал и не задавал вопросов. Он не был похож ни на жреца-пилигрима, ни на солдата, решившего сменить нанимателя. Скорее, он был похож на пастуха, так решила девушка. Ей было невдомек, что в этих местах не было пастбищ, и по крутым склонам здешних ущелий не водили караванов.
Она сама была всего лишь невольницей, для которой происшествие в горах едва не стало роковым.
– Танцуй, Ганда, танцуй! – прошептал юноша и даже языком прищелкнул, когда тугие гладкие бедра снова промелькнули невдалеке от его лица.
Еще несколько минут он с удовольствием смотрел на девушку и, наконец, протянул к ней руки. Она пошла к нему, не прекращая петь, и опустилась на колени, заглядывая в глаза своему спасителю.
– Иди ко мне, Ганда! – мягко сказал юноша, но девушка почувствовала в его просьбе неожиданно непреклонную силу приказа. Она вдруг поняла, что не в силах воспротивиться ему. Ей не очень-то хотелось сопротивляться этим блестящим карим глазам, но сила, потекшая вдруг с пальцев юноши, едва он тронул плечи Ганды, почему-то испугала ее. Однако, она ни слова не сказала, позволяя ему увлечь себя прямиком на мягкий войлок. Едва спина ее коснулась подстилки, а руки юноши развязали шнурок, удерживающий на ее груди расшитые чаши, Ганда прикрыла глаза и отдалась этим рукам, которые принялись неторопливо и изощренно ласкать девушку.
– О, Табасх! – прошептала она, и губы юноши нежным поцелуем оборвали ее слова. Она нисколько не воспротивилась, когда Табасх решительно расстегнул застежку на ее поясе.
Что-то мягкое и пушистое коснулось ее плеча и осторожно двинулось вниз, коснулось полной груди, плоского живота, поползло по бедру. Так же мягко щекотал ее своей бородой хозяин, в чьем гареме она была последние пять месяцев… Но у Табасха нет ни бороды, ни усов. Чем же он ласкает ее?
Ганда с любопытством открыла глаза, чтобы взглянуть на Табасха… Над ней нависало, тяжело и прерывисто дыша, жуткое чудовище, мохнатое и уродливое, с широкими влажными губами и круглыми выпученными глазами!
Ганда, оцепенев от ужаса, уставилась на чудище и в правом глазу его увидела отблески жарко пылающего костра и себя, обнаженную и распростертую под мохнатой нечистью, на широких губах которой скапливалась слюна.
– Ганда, милая! – простонало чудище, высунуло огромный сиреневый язык и медленно лизнуло враз побледневшую девушку.
Не в силах больше переносить этот ужас, Ганда пронзительно завизжала и потеряла сознание.
Чудовище слезло с тела девушки, тряся головой, встало на колени и провыло что-то. В звуках его голоса отчетливо проявился мотив той простенькой, но зажигательной песенки, которую напевала девушка, танцуя перед ним. Он завыл громче, и постепенно его голос стал совершенно человеческим. Встряхнувшись, словно вылезшее из воды животное, чудовище стало меняться на глазах. Исчезла, словно выпадая, шерсть, выпрямились руки и ноги, заблестели кудрявые черные волосы. Преобразившийся на глазах Табасх снова присел подле Ганды и погладил ладонью нежную грудь девушки.
– Эй, милая, что с тобой?! Расскажи, что тебе привиделось? Открой глаза, пожалуйста!
Но Ганда лежала в глубоком обмороке. И Табасх неожиданно весело рассмеялся. И эта красавица тоже не смогла выдержать его любимой шуточки с перевоплощением… Неужели его мохнач так страшен? Взглянуть бы на самого себя хоть одним глазком! Но зеркала у Табасха не было.
Он оборвал смех так же внезапно. Ох, если бы это было и вправду шуточкой Другое дело, что иногда это забавляло Табасха. Он веселился, глядя на то, как его вид повергает людей в ужас. Но сейчас это было очень некстати и совершенно не смешно.
С тоской и неожиданной грустью взглянул он на девушку. Разве может продолжаться дальше такая мука? Стоило Табасху пожелать женщину, как немедленно, само собой, наступало это превращений И пока ничего с этим поделать было нельзя. Освободиться от такого тяжкого проклятья было совсем не просто.
Схватившись за голову, Табасх заскулил, пряча лицо в колени. Нет ему никакой радости от того, что происходит. И бедняжку Ганду напугал до потери сознания. Что ж, придется избавиться от нее, пока он не принес невинной девушке еще большей беды. Оставить ее в гроте и уйти самому дальше в горы?
Он-то не пропадет, а вот Ганда очнется одна у потухшего костра, испуганная и замерзшая, и что ей останется? Скитания по скалам в поисках даже не пищи – какая уж пища в таком месте для девушки, не представляющей, что такое охота, – а хотя бы горных родников. И будет она в страхе бродить, пока не отыщет свою смерть, ведь вряд ли она после всего случившегося доверится даже безобидному на вид путнику в горах.
– Прости меня, Ганда, – задумчиво сказал Табасх. И под сводами грота зазвучало заклинание, извлеченное взбудораженным сознанием Табасха из самых глубин древней мудрости. Табасх давно уже не задумывался, откуда известны ему подобные заклинания. Он уяснил, что таким он рожден на свет. Он просто повиновался первому же порыву и начинал произносить слова, даже не зная заранее, к чему они приведут. И только уже взглянув на результат, он понимал, что слова найдены им верно.
И вот на мягкой подстилке из войлока рядом с расшитыми чашами и небрежно брошенным поясом лежала белая чайка, беспомощная и неподвижная. Ее глаза-бусинки были замутнены, но сердечко глухо и редко билось в ее груди.
– Вот и все, Ганда, теперь ты улетишь отсюда и станешь вольной. Будешь ли ты вспоминать об этой ночи, хотя бы как о страшном сне, в котором ты, свободная птица, была невольницей и едва не погибла в горах?..
Табасх взял птицу в руки и медленно вышел из грота. Пройдя несколько шагов, он положил птицу на камень и отошел в сторону. Облокотившись на каменную гряду, Табасх заглянул вниз, на еле заметную тропу, что вилась по ущелью.
Да, уже несколько дней никто не проезжал и не проходил здесь, кроме офирского купца с целым отрядом охраны. Хитрый купец решил пройти малохоженой тропой в надежде избежать грабежа. Если ему это удастся, если купец выберется в Замору живым, он будет очень удивлен, заглянув в сумки, которые берег в пути пуще глаза. Табасх не удержался от съедавшего его желания хоть чем-нибудь насолить упитанному настороженному бородачу. Вряд ли плоские камешки, куски глины и мелкие осколки щебня покажутся купцу достойной заменой слиткам золота.
Само же золото Табасх скинул в пропасть, оставив лишь слиток размером с кошачью голову. Его он бросил на дно горного родника. И пусть повезет тому, кто его найдет.
За его спиной послышался хлопок.
Табасх обернулся. Крупная белая чайка стояла на камне, с удивлением глядя на него.
– Как ты себя чувствуешь, Ганда? – поинтересовался Табасх с грустной улыбкой.
Чайка гаркнула, взлетела и унеслась прочь. Не один день пути предстоит ей, прежде чем она достигнет берегов моря Вилайет. И никогда больше в ее птичью головку не придет мысль о том, что она когда-то действительно была соблазнительной девушкой.
Оставшись один, Табасх совсем загрустил. Четыре года скитаний сделали его привычным к одиночеству. И встречи с людьми только выбивали его из колеи. Он приносил людям несчастья, да и ему самому люди доставляли только лишние проблемы. Но он так хотел стать одним из них. Он мечтал в один прекрасный день выйти к людям, и чтобы никто не заподозрил в нем того, кем он был на самом деле. Он хотел исходить вдоль и поперек землю, завести друзей и сразиться с врагами, благо в последних недостатка не бывает никогда. Стоит лишь пройти поперек многолюдного места и наступить на ногу подвыпившему мужлану, и нескучное времяпрепровождение обеспечено. Он хотел бы любить красивых женщин, таких, как Ганда.
Но пока он все еще тот, кем рожден, а значит, ему надлежит прятаться от людей и искать путь к избавлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29