Я подожду.
Лайла боялась этого дня, хотя знала, что он придет – только не знала, когда точно.
– Уходи, – сказала она просто.
Она увидела, как лицо Терезы напряглось, потом к ней вернулась улыбка.
– Когда-то Джек Вагнер научил меня одной вещи. Я никогда не забывала о ней и всегда использовала, заключая очередной контракт. Никогда не выдвигай ультиматума, если у тебя на руках не все козырные тузы. – Тереза поставила локоть на стол, положила ногу на ногу. – Тебя посетил Минос Пейдж, Лайла. Что это гадкое пресмыкающееся здесь делает? Ты ведь не собираешься иметь дело с самым грязным мерзавцем в Голливуде? Тебе следовало бы хорошенько подумать об этом.
Лайла старалась не смотреть на конверт, лежавший на туалетном столике слишком близко от Терезы, чтобы она могла чувствовать себя спокойно. То, что находилось внутри конверта, принадлежало только Лайле. Она ни за что на свете не хотела, чтобы мать знала об этой грязи. Потому что каким-нибудь образом мать сумеет это использовать для своей собственной выгоды.
– Откуда ты знаешь Миноса Пейджа?
– Я знаю все. Все, Лайла. Запомни это. – Тереза снова засмеялась, легко и беззаботно. Это всегда заставляло Лайлу нервничать, поскольку означало, что Терезе была совершено спокойна за себя. – Однажды Керри обнаружил, что один гнусный актеришка пустил по его следу частного детектива. Твой отец, как бы это получше сказать, был уязвим в некотором смысле, но он не был глуп. Тогда Керри взял одного из своих друзей и пару проституток: одну шестнадцатилетнюю особу, выглядевшую на двенадцать лет, и девушку, похожую на любимый образ американцев. Внешность Ширли Темпл.
Лайла видела, что Терезе было приятно углубиться в воспоминания. Но сама девушка была не в настроении ее слушать.
– Это так ты говоришь – до свидания? Я уже утомлена. Тереза не обратила внимания на ее слова.
– Они подсыпали тому парню в вино снотворное, привезли его в гостиницу, раздели и сфотографировали в компании с теми двумя малышками во всех мыслимых позах. На следующий день фотографии были доставлены жене того актеришки в запечатанном конверте. Потом Керри позвал парня и рассказал ему, что он сделал и где сейчас фотографии. Парень подоспел домой как раз вовремя. Жена только взяла в руки нож для разрезания конвертов.
– Зачем ты мне это все рассказываешь?
– Потому что тебе важно знать свою наследственность. И помнить о том, что то, что ты можешь сделать людям, они могут сделать и тебе. Моя точка зрения такова, что мы вдвоем сумели бы всех переиграть. Думаю, тебе надо поразмыслить и понять, что иметь меня союзником выгоднее, чем врагом. – Тереза подвинулась к лежащему на столике конверту. – У меня полно таких конвертов. И если мне нечего терять, то как знать, может быть, я их распечатаю и пущу по свету.
Лайла почувствовала, как по ее телу пробежал холодок.
– Ты тоже в тех конвертах, мама. Тебя это тоже затрагивает. Тереза пожала плечами.
– Давай начистоту, Лайла. Ты хочешь разузнать чьи-то секреты и скрыть свои собственные? Вот мои условия: шоу на открытии сезона и мини-серии с твоим участием.
– Мини-серии! Я не…
– Я не прошу тебя, маленькая, неблагодарная, злобная сучка. Я говорю тебе. Уладь все с Марти Ди Геннаро. Ты сможешь, если постараешься. Какие бы маленькие секреты тебе ни притащил Минос, они померкнут по сравнению с твоими.
– Но они распнут не только меня, но и тебя.
– Лучше публичное распятие, чем общее забвение. Поэтому подумай над моими словами. Следующая неделя – последний срок. Выполняй то, что я тебе сказала, сука. Или я разнесу к черту все твои планы. Мне нечего терять. Ни теле-шоу, ни роли в фильме, ни мощного мужчину, который бы меня поддерживал. А вот тебе очень со многим придется проститься. – Тереза стала натягивать перчатки. – Ты ведь хочешь получить «Эмми»? Если хочешь, то позвони Марти Ди Геннаро и скажи ему, как ты меня любишь. – Тереза стояла в дверях. – Ну а если тебе тоже нечего терять – значит, будем сводить счеты. Опять.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Лайла чуть не упала, у нее подкосились ноги.
49
Итак, Флора Ли ушла. Доуб был с ними, а Шарлин не надо было работать в «Трех четвертях». Чувствовала она себя великолепно. Девушка проводила долгие часы в саду, занимаясь растениями. Посадила помидоры, законсервировала несколько банок персикового компота и приготовила великолепный салат из трех видов бобов.
Доуб опять собирался покинуть их, но, хотя Шарлин и будет по нему скучать, девушка была ему так благодарна, что едва могла возмущаться тем, что он вновь уезжал. У него была своя собственная жизнь. Шарлин просто всегда чувствовала, что Доуб – единственный человек, на которого она может опереться. Когда же он уедет, она будет чувствовать себя очень одиноко.
Сегодня у них был прощальный ужин, и проходил он за приятной и легкой беседой. Доуб рассказывал смешные истории, Опрах сидел рядом, возвышаясь над играющими рядом щенками. Дин помог Шарлин вымыть посуду, Доуб вымыл машину для мытья посуды, а Шарлин вытерла стол. Девушка не любила беспорядка. Дин забрал всех собак. Только потом Доуб заговорил с ней о делах – не о своих, а о ее делах.
– Во что ты вкладываешь деньги? – спросил он.
– Не знаю, – сказала Шарлин. – Ленни заботится об этом.
– Ты покупаешь землю? Шарлин пожала плечами.
– Мы купили этот участок, но, наверное, больше нам не нужно. Ей почему-то было неловко обсуждать эти дела с Доубом. Шарлин казалось, что это неправильно, может быть, даже опасно.
– Ты хорошо поел? – спросила она, меняя тему разговора.
– Конечно, все было очень вкусно. Ты очень хороший маленький повар, Шарлин. Но позволь мне задать тебе еще один вопрос. Ты не оставила мысль купить когда-нибудь ранчо?
Шарлин не хотела говорить об этом с Доубом. Почему-то ей казалось, что этот разговор может закончиться неприятностями.
– Да, – сказала она неохотно. – Мы с Дином хотели бы когда-нибудь купить участок. Когда у нас будет достаточно денег.
Как только она сказала слово «деньги», Шарлин поняла, почему именно она не хочет разговаривать с Доубом о делах. Ей казалось, что он говорит с ней так, как с теми людьми, которым продавал фальшивые пилюли.
– Выйдем на воздух, – предложила девушка. Они вышли в темноту. Шарлин надеялась, что теперь-то они поговорят о другом.
– Тебе нужен партнер? – спросил Доуб. Шарлин не сразу поняла смысл вопроса. – Партнер по владению ранчо, – подсказал он. – Кто-то, кто построит настоящую усадьбу, а потом приедешь ты.
– Не знаю, Доуб, – ответила Шарлин.
Сердце ее потяжелело в груди. Она-то знала, что за свои услуги Доуб назначит цену. Как и все здесь, он хотел на ней заработать. Шарлин думала, что лучше бы уж он попросил денег, чем пытался выколотить что-то из нее таким способом.
– Послушай, Шарлин, – продолжал Доуб. – Чем дольше ты будешь ждать, тем дороже будет стоить земля в Монтане. Но я встретил парня, который пообещал мне продать четыреста акров земли за сто тысяч долларов. Земля очень красивая. Но когда я завершу эту обувную сделку, у меня будет лишь пятьдесят тысяч. Если же тебе нужен партнер, мы сможем или поделить землю, или жить на ней вместе. По земле протекает река, там так красиво, что ты едва поверишь. И дом. Конечно, требуется ремонт, но в целом он очень крепкий. А из окна открывается такой красивый вид, что разрывается сердце.
Шарлин почему-то не хотелось, чтобы ее сердце разорвалось. Флора Ли уже разбила его, теперь и Доуб хотел того же. Разве можно разбить сердце дважды? Она-то знала, каково ей сейчас было – плохо, грустно и она очень устала. Ей казалось, что все, кроме Дина, ожидали от нее или денег, или работы. Слезы набежали на глаза, но Шарлин отвернулась, чтобы Доуб не видел этого. Было темно, только угли под жаровней догорали. Она постояла молча.
– Мне кажется, что тебе не хочется этим сейчас заниматься, – сказал Доуб, и Шарлин услышала разочарование в его голосе.
Когда-то он помог им в минуту, хуже которой уже и не случится. Шарлин помнила, как они с Дином стояли у обочины дороги, за Лэмсоном, усталые и испуганные, и им было некуда пойти. Даже сейчас она помнила, как хорошо ей было очутиться на мягком сиденье в кабине с кондиционированным воздухом большого старого «седана» Доуба.
– Конечно, Доуб, – сказала она тихо. – Мы с Дином с удовольствием станем твоими партнерами. Я завтра же выпишу чек.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Да, да, – сказала Шарлин, но она знала, что в голосе ее не хватало убежденности. Как сказала бы Лайла, она была не очень хорошей актрисой.
Если Доуб и заметил это, то не показал виду. Он пожал Шарлин руку.
– Ты не пожалеешь об этом, партнер, – сказал он ей. – У нас будет отличное дело.
Шарлин кивнула.
– Отличное.
– Ты не против, если я скажу Дину? – спросил он. – Я не хотел рассказывать ему, не получив твоего согласия. Но теперь…
– Нет, давай расскажем ему, когда сделка уже будет заключена, – прервала его Шарлин. – Он так устает от ожидания. Давай его просто удивим.
– Как скажете, партнер, – улыбнулся Доуб.
50
Визит Эйприл Айронз перепугал всю съемочную группу, но глубже всего он потряс Джан. Она знала, что с картиной много проблем, пожалуй, даже одни проблемы. Но Джан только и думала о том, что Эйприл была когда-то любовницей Сэма. Он объяснил, что между ними ничего больше нет, но Джан не была в этом до конца уверена.
Когда же ночью после визита Эйприл Сэм впервые за несколько недель не пришел к ней, Джан была задета и переполнена подозрениями. Она говорила себе, что это просто дела отвлекли его. Но по выражениям лиц окружающих Джан поняла, что сплетня пошла. Май сразу бы рассказала ей правду. Никто больше этого не сделает. Неужели Сэм провел ночь у Эйприл?
«Неужели все началось заново? – спрашивала она себя. – Неужели он будет обманывать меня, лгать мне, как когда-то лгал Мери Джейн? Я зависима от него, – подумала она. – Именно от этого предостерегала меня Май. Значит он с Эйприл? Любит ли он ее? Касается ли ее?»
Джан чуть не свела себя с ума этими мыслями, а неудача в сцене на пляже на следующий день лишь ухудшила ее состояние. Сэм отвел ее в сторону и объяснил, что всю ночь он работал. Джан предпочла поверить ему. Потом вырыли небольшое углубление в земле и она прекрасно провела сцену.
Этой ночью Сэм был даже более страстным и заверил ее, что между ним и Эйприл больше ничего нет.
– Боже мой, – наконец простонала она, – я хочу поскорее свернуть съемки и вернуться домой.
У Джан не было дома, куда возвращаются, но она хотела поскорее завершить съемки.
Джан слышала, что вечеринки по случаю завершения съемок превращаются в разгульные дебоши, но вечеринка, устроенная по случаю окончания съемок «Рождения звезды», не была даже и веселой, хотя все чувствовали облегчение, что наконец-то картина завершена. Отвратительное поведение Майкла и смерть Май, взбучка, которую учинила им напоследок Эйприл, – все это вместе превратило съемки в сплошной ад. Джан купила подарки для всех членов группы, как и полагалось по традиции. Сэм произнес небольшую речь, Майкл же показался только на несколько минут, а Эйприл Айронз, Сеймур Ле Вайн и их свита не показались вообще. Это было большим облегчением, но вечеринка тем не менее была как наказание, а не удовольствие. Поэтому и Сэм, и Джан с облегчением покинули этот маленький гнусный мирок, полный сплетен и неприязни.
Перед тем как начать озвучивание и монтаж, Сэм решил взять несколько выходных дней и съездить отдохнуть на побережье. Джан не нужно было появляться на студии на съемках «Троих на дороге» до начала будущей недели, поэтому они могли позволить себе немного отдохнуть. Никогда в жизни ей не нужен был отдых так, как сейчас. Когда Сэм складывал ее чемоданы в багажник автомобиля, Джан впервые почувствовала прилив хорошего настроения – впервые со дня смерти Май. Они сели в машину, помахали всем рукой, и Сэм завел мотор.
– Почему? – спросил он. – Почему только в детстве я так хотел стать режиссером?
– А разве того же не хотят все? – ответила Джан.
По Голливуду ходила шутка о матери Терезе, которая после смерти попала на небеса и предстала перед Богом и дирижером хора ангелов. «Ты была такой прекрасной женщиной на Земле, – сказал Бог, – я хочу вознаградить тебя за это. У тебя есть какое-нибудь желание, которое тебе не удалось выполнить на Земле?» – «Нет, – отвечает мать Тереза, – я не хочу никакого особого вознаграждения». – Но Бог настаивает на своем. – «Назови одну вещь, которой тебе всегда хотелось достичь». – «Что же, – соглашается мать Тереза, – я всегда хотела быть режиссером».
Джан улыбнулась.
– Ты и мать Тереза.
– Конечно, у нас так много общего, – рассмеялся он.
– Вы оба получили свои имена при крещении.
– Откуда ты это знаешь?
– Я просто предположила, что ты крещеный, как и все.
– Твоя семья была религиозной? – спросил он.
– Нет.
Когда разговор заходил о ее предыдущей жизни, Джан сводила все к коротким ответам. Она не хотела казаться скрытной и боялась, что ее поймают на противоречии самой себе, если она начнет вдаваться в подробности. Как она это обычно делала, репетируя очередную пьесу, Джан представила себе прошлое своего персонажа, дополненное на сей раз отцом – военным, мамой – домохозяйкой и бродячей юностью. Ее персонаж на сей раз не слишком долго жил в одном и том же месте, чтобы пустить корни или завести постоянную дружбу. Потом последовала авария – и ей не нужно было вдаваться в детали того, что произошло с семьей. Тем более, что выдавая себя за девушку двадцати с небольшим лет, Джан оставалось слишком немного лет жизни, за которые нужно было отчитываться. Она улыбнулась, вспомнив, как ее нью-йоркская приятельница Молли говорила, почему мужчины предпочитают молодых женщин, – у них слишком короткая жизненная история.
Единственной проблемой оставалось то, что Джан не была сценическим персонажем, и ей надо было жить, а не играть. Сегодня она живет своей настоящей жизнью, у нее есть все, что она хочет. Кроме того, что по иронии судьбы она не может быть сама собой. Не проходило дня, часа, чтобы Джан не испытывала искушения рассказать Сэму все, но сейчас искушение было велико как никогда. Она так много уже налгала. Не возненавидит ли он ее за эту ложь? И не почувствует ли он себя дураком, что поверил этой лжи? А может быть, он сам заставил ее лгать?
Джан делала все, чтобы невзирая на свои чувства продолжать разыгрывать шараду. Но больше всего ей хотелось, чтобы Сэм наконец внимательно поглядел на нее и узнал. Библия называет плотское обладание познанием мужчиной женщины. Но узнает ли ее теперь Сэм после того, как они стали любовниками?
– Твои предки делали много шума вокруг Рождества? Мои нет. Поэтому я всегда завидовал другим детям.
– Нет, у баптистов это не принято.
– Мне показалось, что ты говорила – они методисты. Джан улыбнулась, но в животе у нее все сжалось.
– Да, отец был методистом. Но мама была баптисткой.
Она сделала паузу, поскольку немного нервничала. Им на самом деле некогда было просто так поговорить: днем они были заняты съемкой, а ночью – любовью. Машина вдруг показалась Джан слишком тесной.
– Какой самый лучший подарок на Рождество ты получил? Всегда было удивительно просто свернуть разговор на Сэма. Он любил поговорить. О себе, о фильмах, о театре, о книгах, о различии теории Юнга и теории Фрейда, обо всем. И всегда его рассуждения были интересны. Хотя, Джан вынуждена была это признать, в этом было что-то от самолюбования. Иногда ей казалось, что Сэм ценит ее ум, ее саму как своего рода сосуд, который он наполняет самим собой, а не как отдельно взятую единицу.
Ей даже иногда представлялось, что Сэм скульптор, создатель, который все время творит. Он создает пьесы, создает фильмы, и она вынуждена признать, что Сэм и на самом деле сформировал у Мери Джейн и вкус, и взгляды, и во многом определил ее отношение к миру.
Джан повернулась, чтобы полюбоваться видом на дорогу, вьющуюся вдоль побережья. Поездка была на самом деле захватывающей. А день был для этого превосходным; солнечным и мягким. Они рано выехали и поэтому смогут увидеть закат солнца до того, как найдут место для ночлега. Завтра они доберутся до Сан-Симеона, где расположен замок Херста.
Погода была достаточно холодной, и Джан надела большой свитер от «Джозефа Трико» – он ей очень нравился. Огромный кремовый свитер с воротником. На плечи был накинут кардиган в цвет свитера. В Лос-Анджелесе было слишком тепло, чтобы Джан часто надевала его.
– Красивый свитер, – сказал Сэм. – Он идет тебе.
Джан понравилось, что он заметил это, но она не позволяла, чтобы мужчины влияли на ее вкус в подборе одежды. Май научила ее этому. «Бедная Май. Бедная я», – вздохнула Джан.
– Что-нибудь случилось? – спросил Сэм.
– Я просто думала о Лос-Анджелесе. Я нашла себе новое жилье. Более безопасное. Ла Брек помог мне его подыскать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Лайла боялась этого дня, хотя знала, что он придет – только не знала, когда точно.
– Уходи, – сказала она просто.
Она увидела, как лицо Терезы напряглось, потом к ней вернулась улыбка.
– Когда-то Джек Вагнер научил меня одной вещи. Я никогда не забывала о ней и всегда использовала, заключая очередной контракт. Никогда не выдвигай ультиматума, если у тебя на руках не все козырные тузы. – Тереза поставила локоть на стол, положила ногу на ногу. – Тебя посетил Минос Пейдж, Лайла. Что это гадкое пресмыкающееся здесь делает? Ты ведь не собираешься иметь дело с самым грязным мерзавцем в Голливуде? Тебе следовало бы хорошенько подумать об этом.
Лайла старалась не смотреть на конверт, лежавший на туалетном столике слишком близко от Терезы, чтобы она могла чувствовать себя спокойно. То, что находилось внутри конверта, принадлежало только Лайле. Она ни за что на свете не хотела, чтобы мать знала об этой грязи. Потому что каким-нибудь образом мать сумеет это использовать для своей собственной выгоды.
– Откуда ты знаешь Миноса Пейджа?
– Я знаю все. Все, Лайла. Запомни это. – Тереза снова засмеялась, легко и беззаботно. Это всегда заставляло Лайлу нервничать, поскольку означало, что Терезе была совершено спокойна за себя. – Однажды Керри обнаружил, что один гнусный актеришка пустил по его следу частного детектива. Твой отец, как бы это получше сказать, был уязвим в некотором смысле, но он не был глуп. Тогда Керри взял одного из своих друзей и пару проституток: одну шестнадцатилетнюю особу, выглядевшую на двенадцать лет, и девушку, похожую на любимый образ американцев. Внешность Ширли Темпл.
Лайла видела, что Терезе было приятно углубиться в воспоминания. Но сама девушка была не в настроении ее слушать.
– Это так ты говоришь – до свидания? Я уже утомлена. Тереза не обратила внимания на ее слова.
– Они подсыпали тому парню в вино снотворное, привезли его в гостиницу, раздели и сфотографировали в компании с теми двумя малышками во всех мыслимых позах. На следующий день фотографии были доставлены жене того актеришки в запечатанном конверте. Потом Керри позвал парня и рассказал ему, что он сделал и где сейчас фотографии. Парень подоспел домой как раз вовремя. Жена только взяла в руки нож для разрезания конвертов.
– Зачем ты мне это все рассказываешь?
– Потому что тебе важно знать свою наследственность. И помнить о том, что то, что ты можешь сделать людям, они могут сделать и тебе. Моя точка зрения такова, что мы вдвоем сумели бы всех переиграть. Думаю, тебе надо поразмыслить и понять, что иметь меня союзником выгоднее, чем врагом. – Тереза подвинулась к лежащему на столике конверту. – У меня полно таких конвертов. И если мне нечего терять, то как знать, может быть, я их распечатаю и пущу по свету.
Лайла почувствовала, как по ее телу пробежал холодок.
– Ты тоже в тех конвертах, мама. Тебя это тоже затрагивает. Тереза пожала плечами.
– Давай начистоту, Лайла. Ты хочешь разузнать чьи-то секреты и скрыть свои собственные? Вот мои условия: шоу на открытии сезона и мини-серии с твоим участием.
– Мини-серии! Я не…
– Я не прошу тебя, маленькая, неблагодарная, злобная сучка. Я говорю тебе. Уладь все с Марти Ди Геннаро. Ты сможешь, если постараешься. Какие бы маленькие секреты тебе ни притащил Минос, они померкнут по сравнению с твоими.
– Но они распнут не только меня, но и тебя.
– Лучше публичное распятие, чем общее забвение. Поэтому подумай над моими словами. Следующая неделя – последний срок. Выполняй то, что я тебе сказала, сука. Или я разнесу к черту все твои планы. Мне нечего терять. Ни теле-шоу, ни роли в фильме, ни мощного мужчину, который бы меня поддерживал. А вот тебе очень со многим придется проститься. – Тереза стала натягивать перчатки. – Ты ведь хочешь получить «Эмми»? Если хочешь, то позвони Марти Ди Геннаро и скажи ему, как ты меня любишь. – Тереза стояла в дверях. – Ну а если тебе тоже нечего терять – значит, будем сводить счеты. Опять.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Лайла чуть не упала, у нее подкосились ноги.
49
Итак, Флора Ли ушла. Доуб был с ними, а Шарлин не надо было работать в «Трех четвертях». Чувствовала она себя великолепно. Девушка проводила долгие часы в саду, занимаясь растениями. Посадила помидоры, законсервировала несколько банок персикового компота и приготовила великолепный салат из трех видов бобов.
Доуб опять собирался покинуть их, но, хотя Шарлин и будет по нему скучать, девушка была ему так благодарна, что едва могла возмущаться тем, что он вновь уезжал. У него была своя собственная жизнь. Шарлин просто всегда чувствовала, что Доуб – единственный человек, на которого она может опереться. Когда же он уедет, она будет чувствовать себя очень одиноко.
Сегодня у них был прощальный ужин, и проходил он за приятной и легкой беседой. Доуб рассказывал смешные истории, Опрах сидел рядом, возвышаясь над играющими рядом щенками. Дин помог Шарлин вымыть посуду, Доуб вымыл машину для мытья посуды, а Шарлин вытерла стол. Девушка не любила беспорядка. Дин забрал всех собак. Только потом Доуб заговорил с ней о делах – не о своих, а о ее делах.
– Во что ты вкладываешь деньги? – спросил он.
– Не знаю, – сказала Шарлин. – Ленни заботится об этом.
– Ты покупаешь землю? Шарлин пожала плечами.
– Мы купили этот участок, но, наверное, больше нам не нужно. Ей почему-то было неловко обсуждать эти дела с Доубом. Шарлин казалось, что это неправильно, может быть, даже опасно.
– Ты хорошо поел? – спросила она, меняя тему разговора.
– Конечно, все было очень вкусно. Ты очень хороший маленький повар, Шарлин. Но позволь мне задать тебе еще один вопрос. Ты не оставила мысль купить когда-нибудь ранчо?
Шарлин не хотела говорить об этом с Доубом. Почему-то ей казалось, что этот разговор может закончиться неприятностями.
– Да, – сказала она неохотно. – Мы с Дином хотели бы когда-нибудь купить участок. Когда у нас будет достаточно денег.
Как только она сказала слово «деньги», Шарлин поняла, почему именно она не хочет разговаривать с Доубом о делах. Ей казалось, что он говорит с ней так, как с теми людьми, которым продавал фальшивые пилюли.
– Выйдем на воздух, – предложила девушка. Они вышли в темноту. Шарлин надеялась, что теперь-то они поговорят о другом.
– Тебе нужен партнер? – спросил Доуб. Шарлин не сразу поняла смысл вопроса. – Партнер по владению ранчо, – подсказал он. – Кто-то, кто построит настоящую усадьбу, а потом приедешь ты.
– Не знаю, Доуб, – ответила Шарлин.
Сердце ее потяжелело в груди. Она-то знала, что за свои услуги Доуб назначит цену. Как и все здесь, он хотел на ней заработать. Шарлин думала, что лучше бы уж он попросил денег, чем пытался выколотить что-то из нее таким способом.
– Послушай, Шарлин, – продолжал Доуб. – Чем дольше ты будешь ждать, тем дороже будет стоить земля в Монтане. Но я встретил парня, который пообещал мне продать четыреста акров земли за сто тысяч долларов. Земля очень красивая. Но когда я завершу эту обувную сделку, у меня будет лишь пятьдесят тысяч. Если же тебе нужен партнер, мы сможем или поделить землю, или жить на ней вместе. По земле протекает река, там так красиво, что ты едва поверишь. И дом. Конечно, требуется ремонт, но в целом он очень крепкий. А из окна открывается такой красивый вид, что разрывается сердце.
Шарлин почему-то не хотелось, чтобы ее сердце разорвалось. Флора Ли уже разбила его, теперь и Доуб хотел того же. Разве можно разбить сердце дважды? Она-то знала, каково ей сейчас было – плохо, грустно и она очень устала. Ей казалось, что все, кроме Дина, ожидали от нее или денег, или работы. Слезы набежали на глаза, но Шарлин отвернулась, чтобы Доуб не видел этого. Было темно, только угли под жаровней догорали. Она постояла молча.
– Мне кажется, что тебе не хочется этим сейчас заниматься, – сказал Доуб, и Шарлин услышала разочарование в его голосе.
Когда-то он помог им в минуту, хуже которой уже и не случится. Шарлин помнила, как они с Дином стояли у обочины дороги, за Лэмсоном, усталые и испуганные, и им было некуда пойти. Даже сейчас она помнила, как хорошо ей было очутиться на мягком сиденье в кабине с кондиционированным воздухом большого старого «седана» Доуба.
– Конечно, Доуб, – сказала она тихо. – Мы с Дином с удовольствием станем твоими партнерами. Я завтра же выпишу чек.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Да, да, – сказала Шарлин, но она знала, что в голосе ее не хватало убежденности. Как сказала бы Лайла, она была не очень хорошей актрисой.
Если Доуб и заметил это, то не показал виду. Он пожал Шарлин руку.
– Ты не пожалеешь об этом, партнер, – сказал он ей. – У нас будет отличное дело.
Шарлин кивнула.
– Отличное.
– Ты не против, если я скажу Дину? – спросил он. – Я не хотел рассказывать ему, не получив твоего согласия. Но теперь…
– Нет, давай расскажем ему, когда сделка уже будет заключена, – прервала его Шарлин. – Он так устает от ожидания. Давай его просто удивим.
– Как скажете, партнер, – улыбнулся Доуб.
50
Визит Эйприл Айронз перепугал всю съемочную группу, но глубже всего он потряс Джан. Она знала, что с картиной много проблем, пожалуй, даже одни проблемы. Но Джан только и думала о том, что Эйприл была когда-то любовницей Сэма. Он объяснил, что между ними ничего больше нет, но Джан не была в этом до конца уверена.
Когда же ночью после визита Эйприл Сэм впервые за несколько недель не пришел к ней, Джан была задета и переполнена подозрениями. Она говорила себе, что это просто дела отвлекли его. Но по выражениям лиц окружающих Джан поняла, что сплетня пошла. Май сразу бы рассказала ей правду. Никто больше этого не сделает. Неужели Сэм провел ночь у Эйприл?
«Неужели все началось заново? – спрашивала она себя. – Неужели он будет обманывать меня, лгать мне, как когда-то лгал Мери Джейн? Я зависима от него, – подумала она. – Именно от этого предостерегала меня Май. Значит он с Эйприл? Любит ли он ее? Касается ли ее?»
Джан чуть не свела себя с ума этими мыслями, а неудача в сцене на пляже на следующий день лишь ухудшила ее состояние. Сэм отвел ее в сторону и объяснил, что всю ночь он работал. Джан предпочла поверить ему. Потом вырыли небольшое углубление в земле и она прекрасно провела сцену.
Этой ночью Сэм был даже более страстным и заверил ее, что между ним и Эйприл больше ничего нет.
– Боже мой, – наконец простонала она, – я хочу поскорее свернуть съемки и вернуться домой.
У Джан не было дома, куда возвращаются, но она хотела поскорее завершить съемки.
Джан слышала, что вечеринки по случаю завершения съемок превращаются в разгульные дебоши, но вечеринка, устроенная по случаю окончания съемок «Рождения звезды», не была даже и веселой, хотя все чувствовали облегчение, что наконец-то картина завершена. Отвратительное поведение Майкла и смерть Май, взбучка, которую учинила им напоследок Эйприл, – все это вместе превратило съемки в сплошной ад. Джан купила подарки для всех членов группы, как и полагалось по традиции. Сэм произнес небольшую речь, Майкл же показался только на несколько минут, а Эйприл Айронз, Сеймур Ле Вайн и их свита не показались вообще. Это было большим облегчением, но вечеринка тем не менее была как наказание, а не удовольствие. Поэтому и Сэм, и Джан с облегчением покинули этот маленький гнусный мирок, полный сплетен и неприязни.
Перед тем как начать озвучивание и монтаж, Сэм решил взять несколько выходных дней и съездить отдохнуть на побережье. Джан не нужно было появляться на студии на съемках «Троих на дороге» до начала будущей недели, поэтому они могли позволить себе немного отдохнуть. Никогда в жизни ей не нужен был отдых так, как сейчас. Когда Сэм складывал ее чемоданы в багажник автомобиля, Джан впервые почувствовала прилив хорошего настроения – впервые со дня смерти Май. Они сели в машину, помахали всем рукой, и Сэм завел мотор.
– Почему? – спросил он. – Почему только в детстве я так хотел стать режиссером?
– А разве того же не хотят все? – ответила Джан.
По Голливуду ходила шутка о матери Терезе, которая после смерти попала на небеса и предстала перед Богом и дирижером хора ангелов. «Ты была такой прекрасной женщиной на Земле, – сказал Бог, – я хочу вознаградить тебя за это. У тебя есть какое-нибудь желание, которое тебе не удалось выполнить на Земле?» – «Нет, – отвечает мать Тереза, – я не хочу никакого особого вознаграждения». – Но Бог настаивает на своем. – «Назови одну вещь, которой тебе всегда хотелось достичь». – «Что же, – соглашается мать Тереза, – я всегда хотела быть режиссером».
Джан улыбнулась.
– Ты и мать Тереза.
– Конечно, у нас так много общего, – рассмеялся он.
– Вы оба получили свои имена при крещении.
– Откуда ты это знаешь?
– Я просто предположила, что ты крещеный, как и все.
– Твоя семья была религиозной? – спросил он.
– Нет.
Когда разговор заходил о ее предыдущей жизни, Джан сводила все к коротким ответам. Она не хотела казаться скрытной и боялась, что ее поймают на противоречии самой себе, если она начнет вдаваться в подробности. Как она это обычно делала, репетируя очередную пьесу, Джан представила себе прошлое своего персонажа, дополненное на сей раз отцом – военным, мамой – домохозяйкой и бродячей юностью. Ее персонаж на сей раз не слишком долго жил в одном и том же месте, чтобы пустить корни или завести постоянную дружбу. Потом последовала авария – и ей не нужно было вдаваться в детали того, что произошло с семьей. Тем более, что выдавая себя за девушку двадцати с небольшим лет, Джан оставалось слишком немного лет жизни, за которые нужно было отчитываться. Она улыбнулась, вспомнив, как ее нью-йоркская приятельница Молли говорила, почему мужчины предпочитают молодых женщин, – у них слишком короткая жизненная история.
Единственной проблемой оставалось то, что Джан не была сценическим персонажем, и ей надо было жить, а не играть. Сегодня она живет своей настоящей жизнью, у нее есть все, что она хочет. Кроме того, что по иронии судьбы она не может быть сама собой. Не проходило дня, часа, чтобы Джан не испытывала искушения рассказать Сэму все, но сейчас искушение было велико как никогда. Она так много уже налгала. Не возненавидит ли он ее за эту ложь? И не почувствует ли он себя дураком, что поверил этой лжи? А может быть, он сам заставил ее лгать?
Джан делала все, чтобы невзирая на свои чувства продолжать разыгрывать шараду. Но больше всего ей хотелось, чтобы Сэм наконец внимательно поглядел на нее и узнал. Библия называет плотское обладание познанием мужчиной женщины. Но узнает ли ее теперь Сэм после того, как они стали любовниками?
– Твои предки делали много шума вокруг Рождества? Мои нет. Поэтому я всегда завидовал другим детям.
– Нет, у баптистов это не принято.
– Мне показалось, что ты говорила – они методисты. Джан улыбнулась, но в животе у нее все сжалось.
– Да, отец был методистом. Но мама была баптисткой.
Она сделала паузу, поскольку немного нервничала. Им на самом деле некогда было просто так поговорить: днем они были заняты съемкой, а ночью – любовью. Машина вдруг показалась Джан слишком тесной.
– Какой самый лучший подарок на Рождество ты получил? Всегда было удивительно просто свернуть разговор на Сэма. Он любил поговорить. О себе, о фильмах, о театре, о книгах, о различии теории Юнга и теории Фрейда, обо всем. И всегда его рассуждения были интересны. Хотя, Джан вынуждена была это признать, в этом было что-то от самолюбования. Иногда ей казалось, что Сэм ценит ее ум, ее саму как своего рода сосуд, который он наполняет самим собой, а не как отдельно взятую единицу.
Ей даже иногда представлялось, что Сэм скульптор, создатель, который все время творит. Он создает пьесы, создает фильмы, и она вынуждена признать, что Сэм и на самом деле сформировал у Мери Джейн и вкус, и взгляды, и во многом определил ее отношение к миру.
Джан повернулась, чтобы полюбоваться видом на дорогу, вьющуюся вдоль побережья. Поездка была на самом деле захватывающей. А день был для этого превосходным; солнечным и мягким. Они рано выехали и поэтому смогут увидеть закат солнца до того, как найдут место для ночлега. Завтра они доберутся до Сан-Симеона, где расположен замок Херста.
Погода была достаточно холодной, и Джан надела большой свитер от «Джозефа Трико» – он ей очень нравился. Огромный кремовый свитер с воротником. На плечи был накинут кардиган в цвет свитера. В Лос-Анджелесе было слишком тепло, чтобы Джан часто надевала его.
– Красивый свитер, – сказал Сэм. – Он идет тебе.
Джан понравилось, что он заметил это, но она не позволяла, чтобы мужчины влияли на ее вкус в подборе одежды. Май научила ее этому. «Бедная Май. Бедная я», – вздохнула Джан.
– Что-нибудь случилось? – спросил Сэм.
– Я просто думала о Лос-Анджелесе. Я нашла себе новое жилье. Более безопасное. Ла Брек помог мне его подыскать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99