А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Марти и Лайла рассмеялись. К ним поспешила присоединиться Бетани. Но ее смех звучал похоронным звоном, подумал Марти. Он чувствовал, как ей необходимо вступить в разговор.
– Так что же, Лайла, каково быть дочерью Терезы О'Доннел и Керри Кайла? – спросила Бетани. – Тебе наверное, дали особенное воспитание?
– Ну, если честно, когда я была маленькой, я не думала, что чем-то отличаюсь от других детей. А когда я подросла и стала учиться в школе, то у нас учились такие же дети, как я, знаете, мальчики Тори Спеллинга и Нельсона, дочь Кэри Гранта – так что и там я ничем не отличалась от остальных. – Марти смотрел, как Лайла разломила булочку и намазала маслом маленький кусочек.
– Когда я стала постарше, ничего не изменилось. Нет, неправда, к этому времени я стала читать о жизни иной, чем в голливудском гетто, но все равно, это казалось мне ненастоящим. Я думаю, меня слишком оберегали, – сказала она и откусила кусочек от булочки. – Но многое я принимала как само собой разумеющееся. Я могу вспомнить действительно интересные случаи. – Марти видел, как она оглядела стол, чтобы удостовериться, что всем интересно, что она рассказывает. – Однажды дядя Кэри переоделся Санта Клаусом у нас дома, и я сидела у него на коленях. Я сразу поняла, что это был Кэри Грант. Моя мама держала в доме все его фильмы, в каждом журнале были фотографии и статьи про Кэри Гранта. У него были серебряные волосы, он постарел, но все еще выглядел великолепно. И все равно я была разочарована, потому что мне хотелось настоящего Санта Клауса, а не старого актера. Я заплакала и сказала: «Ты не Санта Клаус, ты просто дядя Кэри». Я спрыгнула с его колен и ушла. Я тогда не понимала, почему все гости стали так громко смеяться.
Бетани сказала за всех:
– Кэри Грант приходил к вам домой играть для тебя Санта-Клауса? – Помолчав, она деланно рассмеялась, гортанным смехом и сказала: – Не рассказывай, Лайла, – и отпила немного из своего бокала.
Лайла смутилась, ее прозрачная белая кожа моментально вспыхнула. Ее красота не укрылась от профессионального взгляда Марти, большую часть вечера он смотрел на нее, как из объектива камеры. Она красивее своей матери, глаза унаследовала от отца, кожа у нее, как у Мерл Оберон, голос, как у Лорен Бэколл, а фигура, как у Анн-Маргарет, только она выше ростом. Ну и букет!
Лайла повела плечом. Элегантное движение.
– Так всегда получается, когда я рассказываю о детстве. Люди завидуют.
Бетани почему-то не рассмеялось.
– Завидуют? Я не завидую. Я просто не верю, Я просто не могу себе представить, что Кэри Грант приклеил бороду Санта Клауса и качает на колене пухлого ребенка из Беверли-Хиллз. Зачем ему все это?
– Затем, что он хотел переспать с моей матерью. А это было условием, – сказала Лайла. – Во всяком случае не слишком тяжелым. Когда один из ребят Манкиевича заперся в ванной, потребовалось организовать целое представление на лужайке, чтобы он оттуда вышел.
С этого момента Марта забыл о Бетани. Он не мог оторвать глаз от Лайлы. То, что он видел, было больше чем красота. У нее была стать, ум и – подсказывал ему инстинкт – талант. И лицо, которое можно снимать камерой и которое будет желанным в каждой американской гостиной. И в каждой спальне. У него промелькнула мысль, не сговорились ли они с Полом разыграть перед ним комедию с упирающейся невинностью. А если и да, то что с того? Селзник никогда не жаловался на то, что агент подсунул ему Вивьен Ли в ту ночь, когда начали снимать «Унесенных ветром». Марти мог воспользоваться удачей независимо от того, откуда она свалилась.
– Лайла, я думаю, Пол прав. Я бы посоветовал тебе серьезно подумать о съемках на телевидении.
– Но ТВ – это же халтура, – сказала она.
– Не тогда, когда за дело берусь я.
– Вы не имеете дело с телевидением.
– Сейчас имею. И собираюсь навсегда его изменить.
Марта смотрел, как Лайла, не отрывая глаз от его лица, положила вилку. Наконец она сказала:
– Вы не шутите, нет?
– Нет, не шучу. А если серьезно, то если вы позвоните мне завтра утром, я смогу кое-что вам предложить.
Лайла схватила горло рукой, закинула назад голову, позволив своим длинным рыжим волосам упасть водопадом на спинку стула. Казалось, она хотела найти слова на потолке «Спаго».
Пол Грассо, слишком долго сохранявший спокойствие, сказал:
– Ради Бога, Лайла, просто скажи: «Спасибо, мистер Ди Геннаро» и поцелуй меня в задницу за то, что я взял тебя на этот ужин.
Лайла с улыбкой сказала:
– Спасибо, Марта, подумаю об этом. – И обернулась к Полу Грассо. – Не слишком ли рано требовать поцелуев в задницу, Пол? В конце концов, я еще не съела десерт.
13
После вечеринки по поводу окончания работы над фильмом «Джек, Джилл и компромисс» Сэм Шилдз ехал со студии один. Он ликовал, поскольку понимал, что в законченном виде картина получилась удачной, и даже могла стать великой. Его охватило чувство, свойственное всем художникам, когда, оценивая свое творенье, они находят его удачным. Его слова обрели плоть, и эта плоть была прекрасна.
Конечно, труд потребовал определенной доли страданий и мук. И компромисса. Это, безусловно, требовалось для работы с названием «Джек, Джилл и компромисс», говорил он самому себе. В конце концов, вся жизнь – это компромисс. Не эту ли мысль старался он выразить? И попытку прожить жизнь?
На какой-то миг, но только лишь на миг, он подумал о перевоплощенной в роль Джилл Мери Джейн Морган. Просматривая эпизод с ее участием и созданным ею образом, снова и снова он вспоминал ее. Были времена в Нью-Йорке, когда он чувствовал, что ее лицо, ее простое пухленькое лицо, буквально озаряло сцену. Да, ему удалось добиться хорошей игры от Крайстал Плинем. Это была не такая напряженная и прочувствованная игра, как у Мери Джейн, но она была сносной. Крайстал никогда не работала в качестве актрисы сцены; это только теперь, когда ей было уже за тридцать и она сыграла целый ряд ролей инженю в картинах, ей захотелось попробовать себя на сцене. И Сэм с гордостью заметил про себя, что это он создал ее.
Выведя свой «БМВ» на скоростную линию, он с удовольствием улыбнулся. Даже сейчас, столько месяцев спустя, когда он готовился стать преуспевающим директором, он удивлялся на самого себя: он – Сэм Шилдз, спал с кинозвездой Крайстал Плинем.
Да, надо признать, какой восторг охватывал его, когда он всматривался в ее совершенные и утонченные черты, занимаясь любовью. Это было то же лицо, какое он уже видел в экстазе на экране, когда ее любили звезды, такие, как Мел Гибсон, Уоррен Битти, Кэвин Костнер. Теперь же это был он сам и в реальной жизни. Ее шелковистая кожа, ее совершенной формы грудь, ее длинные ноги – все это для него. Это, безусловно, усиливало наслаждение, осознание того, что она, возможно, одна из самых желанных звезд во все стране, а может быть, даже в целом мире. И он владел ею.
Он владел ею и ее образом в отснятой пленке. Бессмертие, заключенное в слово. Многое еще необходимо было сделать. Многому научиться. Предстояло редактирование материала, кое-что необходимо было порезать и, наконец, склеив все окончательно, озвучить. Даже кредитные карточки подготовить. А без участия состава съемочной группы легче будет обучиться очередным хитростям ремесла. С этого момента и до выпуска ленты он и горстка профессионалов будут работать без свидетелей их ошибок или возможных глупых вопросов, которые могут возникнуть. А затем – момент выпуска. Он мельком взглянул в зеркало заднего обзора и увидел в нем отражение своего лица с улыбкой, все еще хранившей следы триумфа. Ну что ж, почему бы и нет? У него получилось, и он был почти уверен, что снимет еще в качестве директора. На какой-то миг он ощутил дрожь возбуждения, которая могла испортить ему день: он пока не чувствовал ничего, чтобы можно было продать, вдохновившись и создав это новое.
Но это не должно беспокоить его: в самом деле он и слова не написал с той поры, как появился в Лос-Анджелесе. Однако мысль о завершении фильма и удалении затем в спокойный уголок дома, который он арендовал, чтобы целый год в одиночестве заниматься писаниной, тоже его не радовала. Да, но этот мост он пересечет потом. А пока, надо готовиться к триумфу.
Пришлось признать, что часть удовольствия будет состоять в показе фильма своим матери и отцу. Они никогда особенно не интересовались его сценической карьерой: для них театральный успех означал Бродвей. Теперь они находились под впечатлением. Он пригласил их прилететь из Флориды на неделю в период съемок. Они остановились тогда в его доме на Лорель Кэньон, плавали в его бассейне, приходили на студию, наблюдали, как он работает в качестве директора по озвучиванию. Его мать, совершенная и безупречная как никогда, несмотря на свой возраст и действие спиртного, была все еще почти красива и спокойно все перенесла. Он жаждал немного тепла, какого-то знака одобрения: объятия, поцелуя или любящего взгляда. Наконец, уже в аэропорту, его мать взглянула на него глазами полными слез и дрожащим голосом произнесла: «Ты не такой, как твой отец». Это едва ли было объятие, но Сэм воспринял слова как благословение.
Отец взял его руку в свою и так, чтобы не слышала мать, просто одобрил льняной костюм сына, солнце Лос-Анджелеса, пальмы и лимузин, на котором они прибыли в аэропорт, он сказал: «Не возгордись». Это не было подтверждением его уверенности в себе, а просто своего рода одобрением.
Ну, уж если что и было, чего Сэм не собирался делать, так это не возноситься. Смешное дело: чем выше поднимался он из забвения, попадая в солнечный свет успеха Лос-Анджелеса, тем более росла и крепла в нем решимость не отступать ни на шаг назад. Он жаждал не только успеха, но и всех внешних атрибутов: ему нужен был соответствующий столик в зале «Поло», счет в банке Мортон, и чтобы люди моментально отзывались на его приглашения. О деньгах он беспокоился мало – это было хорошо, но он жаждал власти и всего, что сопутствовало ей.
Теперь Сэм ехал по извилистой дороге к месту Лорель Кэньон. Подъездной путь к его дому был скрыт жестким подлеском и сосновыми деревьями, которые отсюда смотрелись как естественный пейзаж. Дом его был небольшим, но отличался качеством: снаружи он был из необожженного кирпича кремового цвета, а внутри декорирован в стиле Санта-Фэ, укомплектован предметами индейских ремесел, цветными коврами и шалями, керамической утварью. Возле выложенных плиткой террас и бассейна расположены были огромные кадки с растениями и даже рос камыш. Сейчас он прошел мимо них, вошел в гостиную через стеклянные двери; из нее открывался вид на бассейн с голубой водой, и, сняв пиджак, бросил его на диван. Как обычно, он направился к бару, но задержался, чтобы включить автоответчик. Прослушивая запись, он налил себе «Абсолют», бросил несколько кусочков льда и сел, чтобы насладиться любимым занятием: напитком в одиночестве и записями, оставленными для него.
Лента прокрутилась, издав напоследок свои привычные гудки и скрипящие звуки. Затем переключилась на прокручивание записи. «Привет, Сэм. Мне дали роль в работе Марта Ди Геннаро, но у меня тут заминка, и я бы хотела воспользоваться твоим именем, можно? Послушай, позвони-ка мне…»
Сэм с помощью дистанционного управления прокрутил запись вперед, чтобы услышать следующее сообщение. С этим он уже давно покончил и за версту чуял грядущее сборище. Ну, а что, если это была правда? Сэм с уважением относился к Марта Ди Геннаро, большим, чем к любому другому американскому режиссеру. Ну, а Бетани знала об этом и этим пользовалась. Это было омерзительно. Лучше забыть.
«Контора Эйприл Айронз. Позвоните, пожалуйста, ей вечером, в семь часов…»
Сэм было набрал ее телефон. Он собирался провести этот вечер с Крайстал, отмечая завершение его работы, но он мог позвонить Эйприл по дороге.
«Сэм, это Молли. Я давно не говорила с тобой, просто хотелось узнать, как ты, и, может, ты случайно что-нибудь слышал о Мери Джейн…»
Сэм вздохнул и прокрутил остаток этого сообщения. Черт с ней. Молли и Чак были утомительны и вечно навязывали чувство вины за то, что он их оставил, и служили ему напоминанием о том, какой ничтожной была его жизнь однажды.
Еще один звонок. «Сэм. Это Крайстал. Я сегодня, боюсь, не смогу. В другой раз как-нибудь».
На какое-то мгновение он почувствовал наплыв разочарования. Это было разочарование и что-то еще. Был ли это страх? Но у Крайстал была тяжелая жизнь: у нее был ребенок, был муж. Она уже и прежде внезапно отменяла встречи. Однако он все же заново прокрутил запись.
«Сэм. Это Крайстал. Я сегодня, боюсь, не смогу. В другой раз как-нибудь».
Он почувствовал себя неуютно. В конце концов, он разбирался в диалогах. Он, слава Богу, был сценаристом. Что-то в этой записи было. Слишком официально, чересчур. А это «в другой раз как-нибудь» звучало и вовсе небрежно. Он снова прокрутил запись. Черт возьми, это не было простым его воображением. Он видел, что-то произошло. У него было развитое чувство интуиции. Оно способствовало тому, что он стал хорошим директором. Он поднял трубку телефона и набрал номер Крайстал. Ответила ее напарница и пыталась отделаться от него, но, наконец, ему удалось заставить Ингу соединить их.
– Крайстал, я о вечере, – начал он быстро. – Только что звонила Эйприл, мне необходимо поехать к ней. Могли бы мы отменить или, может, ты приедешь позже?
– Разве ты не получил мое сообщение?
– Нет. Я только что вошел.
– Ну, так я сказала, что не смогу.
– Отлично. Это удобно. Позвоню завтра. Последовала пауза.
– Не думаю, Сэм, что это хорошая мысль.
Он почувствовал, как увлажняются его ладони, от этого трубка стала выскальзывать из рук. На краткий безумный миг перед ним предстало лицо его матери, словно вспышка, в тот момент, когда они прощались тогда в аэропорту. Он буквально тряхнул головой, чтобы избавиться от этого образа; четкий голос Крайстал сказал:
– Слушай, Сэм, было здорово, но, мне кажется, все кончено, как по-твоему? – услышал он ее слова. – Я хочу сказать, глупо все время ходить вокруг да около, верно?
Во рту у него пересохло, ладони увлажнились, но он собрался и спокойно, даже с прохладцей, задал ей вопрос:
– Вот так, все просто, Крайстал?
– Ну, – пояснила она, – в конце концов, съемки кончились. Материал готов, Сэм, так?
14
Лайла проснулась рано утром, вчера она подписала контракт на роль Кримсон одновременно с участием в сделке с известной фирмой «Фландерс Косметикс». Ее изображение вместе с двумя другими такими же занимало целую третью страницу издания «Дейли Вэрайети», а Арми Арчед набросал заметку. Она налила себе стакан апельсинового сока и, взяв беспроводный телефон, перенесла его на веранду. Деньги от косметической фирмы были бы очень кстати. Конечно, она и минуты не собиралась пользоваться этой дешевой чепухой, ну так что же? Зато у нее будет приличная машина, новые наряды и собственное жилье. Плюс она начнет, наконец, отдавать долги. И она знала, с кого начать. Она набрала номер. «Ару Сагарьяна, пожалуйста. Это Лайла Кайл».
После паузы Лайла сказала:
– Я знаю, что сказал Ара, мисс Бредли. Но если вы сообщите ему, что я звоню, чтобы принять решение о репрезентации, думаю, он поговорит со мной. Нет, я подожду.
Лайле не пришлось ждать долго.
– Доброе утро, Лайла. Я немного удивлен, не ожидал снова тебя услышать.
– Я слишком злоупотребляю вашим доверием, мистер Сагарьян, простите мне это. Но я хотела бы, чтобы вы это решили. Я не буду просить вас об одолжении, мне нужен лишь ваш совет. Вам известно, что я получила роль у Марта Ди Геннаро в его новом ТВ-шоу? Так вот, я почти уже подписала контракт с Саем Ортисом, но я надеялась получить прежде ваше одобрение. Это правильно, что я решила?
Лайла слушала, как дышал на другом конце Ара. Пауза была долгой. Попадется ли он на удочку?
– Ты мне ничего не должна, Лайла. Это шоу-бизнес. Просто я рад за тебя, рад, что получила эту роль, что у тебя такой престижный представитель в лице мистера Ортиса.
– Вы настоящий джентльмен, Ара. – Она лишь оттягивала момент.
Он клюнул и задал вопрос. Она улыбнулась.
– Нет, еще не подписала с Саем.
– Лайла, это очень важный шаг. Разреши пригласить тебя пообедать сегодня, знаешь, чтобы извиниться за то, что я так обошелся с тобой. Устроит тебя зал «Поло» в час?
– Отлично. Тогда до встречи, – сказала она и, улыбаясь, повесила трубку.
Годами зал «Поло» был местом деловых завтраков и обедов. Но когда гостиница «Беверли-Хиллз» закрылась на ремонт, многие его покинули, даже после того, как она возобновила работу, обновленная.
Ара Сагарьян остался. Ара гордился своей преданностью всему отличному.
Ара сидел за когда-то самым желанным для всех угловым столиком, когда в десять минут второго появилась Лайла. Он с большим трудом поднялся, чтобы поприветствовать ее, и Лайла грациозно поцеловала его во впалую щеку.
– Благодарю за приглашение, Ара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99