— Ах нет. Мамочка не разрешает. Но если ухожу, куклы идут со мной. Они очень хорошенькие, только вот у Корениче одного глазика нет, потерялся. Но она не виновата. Я, когда маленькая была, ее уронила. Вот придем домой, будем чай пить — ты, я, Гвалчмай и Корениче. И еще мамочку с бабусей позовем. Будет хрустящее печенье. У меня очень хорошенькая скатерть есть и белые тарелочки с красными цветочками.
Они дошагали до развилки, и Картер увидел стройную женщину, плавной походкой спешащую им навстречу.
— Вот моя мамочка! — воскликнула Анна.
Женщина вышла из тени, на нее упал свет, и Картер невольно ахнул — перед ним было создание, отличавшееся совершенной красотой, повторявшей красоту дочери, но то была красота зрелости. Все же мать и дочь были настолько похожи, что их можно было бы счесть двойниками, отличавшимися друг от друга только возрастом. Казалось, увидев Картера, женщина нисколько не удивилась. Голосом, похожим на звон серебряных колокольчиков, она произнесла:
— Меня зовут Анина.
Волосы, глаза и губы у нее были темные, а лицо необычайно бледное. Если бы она сказала Картеру, что она — явившаяся на землю Афродита, он бы ей поверил. Платье на Анине было цвета воронова крыла, в ушах сверкали серьги в виде полумесяцев. Она смотрела на Картера не мигая, а он поймал себя на том, что совершенно неприлично таращится на нее.
— Картер Андерсон, — представился он и учтиво поклонился, чего не делал ни разу с детства. — Она заблудилась, а я ее нашел.
— Случайных встреч не бывает, — заявила Анина. — Если не откажетесь заглянуть к нам, мы окажем вам гостеприимство.
В этот миг Картер осознал, что существует красота великолепная и страшная одновременно. Ему было невыносимо страшно идти рядом с этой женщиной. Она казалась ему святой, в то время как сам он был простым смертным. Никакой логикой этого ощущения нельзя было объяснить, никаким цинизмом — опошлить, и если бы Картер не устыдился собственных чувств, он бы просто-напросто отказался от приглашения и ушел, ошарашенный, назад. Но, сам не понимая, что делает, он ухитрился улыбнуться и с трудом кивнуть.
Анина взяла Анну за другую руку, они втроем прошли по коридору и вскоре оказались перед светло-коричневыми двустворчатыми дверями, медные кольца которых были украшены львиными головами. Анина отперла дверь золотым ключом и пригласила Картера в комнату со стеклянным потолком. На синем небе белели пушистые облака.
— Гроза кончилась, — изумленно проговорил Картер.
— Я не люблю тоску, — отозвалась Анина, словно этим все объяснялось. Она прошла по беломраморному полу и опустилась на кушетку из слоновой кости, а Анна убежала в дальние комнаты. Картер обвел взглядом комнату размером с небольшой зал и целиком обставленную белой мебелью. По четырем углам стояли скульптуры, изображавшие сидящих львов, с лепного потолка свисала люстра. Посередине зала в перламутровом фонтане плескались жемчужные дельфины, по стенам висели белые гобелены с изображениями сражавшихся белых рыцарей.
— Присядьте рядом со мной, — попросила Анина и указала на стоявший рядом с кушеткой стул. Она взяла со столика серебряный колокольчик и позвонила. Появилась горничная, вся в белом — бледная, светловолосая, — и внесла серебряный поднос, на котором стояли серебряные бокалы и чаша с фруктами. Облака на небе застыли, как на картине, солнце согревало Картеру ноги.
— Как славно, что вы разыскали Анну. Старикашка-Хаос бродит поблизости. Он бы ее мог схватить.
— Я видел это чудовище, — кивнул Картер. — Он меня тоже чуть было не застиг врасплох. Жуткое создание.
— Более жуткое, чем вы можете себе представить. Если бы он смог, он бы уничтожил все хорошее, что есть на свете. Мне, которая привыкла окружать себя красотой и истиной, он вечно грозит. Он часто появляется совсем рядом, и мне приходится запирать двери.
Картер пригубил напиток, налитый в серебряный бокал. Это оказался яблочный сок, слаще которого пробовать ему ни разу в жизни не доводилось.
— Какая прелесть! — вырвалось у него.
— За этим залом — висячий сад. Там я выращиваю всевозможные фрукты и ягоды. Это доставляет мне величайшую радость. Я уничтожаю вредные растения и создаю прекрасный пейзаж. Позже мы выйдем туда вдвоем, и я вам покажу все-все.
Фрукты оказались столь же вкусны, как и сок: красные яблоки без единой червоточинки, чудесные бархатистые персики, клубника, сладкая, как поцелуи, виноградные грозди с ягодами величиной в большой палец — зрелые и сочные. На подносе оказалось также блюдо с нарезанным хлебом и сыром. Картер наелся досыта, а Анина лениво отщипнула несколько ягод.
Потом она играла на белой арфе, блестящей, как мрамор, и звуки эхом отлетали от белого пола. Музыка, рожденная пальцами Анины, распространялась по залу и возвращалась изо всех уголков — полнозвучная, чарующая. Она запела — и голос ее был подобен снегу, падающему на склоны холмов, и каждая снежинка поражала совершенством формы и похожестью на остальные. И еще в этом голосе виделась зеленая трава в ухоженном саду, где ровными рядами росли сирень и розы, и каждая нотка была безошибочно верна и сладка, словно молочно-спелое зерно. Картер избегал задерживать на Анине взгляд: ее красота до сих пор пугала его, хотя доброта успокаивала и расслабляла.
На фоне чудесной музыки Картер, убаюканный ее нежностью, почувствовал себя воистину Служителем Высокого Дома, а в самом скором времени — Хозяином, повелителем необъятного царства, способным дерзнуть и попросить руки такой восхитительной женщины.
Анина закончила играть, Картер, не до конца опомнившись, нелепо улыбнулся ей. Ее глаза радостно сверкали, и она принялась рассказывать ему короткие забавные истории. Оказалось, что она не только превосходная музыкантша, но и прекрасная рассказчица. Каждый ее рассказ был подобен мастерски обработанному бриллианту, поворачивавшемуся то одной, то другой гранью. Все в этих рассказах было на месте, все уравновешено, лапидарно — ничего лишнего. Закончился первый рассказ — и Картер от души рассмеялся. Закончился второй — горько вздохнул, а после третьего залился слезами.
— Есть что-нибудь, чего вы не умеете? — спросил он в конце концов.
— Есть, и многое, — отвечала Анина. — Но то, что я умею, я делаю хорошо.
Так они просидели до самого вечера. Поведав Картеру свои истории, Анина попросила его рассказать о себе, и он неожиданно для самого себя выложил ей все-все: о своем чудесном детстве, об отце, о матери, которую едва помнил, о Бриттле, Чанте, Енохе. Он даже признался в краже ключей, поведал о годах изгнания, прожитых в семье приемных родителей, о возвращении в родовое гнездо. Похоже, он позабавил Анину. Она смеялась его шуткам, а над бедами чуть не плакала. А его она поразила тем, что будучи столь превосходной рассказчицей и других слушать умела. А такое мало кому свойственно.
Затем они вышли в висячий сад. Впервые за долгое время Картер ощутил, как солнце согревает его щеки. Он вдыхал ароматы бесчисленных цветов, рассаженных с безупречной аккуратностью. Розовые штамбовые розы красовались на клумбах в виде сердечек, лиловые гиацинты росли ровными квадратами, пионы — овалами, красные розы — рядами. Росли здесь также лобулярии, петунии, ноготки, циннии и множество других цветов. По четырем углам стояли апельсиновые деревца, вдоль изгороди белели гортензии. Даже плющ по забору вился не как попало, а был выстрижен в виде шариков, мордашек клоунов и знаков Зодиака. Анина взяла Картера за руку и повела вдоль невысоких стриженых кустов, показывая каждый утолок сада, огороженный белыми камешками. От ее прикосновения сердце Картера учащенно, взволнованно забилось.
— Наверняка вы не одна тут работаете, — сказал Картер.
— Нет, мне мало кто помогает, — покачала головой Анина. — Потому что я почти никому не доверяю эту работу. Но может быть, вы желали бы помочь?
— Да, с удовольствием. Прямо сейчас?
— За садом нужно ухаживать каждый день. В противном случае он одичает.
Картер думал, что Анина отправится переодеться, но она только натянула белые перчатки, взяла за кустами садовые инструменты, и вскоре они принялись обрабатывать клумбу с барвинками. Поначалу Картер не мог сообразить, чем бы заняться — клумбы имели образцово ухоженный вид, но Анина объяснила ему, каковы ее пожелания, и под ее руководством добился кое-каких успехов. Анина негромко напевала, время от времени умолкая и указывая Картеру на те участки клумбы, что нуждались в обработке. Таким образом незаметно пролетел час.
Во время их трудов в саду появилась Анна, но мешать не стала. Она не играла, как на ее месте стал бы играть ребенок ее возраста, — уселась на маленькую белую табуреточку и наблюдала за взрослыми.
Наконец, когда от изгородей потянулись тени, Картер встал и размял усталые руки и плечи.
— Боюсь, мне пора возвращаться в Часовую Башню.
— Пожалуйста, останься! — воскликнула Анна. — Ты ведь еще не пил чай с моими куклами!
— Мне очень жаль, но я не могу остаться. Енох будет волноваться.
— Тогда, быть может, заглянете к нам завтра? — улыбнувшись, предложила Анина.
— Я бы с удовольствием.
Картер погладил Анну по головке и неохотно удалился. Вышагивая по скучным коридорам, он весело насвистывал. Впервые за много дней у него было так легко, так радостно на душе. Однако приблизившись к потайной двери, он сбавил шаг и умолк, вспомнив про Старикашку-Хаоса. Картер заглянул в глазок. О, ужас! Старик по-прежнему слонялся по комнате — неужели провел здесь весь день? Картер отпрянул от глазка и стал гадать, как же ему быть. Ни о каком возвращении в Часовую Башню и думать было нечего, пока Хаос торчит за стеной, а послать весточку Еноху Картер никак не мог. Картер неохотно вернулся, сжигаемый чувством стыда. Он провел такой приятный день, а Еноху, может быть, грозила опасность. Но все же Картер сомневался, что Енох ночью отправится на чердак. Старый часовщик отличался завидной терпеливостью и мудростью. Он бы не стал рисковать, если бы только не возникло крайней необходимости.
У дверей Картера встретила Анина. Она вовсе не удивилась его возвращению. Когда же он объяснил, что вернулся из-за того, что Хаос не дал ему пройти к Башне, Анина только улыбнулась и сказала:
— Пойдемте со мной, и мы избавим вас от забот.
С этими словами она провела Картера в комнату, просторную, как ее сад, устланную золотистыми коврами. С потолка свисали цепи, а на них висели позолоченные клетки, в которых сидело множество всевозможных птиц — от белых голубей до разноцветных попугаев. Анина открыла клетку, где сидел серый голубок, и он взошел на ее запястье.
— Эти птицы мне повинуются. А этот голубок знает дорогу к Часовой Башне. Мы привяжем записку к его лапке.
— О, это просто чудесно! — обрадовался Картер. — Тогда мне не о чем волноваться. Мне, конечно, и раньше случалось видеть почтовых голубей, но просто изумительно, что этот знает дорогу к башне. Я думал, ее не знает никто, кроме Еноха.
— Я тут живу много лет. А птиц обучить легко. Кто знает, когда вдруг понадобится отправить весточку?
Картер обрадованно написал короткую, торопливую записку:

Все в порядке. Хаос не давал мне вернуться, но я в безопасности. Завтра с утра попробую еще раз.
Картер.
Анина вынесла голубя в сад и отпустила. Птица описала круг над садом и исчезла за забором. Затем Картеру был подан великолепный обед: жареная куриная грудка в кляре с гренками, с дымящейся пареной белокочанной капустой и запеченными шариками брюссельской, зеленым горошком и кусочками картофельного суфле. Запивал он эти божественные блюда яблочным соком, что казался слаще любого вина.
Спать его уложили на кровать с балдахином в комнате, устланной красным ковром и заставленной массивной мебелью. На каждой стене висели картины, изображавшие симпатичных гномов. Перина была удобная и мягкая, и Картер погрузился в сон с мыслью о том, что готов всю жизнь прожить в этом доме.
Наутро его разбудила Анна. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до края кровати.
— В сад прилетели желтые птички, — сообщила она. — Хочешь посмотреть?
Картер улыбнулся, кивнул и попросил Анну выйти и подождать, пока он оденется. В окна лился солнечный свет, что показалось Картеру удивительным после стольких дней непрерывного ненастья. Выглянув в окно, он обнаружил, что комната, где он провел ночь, находится на седьмом этаже прямоугольной башни, выстроенной из темно-зеленых камней. Ниже окна располагались постройки пониже, неподалеку виднелась Часовая Башня. От того места, где находился Картер, ее отделяло мощенное булыжником море.
У подножия лестницы Картера ждала Анина. Она взяла его за руку и провела в сад, где на железном столике их ожидал сытнейший завтрак: вареные всмятку яйца, сосиски, бекон, булочки и кофе. Анна сказала правду: в сад прилетела большая стая желтых трясогузок. Они расселись по веткам деревьев и весело щебетали — просто-таки множество солнечных зайчиков с крылышками.
— Они прилетели на рассвете, — сказала Анина. — Мне нравится любоваться их играми.
— Сейчас они не очень-то игривы, — сказал Картер. — Кажется, они готовы уснуть.
Похоже, это замечание несколько не устроило Анину.
— Их игры — это спокойствие Всего Сущего. А больше ничего не требуется.
— Да, пожалуй, нет.
После завтрака они, смакуя, пили чай с корицей и любовались солнцем, поднимающимся над стенами. Когда же солнце стало пригревать жарче, они удалились в дом, и Анина снова устроилась на кушетке из слоновой кости. Одета она была точно так же, как в прошлый день, хотя наряд ее выглядел, словно с иголочки — будто платье ночью выстирали. Новый день не похитил ни грана ее красоты.
— Я не отблагодарил вас, как следовало бы, за ваше гостеприимство, — сказал Картер. — Вчера был первый спокойный день за все время после моего возвращения в Эвенмер. Прошлой ночью мне снилось, будто я опять маленький мальчик, и мать держит меня на руках и качает. Редко мне бывало так хорошо.
— Не стоит благодарности. Случайных встреч не бывает. Надеюсь, что миновал лишь первый день из многих. А теперь пойдите сюда и сядьте рядом со мной.
И Анина указала на тот же самый стул, что предложила Картеру вчера. Затем она позвонила в серебряный колокольчик, вошла горничная и внесла поднос с фруктами, сыром, хлебом и яблочным соком в серебряных бокалах.
— Как славно, что вы разыскали Анну, — сказала Анина. — Старикашка-Хаос бродит поблизости. Он мог бы ее схватить. Он всегда пытается уничтожить все, чем я владею, а мне во все времена приходится защищаться.
— Почему он вас так ненавидит?
— Он ненавидит все, что пребывает в порядке. Он ненавидит все хорошее.
Они долго беседовали, но в конце концов Анина взяла маленькую арфу и вновь заиграла — столь же прекрасно, как вчера. Правда, Картер заметил, что песни она спела те же самые и в том же порядке. Музыка вновь растрогала его. Он вновь представил себя господином этой изумрудной башни. Воображение рисовало ему дни, которые он проводит вместе с Аниной, и каждый час — великолепнее прошедшего. Рядом с Аниной он мог легко прогнать анархистов от Эвенмера, их совместное правление могло продлиться тысячу лет — больше, чем правил король Артур, ибо Гвиневра Картера никогда не изменила бы ему, не предала бы его.
Когда музыка смолкла, Картер опомнился и поразился дерзости своих мечтаний, но Анина не дала ему времени на раздумья: она принялась рассказывать истории. Они, как и днем раньше, были настоящими маленькими шедеврами, полными неподдельного артистизма, но вскоре Картер понял, что истории — те же самые, что он уже слышал, и звучат в той же последовательности и с теми же самыми интонациями. Когда Анина умолкла, Картер вздохнул и сказал:
— У вас истинные таланты — вы замечательно играете и поете и чудесно рассказываете.
— Я не умею делать всего, — отозвалась Анина. — Но то, что умею, делаю хорошо.
Они просидели вместе весь вечер, и Анина снова попросила Картера рассказать о себе, о детстве, проведенном в огромном доме, об отце, матери, Бриттле, Чанте и Енохе. Повторяться Картеру не очень-то хотелось, но Анина упросила его, умоляя не упускать ничего из того, что он рассказал ей днем раньше. Картер решил, что в этой просьбе есть что-то детское, к тому же она ему польстила. Правда, когда он пересказывал историю с кражей Ключей Хозяина и говорил о последовавшей за этим ссылке, он ощущал большое смущение. Но Анину снова веселили его шутки, а печали снова доводили до слез. В итоге Картер начал чувствовать себя неловко.
На закате Анина пригласила Картера в сад, но он отказался и объявил, что хочет еще раз попробовать вернуться в Часовую Башню. Он ушел один и снова обнаружил, что Старикашка-Хаос сторожит комнату за потайной дверью. С тяжелым сердцем Картер вернулся к покоям Анины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38