Дверь!
Она вставляет ключ в замок. Она видит огонь, чувствует испарения серы… храмы и башни охвачены пламенем, стены крошатся, и серные реки текут по улицам…
- Иди. Там безопасно. Это всего лишь память, мертвая память, которая живет только благодаря коллективной воле…
Она стоит в огне, посреди снегопада. Теперь она знает, что это такое - неутешный, неудержимый голод. Она - тьма.
память: 119 год н.э.
Она ощущает его темноту как свою. Он погребен под землей. Он - в ловушке под слоем земли, под пластом камня. Она чувствует, как он беспомощно бьется в утробе земли. Она там, под землей, вместе с ним. И в то же время она снаружи. Она как бесплотный призрак. Она все видит, но ее не видит никто. Оливковые деревья - пятна унылой зелени среди базальта и разливов застывшей серы. Овцы пасутся на маленьком пятачке травы, за ними присматривает мальчишка в шерстяной тунике. Сейчас он дремлет, прислонившись к холодному валуну и зябко кутаясь в тунику. Сейчас ночь.
Ее взгляд скользит по деревьям, по камням, по обломкам колонн древнего храма.
Сейчас она глубоко под землей. Она чувствует его голод как свой, она разделяет его замешательство. Что это за место? И где хозяин? Он лежит, влитый в камень, как муха в куске янтаря, вызывает в памяти образы пламени и кипящей серы, она видит эти картины, перебирает их вместе с ним, хотя она даже не здесь, она - призрак из времени, которому только еще предстоит настать. Кто я? - думает он, и она думает вместе с ним. Откуда эта кошмарная жажда?
Голоса. Она выбирается из каменной тюрьмы. Туда, на поверхность, сквозь щели в земле.
Она видит людей. Они копают каменистую землю. Болтают без умолку; может быть, для того, чтобы отогнать страх. Это пустынное место действительно навевает страх. Здесь водятся духи. Она это чувствует, знает. Сначала она не понимает язык, на котором они говорят, эти люди… хотя он отдаленно напоминает латынь, которую она учила в университете. Давным-давно. Но потом, слушая его ушами, она начинает понимать.
- Прошло уже сорок лет после того извержения. Все духи, которые здесь были раньше… их давно изгнали, - говорит один. Отсветы лунного света переливаются на его шлеме. Это центурион. - У моего дяди была винная лавка Геркулануме. Не успел вовремя убежать.
- А что насчет этих пустот в форме человеческих тел? Ты в них веришь?
- Я даже видел одну такую. Ее залили воском и выставили на всеобщее обозрение у амфитеатра Флавия. За одну дают до десяти ауреусов . Так что у нас есть шансы подзаработать.
- Тогда давайте копать. Эй, вы слышали?
- Это пастух. Вы, кстати, с ним договорились?
- Ублажили вином с сонным зельем. Так что он спит как убитый.
- Митра великий! Я тоже слышу. Какой-то стук. Там, внизу.
- Там сплошной камень!
- А что, если… кто-нибудь выжил?! Не знаю уж, каким чудом. Дар богов.
- Очень смешно. Так, ладно. Ты держи клин, а я буду бить молотком.
Тяжелый стук деревянного молота. Где-то блеет овца. Ветки олив шелестят на ветру. Каменные обломки катятся вниз по склону. За спиной у солдат - гора. Она знает, что это Везувий. Стивен однажды прислал ей открытку.
Один из солдат что-то увидел.
- Митра великий!
- Что там?
- Глаз…
- Да ну тебя! Просто камушек, какой-нибудь камушек… отсвет лунного света…
Она снова с ним. В нем. Он открывает глаза, ветер колышет его ресницы, сквозь слой камня он чувствует запах крови и понимает, что сон про жажду закончился. Он чувствует, как деревянный клин крошит камень, вбивая в него жизнь, и она чувствует все вместе с ним, ее лихорадит от его голода…
- Мальчик, - шепчет один из солдат. - Как живой, совершенно нетронутый… мне страшно…
- Колдовство…
Он набрасывается на них. И она вместе с ним. Она в нем. Она ликует его свободой, наслаждается первым вкусом крови.
камень, ножницы, бумага
Тема огня отзвучала у него в голове. Они въехали в город. Узкий серпантин, все время в гору. Дорога скользкая, опасная. Но Брайен Дзоттоли справился замечательно. Как только музыка растворилась во внутренней тишине, вершиной горы разгорелся рассвет. Это было красиво. Небо как будто пылало в огне. Тихий маленький городок. Всего одна более или менее широкая улица с гордым названием Главная, и несколько узеньких переулков. Аптека, небольшой супермаркет, и что самое удивительное - зал игровых автоматов.
- Наверняка это не тот Узел, - сказал Пратна с заднего сиденья. - Трудно поверить, что наш общий друг избрал для последнего представления такую дыру.
- Ты хочешь сказать, - отозвался сэр Фрэнсис, - что ты бы не выбрал такую дыру. Но боюсь, дружище, что спектакль давно уже ставишь не ты.
Эта маленькая пикировка продолжалась уже не одну неделю.
- Аптека, похоже, открыта, - заметил Брайен. - Может быть, все-таки остановимся и посмотрим, чего да как?
- Странно. На улицах вообще никого. И посмотрите на дверь супермаркета, - сказал Фрэнсис. - Кажется, там над ней висит связка чеснока…
- Ага, точно. - Принц мгновенно оживился. - Может быть, нам наконец повезло.
- Сейчас остановимся. - Брайен вдарил по тормозам. Пратна и Фрэнсис выбрались из машины и, поддерживая друг друга, вошли в супермаркет. Стивен и Брайен пошли следом за ними. Стивен молчал. Пусть говорят другие. Повсюду пыль. На стойке с кассой, на полках. Такое впечатление, что никто сюда не заходил уже пару недель. Однако пахло свежесваренным кофе. Через пару минут из задней комнаты вышли двое. Пожилой мужчина и молодая женщина-индианка. А следом за ними в торговый зал вышли два мальчика. Рыжий и черноволосый. Они остались стоять у двери, из которой вышли. Как будто ждали, что сейчас случится что-то очень нехорошее. И Стивен понял - с ужасающей ясностью, - что их путешествие подошло к концу.
- С ними все в порядке, папа, - сказал черноволосый мальчик. - Солнце уже взошло.
Пратна и Фрэнсис понимающе переглянулись. Принц сказал:
- Я принц Пратна из королевского дома Таиланда. Они тупо уставились на него. Может, они и не слышали о такой стране, Таиланд.
Пратна продолжал, опустив обычное обаятельное вступление, долженствующее расположить собеседника:
- Мы ищем…
- Я… э… - Старик кашлянул.
- Не волнуйся, Кейл, - сказала женщина-индианка. Его жена. Стивен почему-то не сомневался, что это его жена. - Я вижу, им можно сказать всю правду. Кто бы они ни были. - Она обратилась к четырем незнакомцам. - У нас есть распятия. Мальчики настругали кольев. Иисус милосердный, мы рады любой помощи. Она точно будет не лишней.
Все сходилось как-то уж слишком быстро. Все четверо заговорили разом. Наверное, им долгое время было не с кем поговорить. Рыжий мальчик рассказывал, что потерял всю семью, черноволосый говорил про зал игровых автоматов, который оккупировали призраки, и все они упоминали Дом с привидениями на холме…
- Сколько здесь осталось людей? - спросил Стивен.
Они не знали. По ночам они ходят по улицам. А днем они спят в Доме с привидениями. Так думала женщина.
- А их предводитель…
Стивен достал из бумажника и передал им фотографию Конрада Штольца, вырезанную из газеты, - фотографию, которая объездила с ним полмира.
- Тимми Валентайн, - без колебаний сказал рыжий мальчик. - Алиса про него говорила.
Второй мальчишка, очень красивый, но мрачный, добавил:
- Она сказала, что теперь этот город называется Вампирский Узел.
Стивен оглядел магазин. Все деревянное. Полки, панели на стенах. Ряд бутылок с крепкими напитками. Как это все будет смотреться в огне? Я мог бы стать великим дирижером, - подумал он, - если бы не огонь. Он представил, как двое оставшихся Богов Хаоса горят заживо… может быть, на костре. Как исторический герцог Синяя Борода. Ведь его же сожгли на костре? Да, теперь он явственно слышал ее, эту музыку. Тему огня. Опера близится к завершению. Я мог бы стать великим дирижером. Тогда, в Байрёте, они восторгались мной…
- Нам надо где-то остановиться, - сказал сэр Фрэнсис.
- У нас дома можно, - сказала женщина-индианка. Ее звали Шанна Галлахер. Она была чистокровной шошонкой. - Будет немного тесно, но зато там безопасно.
Ему хотелось закричать: неужели ты ничего не видишь? Ты приглашаешь нас в дом… ты понимаешь, что это все равно что пригреть на груди змею?!
И это лишний раз подтверждало: они в отчаянном положении. Почти в безнадежном. Двое мальчишек смотрели на четверых чужаков, не скрывая своего любопытства.
Пригреть змею натруди. Но это уже не имело значения. Теперь ничто не имело значения. Ну что ж… тем скорее зажжется пламя. И волшебная тема огня утонет в ликующей и напряженной мелодии “Спасения любовью”, и все опять станет чистым.
Брайен сказал:
- Я собираюсь пройтись осмотреться, пока не стемнело. У нас, как мне кажется, еще много дел.
Стивен решил пойти вместе с Брайеном. Боги Хаоса остались в магазине. На улице было холодно. Стивен поправил шарф и запахнул пальто. Ветер бросил ему в лицо пригоршню ледяного снега.
Он поглядел на дорогу, что пересекала рельсы и уходила вверх на гору, в лес. Они где-то там, наверху - Тимми и Карла. Но это уже не имело значения. Имела значение только музыка.
дитя ночи
- Просыпайся, - прошептал Тимми женщине в гробу. - Просыпайся, пожалуйста. - Они провели эту ночь вместе. Обнимали друг друга и нежно пили друг у друга кровь. - Просыпайся, пора. - Но он знает, что надо подождать. А пока…
огонь
…солнце уже встало. Оно висит низко в небе, разливая холодный свет по заснеженным крышам… Стивен зябко кутается в пальто… холод пробирает до самых костей… только тема огня может прогнать этот холод… он идет следом за Брайеном вдоль по улице, снег валит густой пеленой, ложится белой пушистой шапкой на ржавый почтовый ящик, на выступающие подоконники под витринами супермаркета… в витринах выставлены парики, Стивен заметил это забавное обстоятельство, когда они только въехали в город. Брайен остановился и смотрит в витрину. Он что-то кричит, но ветер, задушенный снегом, утробно воет, и Стивен не разбирает слов. Он подходит поближе и видит…
…витрина. Только теперь вместо болванок под парики - отрезанные головы. Кошмарное несоответствие. Старик с пышным начесом. Полусгнившая голова пожилой матроны в ярко-розовом парике-каре.
- Господи, - шепчет Брайен.
- Мрачные шуточки, - говорит Стивен, и музыка - тема огня - гремит у него в голове, и…
В пустых глазницах третьей головы копошатся черви. На вываленный синий язык четвертой села жирная муха…
дитя ночи
…он ласково гладит ее по лбу, стараясь согреть, но его жар стынет холодом, потому что он тоже мертвый…
зал игровых автоматов
…и Брайен увидел, что стекло витрины было разбито в углу. Наверное, его разбил тот, кто устроил эту кошмарную выставку париков, и два женских лица - вылитые сельские учительницы - глупо таращились из маленького сугроба, и пюре из крови и мозгов застыло на парике Клеопатры, нахлобученном на женскую голову с пухлыми щечками и редкими зубами…
дитя ночи
…и он целует ее в губы, такие холодные… и его губы тоже холодные… и он гладит ее руки… холодные… и его руки тоже холодные… и он кричит, вспоминая огонь своей смерти и своего второго рождения…
лабиринт
…и рядом, с проломом в стекле витрины, как будто забытая в спешке, лежит полуразложившаяся человеческая рука. На запястье - часы “Касио”. И Пратна, подошедший к витрине следом за Стивеном и Брайеном, смотрит на них с отвращением, и…
зал игровых автоматов
…и когда тема огня умолкает, погашенная стылым снегом, Стивен слышит, как Брайена рвет…
лабиринт
…и голос Пратны перекрывает вой ветра:
- Похоже, ребята, мы все-таки в нужное место приехали, да?
дитя ночи
…и Тимми Валентайн кричит в отчаянии:
- Просыпайся! Пожалуйста, просыпайся! - И плотно задергивает шторы, чтобы свет восходящего солнца не коснулся Карлы Рубенс, матери, исцелительницы, возлюбленной…
огонь
Моей жены, - думает Стивен и вспоминает ту Карлу, с которой. он- познакомился в клинике. Как она обожала его, восхищалась… как хотела о нем заботиться.
ЗИМА:
Я - ТЬМА
Не важно, поедешь ли ты автостопом
Или заплатишь сполна
Я буду ждать на Вампирском Узле
И выпью душу твою до дна
Тимми Валентайн
24
память: дитя ночи: 78 год н.э.
Она вновь была призраком будущего, поселившимся в памяти мальчика-вампира. Она скользила от тени к тени. Там была пещера, а внутри пещеры - дверь. За дверью - мерцание огня, лужица красноватого света во мгле. На стенах - таинственные письмена, вырезанные поверх других, еще более древних. Каменные стены напоминают вагоны нью-йоркской подземки, густо исписанные граффити. Но она не понимает слов. Большинство надписей - на древнегреческом; но есть и на латыни, и на других языках.
За дверью - музыка. Какой-то струнный инструмент, мелодичные переборы, чистый голос юного мальчика. Ее тянет к нему… ну конечно, она так хорошо знает… еще узнает… этот голос. Она боится разоблачения. Это - священное место. Она знает, что многие побоятся сюда войти - осквернить святыню. Мимо проходит жрец, держа под мышкой ягненка. Он направляется к жертвенному алтарю. Она пытается заговорить с ним, хотя не уверена, что он понимает по-английски… но он проходит прямо сквозь нее. Здесь я бесплотный призрак, думает Карла Рубенс. Теперь она чувствует себя увереннее. Песня оборвалась. Мальчик что-то тихонечко говорит. Карла не знает этого языка, но почти понимает слова. Они балансируют на тонкой грани между бессмыслицей и смыслом. Она входит в комнату. Поначалу она чувствует сопротивление. Что-то похожее на силовое поле. Но она здесь - бесплотный призрак, и ничто не сможет ее удержать. Инстинктивно она понимает, что магия этого места действует только на тех, кто живет в этом времени.
Теперь она видит мальчика. Здесь он гораздо моложе. Из этого следует вывод, что он еще не стал вампиром. Когда она входит, он поднимает глаза… видел он что-нибудь? Он пожимает плечами. Их взгляды не встречаются, хотя она и пытается привлечь его внимание. Может быть, он видел мельком какую-то тень, но духи - частые гости в этой пещере, так что он не особенно озадачивается. Теперь она слышит какое-то чириканье, как будто где-то лопочет маленькая обезьянка. Оно доносится из огромной стеклянной бутыли, подвешенной к потолку в сети, сплетенной из толстых веревок. Внутри копошится существо - маленькое, сморщенное, действительно похожее на обезьянку. Мальчик что-то ему говорит, потом поднимает с каменного пола свой инструмент - кифару - и продолжает прерванную песню.
Голос мальчика, усиленный каменным резонансом пещеры, чист, как свежая вешняя вода; он как будто рождается из самих камней. И хотя при переходе границы между жизнью и смертью Карла Рубенс забыла, как это - плакать, она по-прежнему чувствует - с нежеланной и отрешенной бесстрастностью - вечный соблазн его песни, парящие дуги ее мелодии, холодную мраморную чистоту ее тембра… создание в бутылке уже молчит, умиротворенное… похоже, оно заснуло… но песня все не кончается. Она захватила мальчика целиком.
Она сидит рядом с ним, дышит его дыханием, читает его мысли. Она не может произнести его имя - имя, которым его называют там, длинное имя на древнегреческом языке, - имя, которое говорит о его посвящении мистериям Сивиллы. Она не может произнести его имя, но зато она знает, почему она здесь оказалась. Эта пещера в Кумах - священное место, где бессмертную прорицательницу держат в стеклянном сосуде. Тимми рассказывал ей… в их самую первую встречу. “До того, как я стал вампиром, - сказал он тогда, - я служил Сивилле Куманской”.
И теперь Карла видит, что создание в бутылке - человеческое существо. Крошечная, сморщенная старушка жмется к зеленой стеклянной стенке, нервно раскачивается взад-вперед… глаза закрыты… лицо, все в морщинах, напоминает сморщенный лист папиросной бумаги… подбородок зарос щетиной. Ее сухой рот, раздутый изгибом бутылочной стенки, шевелится за стеклом, но слышны только глухие хрипы.
Карла бесплотным духом скользит к бутылке, мимоходом касаясь зернистой стеклянной поверхности. Она пытается прочесть мысли Сивиллы Куманской, но слышит только скрипучие вздохи и слово: “устала… устала - устала…” Мысли мальчика гораздо живее. Они мечутся у него в голове, как косяк мелких рыбешек, и в сеть ее ловящего сознания попадаются только обрывки образов: “Эту фразу оформить почетче… высокие ноты выпеваются через диафрагму, вот так… подчеркнуть высоту тона… ой, не ту струну задел… будет она говорить, интересно? Старуха… Я хочу пить… только нормальную воду, без серы”. У него не особенно развито чувство времени. Теперь она понимает, что он всю жизнь провел в этой пещере, прислуживая Сивилле - бессмертной пророчице, которая говорит о будущем с той же уверенностью и так же бессмысленно и неясно, как и о прошлом. Его мысли - хрупкие, бестелесные. Они ускользают, когда пытаешься к ним прикоснуться. Если цветы могут думать, их мысли должны быть как раз такими.
Теперь она чувствует, что в пещере есть кто-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Она вставляет ключ в замок. Она видит огонь, чувствует испарения серы… храмы и башни охвачены пламенем, стены крошатся, и серные реки текут по улицам…
- Иди. Там безопасно. Это всего лишь память, мертвая память, которая живет только благодаря коллективной воле…
Она стоит в огне, посреди снегопада. Теперь она знает, что это такое - неутешный, неудержимый голод. Она - тьма.
память: 119 год н.э.
Она ощущает его темноту как свою. Он погребен под землей. Он - в ловушке под слоем земли, под пластом камня. Она чувствует, как он беспомощно бьется в утробе земли. Она там, под землей, вместе с ним. И в то же время она снаружи. Она как бесплотный призрак. Она все видит, но ее не видит никто. Оливковые деревья - пятна унылой зелени среди базальта и разливов застывшей серы. Овцы пасутся на маленьком пятачке травы, за ними присматривает мальчишка в шерстяной тунике. Сейчас он дремлет, прислонившись к холодному валуну и зябко кутаясь в тунику. Сейчас ночь.
Ее взгляд скользит по деревьям, по камням, по обломкам колонн древнего храма.
Сейчас она глубоко под землей. Она чувствует его голод как свой, она разделяет его замешательство. Что это за место? И где хозяин? Он лежит, влитый в камень, как муха в куске янтаря, вызывает в памяти образы пламени и кипящей серы, она видит эти картины, перебирает их вместе с ним, хотя она даже не здесь, она - призрак из времени, которому только еще предстоит настать. Кто я? - думает он, и она думает вместе с ним. Откуда эта кошмарная жажда?
Голоса. Она выбирается из каменной тюрьмы. Туда, на поверхность, сквозь щели в земле.
Она видит людей. Они копают каменистую землю. Болтают без умолку; может быть, для того, чтобы отогнать страх. Это пустынное место действительно навевает страх. Здесь водятся духи. Она это чувствует, знает. Сначала она не понимает язык, на котором они говорят, эти люди… хотя он отдаленно напоминает латынь, которую она учила в университете. Давным-давно. Но потом, слушая его ушами, она начинает понимать.
- Прошло уже сорок лет после того извержения. Все духи, которые здесь были раньше… их давно изгнали, - говорит один. Отсветы лунного света переливаются на его шлеме. Это центурион. - У моего дяди была винная лавка Геркулануме. Не успел вовремя убежать.
- А что насчет этих пустот в форме человеческих тел? Ты в них веришь?
- Я даже видел одну такую. Ее залили воском и выставили на всеобщее обозрение у амфитеатра Флавия. За одну дают до десяти ауреусов . Так что у нас есть шансы подзаработать.
- Тогда давайте копать. Эй, вы слышали?
- Это пастух. Вы, кстати, с ним договорились?
- Ублажили вином с сонным зельем. Так что он спит как убитый.
- Митра великий! Я тоже слышу. Какой-то стук. Там, внизу.
- Там сплошной камень!
- А что, если… кто-нибудь выжил?! Не знаю уж, каким чудом. Дар богов.
- Очень смешно. Так, ладно. Ты держи клин, а я буду бить молотком.
Тяжелый стук деревянного молота. Где-то блеет овца. Ветки олив шелестят на ветру. Каменные обломки катятся вниз по склону. За спиной у солдат - гора. Она знает, что это Везувий. Стивен однажды прислал ей открытку.
Один из солдат что-то увидел.
- Митра великий!
- Что там?
- Глаз…
- Да ну тебя! Просто камушек, какой-нибудь камушек… отсвет лунного света…
Она снова с ним. В нем. Он открывает глаза, ветер колышет его ресницы, сквозь слой камня он чувствует запах крови и понимает, что сон про жажду закончился. Он чувствует, как деревянный клин крошит камень, вбивая в него жизнь, и она чувствует все вместе с ним, ее лихорадит от его голода…
- Мальчик, - шепчет один из солдат. - Как живой, совершенно нетронутый… мне страшно…
- Колдовство…
Он набрасывается на них. И она вместе с ним. Она в нем. Она ликует его свободой, наслаждается первым вкусом крови.
камень, ножницы, бумага
Тема огня отзвучала у него в голове. Они въехали в город. Узкий серпантин, все время в гору. Дорога скользкая, опасная. Но Брайен Дзоттоли справился замечательно. Как только музыка растворилась во внутренней тишине, вершиной горы разгорелся рассвет. Это было красиво. Небо как будто пылало в огне. Тихий маленький городок. Всего одна более или менее широкая улица с гордым названием Главная, и несколько узеньких переулков. Аптека, небольшой супермаркет, и что самое удивительное - зал игровых автоматов.
- Наверняка это не тот Узел, - сказал Пратна с заднего сиденья. - Трудно поверить, что наш общий друг избрал для последнего представления такую дыру.
- Ты хочешь сказать, - отозвался сэр Фрэнсис, - что ты бы не выбрал такую дыру. Но боюсь, дружище, что спектакль давно уже ставишь не ты.
Эта маленькая пикировка продолжалась уже не одну неделю.
- Аптека, похоже, открыта, - заметил Брайен. - Может быть, все-таки остановимся и посмотрим, чего да как?
- Странно. На улицах вообще никого. И посмотрите на дверь супермаркета, - сказал Фрэнсис. - Кажется, там над ней висит связка чеснока…
- Ага, точно. - Принц мгновенно оживился. - Может быть, нам наконец повезло.
- Сейчас остановимся. - Брайен вдарил по тормозам. Пратна и Фрэнсис выбрались из машины и, поддерживая друг друга, вошли в супермаркет. Стивен и Брайен пошли следом за ними. Стивен молчал. Пусть говорят другие. Повсюду пыль. На стойке с кассой, на полках. Такое впечатление, что никто сюда не заходил уже пару недель. Однако пахло свежесваренным кофе. Через пару минут из задней комнаты вышли двое. Пожилой мужчина и молодая женщина-индианка. А следом за ними в торговый зал вышли два мальчика. Рыжий и черноволосый. Они остались стоять у двери, из которой вышли. Как будто ждали, что сейчас случится что-то очень нехорошее. И Стивен понял - с ужасающей ясностью, - что их путешествие подошло к концу.
- С ними все в порядке, папа, - сказал черноволосый мальчик. - Солнце уже взошло.
Пратна и Фрэнсис понимающе переглянулись. Принц сказал:
- Я принц Пратна из королевского дома Таиланда. Они тупо уставились на него. Может, они и не слышали о такой стране, Таиланд.
Пратна продолжал, опустив обычное обаятельное вступление, долженствующее расположить собеседника:
- Мы ищем…
- Я… э… - Старик кашлянул.
- Не волнуйся, Кейл, - сказала женщина-индианка. Его жена. Стивен почему-то не сомневался, что это его жена. - Я вижу, им можно сказать всю правду. Кто бы они ни были. - Она обратилась к четырем незнакомцам. - У нас есть распятия. Мальчики настругали кольев. Иисус милосердный, мы рады любой помощи. Она точно будет не лишней.
Все сходилось как-то уж слишком быстро. Все четверо заговорили разом. Наверное, им долгое время было не с кем поговорить. Рыжий мальчик рассказывал, что потерял всю семью, черноволосый говорил про зал игровых автоматов, который оккупировали призраки, и все они упоминали Дом с привидениями на холме…
- Сколько здесь осталось людей? - спросил Стивен.
Они не знали. По ночам они ходят по улицам. А днем они спят в Доме с привидениями. Так думала женщина.
- А их предводитель…
Стивен достал из бумажника и передал им фотографию Конрада Штольца, вырезанную из газеты, - фотографию, которая объездила с ним полмира.
- Тимми Валентайн, - без колебаний сказал рыжий мальчик. - Алиса про него говорила.
Второй мальчишка, очень красивый, но мрачный, добавил:
- Она сказала, что теперь этот город называется Вампирский Узел.
Стивен оглядел магазин. Все деревянное. Полки, панели на стенах. Ряд бутылок с крепкими напитками. Как это все будет смотреться в огне? Я мог бы стать великим дирижером, - подумал он, - если бы не огонь. Он представил, как двое оставшихся Богов Хаоса горят заживо… может быть, на костре. Как исторический герцог Синяя Борода. Ведь его же сожгли на костре? Да, теперь он явственно слышал ее, эту музыку. Тему огня. Опера близится к завершению. Я мог бы стать великим дирижером. Тогда, в Байрёте, они восторгались мной…
- Нам надо где-то остановиться, - сказал сэр Фрэнсис.
- У нас дома можно, - сказала женщина-индианка. Ее звали Шанна Галлахер. Она была чистокровной шошонкой. - Будет немного тесно, но зато там безопасно.
Ему хотелось закричать: неужели ты ничего не видишь? Ты приглашаешь нас в дом… ты понимаешь, что это все равно что пригреть на груди змею?!
И это лишний раз подтверждало: они в отчаянном положении. Почти в безнадежном. Двое мальчишек смотрели на четверых чужаков, не скрывая своего любопытства.
Пригреть змею натруди. Но это уже не имело значения. Теперь ничто не имело значения. Ну что ж… тем скорее зажжется пламя. И волшебная тема огня утонет в ликующей и напряженной мелодии “Спасения любовью”, и все опять станет чистым.
Брайен сказал:
- Я собираюсь пройтись осмотреться, пока не стемнело. У нас, как мне кажется, еще много дел.
Стивен решил пойти вместе с Брайеном. Боги Хаоса остались в магазине. На улице было холодно. Стивен поправил шарф и запахнул пальто. Ветер бросил ему в лицо пригоршню ледяного снега.
Он поглядел на дорогу, что пересекала рельсы и уходила вверх на гору, в лес. Они где-то там, наверху - Тимми и Карла. Но это уже не имело значения. Имела значение только музыка.
дитя ночи
- Просыпайся, - прошептал Тимми женщине в гробу. - Просыпайся, пожалуйста. - Они провели эту ночь вместе. Обнимали друг друга и нежно пили друг у друга кровь. - Просыпайся, пора. - Но он знает, что надо подождать. А пока…
огонь
…солнце уже встало. Оно висит низко в небе, разливая холодный свет по заснеженным крышам… Стивен зябко кутается в пальто… холод пробирает до самых костей… только тема огня может прогнать этот холод… он идет следом за Брайеном вдоль по улице, снег валит густой пеленой, ложится белой пушистой шапкой на ржавый почтовый ящик, на выступающие подоконники под витринами супермаркета… в витринах выставлены парики, Стивен заметил это забавное обстоятельство, когда они только въехали в город. Брайен остановился и смотрит в витрину. Он что-то кричит, но ветер, задушенный снегом, утробно воет, и Стивен не разбирает слов. Он подходит поближе и видит…
…витрина. Только теперь вместо болванок под парики - отрезанные головы. Кошмарное несоответствие. Старик с пышным начесом. Полусгнившая голова пожилой матроны в ярко-розовом парике-каре.
- Господи, - шепчет Брайен.
- Мрачные шуточки, - говорит Стивен, и музыка - тема огня - гремит у него в голове, и…
В пустых глазницах третьей головы копошатся черви. На вываленный синий язык четвертой села жирная муха…
дитя ночи
…он ласково гладит ее по лбу, стараясь согреть, но его жар стынет холодом, потому что он тоже мертвый…
зал игровых автоматов
…и Брайен увидел, что стекло витрины было разбито в углу. Наверное, его разбил тот, кто устроил эту кошмарную выставку париков, и два женских лица - вылитые сельские учительницы - глупо таращились из маленького сугроба, и пюре из крови и мозгов застыло на парике Клеопатры, нахлобученном на женскую голову с пухлыми щечками и редкими зубами…
дитя ночи
…и он целует ее в губы, такие холодные… и его губы тоже холодные… и он гладит ее руки… холодные… и его руки тоже холодные… и он кричит, вспоминая огонь своей смерти и своего второго рождения…
лабиринт
…и рядом, с проломом в стекле витрины, как будто забытая в спешке, лежит полуразложившаяся человеческая рука. На запястье - часы “Касио”. И Пратна, подошедший к витрине следом за Стивеном и Брайеном, смотрит на них с отвращением, и…
зал игровых автоматов
…и когда тема огня умолкает, погашенная стылым снегом, Стивен слышит, как Брайена рвет…
лабиринт
…и голос Пратны перекрывает вой ветра:
- Похоже, ребята, мы все-таки в нужное место приехали, да?
дитя ночи
…и Тимми Валентайн кричит в отчаянии:
- Просыпайся! Пожалуйста, просыпайся! - И плотно задергивает шторы, чтобы свет восходящего солнца не коснулся Карлы Рубенс, матери, исцелительницы, возлюбленной…
огонь
Моей жены, - думает Стивен и вспоминает ту Карлу, с которой. он- познакомился в клинике. Как она обожала его, восхищалась… как хотела о нем заботиться.
ЗИМА:
Я - ТЬМА
Не важно, поедешь ли ты автостопом
Или заплатишь сполна
Я буду ждать на Вампирском Узле
И выпью душу твою до дна
Тимми Валентайн
24
память: дитя ночи: 78 год н.э.
Она вновь была призраком будущего, поселившимся в памяти мальчика-вампира. Она скользила от тени к тени. Там была пещера, а внутри пещеры - дверь. За дверью - мерцание огня, лужица красноватого света во мгле. На стенах - таинственные письмена, вырезанные поверх других, еще более древних. Каменные стены напоминают вагоны нью-йоркской подземки, густо исписанные граффити. Но она не понимает слов. Большинство надписей - на древнегреческом; но есть и на латыни, и на других языках.
За дверью - музыка. Какой-то струнный инструмент, мелодичные переборы, чистый голос юного мальчика. Ее тянет к нему… ну конечно, она так хорошо знает… еще узнает… этот голос. Она боится разоблачения. Это - священное место. Она знает, что многие побоятся сюда войти - осквернить святыню. Мимо проходит жрец, держа под мышкой ягненка. Он направляется к жертвенному алтарю. Она пытается заговорить с ним, хотя не уверена, что он понимает по-английски… но он проходит прямо сквозь нее. Здесь я бесплотный призрак, думает Карла Рубенс. Теперь она чувствует себя увереннее. Песня оборвалась. Мальчик что-то тихонечко говорит. Карла не знает этого языка, но почти понимает слова. Они балансируют на тонкой грани между бессмыслицей и смыслом. Она входит в комнату. Поначалу она чувствует сопротивление. Что-то похожее на силовое поле. Но она здесь - бесплотный призрак, и ничто не сможет ее удержать. Инстинктивно она понимает, что магия этого места действует только на тех, кто живет в этом времени.
Теперь она видит мальчика. Здесь он гораздо моложе. Из этого следует вывод, что он еще не стал вампиром. Когда она входит, он поднимает глаза… видел он что-нибудь? Он пожимает плечами. Их взгляды не встречаются, хотя она и пытается привлечь его внимание. Может быть, он видел мельком какую-то тень, но духи - частые гости в этой пещере, так что он не особенно озадачивается. Теперь она слышит какое-то чириканье, как будто где-то лопочет маленькая обезьянка. Оно доносится из огромной стеклянной бутыли, подвешенной к потолку в сети, сплетенной из толстых веревок. Внутри копошится существо - маленькое, сморщенное, действительно похожее на обезьянку. Мальчик что-то ему говорит, потом поднимает с каменного пола свой инструмент - кифару - и продолжает прерванную песню.
Голос мальчика, усиленный каменным резонансом пещеры, чист, как свежая вешняя вода; он как будто рождается из самих камней. И хотя при переходе границы между жизнью и смертью Карла Рубенс забыла, как это - плакать, она по-прежнему чувствует - с нежеланной и отрешенной бесстрастностью - вечный соблазн его песни, парящие дуги ее мелодии, холодную мраморную чистоту ее тембра… создание в бутылке уже молчит, умиротворенное… похоже, оно заснуло… но песня все не кончается. Она захватила мальчика целиком.
Она сидит рядом с ним, дышит его дыханием, читает его мысли. Она не может произнести его имя - имя, которым его называют там, длинное имя на древнегреческом языке, - имя, которое говорит о его посвящении мистериям Сивиллы. Она не может произнести его имя, но зато она знает, почему она здесь оказалась. Эта пещера в Кумах - священное место, где бессмертную прорицательницу держат в стеклянном сосуде. Тимми рассказывал ей… в их самую первую встречу. “До того, как я стал вампиром, - сказал он тогда, - я служил Сивилле Куманской”.
И теперь Карла видит, что создание в бутылке - человеческое существо. Крошечная, сморщенная старушка жмется к зеленой стеклянной стенке, нервно раскачивается взад-вперед… глаза закрыты… лицо, все в морщинах, напоминает сморщенный лист папиросной бумаги… подбородок зарос щетиной. Ее сухой рот, раздутый изгибом бутылочной стенки, шевелится за стеклом, но слышны только глухие хрипы.
Карла бесплотным духом скользит к бутылке, мимоходом касаясь зернистой стеклянной поверхности. Она пытается прочесть мысли Сивиллы Куманской, но слышит только скрипучие вздохи и слово: “устала… устала - устала…” Мысли мальчика гораздо живее. Они мечутся у него в голове, как косяк мелких рыбешек, и в сеть ее ловящего сознания попадаются только обрывки образов: “Эту фразу оформить почетче… высокие ноты выпеваются через диафрагму, вот так… подчеркнуть высоту тона… ой, не ту струну задел… будет она говорить, интересно? Старуха… Я хочу пить… только нормальную воду, без серы”. У него не особенно развито чувство времени. Теперь она понимает, что он всю жизнь провел в этой пещере, прислуживая Сивилле - бессмертной пророчице, которая говорит о будущем с той же уверенностью и так же бессмысленно и неясно, как и о прошлом. Его мысли - хрупкие, бестелесные. Они ускользают, когда пытаешься к ним прикоснуться. Если цветы могут думать, их мысли должны быть как раз такими.
Теперь она чувствует, что в пещере есть кто-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45