Бритва еще не встречал ни одного мальчишки, который бы не любил сниматься на телевидении. А Тимми действительно не любил. И еще: временами Бритве казалось, что Тимми - совсем не ребенок. Потому что он рассуждал очень по-взрослому, как уставший от жизни старик. Это нервировало и пугало. Но Блейд знал, на чем можно сделать деньги. У него было чутье на перспективных исполнителей, которые непременно “раскрутятся”. Это чутье приносило ему неплохой доход, ради которого можно было и поступиться душевным комфортом.
- Слушай, Тимми, ты бы выпил чего-нибудь или нюхнул кокаинчику, - проворковала одна из девиц. - А то ты весь вечер сидишь, ничего не пьешь.
- Не могу, - сказал Тимми. - Я и так возбужден до предела.
- По какому поводу возбужден? - полюбопытствовал Бритва.
- Насчет моих поездов. Сегодня утром пришла посылка. Линия Яманота, из Японии.
- Каких еще поездов? А… игрушечных.
- Ага.
Вот тоже загадка. Бритва решил, что с него хватит Тимми Валентайна. Он поднялся с диванчика - рой шаблонных красавиц тут же сомкнулся вокруг Тимми, скрывая его из виду - и направился обратно в центральный зал.
Маленькая холодная ручка потянула его за рукав.
- Я занят. Отстань. Что такое… - И тут он увидел девчонку. Лет шестнадцать-семнадцать. Фигуристая. И что самое интересное: она явно не собиралась присоединяться к толпе восторженных почитательниц Тимми.
- Ты не из этих… поклонниц?
- Нет. Я Китти Бернс. Классная у тебя бритва, мне нравится.
- У меня есть еще кое-что классное. Хочешь глянуть? - подмигнул девушке Бритва, который был женат дважды, развелся и со второй женой тоже и ни разу не воспользовался своим правом видеться с детьми.
- А ты времени зря не тратишь, - заметила Китти. - Пойдем наверх? Там есть комната…
- Но это как бы его дом…
- Я здесь живу.
- Ага. Вот поэтому ты не поклонница. Хочешь чего-нибудь выпить?
- Потом. У меня есть задумка поинтереснее.
Она смотрела ему прямо в глаза. Ее нельзя было назвать красивой и даже хорошенькой, но у нее была неплохая фигура. И ему нравилось, как она держится - напористо и нахально. Как будто явилась сюда прямиком с Бульвара или с Таймс-сквер. Ее маленькие острые грудки вызывающе торчали под полупрозрачной белой футболкой в обтяжку. Ярко-красная помада на губах только что не светилась.
- Ну, сегодня мне есть что праздновать, - сказал он. - Благодаря нашему общему другу Тимми я заработаю хренову кучу денег.
- Ну так пойдем.
- Куда?
- Наверх. Не побоишься?
- Конечно, я не побоюсь. Я сегодня гуляю.
Она взяла его за руку и повела вверх до лестнице. Ему вдруг стало не по себе… она с такой силой вцепилась ему в руку… и что-то было такое в этом прикосновении, отчего пробивала дрожь… смутное чувство гадливости… и еще - ее рука была очень холодной. Наверное, я перебрал с наркотой, решил Бритва. Все ощущения сбились.
А потом - тесная комнатушка, больше похожая на чулан. Каменные стены. Чуть ли не средневековая атмосфера. Узкая кровать… как будто и не кровать, а гроб.
- Ты как относишься к… некоторым извращениям? - спросила Китти Бернс, потянув его за галстук.
- К каким, например?
- Например, если я буду кусаться.
- Погоди.
Она медленно сняла с себя джинсы. Белья она не носила. Сквозь туман алкоголя и наркоты Бритва почувствовал, как у него встает - буквально все разбухает. Он легонько прикоснулся к ее плечу кончиками пальцев, как будто боялся, что его тряхнет током. Такая холодная… как будто отлитая из затвердевшего лунного света.
- Дай я тебя укушу, - страстно выдохнула она.
- Я уже чувствую: нам будет жарко, - усмехнулся он, сбросил камзол и расстегнул рубашку.
Она прикоснулась к его щеке. Провела рукой по волосам и принялась играть с серьгой-бритвой.
- Ты ее лучше не трогай, - испугался он. - Она настоящая, можно порезаться.
- Или порезать тебя.
И она так и сделала. Воткнула бритву ему в шею. А потом приникла губами к ране и стала слизывать кровь. Да уж, подумал он, девочка знает толк в извращениях. Постепенно она осмелела и буквально присосалась к его шее. Это больше уже не казалось забавным. Его охватила сонливость… вязкая дрема… они опустились на кровать… свет замигал, побледнел… Господи Боже, эти клыки, клыки… так сонно, так сонно…
- Эй, послушай. Меня что-то в сон вырубает. И вообще, я не любитель этих садомазохистских штучек, - пытался он протестовать, но она продолжала пить его кровь, и теперь он почувствовал, как она водит ногтями вокруг его сосков, постепенно сужая круги. Больно, по-настоящему больно… но он не может кричать, все как будто в тумане, хочется спать, спать… как будто лежишь в гробу и тебя опускают в землю, как будто ты погружаешься в сон, глубокий сон без сновидений…
Потом, почти за гранью сознания, он слышит голоса:
- Мне кажется, он будет жить.
- А если что, Руди, все можно будет списать на сверхдозу или что-нибудь в этом роде.
- Эта тупая девчонка! Как она не понимает…
Голоса отдаляются, затихают. Еще какое-то время он слышит гул вечеринки, звон бокалов, смех юных женщин, последние такты какой-то дурацкой мелодии. А потом - четкий голос, перекрывающий все:
- Ну что ж… Если он не оклемается, газетчикам будет о чем написать. Небольшой скандал в прессе даже на руку Тимми. Скандалы подстегивают продажи…
потерянная девчонка
Вечеринка закончилась. Ему показали тело Кенделла. Он буквально взбесился. Хотел взять кол и самолично воткнуть его Китти в сердце. Он знает, что это ее убьет, потому что она еще молода и верит. Вера вампиров в колья, размышляет Тимми, сродни вере смертных детей в Санта Клауса - они цепляются за нее до последнего, как будто тем самым пытаются защититься от горького цинизма бессмертия.
Он долго мучился, что делать с Бритвой: позволить ему пробудиться к нежизни или убить навсегда. Он знал, что если не действуют никакие средства, порожденные суевериями, существо, готовое стать бессмертным, можно убить, вырвав у него сердце или свернув шею. Теперь оставалось решить: сможет ли он без Бритвы? Впрочем, в такой большой звукозаписывающей компании наверняка найдется еще не один исполнительный продюсер.
Он вышел в сад. В доме один за одним гасли огни. Но ему это без разницы - он видит даже в полной темноте.
Руди с Марией принесли ему тело. Они держат его перед ним на вытянутых руках. Я сейчас вроде как бог, размышляет он. Я могу дать этому человеку нежизнь или приговорить его к окончательной смерти.
Он качает головой.
Тело падает на гравий. Руди уходит на пару минут и возвращается с топором. Он пытается отрубить Бритве голову, но на улице очень темно, и он промахивается. Повсюду кровь - гравий уже пропитался красным. Мария сбегала в дом за губкой. Наконец голова отделилась от тела и откатилась с дорожки в траву. Тимми смотрит в мертвые глаза, которые бледно поплескивают в темноте. Он очень зол, очень. Если бы Карла сейчас не спала, он бы вывалил на нее все свои неприятности. Но она давно поднялась к себе; она не любит подобные шумные сборища.
Он возвращается в дом. Ему плохо, ему противно. В доме темно, все огни погашены. Он идет через большую гостиную: подбирает с пола окурки, собирает перевернутые бокалы. И все это - в непроглядной тьме.
Он слышит какой-то звук. Как будто плачет ребенок.
Но где?
По-кошачьи сливаясь с сумраком, он проходит через две гостиные, через просторную кухню, где готовят ему пищу, которую он не ест, через небольшую крытую галерею - к бассейну. Плач доносился отсюда. Может быть, это Китти? Ему надо очень серьезно с ней поговорить - урезонить ее, вбить ей в голову, что нельзя убивать и пить в доме.
Да. Он выходит к бассейну под прозрачным куполом. По воде идет слабая рябь, как будто кто-то шевелит ее ногой. Над головой - рваные облака. Потом выглядывает луна, и в ее бледном свете он видит молоденькую девчонку Она сидит на бортике, у самой воды. Это та самая девочка, которую он подобрал на шоссе. Которая не различает кино и реальность.
- Что ты здесь делаешь?
- Ой… - Она поднимает глаза и глядит на него. Его раздражает ее восхищенный взгляд, в котором одно неприкрытое обожание. - Я ждала тебя, Тимми, ждала, ждала. Я люблю тебя, Тимми.
- Уходи, - говорит он. - Пожалуйста.
- Но ты должен сделать меня богатой и знаменитой. Я ведь буду богатой и знаменитой, правда, когда мы сделаем то, что нравится папочке?
- То, что нравится папочке?
- Ну вот это, - говорит она сладким голосом. - Отдеру тебя шлюха сучка засажу тебе чтобы впредь неповадно было искушать папочку своей дыркой это все ты виновата сучка я богобоязненный человек но ты искушаешь меня ты меня доведешь до геенны огненной своей жаркой дыркой маленькая проблядушка сучка еб…чая… - Она выговаривает матерные слова без горечи и без злобы… такое впечатление, что она их просто не понимает. Но Тимми все понимает. Теперь он знает, что ее ввергло в это безумие.
Сочувствие и голод раздирают его изнутри.
- Тебе нужно уйти, - ласково говорит он. - Ты здесь чужая, ты разве не понимаешь?
Девочка встает и идет к нему. Тимми видит и знает, что творится у нее в голове. Она лихорадочно перебирает сцены из фильмов, пытаясь выбрать одну, наиболее подходящую к данному случаю.
- Возьми меня, - произносит она наконец. - Я твоя.
- Не надо. Пожалуйста.
Она говорит как в бреду. Ей, наверное, кажется, что ее голос звучит обольстительно, как у сексапильных красоток из фильмов:
- Смотри, вот пляж, а вот море. Мы будем купаться голыми при луне, а потом за нами придет акула. Ты понимаешь? Смотри, там вода…
- Ты о чем говоришь?
- Пойдем. Вода очень хорошая, теплая. Ты что, боишься? Не волнуйся насчет акулы, это не насовсем, я вернусь ровно в полночь, как раз к следующей серии, правильно? Ну давай же, пойдем… - Она снимает с себя все и стоит перед ним совсем голая. Такая хрупкая, худенькая… На одной груди - длинный шрам, как будто от пряжки ремня или от перочинного ножика. Ее грудки слегка подрагивают, и шрам извивается, как червяк в луче лунного света. У нее узкие, как у мальчишки, бедра; волосы на лобке жиденькие и неровные, как будто кто-то пытался соскрести их ножом. Она подходит к нему, виляя бедрами в подражание сексапильным актрисам, и шепчет:
- Тебе же хочется, Тимми. Пойдем, пойдем в воду. Только ты тоже разденься…
Он не хочет, не станет… Ему вспоминается летний лагерь, лет двенадцать назад, когда он не решился раздеться перед мальчишками, потому что боялся, что над ним будут смеяться… и все же… и все же он чувствует странное внутреннее сродство с этой безумной девочкой. Кто знает, кто знает…
В небе расходятся облака, и луна светит ярче.
Он медленно снимает рубашку и брюки. Потом поворачивается к девчонке, улыбаясь краешком губ. Она уже спускается в воду - на той стороне, где глубина. Он снимает трусы и кладет их поверх аккуратно сложенной рубашки.
Он знает, что она увидит. Худощавого мальчика с бледной кожей, который только еще формируется как мужчина, рельеф его мускулатуры едва намечен. Ее взгляд будет скользить от затравленных, неприкаянных глаз по гладкому изгибу горла, по безволосой груди, по подтянутому плоскому животу, еще ниже…
Она смеется над ним. Он понимает: она увидела…
- У тебя нет яиц! - кричит она. - У нас с тобой ничего не будет, потому что у тебя нет яиц!
И снова - боль. Боль, которую он пережил задолго до обращения. Боль, которая за две тысячи лет превратилась в смутное воспоминание… и которая вспомнилась в полной мере.
- Да. Я кастрат.
- Ты не настоящий Тимми Валентайн. У Тимми есть яйца, и Тимми все может. А ты обманщик, я знаю. Потому что Тимми сделает это со мной, чтобы я стала богатой и знаменитой. А ты не парень вообще, у тебя нет яиц, ты как девчонка, где твои яйца, их тебе оторвали?
Это невыносимо. Он бросается вперед.
Она все еще выкрикивает оскорбление, когда его тело входит в тихую воду почти без всплеска. А потом она смотрит, и видит его, и кричит.
- Ой, прости меня, это акула, акула, иди ко мне, иди ко мне…
Он несется к ней сквозь прозрачную толщу воды. Он знает, что она видит: акулу-убийцу из фильма, который смотрела раз сто, не меньше. Он чувствует, как его тело развоплощается, уступая силе ее страха. Теперь он сам - сила, над которой его воля не властна. Теперь им управляет она, эта девочка, которая обнимает его в воде, захваченная потоком любви-смерти из ее потаенных фантазий.
Он широко разевает пасть. У него мощные челюсти и две сотни ножей-зубов. Девочка бьется в прохладной воде, она дразнит его, подогревая его вожделение и жажду; а когда она начинает кричать, заходясь ужасом и желанием, он обнимает ее челюстями и сжимает объятия. Его зубы находят сотни манящих отверстий в ее мягкой податливой плоти, запах хлорки обращается запахом соли и морского ветра, она бьется в безумном неистовстве и еще сильней распаляет его жажду крови…
Все кончено. Она в последний раз вздрагивает всем телом и замирает в его руках. Вода такая холодная… она смывает с его лица кровь, смывает кровь с его губ. Я ничего у нее не взял, думает он. Она изначально принадлежала этому миру снов, она не жила настоящей жизнью. Ее место здесь. Мы с ней встретились не случайно. Все шло к тому, чтобы наши дороги пересеклись.
Он выбирается из бассейна.
Надо рассказать Карле, думает он, прежде чем она выведет из моего приключения в лагере какой-нибудь этакий комплекс.
Он опускает глаза и оглядывает себя. Шрамы после кастрации уже почти незаметны.
Он чувствует боль. Когда-то он думал, что обращение прогонит больные воспоминания, что ему больше уже никогда не придется почувствовать такую боль. Но сейчас боль вернулась, такая живая. Он говорит себе: я бессмертный. Эта боль - уже не моя. Она осталась в той, смертной жизни. Теперь я - тьма. Только тьма.
Он прикрывает рукой свое изуродованное естество. Его самого удивляет, что ему до сих пор стыдно. Может быть, Китти права, и он действительно сделался слишком похожим на смертных?
Боль снова пронзает его насквозь. Но это не боль вечного одиночества. Это та боль, которую он не хотел вспоминать никогда. Это боль и бессильная ярость смертного мальчика, привязанного к столу, - боль испуганного ребенка, над которым склонился мясник с разделочным ножом в руке.
Да. Вечность - медленная, безысходная боль. Обжигающий холод. А эта боль - как удар ножом. На мгновение она заслоняет весь мир, но тут же проходит. Ее мимолетность непостижима. Но потом он вспоминает, что смертные именно так и чувствуют свои мелкие боли.
На какую-то долю мгновения - в первый раз после своей опаляющей смерти и неумирания - Тимми Валентайн вновь ощущает себя живым.
записки психиатра
Мне снова приснился тот сон. Я бегу по лесной тропе, уткнувшись носом в землю. Я знаю, какими узорами здесь лежат палые листья, я знаю, как мягко пружинит земля под звериными лапами…
Он сказал мне, что он кастрат.
Мне снилось…
Он сказал, что его кастрировали давно - еще до того, как он пробудился во тьме бессмертия.
Я знаю этот черный лес.
Но ведь это не мой лес. Не мой.
Я - психиатр.
Я - не тьма…
потерянная девчонка
Мария и Руди стоят у бассейна. Бледное свечение рассвета ложится на воду сквозь стеклянную крышу. Мария заметила тело первой. Совсем молоденькая девчонка, голенькая и бледная, безжизненно плавает на воде лицом вверх. Вокруг ее головы подрагивают струйки крови, выбеленные хлоркой. В бледном утреннем свете они похожи на зыбкий розовый нимб.
Мертвая девушка улыбается.
- Помоги мне, - говорит Руди устало.
- Да, конечно.
Они оба одеты в черное.
- Кто полезет в бассейн? - спрашивает Мария.
- Я. - Руди направился к мелкому краю.
И тут лицо мертвой девочки спазматически дернулось.
- Нет! - выдохнула Мария.
Мертвая пошевелила рукой.
- Я всегда говорил мастеру Тимоти, что не стоит ему приезжать в этот дом и выставлять себя напоказ. Когда ты открыт, ты уязвим, - сказал Руди.
Теперь все тело дрожит. Девушка раскрывает рот, как будто хочет кричать, но вместо крика из горла рвется лишь хриплый свист. Как свист сломанной флейты.
- И что нам делать? - спрашивает Мария.
- Сказать хозяину.
- Тимми спит. Я только-только его уложила. Он напился и должен спать.
Мертвая девочка медленно открывает глаза - в холодной агонии возрождения.
лабиринт
Я - не тьма!
потерянная девчонка
…и голод, безумный и ненасытный, алый, как кровь, и холодный, как смерть…
дитя ночи
…и Тимми с напоенными кровью глазами не спит, один на огромной кровати, и игрушечные поезда разбросаны по всей комнате…
огонь
…и Стивен в гостиничном номере заснул наконец после бессчетных стаканов водки…
наплыв
…снится сон про огонь.
наплыв

ЛЕТО:
БОГИ ХАОСА
Я сяду на поезд у черного замка, Ты поедешь с другой стороны. Мы столкнемся лоб в лоб, понимаешь, Бездумно ворвавшись в тоннель любви, И я останусь один…
Тимми Валентайн
9

искатель
Около полуночи Брайен Дзоттоли спустился в холл мотеля. Рита спала в номере. Он так до сих пор и не решился бросить ее на трассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45