Алые вспышки, желтые мерцающие “глазки”, синяя спираль, растворяющаяся в темноте… автоматы работали. Но народу не было. Сначала Терри вообще никого не увидел, а потом заметил промельк движения за “Пэкманом”. Кто там?
- Алиса!
Девочка рассмеялась. Теперь он увидел, что это и вправду была Алиса. Розовое мерцание “пэкмановского” лабиринта отсвечивало на ее бледном как мел лице. Губы у нее были в крови.
- Не подходи ко мне. - Пи-Джей выставил перед собой распятие.
Алиса захныкала и нырнула за автомат. Оттуда раздавались какие-то странные звуки… как будто кто-то чавкал. Терри шагнул вперед, держа распятие в вытянутой руке. На полу за “Пэкманом” лежало тело, над которым склонились какие-то люди. Терри сразу узнал мертвеца. Это был мистер Швабьер, владелец игровых автоматов. Весь пол был в крови.
- Господи. Мама. Папа.
Они не оторвались от своей страшной трапезы. Тварь, которая раньше была Алисой, истерически расхохоталась. Потом наклонилась и принялась со смаком вылизывать рану в промежности мистера Швабьера. Ее язычок скользил туда-сюда, как змеиный язык. Терри увидел клыки у нее во рту. Вампирские клыки. Они отсвечивали синим в отблесках огоньков “Бури” - автомата, который стоял рядом с “Пэкманом”.
- Сыграем в “Пьющих кровь”? - Знакомый голос. Терри резко обернулся. Дэвид сидел прямо на игровом автомате, свесив ноги на экран…
- Дэвид!
- Привет, старший братец. Ну что, сыграем?
- Пи-Джей, держи крест!
- Да ладно вам… два придурка. Я вижу, когда мне не рады. - Он исчез. Вот просто взял и исчез. Словно в воздухе растворился. - Ку-ку. - Голос раздался откуда-то сзади. Терри рывком обернулся. На бледном лице брата плясали разноцветные отсветы огоньков игровых автоматов. - Ты думал, что ты всю жизнь будешь мне типа как старшим… Думал, ты самый крутой?! Так вот, Терри, обломись. Я буду бессмертным, а ты умрешь.
- Тебя нет, - сказал Терри, чеканя слова. - Ты просто тварь из ночной темноты. Призрак.
Дэвид как будто мерцал, то исчезая, то опять появляясь. Точно как призрак из старых фильмов.
- Я тебе кое-что скажу. Теперь мы настоящая семья, и нам всем хорошо. Папа всегда дома. И теперь он нас различает. Ты всегда был везунчиком, но теперь ты в глубокой заднице. Мы все вместе, а ты один.
Алиса сверкнула клыками:
- И знаешь, кто еще с нами? Кто хозяин замка на холме? Никогда не догадаешься!
- Очень надо!
- Тимми Валентайн, - выдохнула Алиса с тем же восторженным благоговением, с каким она всегда произносила имя своего кумира.
- Полный бред, - фыркнул Тимми. Но больше из-за привычки дразнить сестру. На самом же деле он призадумался. Может быть, его песню “Вампирский Узел” играют в заставке “Пьющих кровь” далеко неспроста. - Ты не моя сестра, - сказал он, стараясь убедить сам себя. - Это какой-то фокус.
- Ты ничего не знаешь, ты… смертный! - Голос Алисы звучал как мяуканье дикой кошки. - Тимми там, в замке на горе, и он говорит, что теперь этот город называется Вампирский Узел, и что скоро здесь будет сражение.
Мама и папа оторвались от мертвого тела и взглянули на Терри. Мама сказала:
- Здесь так хорошо. Никаких больше девок из Бойса.
- Настоящая счастливая семья, - сказал папа. - Я обещаю, я тебя больше не напугаю, я даже не сделаю тебе больно… маленький укол в шею, как будто блоха укусила… и все будет хорошо.
- Да пошел ты, папа.
Но ему хотелось… ему так хотелось…
- И мы будем играть в “Пьющих кровь”, - добавил Дэвид. - Всегда.
Они все протянули к нему руки, как бы умоляя вернуться в семью. Навсегда. Их лица были такими бледными, такими прозрачными, что отсветы розового лабиринта “Пэкмана” лежали на них различимой светящейся паутинкой.
- Нет! Вы меня не возьмете! - Терри бросил распятие маме в лицо.
Она завыла, люди не могут так выть… как гудок поезда прямо в ухо… а Терри уже бежал, на ходу выуживая из кармана еще одно распятие. А Пи-Джей кидался в них чесноком…
Алекс Эванс, стоявший у кассы, сказал:
- Ты украл у меня четвертак, урод. Из коробки со школьным завтраком, - и злобно сверкнул клыками.
У дверей улыбалась Черри Кола, городская сумасшедшая. При жизни у нее не было зубов, но теперь из ее гниющих десен торчало два острых клыка…
Пи-Джей ударил ее распятием. Терри увидел, как у нее на лбу вспыхнул кровавый шрам. Противно запахло жареным мясом и раздался тонкий свистящий звук, как будто прорвало трубу. За спиной истерично хохотала Алиса, а Дэвид метался от автомата к автомату и колотил по ним, как взбесившийся каратист - как Фонзи в “Счастливых деньках”, - и четвертаки рассыпались по полу, и космические корабли таранили друг друга в открытом космосе, и банан скакал по розовому лабиринту, и кровь текла по экранам, подкрашивая их свечение красным…
Дверь. Велосипеды. Быстрее.
Мистер Кавальджан, сотрудник похоронного бюро из Ключей, вышиб дверь супермаркета, и сирена вопила, но никто не пришел, и мистер Кавальджан тащил по асфальту труп, и там были другие мертвые, на улице… таращились невидящими глазами… все мертвые. От них воняло ужасно, это чувствовалось даже на ветру… их глаза горели, как угольки… тлеющие в темноте…
Дом! Задняя дверь!
И тут Терри увидел…
Какой-то мальчишка бился в дверь и кричал:
- Впустите, мистер Галлахер. Впустите меня. Мне так страшно, они опять за мной гонятся… о, пожалуйста, мистер Галлахер.
Мальчишка был рыжим, веснушчатым… Точная копия Терри. Только это, естественно, был не Терри. Это был Дэвид. И Терри понял, что он задумал, и закричал что есть мочи:
- Не впускайте его, не впускайте. Это не я. Он притворяется, он хочет вас обмануть…
Дверь открылась.
У Терри упало сердце. Все, это конец, - мелькнула страшная мысль. Их последнее убежище… сейчас его тоже захватят. Это конец света.
А потом снова раздался вой…
Шанна Галлахер вышла на крыльцо в одной ночной рубашке. Она вся дрожала, и только тогда Терри понял, что на улице резко похолодало. Может быть, завтра будет снег. Миссис Галлахер держала перед собой распятие со стены над камином. А мальчик, который когда-то был Дэвидом, истошно кричал… а потом растворился в ветре… и вот уже наверху, в темном небе… не то ворон, не то летучая мышь… чернота, летящая сквозь черноту.
Терри с Пи-Джеем медленно подошли к дому.
Пи-Джей обнял маму:
- Я так за вас испугался.
- Неужели ты думал, что я не могу различить Терри и Дэвида?! - сказала Шанна Галлахер. - Я же чистокровная шошонка. - На этом она закрыла тему. - По радио передали, что в этом году ожидаются ранние снегопады. Телевизор не работает. Я сделала вам горячий шоколад.
- Мама, - сказал Пи-Джей.
Терри увидел, как они любят друг друга, и почувствовал себя несчастным и одиноким, и вспомнил, как его семья собралась вокруг тела мистера Швабьера, и подумал, что он и не помнит, когда они в последний раз собирались все вместе обедать…
И когда папа сказал, что они примут Терри к себе, искушение было слишком велико.
наплыв: огонь
За окном проплывают равнины, и Стивен представляет себе, что это разливы желтого огня.
наплыв: искатель
Брайен Дзоттоли ведет машину и старается не думать ни о чем, кроме мести.
наплыв: лабиринт: наплыв
- Как-то холодно здесь, - сказал Пратна, и Фрэнсис подумал, что друг скучает по знойной зелени своего сада сладострастия…
огонь: наплыв: лабиринт
Стивену снилось, что он дирижирует “Замок герцога Синяя Борода”. Глубокий бас Синей Бороды совершенно не сочетается с возрастом исполнителя - иного мальчика с огромными темными глазами и длинными волосами цвета иссиня-черного пламени. Карла поет Юдифь.
Последняя дверь открывается со скрипом, а за ней…
записки психиатра
…человек, горящий на костре…
наплыв
Пи-Джей завозился в темноте.
- Что такое?
Темно. Темно. Снаружи - ветер. Тоненько подвывает, дергает ставни, катится вниз с горы. В комнате душно и жарко. Пахнет потом ночных кошмаров.
- Мне страшно идти в туалет одному, - шепчет Пи-Джей. Вот уже до чего дошло.
- Но мы же дома. Здесь мы в безопасности.
- Помнишь голову миссис Брент на крючке на двери? Я раньше себе представлял, что сам лично сделаю с ней что-то подобное… отрежу ей голову, сниму скальп…
- Я тебя провожу в туалет.
- Только не думай, что я трусишка и все такое.
- Ага.
Они поднимаются с постели. Уже на пороге Терри слышит стук в окно. Ничего я не слышу, говорит он себе решительно.
В туалете он прислоняется задницей к батарее и наблюдает за тем, как Пи-Джей отливает.
- А помнишь, как мы всегда соревновались, ты, Дэвид и я, у кого дальше струя? - говорит Пи-Джей. - На пустыре за картофельным полем мистера Уинтера.
- Ага.
Снова тот стук… теперь настойчивее и громче… Но это может быть все что угодно. Чашка в раковине на кухне…
- Может, побудем пока здесь, - говорит Терри.
- Ага, я тоже слышал.
- Может быть, это просто…
- Нет, он из спальни идет.
- Дэвид?
- Не знаю. Тук-тук-тук.
- Кто там? - спросил Терри, и они с Пи-Джеем нервно рассмеялись. - Давай здесь побудем, - повторил он.
- Здесь тоже есть окно.
- Тогда на площадке, на лестнице. Тук-тук-тук.
- На площадке.
- Пи-Джей… когда я увидел там, в автоматах, своих родителей…
Тук-тук-тук.
- Пойдем на площадку. Они выбрались в коридор.
- Туда, за шкаф. - Пи-Джей достал из шкафа несколько больших полотенец и два одеяла, чтобы не сидеть на голом полу. Они устроились в уголке лестничной площадки, в самом дальнем от комнаты Пи-Джея.
- Ты стонал во сне. Тебе снился кошмар? - спросил Терри.
- Не знаю. Какая-то дверь. Человек, горящий в огне.
- Забавно.
- Что?
- Давай спать. - Он не хотел говорить Пи-Джею, что ему снился такой же сон.
Какое-то время стук еще раздавался из комнаты. Но потом он утонул в вое ветра. Ребята- сами не заметили, как заснули.
жена герцога Синяя Борода
Ночь была уже на исходе, когда Карла вернулась в зеркальную комнату, пройдя сквозь зеркало на задней стенке стенного шкафа. Теперь она делала это, вообще не задумываясь. Она хорошо знала дорогу. Там были новые призраки, новые комнаты с гробами. Она не стала задерживаться, чтобы рассмотреть их получше. И вот, поднявшись по последней лестнице, она вошла в комнату с зеркалами. Осколки зеркал, которые она однажды разбила голыми руками, так и лежали на полу, но комната растянулась в пространстве, уходя в бесконечность. Зеркала за зеркалами, сплетение зеркал, зеркальные коридоры… зеркало в раме из слоновой кости висело на крючке, вбитом прямо в другое зеркало, зеркала в зеркалах…
И шорох игрушечных поездов.
- Карла. - Тимми материализовался на мягком диванчике. - Время пришло. История скоро закончится. Артефакт безвременья, вырванный из потока времени. - Он улыбнулся.
Она слышит крики. Детские голоса. Сначала она никого не видит. Есть только Тимми… но потом они появляются. Дети. Маленькая девочка ползает по ковру, аккуратно огибая миниатюрные сосны, расставленные вокруг пластмассовой горы. Мальчик лет тринадцати, рыжий, веснушчатый… жмет на кнопки на какой-то черной коробке, и старинный паровоз едет по мосту, под который подложена стопка книг в кожаных переплетах. Теперь Карла видит, что в комнате полно народу. Худой высокий мужчина в черном костюме. Держится скромно, но с всезнанием собственного достоинства. Он похож на сотрудника похоронного бюро. Еще один мальчик. Прижимает к труди пластиковую коробку со школьным завтраком. Старуха с явной болезнью Дауна жадно пьет какую-то красную жидкость из бутылки из-под кока-колы. Они то исчезают, то появляются вновь - все эти люди. И они не отражаются в зеркалах… в бесчисленных зеркалах есть только одно отражение. Карлы.
- Теперь нас много, - сказал Тимми. Что могла Карла на это ответить?
- Я по-прежнему твой психоаналитик? Или теперь ты меня будешь психоанализировать?
- Ты очень мне помогла, Карла. Ты меня исцелила. Без тебя я бы не вспомнил, что должен был вспомнить, и не смог бы взглянуть в лицо своего одиночества. Но теперь, когда я его осознал и принял, мне надо его одолеть.
Карла села на диван рядом с Тимми. На мгновение их руки соприкоснулись. Когда это случилось, веселые детские голоса отдалились, а сами фигуры дрогнули и вошли рябью. Тимми спросил:
- Ты меня любишь, Карла?
- Ты еще сомневаешься? После всего, что было? - В ее голосе была горечь.
- Тебе придется умереть.
- Смерть, возрождение, - рассеянно проговорила она, как будто читая по памяти фразы из учебника философии школы Юнга.
- Ты меня правда любишь?
Она поняла, что это не праздный вопрос. Сладко заныло сердце.
- Ты готова перейти последний мост, пройти по последнему тоннелю, чтобы встретиться со мной в Вампирском Узле? - спросил он.
Карла вспомнила тот долгий путь, который они прошли вместе. От стильного офиса в Нью-Йорке до полуразрушенного особняка в Айдахо… от “сейчас” до оперного театра в маленьком немецком городке после Второй мировой войны, и еще глубже в прошлое, до концлагеря, до мрачного замка Синей Бороды… от ужаса к жалости… от тьмы к самой горькой, предельной тьме.
Она сказала:
- Разве можно назвать это любовью? Этот туманный холод…
Он сказал:
- Пойдем.
Они остались одни в комнате с зеркалами, в самом сердце бесконечного хрустального шара. Он взял ее за руку. Холод обжег ей кожу. Она невольно вздрогнула и спросила:
- А Стивен?
- Помнишь, что я тебе говорил? Камень, ножницы, бумага.
- Мне страшно. Мне страшно.
- Не бойся. Я тысячу раз проходил этой дорогой, и со мной ничего не случилось.
Они поднялись с дивана. Ленивым взмахом руки Тимми разбил ближайшее зеркало, и они вошли в открывшийся пролом. Карла осторожно переступила через игрушечные рельсы, разложенные по полу. Смутно, словно издалека, она сознавала, что где-то внизу, у нее под ногами возились мертвые детишки. Как будто в медленной съемке на пол обрушились еще осколки стекла… словно идешь сквозь сверкающий водопад, сквозь поток целлофана и мишуры…
Она сжала его руку крепче. Первая робость прошла. Они неслись - радостные и свободные - по лесу стеклянных деревьев. Ветер кружил снежинки размером с больших паучков. Они казались живыми. Серая мгла опустилась на землю. Мир как будто погружался в гипнотический сон, серые занавески смыкались на небе. Солнечный свет потускнел, погребенный в сгустившихся тучах. И везде - зеркала, искажающие реальность. Зеркальные стены лабиринта. Башни зеркального замка. Зеркала на поверхности озер и у подножия гор.
Карле казалось, что они остановились посреди безликой серой равнины, хотя они с Тимми никуда не выходили из зеркального зала, и где-то поблизости по-прежнему звучали голоса детей-вампиров. И там была дверь, которая столько раз снилась Карле… о которой она столько думала, и во сне, и наяву… дверь посреди лабиринта кристальных зеркал.
- Ну что, ты посмеешь? - спросил Тимми, и теперь в его голосе наконец была страсть. - Посмеешь? Посмеешь? Я столько лет ждал этой минуты… ждал и боялся…
- Тише, Тимми.
Они обнялись. Он - в коричневых джинсах и черной футболке. И она - в элегантном и строгом костюме. Она улыбнулась… это было так несообразно, так буднично, так сверхъестественно… они поцеловались. Уже далеко не сдержанно. И вовсе не целомудренно.
- Женщина, мать, душа, - сказал Тимми Валентайн, раздирая когтями пумы ее строгий пиджак. Разрывая ей блузку и обнажая грудь. Лоскута ткани падают на траву. Холодно. Как же холодно в этих вечных сумерках. Он раздевается, и она в первый раз видит его обнаженным. Остатки ее одежды сами падают на траву, освобождая тело. Как ошметки вскрывшейся куколки, из которой сейчас выйдет бабочка. Холодно. Холодно. Я слишком старая для него, слишком старая, думает Карла, прикрывая руками грудь. Старая. Холодно. Холодно. Она вспоминает Стивена. Каким он был в клине. И как они в первый раз занимались любовью, и в самый ответственный момент он начал напевать тему Спасения любовью из “Гибели богов”, и им пришлось подкупить уборщицу, чтобы не было неприятностей. Она тогда была моложе… да что там, она была почти девчонкой, а он был сильным и гладким, как один холм в Вирджинии, куда Карла ходила в поход, когда была еще школьницей, а теперь она была старой, и лицо у нее все в морщинах, а Тимми - совсем ребенок, мраморный ангел, камень, крадущий твое тепло, и Тимми шептал: “Ключ, возьми ключ и открой дверь”, - и она целовала холодный крошечный пенис, и он пил тепло ее губ, и выпил его без остатка, и она закричала от жгучей боли, и холод вернулся, волны холода вздымались над вересковыми пустошами зеркального зала, и она подумала… мрамор, мрамор… и его тонкие пальцы скользили по синей жилке до родинки на ее левой груди, той самой родинки, которая так забавляла ее приятелей, она сжала в кулаке ключ, и Тимми вошел в нее, и она опьянела от запаха его кожи, его губы нашли самую вкусную вену, и теперь она почувствовала укол клыков, и холодная, горькая радость накрыла ее волной, и она уже больше не различала, где радость, где боль, она кричала от боли и радости… мрамор, холодный мрамор… сами боги превратились в мрамор, и кровь текла, как вино, густое, темное и приятное, кровь текла между ними, липкая, скользкая, время остановилось и повернуло вспять, и Карла уже не кричит, а плачет, она не может остановить поток обратного времени, она кричит от радости посреди вечного серого холода, и вот они вместе бегут по хрустальному лесу, обуреваемые жаждой крови, и земля у нее под ногами вдруг оживает… земля кричит миллионами голосов, мертвых голосов, и она узнает их все… смерть сухого листа, смерть оленя в пасти голодной пумы, смерть горы, превратившейся в пыль за миллионы лет…
И голос Тимми перекрывает гул остальных голосов…
- Дверь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Алиса!
Девочка рассмеялась. Теперь он увидел, что это и вправду была Алиса. Розовое мерцание “пэкмановского” лабиринта отсвечивало на ее бледном как мел лице. Губы у нее были в крови.
- Не подходи ко мне. - Пи-Джей выставил перед собой распятие.
Алиса захныкала и нырнула за автомат. Оттуда раздавались какие-то странные звуки… как будто кто-то чавкал. Терри шагнул вперед, держа распятие в вытянутой руке. На полу за “Пэкманом” лежало тело, над которым склонились какие-то люди. Терри сразу узнал мертвеца. Это был мистер Швабьер, владелец игровых автоматов. Весь пол был в крови.
- Господи. Мама. Папа.
Они не оторвались от своей страшной трапезы. Тварь, которая раньше была Алисой, истерически расхохоталась. Потом наклонилась и принялась со смаком вылизывать рану в промежности мистера Швабьера. Ее язычок скользил туда-сюда, как змеиный язык. Терри увидел клыки у нее во рту. Вампирские клыки. Они отсвечивали синим в отблесках огоньков “Бури” - автомата, который стоял рядом с “Пэкманом”.
- Сыграем в “Пьющих кровь”? - Знакомый голос. Терри резко обернулся. Дэвид сидел прямо на игровом автомате, свесив ноги на экран…
- Дэвид!
- Привет, старший братец. Ну что, сыграем?
- Пи-Джей, держи крест!
- Да ладно вам… два придурка. Я вижу, когда мне не рады. - Он исчез. Вот просто взял и исчез. Словно в воздухе растворился. - Ку-ку. - Голос раздался откуда-то сзади. Терри рывком обернулся. На бледном лице брата плясали разноцветные отсветы огоньков игровых автоматов. - Ты думал, что ты всю жизнь будешь мне типа как старшим… Думал, ты самый крутой?! Так вот, Терри, обломись. Я буду бессмертным, а ты умрешь.
- Тебя нет, - сказал Терри, чеканя слова. - Ты просто тварь из ночной темноты. Призрак.
Дэвид как будто мерцал, то исчезая, то опять появляясь. Точно как призрак из старых фильмов.
- Я тебе кое-что скажу. Теперь мы настоящая семья, и нам всем хорошо. Папа всегда дома. И теперь он нас различает. Ты всегда был везунчиком, но теперь ты в глубокой заднице. Мы все вместе, а ты один.
Алиса сверкнула клыками:
- И знаешь, кто еще с нами? Кто хозяин замка на холме? Никогда не догадаешься!
- Очень надо!
- Тимми Валентайн, - выдохнула Алиса с тем же восторженным благоговением, с каким она всегда произносила имя своего кумира.
- Полный бред, - фыркнул Тимми. Но больше из-за привычки дразнить сестру. На самом же деле он призадумался. Может быть, его песню “Вампирский Узел” играют в заставке “Пьющих кровь” далеко неспроста. - Ты не моя сестра, - сказал он, стараясь убедить сам себя. - Это какой-то фокус.
- Ты ничего не знаешь, ты… смертный! - Голос Алисы звучал как мяуканье дикой кошки. - Тимми там, в замке на горе, и он говорит, что теперь этот город называется Вампирский Узел, и что скоро здесь будет сражение.
Мама и папа оторвались от мертвого тела и взглянули на Терри. Мама сказала:
- Здесь так хорошо. Никаких больше девок из Бойса.
- Настоящая счастливая семья, - сказал папа. - Я обещаю, я тебя больше не напугаю, я даже не сделаю тебе больно… маленький укол в шею, как будто блоха укусила… и все будет хорошо.
- Да пошел ты, папа.
Но ему хотелось… ему так хотелось…
- И мы будем играть в “Пьющих кровь”, - добавил Дэвид. - Всегда.
Они все протянули к нему руки, как бы умоляя вернуться в семью. Навсегда. Их лица были такими бледными, такими прозрачными, что отсветы розового лабиринта “Пэкмана” лежали на них различимой светящейся паутинкой.
- Нет! Вы меня не возьмете! - Терри бросил распятие маме в лицо.
Она завыла, люди не могут так выть… как гудок поезда прямо в ухо… а Терри уже бежал, на ходу выуживая из кармана еще одно распятие. А Пи-Джей кидался в них чесноком…
Алекс Эванс, стоявший у кассы, сказал:
- Ты украл у меня четвертак, урод. Из коробки со школьным завтраком, - и злобно сверкнул клыками.
У дверей улыбалась Черри Кола, городская сумасшедшая. При жизни у нее не было зубов, но теперь из ее гниющих десен торчало два острых клыка…
Пи-Джей ударил ее распятием. Терри увидел, как у нее на лбу вспыхнул кровавый шрам. Противно запахло жареным мясом и раздался тонкий свистящий звук, как будто прорвало трубу. За спиной истерично хохотала Алиса, а Дэвид метался от автомата к автомату и колотил по ним, как взбесившийся каратист - как Фонзи в “Счастливых деньках”, - и четвертаки рассыпались по полу, и космические корабли таранили друг друга в открытом космосе, и банан скакал по розовому лабиринту, и кровь текла по экранам, подкрашивая их свечение красным…
Дверь. Велосипеды. Быстрее.
Мистер Кавальджан, сотрудник похоронного бюро из Ключей, вышиб дверь супермаркета, и сирена вопила, но никто не пришел, и мистер Кавальджан тащил по асфальту труп, и там были другие мертвые, на улице… таращились невидящими глазами… все мертвые. От них воняло ужасно, это чувствовалось даже на ветру… их глаза горели, как угольки… тлеющие в темноте…
Дом! Задняя дверь!
И тут Терри увидел…
Какой-то мальчишка бился в дверь и кричал:
- Впустите, мистер Галлахер. Впустите меня. Мне так страшно, они опять за мной гонятся… о, пожалуйста, мистер Галлахер.
Мальчишка был рыжим, веснушчатым… Точная копия Терри. Только это, естественно, был не Терри. Это был Дэвид. И Терри понял, что он задумал, и закричал что есть мочи:
- Не впускайте его, не впускайте. Это не я. Он притворяется, он хочет вас обмануть…
Дверь открылась.
У Терри упало сердце. Все, это конец, - мелькнула страшная мысль. Их последнее убежище… сейчас его тоже захватят. Это конец света.
А потом снова раздался вой…
Шанна Галлахер вышла на крыльцо в одной ночной рубашке. Она вся дрожала, и только тогда Терри понял, что на улице резко похолодало. Может быть, завтра будет снег. Миссис Галлахер держала перед собой распятие со стены над камином. А мальчик, который когда-то был Дэвидом, истошно кричал… а потом растворился в ветре… и вот уже наверху, в темном небе… не то ворон, не то летучая мышь… чернота, летящая сквозь черноту.
Терри с Пи-Джеем медленно подошли к дому.
Пи-Джей обнял маму:
- Я так за вас испугался.
- Неужели ты думал, что я не могу различить Терри и Дэвида?! - сказала Шанна Галлахер. - Я же чистокровная шошонка. - На этом она закрыла тему. - По радио передали, что в этом году ожидаются ранние снегопады. Телевизор не работает. Я сделала вам горячий шоколад.
- Мама, - сказал Пи-Джей.
Терри увидел, как они любят друг друга, и почувствовал себя несчастным и одиноким, и вспомнил, как его семья собралась вокруг тела мистера Швабьера, и подумал, что он и не помнит, когда они в последний раз собирались все вместе обедать…
И когда папа сказал, что они примут Терри к себе, искушение было слишком велико.
наплыв: огонь
За окном проплывают равнины, и Стивен представляет себе, что это разливы желтого огня.
наплыв: искатель
Брайен Дзоттоли ведет машину и старается не думать ни о чем, кроме мести.
наплыв: лабиринт: наплыв
- Как-то холодно здесь, - сказал Пратна, и Фрэнсис подумал, что друг скучает по знойной зелени своего сада сладострастия…
огонь: наплыв: лабиринт
Стивену снилось, что он дирижирует “Замок герцога Синяя Борода”. Глубокий бас Синей Бороды совершенно не сочетается с возрастом исполнителя - иного мальчика с огромными темными глазами и длинными волосами цвета иссиня-черного пламени. Карла поет Юдифь.
Последняя дверь открывается со скрипом, а за ней…
записки психиатра
…человек, горящий на костре…
наплыв
Пи-Джей завозился в темноте.
- Что такое?
Темно. Темно. Снаружи - ветер. Тоненько подвывает, дергает ставни, катится вниз с горы. В комнате душно и жарко. Пахнет потом ночных кошмаров.
- Мне страшно идти в туалет одному, - шепчет Пи-Джей. Вот уже до чего дошло.
- Но мы же дома. Здесь мы в безопасности.
- Помнишь голову миссис Брент на крючке на двери? Я раньше себе представлял, что сам лично сделаю с ней что-то подобное… отрежу ей голову, сниму скальп…
- Я тебя провожу в туалет.
- Только не думай, что я трусишка и все такое.
- Ага.
Они поднимаются с постели. Уже на пороге Терри слышит стук в окно. Ничего я не слышу, говорит он себе решительно.
В туалете он прислоняется задницей к батарее и наблюдает за тем, как Пи-Джей отливает.
- А помнишь, как мы всегда соревновались, ты, Дэвид и я, у кого дальше струя? - говорит Пи-Джей. - На пустыре за картофельным полем мистера Уинтера.
- Ага.
Снова тот стук… теперь настойчивее и громче… Но это может быть все что угодно. Чашка в раковине на кухне…
- Может, побудем пока здесь, - говорит Терри.
- Ага, я тоже слышал.
- Может быть, это просто…
- Нет, он из спальни идет.
- Дэвид?
- Не знаю. Тук-тук-тук.
- Кто там? - спросил Терри, и они с Пи-Джеем нервно рассмеялись. - Давай здесь побудем, - повторил он.
- Здесь тоже есть окно.
- Тогда на площадке, на лестнице. Тук-тук-тук.
- На площадке.
- Пи-Джей… когда я увидел там, в автоматах, своих родителей…
Тук-тук-тук.
- Пойдем на площадку. Они выбрались в коридор.
- Туда, за шкаф. - Пи-Джей достал из шкафа несколько больших полотенец и два одеяла, чтобы не сидеть на голом полу. Они устроились в уголке лестничной площадки, в самом дальнем от комнаты Пи-Джея.
- Ты стонал во сне. Тебе снился кошмар? - спросил Терри.
- Не знаю. Какая-то дверь. Человек, горящий в огне.
- Забавно.
- Что?
- Давай спать. - Он не хотел говорить Пи-Джею, что ему снился такой же сон.
Какое-то время стук еще раздавался из комнаты. Но потом он утонул в вое ветра. Ребята- сами не заметили, как заснули.
жена герцога Синяя Борода
Ночь была уже на исходе, когда Карла вернулась в зеркальную комнату, пройдя сквозь зеркало на задней стенке стенного шкафа. Теперь она делала это, вообще не задумываясь. Она хорошо знала дорогу. Там были новые призраки, новые комнаты с гробами. Она не стала задерживаться, чтобы рассмотреть их получше. И вот, поднявшись по последней лестнице, она вошла в комнату с зеркалами. Осколки зеркал, которые она однажды разбила голыми руками, так и лежали на полу, но комната растянулась в пространстве, уходя в бесконечность. Зеркала за зеркалами, сплетение зеркал, зеркальные коридоры… зеркало в раме из слоновой кости висело на крючке, вбитом прямо в другое зеркало, зеркала в зеркалах…
И шорох игрушечных поездов.
- Карла. - Тимми материализовался на мягком диванчике. - Время пришло. История скоро закончится. Артефакт безвременья, вырванный из потока времени. - Он улыбнулся.
Она слышит крики. Детские голоса. Сначала она никого не видит. Есть только Тимми… но потом они появляются. Дети. Маленькая девочка ползает по ковру, аккуратно огибая миниатюрные сосны, расставленные вокруг пластмассовой горы. Мальчик лет тринадцати, рыжий, веснушчатый… жмет на кнопки на какой-то черной коробке, и старинный паровоз едет по мосту, под который подложена стопка книг в кожаных переплетах. Теперь Карла видит, что в комнате полно народу. Худой высокий мужчина в черном костюме. Держится скромно, но с всезнанием собственного достоинства. Он похож на сотрудника похоронного бюро. Еще один мальчик. Прижимает к труди пластиковую коробку со школьным завтраком. Старуха с явной болезнью Дауна жадно пьет какую-то красную жидкость из бутылки из-под кока-колы. Они то исчезают, то появляются вновь - все эти люди. И они не отражаются в зеркалах… в бесчисленных зеркалах есть только одно отражение. Карлы.
- Теперь нас много, - сказал Тимми. Что могла Карла на это ответить?
- Я по-прежнему твой психоаналитик? Или теперь ты меня будешь психоанализировать?
- Ты очень мне помогла, Карла. Ты меня исцелила. Без тебя я бы не вспомнил, что должен был вспомнить, и не смог бы взглянуть в лицо своего одиночества. Но теперь, когда я его осознал и принял, мне надо его одолеть.
Карла села на диван рядом с Тимми. На мгновение их руки соприкоснулись. Когда это случилось, веселые детские голоса отдалились, а сами фигуры дрогнули и вошли рябью. Тимми спросил:
- Ты меня любишь, Карла?
- Ты еще сомневаешься? После всего, что было? - В ее голосе была горечь.
- Тебе придется умереть.
- Смерть, возрождение, - рассеянно проговорила она, как будто читая по памяти фразы из учебника философии школы Юнга.
- Ты меня правда любишь?
Она поняла, что это не праздный вопрос. Сладко заныло сердце.
- Ты готова перейти последний мост, пройти по последнему тоннелю, чтобы встретиться со мной в Вампирском Узле? - спросил он.
Карла вспомнила тот долгий путь, который они прошли вместе. От стильного офиса в Нью-Йорке до полуразрушенного особняка в Айдахо… от “сейчас” до оперного театра в маленьком немецком городке после Второй мировой войны, и еще глубже в прошлое, до концлагеря, до мрачного замка Синей Бороды… от ужаса к жалости… от тьмы к самой горькой, предельной тьме.
Она сказала:
- Разве можно назвать это любовью? Этот туманный холод…
Он сказал:
- Пойдем.
Они остались одни в комнате с зеркалами, в самом сердце бесконечного хрустального шара. Он взял ее за руку. Холод обжег ей кожу. Она невольно вздрогнула и спросила:
- А Стивен?
- Помнишь, что я тебе говорил? Камень, ножницы, бумага.
- Мне страшно. Мне страшно.
- Не бойся. Я тысячу раз проходил этой дорогой, и со мной ничего не случилось.
Они поднялись с дивана. Ленивым взмахом руки Тимми разбил ближайшее зеркало, и они вошли в открывшийся пролом. Карла осторожно переступила через игрушечные рельсы, разложенные по полу. Смутно, словно издалека, она сознавала, что где-то внизу, у нее под ногами возились мертвые детишки. Как будто в медленной съемке на пол обрушились еще осколки стекла… словно идешь сквозь сверкающий водопад, сквозь поток целлофана и мишуры…
Она сжала его руку крепче. Первая робость прошла. Они неслись - радостные и свободные - по лесу стеклянных деревьев. Ветер кружил снежинки размером с больших паучков. Они казались живыми. Серая мгла опустилась на землю. Мир как будто погружался в гипнотический сон, серые занавески смыкались на небе. Солнечный свет потускнел, погребенный в сгустившихся тучах. И везде - зеркала, искажающие реальность. Зеркальные стены лабиринта. Башни зеркального замка. Зеркала на поверхности озер и у подножия гор.
Карле казалось, что они остановились посреди безликой серой равнины, хотя они с Тимми никуда не выходили из зеркального зала, и где-то поблизости по-прежнему звучали голоса детей-вампиров. И там была дверь, которая столько раз снилась Карле… о которой она столько думала, и во сне, и наяву… дверь посреди лабиринта кристальных зеркал.
- Ну что, ты посмеешь? - спросил Тимми, и теперь в его голосе наконец была страсть. - Посмеешь? Посмеешь? Я столько лет ждал этой минуты… ждал и боялся…
- Тише, Тимми.
Они обнялись. Он - в коричневых джинсах и черной футболке. И она - в элегантном и строгом костюме. Она улыбнулась… это было так несообразно, так буднично, так сверхъестественно… они поцеловались. Уже далеко не сдержанно. И вовсе не целомудренно.
- Женщина, мать, душа, - сказал Тимми Валентайн, раздирая когтями пумы ее строгий пиджак. Разрывая ей блузку и обнажая грудь. Лоскута ткани падают на траву. Холодно. Как же холодно в этих вечных сумерках. Он раздевается, и она в первый раз видит его обнаженным. Остатки ее одежды сами падают на траву, освобождая тело. Как ошметки вскрывшейся куколки, из которой сейчас выйдет бабочка. Холодно. Холодно. Я слишком старая для него, слишком старая, думает Карла, прикрывая руками грудь. Старая. Холодно. Холодно. Она вспоминает Стивена. Каким он был в клине. И как они в первый раз занимались любовью, и в самый ответственный момент он начал напевать тему Спасения любовью из “Гибели богов”, и им пришлось подкупить уборщицу, чтобы не было неприятностей. Она тогда была моложе… да что там, она была почти девчонкой, а он был сильным и гладким, как один холм в Вирджинии, куда Карла ходила в поход, когда была еще школьницей, а теперь она была старой, и лицо у нее все в морщинах, а Тимми - совсем ребенок, мраморный ангел, камень, крадущий твое тепло, и Тимми шептал: “Ключ, возьми ключ и открой дверь”, - и она целовала холодный крошечный пенис, и он пил тепло ее губ, и выпил его без остатка, и она закричала от жгучей боли, и холод вернулся, волны холода вздымались над вересковыми пустошами зеркального зала, и она подумала… мрамор, мрамор… и его тонкие пальцы скользили по синей жилке до родинки на ее левой груди, той самой родинки, которая так забавляла ее приятелей, она сжала в кулаке ключ, и Тимми вошел в нее, и она опьянела от запаха его кожи, его губы нашли самую вкусную вену, и теперь она почувствовала укол клыков, и холодная, горькая радость накрыла ее волной, и она уже больше не различала, где радость, где боль, она кричала от боли и радости… мрамор, холодный мрамор… сами боги превратились в мрамор, и кровь текла, как вино, густое, темное и приятное, кровь текла между ними, липкая, скользкая, время остановилось и повернуло вспять, и Карла уже не кричит, а плачет, она не может остановить поток обратного времени, она кричит от радости посреди вечного серого холода, и вот они вместе бегут по хрустальному лесу, обуреваемые жаждой крови, и земля у нее под ногами вдруг оживает… земля кричит миллионами голосов, мертвых голосов, и она узнает их все… смерть сухого листа, смерть оленя в пасти голодной пумы, смерть горы, превратившейся в пыль за миллионы лет…
И голос Тимми перекрывает гул остальных голосов…
- Дверь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45