И ведь блуждали же…Морунген ворчливо произнес:– Не надо обобщать, Клаус. Положим, блуждали не все, а только те, кто не имел привычки сверяться с картой и компасом или никогда прежде не бывал во Франции.– Да, – заключил Генрих. – Французам не откажешь в оригинальности мышления. – Он призадумался и с тревогой добавил: – Впрочем, и русским тоже.Барон наставительно заметил:– Один их поэт сказал, что им «внятно все: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений».– Это они о нас так тепло отзываются? – уточнил Ганс. – Гениями называют?– Русским тоже свойственны некоторые положительные качества, – великодушно признал Вальтер. – Достаточно вспомнить наши последние впечатления о знакомстве с народом Хун-Чи. Кстати, никогда о таком не слышал прежде…– Советский Союз – многонациональное государство, – поведал Дитрих. – Они этим отдельно гордятся. А вот французская кампания пошла немцам на пользу, так как выявила слабые стороны германской нации. На войне нельзя безоговорочно доверять всем источникам информации. Кстати, русские даже у себя дома никому не доверяют – редко кто доверчиво читает все, что написано у них на заборах. Заметьте, какая предусмотрительность. Оттого они выживают даже в дикой Сибири.– Зачем же писать, если никто не будет читать? – заинтересовался Клаус.– Читать, положим, будут. Но не воспринимать прочитанное буквально.Ганс тоном главного специалиста по русской психологии произнес:– Их этому учат с самого детства.– Единственный русский, которого я хорошо знаю и уважаю, – это король Петер Первый, – заявил Генрих. – Он имел правильное представление о порядке в стране. Приглашал из-за рубежа специалистов и сам трудился не покладая рук.– Правда, – вмешался в их разговор Дитрих, – он недолго прожил. Борьба с российскими беспорядками подорвала его здоровье.– Жаль, – посочувствовал Вальтер. – Нам бы не помешали сейчас хорошие дороги и нормальные указатели.– Ну что же, – решительно молвил потомок прусских аристократов, – нам не остается ничего иного, кроме как действовать по старому принципу: на русских надейся, а сам не плошай. Если старая карта оказалась бесполезной и местность все равно невозможно узнать, придется рисовать новую карту и пользоваться только ею.– Может, что-нибудь прояснится, когда мы доберемся до закусочной? Возможно, местные жители не откажутся нам помочь.Ганс просветлел и приободрился:– Конечно, прояснится, когда мы выпьем пива и поедим горячих свиных сосисок!– Угу, – печально сказал Морунген. – Это если верить тому, что написано, и эта закусочная вообще существует. Глава, в которой все как-то образуется Всему, что движется, отдай честь.Все, что не движется, подними.Все, что нельзя поднять, покрась. Американская армейская мудрость Ты никогда не решишь проблему, если будешь думать так, как те, кто ее создал. Альберт Эйнштейн Когда королева Гедвига пожелала увидеть Сереиона, чтобы лично рассказать ему, где будут стоять его гвардейцы во время официального приема, как они будут вести себя на прибацуйчике, во что оденутся и как станут ликовать вместе со всем народом, у нее возникли определенные трудности.Бравого гвардейца видели буквально вот только что, вот сию секундочку, вот-вот он проходил мимо и как раз собирался засвидетельствовать свое верноподданнейшее почтение ее величеству.Что? Сереион? Конечно, пробегал в сторону башни мага Мулкебы с поручением от короля. Был очень озабочен и деловит. Даже головы поднять не мог за всеми хлопотами.– Да, – подтвердил король. – Я полчаса тому отправил его с поручением к Мулкебе, потом он должен был зайти к моему портному, потом – сбегать в пекарню и приказать выпекать хлебцы квадратиками (тут королева чуть было не села мимо стула), а потом – он обязался надраить мой парадный меч, так что непременно должен отыскаться в оружейной.В оружейной подтвердили, что Сереион прибегал, драил и убегал. В каком порядке все это происходило, они, правда, не помнят.Затем королева с невероятным удивлением узнала, что командира гвардейцев видели одновременно в конюшнях и на кухне. Подвергнутые строгому перекрестному допросу на очной ставке слуги охотно согласились, что, вполне возможно, кто-то из них видел призрак Сереиона, а кто-то – его самого.Еще полтора часа Оттобальт мужественно прикрывал тылы, отвлекая тетино внимание на себя. Он задумчиво перебирал портреты и автобиографии своих потенциальных невест и шумно советовался с тетей по поводу каждого отдельно взятого слова. Королева просто не знала – радоваться ли ей такой матримониальной активности племянника или заподозрить какой-то тайный заговор. Потому что быть того не могло, чтобы Оттобальт Уппертальский вдруг захотел салатик из циписпупской синюши, приготовленный по ее личному рецепту, и долго давился им на глазах изумленной тети.– Какая… прелесть! – с чувством сказал король, сплевывая синий листик на пол. – Как полезно. Я просто чувствую, как мне хочется куда-то бежать, что-то делать, что-то говорить. Причем после обычного обеда я скорее настроен благодушно. А тут – энергия так и хлещет через край.– Вот видишь, Бальтик, – растаяла Гедвига. – Я рада, что ты осознал преимущества здоровой пищи. Твои гвардейцы… Кстати, о твоих гвардейцах. Я когда-нибудь увижу Сереиона? Или приказ королевы его уже не волнует?Любое «кстати» у тети было весьма некстати. В прошлый раз, помнится, этим завершился тягостный разговор про дракона. Теперь вот опять. Король скривился, сообразив, что, кажется, совершенно зря невероятным усилием воли запихивал в себя омерзительную циписпупскую синюшу.Оттобальт напрягся, пытаясь придумать что-нибудь оригинальное или, на худой конец, имеющее первостепенное значение для дорогой тети, но не смог изобрести ничего, что не несло бы в себе опасность для его драгоценной персоны. Король собрал волю в кулак и приготовился жертвовать собой, любимым, во имя крепкой мужской дружбы, но тут простучали по камням звонкие копыта и неистовый всадник ворвался во двор Дартского замка.Неистового всадника Оттобальт лично не видел. Зато увидел слугу, возникшего в дверях кухни и подающего загадочные знаки бровями, руками, глазами и всей фигурой в целом. Король заинтересовался и выглянул из-за тетиной спины.– Ваше величество, – прошептал слуга. – Все, отбой!– Что-что? – Король помахал пальцем возле ушей. – Не слышу…– Отбой. Сереион вернулся, – одними губами доложил посланец.– Так где же Сереион? – грозно и громко поинтересовалась тетя. Как всегда – некстати.– Тут, ваше величество! – рявкнул храбрый гвардеец, возникая на пороге.– А где был? – уточнила королева, не терпевшая неповиновения даже в малых дозах.– Везде, ваше величество!– Везде – это хорошо, – не смогла не признать Гедвига. – И как там обстоят дела?– Смотря где, – уклончиво ответил гвардеец.– Но в общем? – настаивала королева.– В общем, народные массы преисполнены энтузиазма по поводу предстоящего праздника, всемерно сочувствуют его величеству и поддерживают его в стремлении найти себе жену и осчастливить своих подданных рождением наследника гордости и славы Хеннертов, – на одном дыхании отрапортовал Сереион.– Правда? – всхлипнула тетя. – Бальтик, как это трогательно. Ты обязательно должен кого-то родить этим милым людям…– Можно, не я? – жалобно попросил король.– А кто? – громыхнула тетя.– Жена.– Жена – можно. Это соответствует славным традициям Хеннертов.Через полчаса четверо заговорщиков – то есть сам король, маг Мулкеба, министр Марона (едва дышащий после финансового отчета, сделанного им лично королеве Гедвиге) и командир королевских гвардейцев Сереион – заседали в кабинете Оттобальта, поправляя здоровье изрядными порциями вина из божественных гарбульзиков.Сереион докладывал об успехах своей миссии. При этом ему необходимо было держать ухо востро и не проговориться о доброй половине событий, ибо королю и его придворным вовсе не следовало знать, что именно он (Сереион) навлек смертельную опасность на такого необходимого государству дракона.Он докладывал его величеству исключительно о том, что посетил неродного дядю Хухлязимуса, – в этом месте Мулкеба завистливо вздохнул: у какого-то мальчишки такие связи, а заслуженный придворный чародей не может записаться на прием вот уже семьдесят три года подряд. И дядя Хухлязимус, продолжал Сереион, пообещал проследить за судьбой Дартского Дракона и уберечь его от возможных опасностей, пока его величество не решит, что следует предпринять.– А чего тут предпринимать? – изумился король. – Вернуть его надо.– Не советовал бы, – сказал дальновидный гвардеец. – Там демонические драконорыцари – опять нужно будет устраивать приемы, ублажать их, а тут еще бодрствующая тетя… Возможно, найдется более приемлемый способ объединить ее величество и столь желанного ей ящера.– К тому же, – забормотал Марона хриплым и слабым голосом, – расходы, которые мы потерпим, если драконорыцари вернутся в замок…Король махнул на него рукой, и министр облегченно умолк. Даже его неуемная страсть к экономии не шла ни в какое сравнение с тем нечеловеческим утомлением, которое он испытывал после двухчасового общения с Гедвигой. И ему теперь было почти что все равно, что случится дальше. А хоть бы король своевольно выписал себе трех новых мульчапликов – он, Марона, и не шелохнется. И даже на четырех не отреагирует.На самом деле Хухлязимус не на шутку разволновался, когда взмыленный Сереион ворвался на его островок, уже издали оповещая дядю о разыгравшейся в Уппертале трагедии.– Что с тобой, деточка? – встревоженно спросил он, подгоняя поближе к гвардейцу уютный диванчик на мохнатых лапках. Диванчик радостно пискнул и заурчал, когда Сереион плюхнулся в его теплые объятия.– Дядюшка, я такого натворил!– Что же ты натвойил, птенчик? – спросил чародей.– Я у тебя заказал антидракона, помнишь?– Ну, я же не Душайа – мозги пока что йаботают. И я йад тебе сообщить, что антид'йакон наконец-то догнал д'йакона. Вот-вот вст'йетятся.– Только не это! – Сереион не умел ломать руки, но проделывал нечто весьма близкое к этому. – Что теперь будет!И он, торопясь и глотая слова, поведал изумленному Хухлязимусу, что королеве-тете, наверняка вставшей с левой ноги, срочно потребовался живой и невредимый дракон. Мулкеба прикинул, что будет проще – вызывать нового или возвращать старого, и остановился на последнем варианте. Но никто ведь не знает, что Сереион тайно заказывал такую антидраконскую программу. И теперь бедного короля могут даже женить на какой-нибудь кикиморе – и крыть ему будет нечем.– Стайая вешалка! – обругал Хухлязимус королеву и сам себе удивился. В последний раз он так нелицеприятно выражался о даме лет пятьсот тому назад. Дама была вампиром с преотвратным характером – извела пол-Хаарба; она была обозвана Хухлязимусом в тот момент, когда пыталась впиться клыками в его шею.Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод о том, как сильно раздражила великого чародея неугомонная королева Гедвига.– На тебе, мальчик, п'йосто лица нет, – сокрушенно поведал Хухлязимус, накапывая гвардейцу какого-то успокоительного зелья в хихикающую чашку. – Не об'йащай внимания, – заметил он изумленный взгляд племянника, – она боится щекотки… Ты не можешь так йисковать здойовьем из-за какой-то г'йимзы. Я все сделаю, как надо, но мне не н'йавится, что ты не занимаешься своими делами, а бегаешь как очумелый из-за ее п'йихоти. Погоди-ка, я погляжу в свой х'йустальный шай: что там у нее в светлом будущем?Светлое будущее королевы вызвало у великого чародея довольную ухмылку.– Ну что, что там? – нетерпеливо спрашивал племянник, вертясь на диванчике. – Что с ней будет?– Ох, не завидую я вашей койолеве… – изрек колдун.– С лестницы сверзится? – с надеждой вопросил гвардеец.– Зачем же с лестницы? С лестницы – не нужно. Это создает об'йаз мученицы и гейоини. А Гедвигу ждет к'йупное йазочайование.– Это какое же?– Позволь, деточка, это будет моей маленькой тайной. Не хочу пойтить тебе сюйп'йиз. Одно обещаю точно – очень скойо вашей тете будет не до того, чтобы мучить племянника. П'йавда, скойо только сказка сказывается, да не скойо дело делается. Но все постепенно встанет на свои места. Вот увидишь.– А с драконом, с драконом что будет? – тревожился Сереион.– Сказано тебе, мейы п'йиняты: не знаю, как они там йазбейутся, но твоему хвостатому дйугу ничего не угйожает. Там воцарятся полная любовь и взаимопонимание.– Дядюшка, – почему-то шепотом обратился к нему гвардеец, – а кто хоть был-то этим антидраконом, что за чудище?– Ой, деточка! Никогда бы не подумал, что это будет так смешно выглядеть – какие-то нездешние охотники на д'йаконов. Тут ко мне недавно заглядывал давний п'йиятель и коллега – Гельс-Д'йих-Энн, так он столько занимательного поведал п'йо этих человечков. Я смеялся до упаду. Йасказать? – И Хухлязимус вопросительно уставился на любимого племянника поверх очков.Очки, кстати, были шикарные: квадратные, с цветными стеклами, в оправе из мелких цветочков. И вообще на сей раз чародей выглядел модником – в каких-то безумных ярких шальварах, клетчатой жилетке и рубашке в мелкий горошек. У Сереиона даже в глазах зарябило.– Да нет, – ответил он, искренне опечалясь. – Я бы с удовольствием послушал, но там король стоит насмерть, покрывает мое отсутствие. Если я задержусь подольше, не знаю, что ему грозит. Но я бы точно не хотел оказаться на его месте.– Превратить ее в жабу, что ли? – сказал колдун очень четко, как всегда, когда ему надоедало изображать старого аристократа с милыми причудами. – По-моему, эта дама слишком далеко зашла. Единственное, чем я могу утешить тебя, мой мальчик, – не все коту, масленица, бывает и Великий Пост.– Ничего не понял, – честно признался Сереион.– А тебе и не надо понимать. Ты просто поверь, что все в скором времени изменится в самую лучшую сторону. Ну ступай, мальчик. Сейчас я тебя до Дарта с ветерком подкину. Передавай привет своему королю – пусть держит хвост трубой.Сереион еще размышлял над тем, какой хвост и какой трубой должен держать Оттобальт, когда обнаружил, что его конь бешеным галопом подлетает к воротам Дарта. Обернувшись, он не обнаружил никаких следов – даже легкого облачка пыли, которая обычно поднимается над дорогой при такой неистовой скачке.
История закусочной «Дви ковбасы» не настолько интересна, чтобы посвящать ей отдельное повествование, но пару слов сказать о ней все же стоит.Нынешнему хозяину продал эту вывеску заезжий торговец магическими предметами, которые стоили у него невероятно дешево, так что трудно было устоять перед соблазном и не купить по случаю что-нибудь полезное в беспокойном и хлопотном гостиничном хозяйстве. Правда, торговец был честным малым и вовсе не скрывал, что многие предметы действуют согласно какой-то собственной, совершенно непонятной ему логике, а некоторые инструкции вызывают у него исключительно удивление.Так и вывеска – с одной стороны, яркая и привлекательная, с аппетитными сосисками, лежащими горкой прямо на блюде, и кружкой пива с белой шапкой пены – была, казалось бы, всем хороша. С другой же стороны, инструкция к ней гласила, что она «станет всемерно способствовать развитию вашего бизнеса» («Чего-чего?» – оторопело уточнил трактирщик. «И я о том же», – печально согласился торговец, вглядываясь в пергамент с мелким и очень ровным текстом).О бизнесе вольхоллские трактирщики слыхом не слыхивали. Но наш был человеком рисковым и азартным. Полюбившуюся вывеску он купил, не испугавшись даже предупреждения, что она будет особенно привлекать запорожских казаков, чумаков, едущих в Крым за солью, а также пылких последователей Нестора Махно и Степана Бендеры.Какое-то время трактирщику пришлось вести настоящую войну со своей супругой – и все из-за новой вывески. Бедная женщина слышать не хотела ни о каком Махно и запорожских – как же их, этих демонов? – казаках, мотивируя свое нежелание острым всплеском женской интуиции. Трактирщик же женскую интуицию ни в грош не ставил, крича, что запорожские казаки – тоже клиенты. И если в его заведении, хвала Душаре, вот уже третий год подряд ежедневно обедают трое троллей, то и казаки останутся довольны.Кстати, постоянным клиентам – тем же троллям, Пульхерии Сиязбовне (которая вытребовала себе скидку и как пожилая женщина, и как редкое существо, изучаемое Шеттским университетом), и шеттским профессорам, которые наезжали сюда раз в два месяца изучать Пульхерию, и ландсхутским патрульным, охранявшим этот неспокойный участок границы, – новая вывеска пришлась по душе. И ее оставили.
За поворотом дороги мелькнуло симпатичное одноэтажное строение, и оттуда повеяло вкусным запахом. Испуганно заржали и затанцевали на месте привязанные к деревянной ограде лошади – под пышными разноцветными попонами и богатыми седлами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35