А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Феи тоже кое-что могут. Во всяком случае, бутылка опустела довольно быстро.
Гризольда решительно поддернула юбку, пожевала мундштук и грозно вопросила в пространство:
– Эй, мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? Что, вообще глаз сомкнуть нельзя?


* * *

Прелестное пасторальное золотисто-розовое утро наступило после того в кассарийских владениях.
Защебетали звонкие пташки, радуя чувствительные души пучеглазых бестий. Вспорхнули над тяжелыми от росы цветами первые мотыльки. Зелг перевернулся на другой бок и нежно обнял пышную подушку.
Такангор приоткрыл один глаз и настороженно принюхался. Воздух был свеж и чист, в нем не витали искусительные ароматы плотного завтрака, и минотавр разумно решил, что можно посмотреть еще один дополнительный сон. Но его желаниям не суждено было исполниться. Легкая, серебристая, теплая речка сновидения уже подхватила его, когда в мир грез ворвался душераздирающий вопль:
– Достиг!
Минотавр тревожно дернул ухом.
– Радуйтесь! – заорал кто-то еще сильнее.
Такангор сел в кровати, размышляя о том, что радость может быть только одна: спуститься вниз и удушить крикуна.
– Вознесем же хвалу, братья, что я уже здесь! – Могучий голос, многократно усиленный эхом, гремел повсюду. Слова отскакивали от стен и башен и носились в воздухе, сталкиваясь друг с другом. – Хвалу, говорю я, вознесем мы этим утром и принесем благодарственные жертвы!!! Обильные жертвы – залог процветания и успеха!
Ошалевший Зелг вскочил с кровати, раздвинул шторы (очаровательный темно-багровый, доходящий до черноты бархат в мелкие золотые скелетики) и выглянул из окна, пытаясь разлепить сонные глаза. Во двор уже стекались многочисленные соратники и слуги, переполошенные дикими криками.
– Безобразие, – сказал герцог, обращаясь к отражению в зеркале. – Кто угодно может ввалиться в замок и учинить погром тихим утром. Я же хотел поспать подольше.
– И не говори, – согласилось отражение, безнадежно махнув рукой, и полезло назад, под одеяло. – Куда только смотрит стража?
Зелг с завистью посмотрел на своего зеркального двойника, потосковал, что не может последовать его примеру, и принялся быстро одеваться, подбадриваемый воплями, доносившимися из-за окна:
– Великую и щедрую жертву, братья и други, положим мы на алтарь, дабы умилостивить богов! Стекайтесь же ко мне… Ой!!!
Судя по сдавленному писку, донесшемуся до ушей молодого некроманта, то ли Думгар, то ли Такангор настигли виновника утреннего кошмара. Обычно такое испуганное и изумленное «ой» рождалось в груди человека именно при их появлении.
– Восставать при свете рассвета столь неподобным способом есть горестное недоразумение. Доброутроствоваться не способен, ибо грозен спросонья, – сообщил Зелгу лиловый от злости Карлюза, которого дикие крики разбудили на самом интересном месте – когда розовая от смущения дева нежно обвила его талию своим прелестным хвостиком.
Мумия Узандафа Ламальвы да Кассара выскочила из соседнего коридора, торопливо пряча в карман халата какую-то таинственную коробочку. От внука не укрылось, что дедуля побулькивает, как котелок, забытый на огне.
– Привет, ребятки, – бодро сказал он. – Что за шум, а драки нету? Ведь милорд Такангор, говорят, уже проследовал к воротам в состоянии, близком к агрессивному.
– Действительно, странно, – кивнул герцог, которому ничуточки не было жаль негодяя, поднявшего его с постели на рассвете. – Доброе утро, дедушка. Хотя какое же оно доброе?
– Сейчас узнаем, – ответил радостный дедуля.
– Отвратительный голос, – пожаловался Юлейн, присоединяясь к кузену. Он накинул на плечи мантию, но забыл снять ночной колпак с помпоном и потому выглядел комично, однако встревоженный Зелг даже не улыбнулся. – Просто как у душеньки Анафефы, моей тещи. И такое же несвоевременное появление. Как ты полагаешь, нам удастся казнить хотя бы этого негодяя?
Выбежав из дверей господского дома, они обнаружили, что двор полон: все обитатели замка явились посмотреть на нарушителя спокойствия. Особенно волновались слуги, получившие четкие указания беречь сладкий утренний сон своего господина и не выполнившие оного из-за виновника торжества.
Им оказался тщедушный человечек невысокого роста, с узкими плечиками и впалой грудью. Даже странно было, что он смог произвести столько шума. Одежда его представляла собой диковинную смесь лоскутов и заплат из грубой ткани, оригинального фасона – нечто вроде прошлогоднего мешка из-под картошки. Мешок подпоясывала волосяная веревка, на которой болтался ржавый и тупой нож серповидной формы. Бледные тощие ножки незнакомца были обуты в грубые сандалии, но самое замечательное впечатление производило его лицо, обрамленное многочисленными седыми косичками со вплетенными в них костями.
Огромный мясистый нос занимал собою большую часть пространства, подавляя своим несомненным величием впалые щеки, тонкогубый лягушачий рот и острый подбородок. Однако глаза – сверкающие веселым безумием, зеленые круглые глаза – притягивали взгляд.
Все это Зелг разглядел легко и сразу: нарушитель спокойствия был доступен для обозрения любому желающему, так как висел в воздухе, оторванный от земли могучей рукой невыспавшегося и голодного минотавра Такангор держал незнакомца за шиворот, и тот медленно крутился то в одну, то в другую сторону, как бумажный фонарик. Но при этом он не переставал делиться впечатлениями.
– Какой лоб, какие рога! – лепетал он в совершеннейшем экстазе, не замечая, кажется, своего плачевного положения. – Какой великолепный яростный взгляд! Вы никогда не хотели, чтобы вас принесли в жертву? Нет? А вы подумайте, какая это прекрасная и величественная судьба…


На поверхности земли он совершенно бесполезен. Ему надо находиться под землей и вдохновлять капусту.
Марк Твен



* * *

Мало кто способен испытать искренний восторг, вися в руке разгневанного минотавра, которому к тому же мешает подушка, зацепившаяся за рог. Незнакомцу это вполне удалось. Он чуть ли не с любовью заглядывал в багровые глаза Такангора и приветливо улыбался.
– Всем здрасьте, – вежливо сообщил он, когда крутящий момент обернул его лицом к многочисленному собранию. – Приятно, что вы столь радушно явились встречать меня. Я Мардамон. Жрец древних богов Жаниваша.
К сожалению, главный специалист по жанивашским богам, князь Мадарьяга, накануне отправился на званый ужин к друзьям и до сих пор не вернулся.
Остальные были так изумлены этим странным явлением, что все еще стояли молча. И даже Такангор, трясший головой, чтобы избавиться от подушки, временно упустил из виду, что бежал вниз рвать, метать, душить и истреблять – словом, карать виновных по полной программе. Наконец толпа раздалась в обе стороны, пропуская герцогского домоправителя, и взгляды присутствующих с надеждой обратились к тому, кто справлялся и с худшими проблемами.
Думгар открыл было рот, чтобы задать вопрос, интересовавший не только его, но жрец опередил голема.
– О боги! – завопил он так громко, что Такангор подпрыгнул на месте, выбив подковами искры из каменных плит. – О боги, какое великолепное подвижное изваяние.
Тут и Думгар утратил дар членораздельной речи.
– Я счастлив!!! – бормотал Мардамон. – Други и братья, я счастлив, что боги вняли моим мольбам. Столько всего сразу – столько последователей, столько потенциальных жертв, достойных высоких владык. Это вот существо – его можно поставить над алтарем. Я поставлю тебя над алтарем для величия и устрашения, – уточнил он, обращаясь непосредственно к Думгару. – Построим пирамиду и станем энергично сбрасывать кровавые жертвы к ее подножию. Какая радость…
– Любопытный случай, – прогудел Думгар. – Никогда не видел ничего подобного.
– А вы уж повидали на своем веку, – подтвердил маркиз Гизонга, с восторгом разглядывая каменного домоправителя.
– Не без того, ваша светлость, – скромно кивнул тот. – Время от времени мне приходилось быть очевидцем, а иногда и участником весьма неоднозначных событий.
– Воображаю, – закатил глаза Гизонга.
Главный казначей Тиронги был без ума от голема. Верный, преданный, бессменный, не требующий ни сна, ни отпуска, ни жалованья, ни даже чаевых; не нуждающийся в еде и питье; к тому же – прекрасный эконом, рачительный и бережливый хозяин. Вот когда поневоле задумаешься о преимуществах некромантской жизни. И почему традиции королевского двора Тиронги категорически запрещают использовать черную магию после, безусловно, трагического, но такого давнего конфликта? Это как же можно было бы сэкономить на прислуге! И, окончательно забыв о причине, приведшей его на замковое подворье в столь ранний час, маркиз зашевелил губами, совершая в уме сложные подсчеты. Это занятие всегда его успокаивало и помогало сохранять душевное равновесие.
У окружающих с душевным равновесием обстояло похуже. Не желая травмировать впечатлительного читателя медицинскими подробностями, скажем так: оно было несколько поколеблено.
Такангор время от времени встряхивал незваного гостя, пытаясь сообразить, одобрила бы маменька нанесение тяжких телесных повреждений в данном случае или все же осудила.
Карлюза, прекративший непродуктивно злиться, открыл тетрадку, с которой никогда не расставался, и аккуратно вывел: «Истребление злодокучливых нарушителей утреннего сна», – после чего выжидательно уставился на герцога.
Герцог лихорадочно думал. И в конце концов это принесло свои плоды.
– Вы сумасшедший, – осенило наконец Зелга. – Как я сразу не понял. Это же очевидно. Все в порядке, дедушка, – обратился он к мумии. – Все в порядке, господа. Он просто сумасшедший. Все хорошо, все просто прекрасно.
– Ты так считаешь? – с сомнением уточнил Узандаф. – То есть ты действительно думаешь, что все прекрасно? Может, тебе заглянуть как-нибудь на досуге к Дотту: поговорить о том, о сем. Лучше – о сем. Об адекватном восприятии действительности, например.
Зелг обиженно засопел. Быть миротворцем нелегко – положение обязывает, и уж совершенно невозможно легонько пристукнуть вредного престарелого родственника в воспитательных целях.
– Почему сумасшедший? – возмутился Мардамон. – Еще неизвестно, кто здесь сумасшедший! Сами вы поразительно не в себе. У вас стряслось счастье, а вы стоите с постными и унылыми физиономиями, будто совершенно его не испытываете. Ничего, сейчас я буду говорить с вождем. Вот скажите, у вас есть вождь?
– Нет, – окончательно растерялся молодой некромант, почему-то представивший себе татуированного громилу в шерстяной юбочке и ожерелье из человеческих зубов, который был изображен на картинке в книге «Модернизация и реконструкция каннибализма. Опыт развитых стран».
– Ну кто-то же у вас командует? – удивился жрец.
– Разумеется, – рявкнул Такангор. – Ты говоришь с его высочеством герцогом да Кассаром, не говоря о том, что висишь как раз около его величества короля Юлейна.
Жрец всплеснул тощими ручками.
– А раз у вас есть вождь, вам обязательно нужен жрец! Послушайте, как же вы до сих пор обходились без жреца? – Мардамон уставил обвиняющий перст на бедного Зелга. – Это вопиющее нарушение всех канонов, удивляюсь, что вы всё еще живы и до сих пор вождь. Или вы не представляете себе, как при помощи наших возможностей вы можете увеличить ваши возможности? Обязательно надо приносить жертвы. Это же азы науки управления. Где вы учились, ваше высочество?
– В Аздакском королевском университете, – пролепетал герцог.
– Несчастное заблудшее дитя! Что эти мракобесы понимают в науках? Они настолько суеверны, что отрицают даже жертвоприношения и старинные культы. Невежественные пустоголовые существа, которым доступны разве что «иллюзиеведение» и «пунктуальный учет».
– Дедушка, – жалобно спросил Зелг, – что нам с этим делать? У нашей семьи есть какой-то опыт самозащиты в подобных ситуациях? Какие-то старые полезные традиции?


Традиции – это совокупность решения проблем, которые уже никто не помнит.
«Принцип Патерсона»

– Сколько угодно, – плавно повел сухой ручкой Узандаф. – Например, можно скормить его Кехертусу. Правда, он тощий и жилистый, но если сказать Кехертусу, что это его долг перед обществом, он постарается и превозможет себя.
– Не знаю, что такое этот самый Кехертус, но предупреждаю вас, что богам это неугодно, – быстро сказал Мардамон.
– Вас, милейший, никто не спрашивает, – мягко улыбнулся граф да Унара, подходя поближе. – Вам лучше помалкивать, когда говорят августейшие персоны.
– О, граф, вот и вы! – обрадовался Юлейн. – Вы в курсе проблемы?
– Какой профиль, – умилился Мардамон, разглядывая элегантного вельможу, – гордый, ясный профиль благородного человека. Этого человека так и хочется принести в жертву.
– Вот видите! – вскричал король.
– Да, ваше величество. Я наблюдал за происходящим с самого начала.
– У вас есть деловое предложение?
– Даже несколько, – поклонился начальник Тайной Службы. – Но правила вежливости требуют сперва предоставить слово милорду Думгару. Это его территория.
– Если господа не против, можно принести его в жертву Цигре, – небрежно заметил голем. – Оно давно какое-то недовольное, грустное. Может, это его немного развеселит. А я охотно постою у алтаря для величия и устрашения.
– Тоже любопытно, – согласился Узандаф. – Что же предложите вы, граф?
– О, я человек прозаический, даже скучный, ваша светлость. Я бы замуровал его заживо в какой-нибудь пещере – чтобы не убивать и чтобы он не докучал остальным. В назидание потомкам.
– Мне нравится ваш подход, – закивал Такангор. – Маменька его наверняка одобрили бы. Они всегда сетуют, что национальные традиции запрещают минотаврам замуровывать в стены непослушных потомков. Маменьке хорошо – они, ежели недовольны, одним взглядом уже как бы и замуровывают, и приносят в жертву. Сразу растешь, облагораживаешься, становишься чище и благовоспитаннее. По себе знаю. Но в целом минотаврам не хватает действенных методов воспитания подрастающего поколения.
Мардамон с тревогой прислушивался к собеседникам.
– Вы лишаете себя удивительных возможностей, – заметил он.
– В крайнем случае, – задумчиво произнесла мумия, – тебе, Зелг, будет над кем экспериментировать. А то ни одного живого наглядного пособия.
– Вы недооцениваете качество моих жертвоприношений, – вставил Мардамон. – У меня все остаются довольны – и боги, и владыки, и сами жертвы. Я имел огромный успех с ворожбой на костях в Лешвеке, удостоился личной благодарности князя Илгалийского за прорицание прекрасного будущего и выплаты всех долгов. В Пальпах меня принимали как родного!
– Там живут гоблины, – ответил Думгар. – Гоблинам я не удивляюсь.
– В крайнем случае, – подхватил Такангор, ухмыляясь, – можем накормить этого ходока завтраком и отправить восвояси.
– Мудрое решение, – торопливо заметил жрец. – Богам угодно отправить меня восвояси, принеся на дорогу жертвы, дабы облегчить путь и избежать опасностей.
– Что-то мне подсказывает, что опасностей ему как раз и не избежать, – сказал да Унара, глядя, как наливаются рубиновым огнем глаза генерала Топотана.
В историях, подобных нашей, что-то обязательно должно случиться в критический момент. Иначе не бывает. И неудивительно, что в тот самый миг, когда минотавр вспомнил о своем прежнем намерении учинить расправу над вторгшимся в Кассарийский замок фанатиком, на мощенный каменными плитами двор вступил довольный жизнью, слегка пьяный вампир.
Званый ужин, плавно перетекший в разгульную ночь и удачное утро, доставил ему массу удовольствия, и потому он был исполнен понимания, всепрощения и братской любви ко всему сущему.
Компания, столпившаяся во дворе, его порадовала. Вот и остальные не отлеживают себе бока, бездарно растрачивая жизнь на сладкий сон, но дружно участвуют в каком-то интересном мероприятии. И князь тут же решил присоединиться.
– Ого, какое с-собрание! – сказал Мадарьяга, слегка икая и при каждом ике взмывая в воздух, как перышко. – Прошу п-прощения, господа. По какому поводу массовое гулянье?
Такангор отпустил шиворот бедолаги жреца, и тот кулем рухнул к ногам вампира.
– Что это? – слегка удивился князь. – Сюрприз? Лично мне? Награда нашла героя?
Такангор подумал, что мысль вполне дельная.
Тут и раздался следующий нечеловеческий вопль, исполненный радости, из тех, что так хорошо удавались жрецу.
– О повелитель! – вскричал Мардамон, пытаясь поймать порхающего в воздухе Мадарьягу и приложиться устами к его сафьяновому сапожку. – О повелитель! Наконец-то я обрел тебя для вечного служения!
– Не надо на меня так смотреть, – сказал мгновенно протрезвевший упырь. – Я тут совершенно ни при чем.


* * *

Немалых трудов стоило оторвать безмерно счастливого жреца от предмета его пылкого поклонения, водворить на террасу и услышать хоть какие-то объяснения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47