Это был Рарапон, связанный некогда с предателем Дензилом. Как и тот, он думал только о захвате власти. На нём была алая одежда чернокнижника, но он все теребил то пояс, то ворот, будто носил одеяние с чужого плеча.
Рабы уже заканчивали работу. С помощью лебёдок они готовились опустить в глубокие ямы каменные столбы. Саймон увидел, как Рарапон быстро взмахнул рукой. Ализонский вельможа кивнул и щёлкнул пальцами. По этому сигналу у ям, готовых принять столбы, произошло несколько быстрых схваток: рабы разбились на тройки, двое накидывались на третьего и сбрасывали его вниз, в яму, прямо под опускающиеся каменные глыбы.
Рарапон прошёл вперёд с видом человека, которому предстоит возглавить огромное собрание. Он высоко воздел руки и начал размахивать ими. Каждое движение оставляло в воздухе красный след, и следы эти образовали причудливый узор.
Он затянул какое-то песнопение, еле доносившееся до Саймона.
Саймону не нужно было никаких подсказок, ему не понадобился дар, чтобы понять, что происходит! Рарапон пытается открыть врата! Врата — древние пути, через которые мудрецы Великого времени могли когда им вздумается исследовать иные миры. А секреты ворот давно забыты, мало кто вообще знал об их существовании.
Врата не только впускали в этот мир бродяг и путников, они ещё и втягивали их, унося в иные миры. Это могли быть и одинокие искатели приключений, одним из которых был он сам много лет назад, и целые народности — жители долин из Высшего Халлака, или салкары, или разные малые племена и кланы.
Кроме того, врата притягивали зло. Через них вошли колдеры, разорившие в этом мире всё, что попалось им под руку. А недавнее вторжение из-за моря странных мореходов-фанатиков! Их смогли остановить лишь искусство, кровь и отвага сокольничих и людей Дола. Сами сокольничии, которые…
Никто из переживших нахлынувшее буйство необузданного волшебства, неукротимого и беспощадного, не мог позднее достоверно описать, что произошло. Какая-то сила навалилась на них, забавляясь людьми, как игрушками. Оглушённый, почти лишившись сознания, раздираемый изнутри и снаружи неведомой силой, Саймон смутно видел, как каменные столбы клонятся друг к другу и обрушиваются, погребая под собою всех собравшихся в узкой лощине. Огонь под котлом погас.
Саймон опрокинулся на спину, рука его с мольбой потянулась вверх. К кому, к чему — он не мог бы сказать. И вдруг явилась она. Мысленным взором он видел Джелит так ясно, как будто она стоит совсем рядом.
Беги, Саймон, беги! Приведи с собой всех, кто готов встать под знамёна Света. Ибо чародейство, свершившееся здесь, грозит погибелью всему нашему миру!
Он потянулся к ней, но видение исчезло. Он не знал, что теперь древний Магический ключ стал недосягаем. С его исчезновением другие врата остались без надзора и охраны. Теперь оставалась только надежда на тех, кто всеми силами, не щадя жизни, будет бороться до последнего.
Пролог 2
Арвон, Кар Гарудин, Замок Грифона
Денёк был отличный, ничего не скажешь. Эйдрит взялась за арфу — такой день словно создан для музыки, — но что-то удержало её от прикосновения к серебристо-голубым струнам. Ей не сиделось на месте и в то же время не хотелось покидать солнечный уголок двора.
Замок более не походил на ту замшелую уединённую крепость, куда её родители прибыли много лет назад. Но со временем, ещё до её рождения, он превратился в уютную обитель, где протекала жизнь тех, чью любовь и дружбу она ценила превыше всего. И сейчас, когда она с опозданием возвратилась из опасного путешествия, ей хотелось только одного — блаженно погрузиться в приветный домашний мир. Но этим утром…
Она как-то раньше не отдавала себе отчёта в том, что Алон стал её второй половиной задолго до их женитьбы. Но за последние дни между ними возникло какое-то отчуждение, какой-то разрыв во времени и пространстве.
Конечно, виной всему Хиларион, посвящённый, осколок Старого времени, который взялся обучать Алона, зная, что тот от рождения наделён великими талантами. Ей не доводилось видеть Хилариона, который жил с прославленной колдуньей Каттеей Трегарт на другом краю света. Для неё он был просто именем — Алон редко говорил о том, что случилось до их встречи.
Ей приходилось видеть, как он колдует — так, как не умеет никто из известных ей, но пользовался он этим лишь в случае крайней опасности. А сейчас все опасности миновали.
Алон не поехал с остальными — с Керованом, Джойсаной, с их сыном и дочерью, с Джервоном и Элис, её собственными родителями, — чтобы присутствовать на Клеймении Стада, когда отбираются лучшие жеребята, и в лагере Кайогов царят шум и суета.
Нет, в последние дни он просто тихо удалялся в высокую башню этой древней твердыни, и что он там искал или над чем колдовал — она не имела ни малейшего представления. Возможно, Алон сам все расскажет жене, если ему заблагорассудится. Но ей не давала покоя мысль о Хиларионе.
— Эйдрит, где Фирдун? Он обещал… — её младший брат притопал босиком по мощёному двору. В его голосе она уловила капризные нотки.
Им уже удалось прийти в себя после прошлогоднего потрясения, виной которому был Тревор, или, лучше сказать, происшедшее уже не так угнетало их. Когда-то давно на его мать Элис перед самыми родами напустили порчу — и она долгие годы пребывала в состоянии, пограничном между жизнью и смертью.
Всё это время Эйдрит старалась освободить Элис от чар. Наконец порчу удалось снять, и через несколько мгновений роженица разродилась.
Но сейчас к Эйдрит подошёл далеко не младенец, ибо та колдовская сила, что так крепко удерживала мать и нерожденного ребёнка, будучи сломленной, высвободила не только своих узников, но и остановленное время, и за недели, последовавшие за появлением на свет, Тревор наверстал как телом, так и умом утраченные годы.
— Фирдун?
Он остановился прямо перед ней, заправив большие пальцы за пояс, оттопырив нижнюю губу, до смешного верно подражая коннозаводчику торгианцев Гыорету.
Эйдрит с трудом сдержала вздох. Фирдун, сын Джойсаны и Керована, обладал неслыханной одарённостью и был так же не похож на свою сестру Гиану, как день не похож на ночь. Пока ещё родителям удавалось держать его в руках, но сотрудничать с Алоном он последнее время не желал — по мнению Эйдрит, он просто завидовал ему.
Возможно, самая большая сложность заключалась в том, что его не приняли в число Защитников Грифонии. Собственный отец Эйдрит, Джервон, также не имел этого титула, но он воин и, не обладая даром, спокойно принимал то, что его призвание — в ином. А вот Тревор — да, этот самый новорождённый — принят в круг избранных, несмотря на малолетство. Фирдуна же туда не пускали, несмотря на очевидный дар.
Тем не менее Тревор взял за образец для подражания именно Фирдуна. Он таскается за ним повсюду, и хотя Фирдун никогда не бывал с ним груб, сейчас он, по возможности, избегал мальчика.
— А Фирдун сказал, что мы пойдём смотреть лошадок, — продолжал Тревор. — И отбирать их, — его огромные глаза засияли. — Может, и меня возьмут, и тогда отец не станет говорить, что я маленький и что не могу сам кататься.
Вдруг Эйдрит вздрогнула. Она не обладала даром ясновидения, но какая-то смутная тревога коснулась её на миг.
К её удивлению, Тревор отшатнулся от неё. И тотчас же она услыхала быстрый топот сапог по лестнице. Через мгновение Алон вылетел во двор и, чуть не сбив их с ног, резко остановился. Казалось, его гонит какая-то сила, с которой он с трудом справился. Его рука опустилась на плечико Тревора, он прижал к себе ребёнка. Другую руку он протянул к Эйдрит, как будто ему необходимо было обнять их обоих. Взгляд его устремился туда же, куда смотрел Тревор.
Там ничего не было видно — по крайней мере, ей. Но она провела рукой по струнам арфы, и они отозвались громче, чем она ожидала — звук походил на звук боевого рога.
Алон покачал головой и подтолкнул брата в её объятия, а сам заслонил их обоих своим телом. Тревор вырывался, и Эйдрит с трудом удерживала его.
Беда! Теперь она не просто чует её. Из лагеря внизу, в долине, несмотря на большую удалённость, доносились приглушённые расстоянием крики и ржанье испуганных лошадей.
— Гарт-Хауэлл! — Алон сплюнул. — Они скачут сюда.
Эйдрит вздрогнула. Эти, из Гарт-Хауэлла, имеют все основания ненавидеть её. Как-то в гневе она наложила заклятие на одного из их великих воинов. Но никогда раньше эти люди-тени не покидали местность, которую считали своей собственной. Они держались за свои хранилища неведомых знаний ещё более отчаянно, нежели охраняли свои находки лормтские мудрецы.
Алон направился к широким воротам замка. Эйдрит, одной рукой обняв за плечи Тревора, другой прижимая к себе арфу, устремилась за ним. Но вот, подгоняя коней, заспешили к замку и остальные. Керован скакал в арьергарде, а Джервон держал наготове меч, хотя применять клинки против врагов было бесполезно.
Тем не менее они спешились, крепкими шлёпками по крупу направив лошадей во двор. Затем выстроились в одну шеренгу, как передовой отряд лучников перед битвой.
Керован и Алон стояли плечом к плечу, по обеим сторонам — их жены, потом Гиана и Тревор. Эйдрит еле слышно запела.
Они направляются к Драконьему Гребню!
Эйдрит не удивил этот неожиданный мысленный сигнал. Его прислала Сильвия. По крови она наполовину принадлежала к Древнейшим и, хотя делила с ними жилище, часто отправлялась бродить по горам, которые были ей так дороги в юности.
День померк, наползли тучи. Из лагеря Кайогов все ещё доносился шум. Алон скомандовал:
— Стена!
Голос Эйдрит окреп. Её пальцы быстрее забегали по струнам. К её голосу присоединилось пение Алона, которое подхватили остальные. Только Тревор молчал, но он придвинулся к колдуну и встал перед ним, гордо подняв голову. Ничего детского не осталось в его лице. Обе руки он воздел над головой, сжав пальцы, словно что-то ухватив. Затем он отшвырнул от себя что-то невидимое.
С ними пленник. Мысленное послание Сильвии теперь звучало глуше, как будто между ними возник барьер. Фирдун! Они опутали его мозг!
Голос Эйдрит дрогнул, руки Тревора задрожали, пение стихло. Лицо Алона застыло, как на портрете одного из Великих старцев. Он слегка взмахнул рукой, и остальные отодвинулись от пего.
Сила… Эйдрит чувствовала, как она нарастает…
Затем…
Её швырнуло на землю, прямо на арфу. Она ушибла руку. Тревор забился, закричал, оцарапал её. Впервые в жизни Эйдрит испытывала такой ужас, такую муку. Джойсана поникла и опустилась наземь, увлекая за собой Керована.
Алон внезапно отшатнулся, покачиваясь, закрыв руками искажённое страданием лицо.
Да кончится ли это когда-нибудь? Эйдрит понимала, что никто из собравшихся не выдержит долго. Если это продлится, все погибнут.
Все прекратилось так же внезапно, как и нахлынуло. Они долго лежали неподвижно, как ослабевшие жертвы чумной эпидемии, выползшие из постели.
Новое послание Сильвии привело их в чувство.
Такое было наслано чародейство, которого мир не ведал со времени последней битвы Великой войны — невиданный напор, неслыханная мощь. Те, что из Гарт-Хауэлла, лежат как мёртвые, а пленник их скачет на волю.
Алон вытирал руками мокрое от пота лицо.
— Это было не на нас направлено, иначе мы, чей разум открыт, были бы мертвы. Хиларион… Мне нужно выяснить…
Он развернулся с намерением тотчас же вернуться в башню, где привык запираться, но Эйдрит удержала его.
— Какое отношение к этому имеет Хиларион? Он ведь из Древних, он принадлежит к тем, по чьей воле нас постигла тяжкая участь. Это что, какое-то новое из его чародейств?
Алон притянул её к себе.
— Это не так. Я ведь был его учеником. Он — на стороне Света. Мы сейчас хотим научиться общаться на больших расстояниях. По-моему, именно эта великая сила поможет нам. Но мне нужно выяснить…
— Нам всем нужно кое-что выяснить, — вмешался Керован. — Сдаётся мне, что где-то распахнулась дверь, через которую проникла Тьма. Придётся всем добрым силам объединиться, чтобы уберечь Свет.
Пролог 3
Кумирня Гунноры, к югу от Вара
Дестри н'Ренант шла из купальни, держа в одной руке мокрое полотенце, другой застёгивая кожаный жилет. Она всегда легко вставала по утрам, её не тяготила необходимость одеваться, готовить завтрак и выполнять прочие повседневные дела.
Она продела светлые, длинные до плеч волосы в серебряное кольцо, подхватив и непослушные пряди на затылке. При ходьбе с волос летели брызги.
Но мысли её были уже далеко, сосредоточены на предстоящих дневных заботах. Нужно дать Джозефинии зелья, которое помогает при боли в суставах, измучившей беднягу за последнее время, когда одна гроза сменяет другую; нужно заглянуть на ферму Паджана, навестить там слабенького новорождённого жеребёнка. Даже не знаешь, как все успеть, хоть и суетишься от рассвета до заката.
А сегодня она проснулась с каким-то неясным беспокойством. Это не похоже на осадок, который бывает после снов-откровений Госпожи — тут она бы помнила каждую деталь. Но никак не отделаться от этого странного предчувствия.
Огромный чёрный кот, сидящий на пороге древней кумирни, которую Дестри восстановила сама, вот этими самыми руками, широко разинул пасть, беззвучно, по своему обыкновению, мяукая. Пресвятая Госпожа, а Вождь-то все растёт и растёт! Уж конечно ни одному коту в округе с ним не сравниться. Да и по уму им до него далеко, разве что они скрывают свои мысли от людей. Но Вождь не из нашего мира, в нём вообще нет местной кошачьей крови. Он вместе с Дестри пережил всё, что случилось в Гавани Мёртвых кораблей, они вместе перешли через эти диковинные врата. Врат этих, правда, больше нет — благодарение Госпоже и её Дару! Этот кот и она, пария, которой все сторонятся, связаны узами, которых сама смерть не разорвёт.
— Не желаете ли позавтракать, ваша милость? — улыбнулась она. — Впрочем, я не сомневаюсь, что ночная охота до отказа наполнила ваш желудок.
Его огромные жёлтые глаза оставались бесстрастными. Он лишь широко зевнул, обнажив клыки, которые, как она отлично знала, он готов употребить во благо и во вред, в зависимости от добычи.
В кумирне было два помещения. Дестри постаралась восстановить каменную кладку, вычистила и вымыла все внутри, натёрла стены составом из ароматических растений, собранных в запущенном саду. Внешняя комната предназначалась для хозяйственных нужд, но и там она не терпела никакого беспорядка. Стол из самого прочного и дорогого варсового дерева, которое отливает золотистым металлическим блеском, когда его как следует отскоблишь, там же две скамьи того же дерева. В углу очаг, которому не положено сыпать пепел на пол, и полки, а ещё один-два поставца.
Никаких гобеленов, никакой богатой резьбы. Но сама Госпожа Гуннора украсила святилище по своему вкусу — там, где сходятся полы и стены, по всей комнате вьются лозы. В любое время года они усыпаны вперемешку цветами и плодами, внося с собой мир и спокойствие, царящие снаружи.
Дестри разложила мокрое полотенце на краю стола и осмотрела цветки на лозах. Нет, голубых не надо — лёгкая тень, что сопровождала её с момента пробуждения, подсказала, что они не годятся. Она тщательно выбрала и сорвала на длинном вьющемся стебле то, что предложила ей лоза: белые цветки — символ поиска, цель которого неясна ищущему, и золотые — обещание обильной жатвы, любимого времени Гунноры.
Дестри прошла в кумирню. Там стояла глыба белого камня, подобного которому не найти нигде в округе. По сторонам его высечена собственная печать Гунноры — сноп спелого зерна, перевитый плодоносящей лозой. Дестри быстро прошла к нему, обогнув длинную лежанку, на которой жаждущие мудрости могли спать и учиться.
На алтаре стояла единственная ваза, изящная и узкая, напоминающая водяные лилии. Дестри вынула вчерашние увядшие цветы и поставила вместо них свой бело-золотой букет.
Она сомкнула руки вокруг своего главного достояния — амулета, который ей так верно служит. Янтарь был тёплым на ощупь, как будто в руке оказалась чья-то тёплая ладонь.
— Госпожа, — медленно произнесла она. Конечно, Великая и так может узнать любые её мысли, но Дестри, как и все люди, нуждалась в словах. — Госпожа, если грядёт беда, позволь мне послужить тебе, для чего я и призвана тобой.
Дестри занималась своими дневными хлопотами, когда вдруг услышала скрип колёс. Закупорив пузырёк, в который она наливала лекарство, Дестри вышла на крыльцо.
Дорога, ведущая к посёлку, была немощёной и узкой. Огромный вол, привычный к плугу, на этот раз запряжённый в грубую повозку, время от времени протестующе мычал.
Джозефиния! Но ведь Дестри собиралась сама доставить снадобье на ферму. Тримбл, муж Джозефинии, шагал рядом с повозкой, держа наготове кнут. С его пояса свешивался топор со сверкающим, только что заточенным лезвием. А позади, держа наготове луки и насторожённо оглядываясь по сторонам, шли Станврик и Фосс — лучшие охотники в округе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69