— Я люблю тебя, господин, — прошептала она сквозь слезы. — Я очень хотела помочь тебе!— Ты — беглая рабыня, — сказал Хассан. — Кроме того, в оазисе ты посмела назвать меня по имени.— Прости меня, господин, — рыдала она. — Я так люблю тебя!— Ты — беглая рабыня, — повторил он.Алейна рыдала, не смея, однако, нарушить позицию танца рабыни.— Прости меня, господин, — простонала она. — Я люблю тебя.Возвращаясь к Хассану, она действительно рисковала своей жизнью. Она любила его. Но рабыня обязана беспрекословно исполнять все распоряжения своего хозяина. Она нарушила его волю дважды. Не думаю, что это далось ей легко. На Горе любовь отнюдь не означает каких-либо послаблений в отношении женщины и ничуть не облегчает ей жизнь. Напротив, ее зависимость от мужчины становится еще более полной, и она окончательно утрачивает достоинство и свободу.— Господин, — рыдала Алейна.Какой же все-таки лакомый кусочек рабской плоти эта Алейна, подумал я. А с другой стороны, какой еще она могла быть, если ею обладали мужчины Гора?Человек на помосте лениво поднял палец. Музыканты приготовились к игре. Алейна в ужасе посмотрела на Хассана.— Что мне делать, господин? — На ее горле красовался золотой танцевальный ошейник, на запястьях позвякивали золотые цепочки, некоторые из них доставали до самых лодыжек. В Тахари есть много разновидностей танцевальных цепей. Алейну заковали в так называемый овал. Кисти рук и лодыжки были скованы тонкими золотыми цепочками, продетыми в кольцо на ошейнике: Таким образом, танцовщица всегда может левой рукой натянуть цепочки и связать сама себя. Вообще же длина рассчитана таким образом, чтобы не стеснять движений. Опытная танцовщица, умело пользуясь цепью, может создавать различные образы.— Что мне делать, господин? — взмолилась Алейна. В этот момент она была прекрасна.Все не отрываясь следили за невольницей. Помимо украшений, колокольчиков, цепи и ошейника, на ней было шесть желтых шелковых лент, три спереди и три сзади, длиной около четырех футов каждая. Ленты крепились к золотому кольцу на шее. Меня всегда восхищало клеймо Алейны. Глубокая, четкая, тонко исполненная работа.— Господин! — закричала Алейна.Палец человека на помосте должен был вот-вот опуститься.— Танцуй, рабыня, — произнес Хассан.Палец лениво упал, музыканты заиграли. Закованная в цепи Тахари Алейна начала танцевать. Она была самым прелестным пустяком и самой очаровательной ерундой на свете.Пир затянулся надолго. Красавицы соляного убара доставили нам немало радости. Наконец он произнес:— Уже поздно. Пора отдыхать. Завтра вам предстоит подняться до рассвета.Алейну отпустили несколько часов назад.— Отведите ее в караульное помещение, — распорядился Хранитель Дюн. — Пусть порадует стражу. — Девушку за волосы вытащили из комнаты.— Вы прикрываете лица, как это делают в Чаре, — сказал я, — но мне кажется, что вы не оттуда родом.— Нет, — ответил человек на помосте.— Я не знал, что ты и есть соляной убар, — сказал я.— Многие этого не знают, — пожал он плечами.— Зачем ты и твои люди прикрываете лица? — спросил я.— Так принято при дворе Хранителя Дюн, — ответил он. — Здесь озабочены не племенными традициями, а сохранностью соли. Все мои люди носят повязки, поэтому никто точно не знает, кто именно состоит на моей службе. К тому же человеку в повязке легче принимать волевые решения. Он действует не от себя, а от имени всего убарата.— Ты с уважением говоришь о своей службе, — заметил я.— Мало кто знает воинов соляного убара, — сказал он. — Лишенные лиц и имен, они вселяют в людей страх.— В меня они страха не вселяют, — огрызнулся Хассан. — Развяжите руки и дайте ятаган, мы сможем кое-что проверить на практике.— Может быть, я еще кого-нибудь знаю? — спросил я.— Может быть, — пожал плечами соляной убар и, повернувшись к своим сотрапезникам, приказал:— Снимите повязки.Мужчины сдернули с лиц красные повязки.— Хамид, — узнал я помощника Шакара, предводителя отряда аретаев.Хамид сверлил меня полным ненависти взором. Рука его сжимала рукоять кинжала на поясе.— Позволь прикончить его прямо сейчас, — попросил он.— Давай, может, получится лучше, чем когда ты исподтишка ударил Сулейман-пашу, — сказал я.Хамид издал яростный вопль.Соляной убар поднял палец, и Хамид опустился на место, гневно сверкая глазами.— Есть еще один знакомый мне человек, — сказал я, указывая на щуплого человечка, приютившегося рядом с соляным убаром, — хотя, когда я видел его последний раз, одет он был значительно беднее.— Это мои глаза и уши в Торе, — пояснил соляной убар.— Водонос Абдул, — сказал я. — Как-то раз я принял тебя за другого человека.— Вот как? — удивился он.— Сейчас это не имеет значения, — сказал я и улыбнулся.По глупости я принял его за Абдула, о котором говорилось в сообщении, написанном на черепе девушки по имени Весна, столь загадочным образом присланной в дом Самоса из Порт-Кара. Я так и не узнал, кто послал это сообщение. Теперь-то я понял, что речь в нем шла об Абдуле, соляном убаре. Послал девушку, безусловно, житель Тахари. Ему и в голову не пришло, что сообщение может быть понято неправильно. Он не сомневался, что в Тахари при имени Абдул возникнет образ только одного человека — могущественного, властного, вселяющего ужас Хранителя Дюн, соляного убара.Возможно, я вел бы себя по-другому, если бы раньше узнал, как зовут соляного убара. Интересно, кто же послал сообщение «Берегись Абдула»? Как же рано я успокоился, посчитав, что уже разгадал эту тайну!— Можно, я перережу ему горло? — спросил водонос.— У меня другие планы в отношении нашего друга, — ответил соляной убар. Он так и не снял повязку с лица, хотя все остальные выполнили его приказ.— Тебя давно знают как Абдула? — спросил я.— Несколько лет, — произнес он, — с тех пор как я стал хозяином этого касбаха и сменил своего предшественника.— Ты служишь куриям, — сказал я.— А ты служишь Царствующим Жрецам, — пожал плечами Абдул. — У нас много общего, мы — наемники. Только ты не так умен, ибо служишь тем, кому не испытать вкуса победы.— Царствующие Жрецы достойны уважения, — сказал я.— Не в такой степени, как курии, — заметил Абдул. — Курия настойчив. Вынослив. Свиреп. Курия всегда добивается своего. Царствующие Жрецы проиграют. Их ждет поражение.Возможно, он прав, подумал я. Курии действительно отличаются невероятной настырностью, агрессивностью и жестокостью. Курия очень сообразителен и жаден, он готов убить всех в схватке за территории и мясо. А Царствующий Жрец — весьма деликатное и благородное создание. Он старается избегать конфликтов, даже военная поза у него всегда оборонительная. Все, что он хочет, это чтобы его оставили в покое. Не знаю, способны ли Царствующие Жрецы, при всей мощи их разума и мудрости, записанной на ароматные ленточки, понять курий на гормональном или неврологическом уровнях. Истинная природа курий останется для них недоступной. Человек может познать курию, Царствующий Жрец может только узнать о нем. Чтобы познать курию, надо ночью, при свете лун, встать на его пути с топором, почувствовать мускусный запах его ярости, услышать дикий рык, увидеть черную кровь на клыках, встретить его атаку. Неспособное к ненависти, похоти и террору существо не в силах понять ни курию, ни человека.— Возможно, ты и прав, — задумчиво проговорил я.— Я не зову тебя на службу куриям, — сказал он.— Это для меня честь.— Ты из воинов.— Верно, — сказал я. — Я еще ни разу не поступился своей честью. Пусть те, кто попробует склонить меня к этому, встретятся со мной с оружием в руках.— Ну что же, — произнес человек на помосте, — уже поздно, всем пора отдыхать. Вам предстоит подняться до рассвета.— Где Велла? — спросил я.— Пока жива.— Должен ли я называть тебя Абдул? — спросил я.— Если хочешь.— Я лучше знаю тебя под другим именем.— Это верно, — согласился он.Хассан попытался вырваться. Ему никак не удавалось сбросить веревки с рук. Ремни врезались в его шею, а стражники тут же повалили его на колени.Лезвие ятагана уперлось ему в горло, и Хассану пришлось успокоиться.— Нас убьют на рассвете? — спросил я.— Нет, — ответил он.Я удивленно посмотрел на него. Хассан недоуменно огляделся.— Завтра вы вместе с другими отправитесь в путь. Это будет долгое путешествие пешком. Надеюсь, вы доберетесь до цели живыми.— Что ты собираешься с нами сделать? — резко спросил Хассан.— Я приговариваю вас, — торжественно произнес Ибн-Саран, — к каторжным работам на соляных приисках.Мы попытались вскочить, но на плечах повисли стражники.— Тафа, Риза, разденьтесь! — приказал Ибн-Саран. Девушки тут же скинули с себя все, кроме ошейников. — Ночь проведете в подвале, — продолжал Ибн-Саран, обращаясь к нам. — Каждый в своей камере, прикованный к стене. У каждого будет обнаженная рабыня, тоже прикованная к стене. При желании сумеете до них дотянуться.— Ибн-Саран благороден, — произнес я.— Я даю Хассану женщину за его смелость. Ты получаешь женщину за мужество и за то, что мы с тобой оба наемники в больших войнах. — Он обернулся к девушкам. — Выпрямись, Тафа. — Рабыня вытянулась, продемонстрировав идеально красивое тело. — Приковать Ризу рядом с Хас-саном-бандитом, а Тафу — рядом с человеком из касты воинов, чье имя Тэрл Кэбот. Посмотри на Тафу, Тэрл Кэбот, — сказал Ибн-Саран. — Постарайся по-настоящему насладиться ее телом, ибо в Климе женщин нет.Нас вытолкали из приемного зала Хранителя Дюн, соляного убара, человека, которого я знал под именем Ибн-Саран. Глава 14. ДОРОГА НА КЛИМ Я сделал еще один шаг, и правая нога по колено провалилась в соляную корку. По спине тут же стегнули кнутом. Кто-то изо всех сил дернул за цепь, и голова моя едва не оторвалась. Я до боли стиснул кулаки, прикованные к телу тяжелыми цепями. Левая нога тоже провалилась, раздался хруст ломающихся кристаллов. Острый край резанул по ноге как раз там, где заканчивались кожаные обмотки. Я почувствовал, как по телу заструилась кровь. Потеряв равновесие, я упал. Попытался подняться, но цепь снова дернулась, и я полетел на землю. Меня еще дважды стеганули кнутом. Наконец мне удалось встать. Я снова побрел по соляной корке в сторону Клима.Мы шли двадцать дней. Некоторым казалось, что сто. Многие вообще потеряли счет дням.С самого начала в соляной цепи насчитывалось двести пятьдесят человек. Я не знал, сколько оставалось теперь. Несмотря на постоянно выбрасываемые звенья, цепь стала значительно тяжелее, ибо ее несло меньше людей. Рабом на соляных приисках может быть только очень сильный человек. Только очень сильным удается добраться до Клима.Все шедшие в цепи были облачены в рабские капюшоны. Их набросили нам на головы при выходе из касбаха соляного убара. В последний момент, прежде чем тесемки моего капюшона затянули под подбородком, я успел увидеть серебряный рассвет в пустыне. Небо на востоке (а Гор, как и Земля, вращается на восток) казалось холодным и серым. В то весеннее утро даже не верилось, что уже через несколько часов температура поверхности превысит сто пятьдесят градусов по Фаренгейту. Еще раньше нам обмотали ноги кожаными ремнями, чтобы мы смогли идти по соляной корке. Луны еще висели над горизонтом. Камни пустыни и крепостные стены касбаха соляного убара блестели росой, которой в ранние утренние часы всегда изобилует Тахари. Солнце выжжет ее в первый же час после восхода. Дети и кочевники любят просыпаться пораньше, чтобы слизать росу с камней. В двух пасангах на восток виднелся касбах Тарны. Она не смогла удержать нас с Хассаном. Соляной убар рассчитал, что ему повезет больше. На моем горле защелкнули ошейник.Я проснулся за ан до рассвета. В моих объятиях на холодных камнях и соломе спала теплая и сладкая Тафа. Горло ее стягивал тюремный ошейник, на котором застегнули цепь длиной в пятнадцать футов. Другой конец цепи был прикован к кольцу в стене. Точно таким же образом сковали и меня. Как только нас поместили в камеру, на полку у двери поставили тусклую лампу. Камни пола были мокрые и холодные, кое-где их покрывал тонкий слой соломы. Мы находились на глубине ста футов под поверхностью касбаха. Камеру толком не убирали. Здесь пахло людьми и уртами. Едва Тафу расковали, она завизжала. На ее горле тут же защелкнули тюремный ошейник, прикованный к кольцу в стене.— Не оставляйте меня здесь! — кричала она. — Пожалуйста! Умоляю!Никто, естественно, не обратил внимания на ее крики, только урт испуганно метнулся в угол камеры и исчез в щели между камнями. Тафа заголосила и кинулась в ноги тюремщику. Он проверил, как защелкнут ошейник, потом два раза дернул цепь, после чего швырнул рабыню на солому в угол камеры. Второй таким же способом проверил мой ошейник и разрезал ножом стягивающие мои руки веревки. Выходя из камеры, он забрал с собой обрывки веревок и ремней. Обшитая стальными полосами дубовая дверь толщиной около восьми дюймов захлопнулась. Два мощных засова с лязгом вошли в пазы. В верхней части двери помещалось зарешеченное смотровое окошко размерами шесть на десять дюймов. В него заглянул стражник. Тафа вскочила на ноги и кинулась к окошку, цепь натянулась, не давая ей схватиться за решетки.— Не оставляйте меня здесь, — кричала она. — Пожалуйста, умоляю вас, хозяева!Стражники отвернулись, девушка застонала и медленно опустилась на пол. Потом ее дважды стошнило, очевидно, от страха и вони. Мимо пробежал урт. Тварь выскочила из трещины между камнями, быстро пересекла комнату и скрылась в щели, куда несколько минут назад заскочил другой урт. Истерически рыдая, Тафа пыталась сорвать с себя ошейник и отчаянно дергала за цепь. Все было бесполезно. Я проверил свой ошейник, цепь и прочность кольца в стене. Приделано намертво. Взгляд мой упал на крошечную лампу на полке возле двери. Она чадила, масло пригорало, похоже, его надавили из обитающих в камнях крошечных тарларионов, которыми весной кишит пустыня к югу от Тора. Я посмотрел на Тафу, но она отрицательно замотала головой:— Нет. Ты приговорен к Климу. Я прислонился к стене.— Ты станешь рабом на соляных приисках, — сказала она.Я смотрел на нее. Она вытерла рот тыльной стороной руки. Девушка полусидела, опустившись на колени и уперевшись ладонями в пол.Я поднял длинную цепь, кольцами лежащую на полу, которой ее приковали к стене.— Нет! — гневно крикнула она.Я держал цепь в руках. И даже не тянул за нее.— Соляной раб! — Она рванула цепь к себе и отодвинулась в самый угол. Я убрал руку с цепи.По-кошачьи глядя в мою сторону, Тафа улеглась на солому в углу камеры. Я отвернулся. Ее хозяин Ибн-Саран больше не следил за ней, и в девушке проснулась гордость. В конце концов, она была закованной в ошейник красивой рабыней, которую за большие деньги купили для своего господина в Двух Ятаганах агенты Ибн-Сарана. Часто бывает, что, послушные и покорные со свободными мужчинами, рабыни становятся наглыми и дерзкими по отношению к мужчинам-рабам, которых презирают и ненавидят. Попавшие на соляные прииски считаются в Тахари низшей категорией рабов. Девушка, которая примется радостно и сладострастно извиваться в ногах свободного человека, умоляя удостоить ее хоть одного прикосновения, по отношению к рабу проявит презрение и надменность, достойные настоящей женщины Земли. Возможно, это происходит оттого, что горианки, подобно землянкам лишенные здоровой агрессии со стороны противоположного пола, начинают видеть в рабах жалких неудачников, закованных в цепи слабаков, не способных даже вырвать собственную свободу. На Горе, в отличие от Земли, не считают биологическое начало злом, те же, кто отрицает правильность законов животного мира, считаются людьми никчемными и жалкими. Вне всякого сомнения, выбрать систему ценностей непросто. Я даже допускаю, что в некоторых случаях возможно исключение из правил. Не знаю. Пусть решают те, кто поумнее. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что женщины и мужчины Гора в массе своей выгодно отличаются здоровьем и жизнерадостностью от населения Земли.Я снова нащупал лежащую на полу цепь Тафы. В ту же секунду глаза ее открылись. Я начал медленно наматывать цепь на кулак.— Соляной раб! — крикнула она, поднялась на колени и попыталась выдернуть цепь у меня из рук. Я не отпускал, она тянула изо всех сил, но руки ее скользили по стальным звеньям. Длина ее цепи сократилась на один кулак.— Нет! — взвизгнула девушка.Я продолжал наматывать цепь.— Нет! Нет! — Она вскочила на ноги.Положив на цепь вторую руку, я подтянул ее еще на пару дюймов.— Нет, — кричала она, упираясь всем телом.Шея ее согнулась. Она застыла в нелепой позе. Я не уступал.— Нет! Нет! — кричала она.Странно, что она вообще решилась оказать сопротивление. Сила взрослой женщины соответствует силе двенадцатилетнего мальчика. Для жителей Гора этого обстоятельства вполне довольно, чтобы раз и навсегда определить, кто кому должен подчиняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39