А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

у нас во главе Ленин. А у них — я даже и не представляю, кто со временем выйдет вперед. Может быть, Мартов, может быть, Троцкий. Сейчас, похоже, Мартов.
За окнами постепенно сгущались сумерки. Тихая улочка сов сем замерла. Егорушка, собрав еще нескольких мальчишек, расчертил на пыльной дороге «классики». Ребята увлеченно прыгали
на одной ножке, выбивая глиняный черепок из одной клетки в другую. Дубровинский сидел, стиснув виски ладонями. Рассказ Книпович отозвался у него в душе острой болью. Да как же это можно: раскалывать партию на две противоборствующие силы, когда перед нею жестокий и неумолимый противник — самодержавие, капитал,— жаждущий именно этого! И конечно же рабочие массы теперь частью пойдут за большинством партии, частью за меньшинством, как идут, например, за зубатовцами. В чем же все-таки глубинная причина раскола? Он поднял помрачневший взгляд на Книпович.
— Вы ждете ответа: чего же хотят мартовцы, если они полностью признали общепартийную программу, разработанную Владимиром Ильичей? Мне трудно сказать. Это слепота, непонимание или хуже — искренняя убежденность. Но ведь тогда...— Книпович непроизвольно повторила жест Дубровинского, стиснула ладонями виски.— Словом, резкая разница во взглядах, Иосиф Федорович, определилась, когда мы стали обсуждать Устав. Программа партии, понятно, это программа ее борьбы, ее и далекие и первоочередные цели. И тут бывали временами злые споры, но в целом она не вызвала сомнений. Газета «Искра», брошюра Ленина «Что делать?» людей хорошо подготовили. Но что же такое сама партия? Из кого она состоит? Устав — не двухпудовый трактат, где в море слов можно утопить самую главную мысль. Здесь иногда требуется всего лишь одна или две фразы, но настолько чеканных, что превратно их истолковать было бы уже никак невозможно. И я просто диву даюсь, как Владимиру Ильичу удалось это сделать,— Книпович взяла со стола свои заметки.— Вот параграф первый: «Членом РСДРП считается всякий, принимающий ее программу, поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под. руководством одной из ее организаций». Вам хотелось бы изменить эту формулировку?
Дубровинский задумался. Несколько раз, чуть не по слогам, вполголоса повторил то, что прочитала Книпович. Спросил с недоумением:
— Неужели так сформулировал Владимир Ильич? Вы прочитали точно? Понимаете, как-то расплывчато...
— Ну так предлагайте другое! Я ведь об этом вас и просила. Что именно здесь вы находите неверным?
Опять наступило молчание. Дубровинский поглаживал усы. Не разводя пальцы, как обычно, на обе стороны, а поглаживая поочередно, то правый, то левый ус.
— Что же вы? —нетерпеливо спросила Книпович.
— Не могу сразу ответить,— с запинкой проговорил Дубровинский.— Первая мысль у меня была: это не Владимир Ильич. Он же всегда в своих статьях так предельно ясен. Но если вы утверждаете... Ну... Тогда, вероятно, были основания для споров... Членов партии я здесь еще вижу, а самой партии, состоящей из таких членов партии, простите... как-то нет... Надо бы Владимиру Ильичу с его особенным слогом, пожалуй...
— Что — «надо бы»? Споры были жаркие, злые, но формулировка все-таки принята съездом!
Дубровинский молча смотрел в сторону. Поглаживал усы.
— Тогда вам, может быть, лучше нравится это? — с иронией спросила Книпович: — «Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций».
В дверь постучала Елена Павловна, спросила, не закрыть ли ставни. Темнеет. Можно будет свет зажечь. А Егорушка на улице поиграет. Книпович поднялась, чтобы переставить с подоконника лампу на стол. Встал и Дубровинский.
— Вы знаете, насколько я всегда откровенен с вами, Лидия Михайловна,— проговорил он, немного нервными движениями рук оправляя рубашку под тугим ремешком.— И кажется, во мнениях мы с вами тоже никогда не расходились. Буду честен: мне действительно больше нравится вторая формулировка. Тут есть определенность, сжатость, сила. И в самих словах и в той мысли, что стоит за этими словами. Чувствуется четкая организованность, дисциплина. Я, право, не понимаю, отчего бы...
Держа в одной руке ламповое, стекло и коробок со спичками, а другой изловчаясь спичкой чиркнуть по нему, Книпович горько расхохоталась.
— ...отчего бы Владимиру Ильичу не согласиться с такой формулировкой? — быстро добавила она.— Дорогой друг, теперь вы простите меня! Я ввела вас во искушение. Именно эта формулировка была предложена Лениным и отвергнута съездом.
— Как?!—только и смог вымолвить Дубровинский.
— Да, вот так. И мне отрадно знать, что ваша постоянная деликатность по отношению ко мне и убежденность в правильности того, что делает Владимир Ильич, не помешали вам оценить эту маленькую провокацию по существу.
— Жестокая проверка.
— Ну, не сердитесь! Долго, даже в шутку, я все равно не смогла бы вас мистифицировать.
— Да, здесь не до шуток.
Засветился ровный желтенький огонек лампы. Книпович в раздражении швырнула спичечный коробок так, что тот скользнул по столу и упал на пол.
— Инциденты и инцидентики, конечно, были и до этого,—сказала она,— народ собрался шумный, боевой. Все взвинчены опасными переездами через границу, мотаниями по разным странам и городам. Ведь начинали в Брюсселе, а закончили в Лондоне. И обстановка работы весьма своеобразная. Торжественное открытие съезда. Волнующая речь Плеханова. И все это в пыльном складе, воняющем шерстью, старым тряпьем и с адовыми полчищами блох. За каждым делегатом по пятам, как комнатные собачки за хозяйками, ходят полицейские или переодетые сыщики. Думалось поначалу, вот это все и сказывается на настроениях. Дерганье какое-то. Владимир Ильич нас, искровцев, еще в Женеве собирал и предупреждал, что некоторых принципиальных разногласий нам все равно не миновать. Предвестники этого появились уже на выборах бюро по руководству съездом. Ленин предложил избрать три человека, Мартов — девять. Владимир Ильич боролся за деловитость, дисциплину, а Мартову нужна была показная щедрость во всем. Программу приняли искровскую, я говорила, а сколько было баталий! Троцкий вился ужом, восставая против включения пункта о диктатуре пролетариата. «Экономистам» хотелось все свести к стихийности рабочего движения — партия лишь на подхвате. Кое-кто начисто отвергал крестьянство как революционную силу. Поляки и бундовцы запутывали вопрос о праве наций на самоопределение. Но обошлось. Владимир Ильич здесь вышел полным победителем. Вы бы видели его в деле! Какая неотразимая логика! А Мартов изнемогал от желания взять крупный реванш. Делегаты уже хорошо понимали: Плеханов — генерал, а бои, самые тяжелые бои ведет Ленин. Мартов же — совсем не главная фигура съезда. Вот он тогда в противовес внесенному Лениным проекту Устава и предложил свой в нем параграф первый...
— Так что это было — просто личным выпадом или особой, мартовской, теорией?—не выдержал Дубровинский. Он зримо представлял себя участником съезда, и ему хотелось вырваться на трибуну и бросить в бурлящий страстями зал спокойные (иначе говорить он не умел), спокойные, но убеждающие слова в поддержку Ленина.
— Ужаснее всего бывает, когда неверная теория соединяется еще и с личной неприязнью,— ответила Книпович, тоже вся во власти своих переживаний на съезде.— А Мартов ведь красноречив. У него было много не менее красноречивых союзников. И совсем не красноречивых, но готовых голосовать вместе с ним, если Мартову нужно было нанести удар нам, твердым искровцам. Боюсь оказаться недоброй вещуньей, Иосиф Федорович, но в этом долгом и остром споре Мартов показал, что никогда уже не станет, как был, нашим единомышленником. Он жаждет иметь в России какую-то другую партию. Совсем не ту, за которую борется Владимир Ильич. А называть ее тем не менее хочет тоже социал-демократической и рабочей партией.
— Открыть двери в партию всем, без всяких обязательств перед нею, без твердой партийной дисциплины,— угрюмо проговорил Дубровинский.— Какие пустые слова: «оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством...» Значит, чтобы стать членом партии, не надо даже входить в партийную организацию. Достаточно оказывать партии «регулярное содействие». А что такое «регулярное»? И что такое «содействие»? Кто определит степень «содействия», если член партии не входит ни в какую партийную организацию? Всяк сам себе?
— У сторонников Мартова прорывалось желание во всем подражать западноевропейским социал-демократам. Сидеть в пивных, потягивать сей сладостный напиток и в полный голос беззаботно болтать о том, что хорошо бы добиться для рабочих поблажек от предпринимателей. А наши отечественные сипяги-ны и плеве между тем будут преспокойненько ловить и сажать в тюрьмы таких, мартовских, социал-демократов.
— Мартовских-то социал-демократов, может быть, и оставят на свободе,— с прежней угрюмостью в голосе сказал Дубровинский.— А боевой, революционной партии пролетариата, какая видится всем нам, жить не дадут. Задушат. Если бы на Зубатова не обрушилась немилость царская, вижу, с какой радостью он приложил бы к этому свою ласковую и беспощадную руку. Ну, а уж членом «мартовской» партии, пожалуй, объявил бы и себя. Подумать только, как будет ликовать наше правительство, когда узнает все подробности о съезде!
— Их решено опубликовать — все резолюции и протоколы,— заявила Книпович.— Нам нет нужды таиться! Наша партия не заговорщики. Она борется с самодержавием в открытую. Конспирация необходима лишь для того, чтобы не погибали наши люди в тюрьмах и ссылках. Все будет опубликовано, как только делегаты съезда окажутся на местах и в полной безопасности.
— А сейчас?
— Сейчас мы должны вести пропаганду только устно. Объездить как можно больше городов, как можно больше провести встреч, митингов, собраний. Съезд состоялся! Вот что главное!— Она энергично взмахнула рукой.— Съезд принял программу, организационный Устав и еще ряд важных резолюций. Об этом надо рассказывать честно, правдиво, зная, что мартовцы тоже не будут терять времени. И, кстати, я не уверена, что они даже по-своему станут рассказывать честно.
Лампа немного коптила. Дубровинский привернул фитиль. В комнате пахло теплым керосином. От этого давящего запаха постукивало в висках. Книпович устало поправляла прическу, заводила за уши выбившиеся пряди уже седеющих волос.
— Мы все привыкли читать «Искру»,— проговорил Дубровинский.— Она и теперь, после съезда, будет направлять нашу работу?
— Да. Ее политическая линия одобрена, и газета объявлена центральным органом партии. Больше того, в состав редакции избраны. Плеханов, Ленин... Но я не могу остановиться... и Мартов...
— Мартов? После всего этого!
— А что было делать, Иосиф Федорович? Выборы в редакцию «Искры», в Центральный Комитет и Совет партии походили бог весть на что. Кричали. Перебивали друг друга. Вскакивали с мест. Свистели, шикали, бешено аплодировали. Выступали с заявлениями и тут же отказывались от них. Даже великолепный, остроумный Плеханов терялся. В старой редакции «Искры» было шесть человек, но — знают же все — Аксельрод, Засулич и Старовер совсем не работали. Еще в начале съезда Владимир Ильич условился с Мартовым, что в новой редакции достаточно троих, действительно работающих. А когда дело дошло до выборов, Мартов от слов своих отрекся. Понял, что в редакции он окажется один против двоих. И потребовал сохранить прежнюю шестерку. Тогда-то, наоборот, их будет четверо против двоих! Иосиф Федорович, это было жалкое зрелище, когда он выступал! А ему еще подыгрывал Троцкий. Но выборы все же состоялись. Выбрали не «шестерку», а «тройку». И знаете что? Мартов тогда выкинул новую штучку — отказался! Гадко, оскорбительно отказался., Заявил, что вся партийная власть теперь передается Плеханову и Ленину, а он не желает состоять при них в качестве «третьего».— Книпович перевела дыхание.— Вы можете быть удовлетворены, Иосиф Федорович, Мартова в редакцию «Искры» выбрали, но Мартова в редакции нет.
— Я удовлетворен!
— Ах, если бы на этом все и кончилось! Но предстояли ведь еще выборы Центрального Комитета и пятого члена Совета партии. Мартов с Троцким и тут постарались внести сумятицу и нервозность. Правда, их союзников, бундовцев и двух «экономистов», на съезде уже не было. Мартовцы оказались в меньшинстве. И результаты выборов хороши, избраны именно те, кому доверяет наше большинство. Но и на этом все не закончилось!
— Что же было еще?! —Дубровинский опять помрачнел.
— Что еще будет — вот вопрос! А было... Тоже порой и кричали и спорили. И разделялись голоса, когда принимали резолюции. О них в подробностях я вам потом расскажу. Существенно то, что съезд состоялся, заключительную речь Плеханов произнес под общие аплодисменты, а борьба с мартовцами будет продолжаться. И мне кажется, неизвестно, сколь долго и с какой жестокой степенью обострения. Мартов публично, в полный голос заявил: «Все решения законны. Меньшинство подчиняется всем постановлениям съезда». Это было там. И на словах. А что будет здесь? И на деле?
Дубровинский задумчиво тер лоб рукой. Слабый свет лампы бросал серые тени от руки на его впалые щеки.
— Ужасно! — вполголоса пробормотал он.— Ужасно, что не нашлось пути к общему согласию. Может быть, следовало поспорить лишний день, разобраться поглубже во всех противоречиях?
— Нет. Каждый дополнительный день только усугублял бы противоречия,— возразила Кыипович.— Мартов закусил удила, Владимир Ильич одно время был до того потрясен его поведением, что просто заболел. Решил и сам отказаться во имя общего согласия — не входить в состав редакции. Нам пришлось уговаривать его. Он не выступил с таким заявлением. Но пойди Владимир Ильич на этот шаг, Мартов-то немедленно взял бы свои слова обратно! И «Искра» — целиком в его руках. Он тотчас же ввел бы туда прежнюю группу редакторов. А одного Плеханова они вчетвером как-нибудь смяли бы.
— Выйти Ленину из редакции? Что вы, Лидия Михайловна! Этого у меня и в уме не было! Возможен другой вариант...
— А какой же другой, если не отдавать руководство партии меньшинству?—перебила Книпович.— Ведь сразу же по окончании съезда Владимир Ильич вместе с Плехановым предложили Мартову вернуться в редакцию. Да, да, со всей его свитой! Черт с ними! Даже на это пошли! Поставили только единственное условие, чтобы в Совет партии от «Искры» из числа двух ее представителей хотя бы один обязательно принадлежал к большинству. Так Мартов и на это не согласился. Ему хотелось полностью захватить в свои руки и Совет партии!
— Ужасно! Ужасно! — повторял Дубровинский.— Это хуже, чем открытый разрыв с партией. Но вы ничего не сказали, Лидия Михайловна, о Центральном Комитете и Совете партии.
— Центральный Комитет — это строго конспиративно. В отличие от «Искры» ему ведь придется работать главным образом в России, под бдительным оком полиции. Поэтому из числа трех товарищей, избранных в его состав, названа была только одна фамилия. Того, кто находился уже за границей. Это Глебов.— Книпович улыбнулась доверительно.— А для нас с вами — Носков. О нем я вам раньше рассказывала. Он, как и вы, занимался транспортом «Искры», только через другую границу. Второй член Центрального Комитета — Кржижановский. Его вы хорошо знаете. И с вами я говорю уже по его поручению, считая вас теперь агентом ЦК...
Книпович протянула руку. Дубровинский без слов крепко пожал.
— Третий — Ленгник. Членам ЦК партийное большинство вполне доверяет,— продолжала Лидия Михайловна.— Это были наши кандидатуры. А о Совете партии... Он безусловно останется за границей. Его основная задача: согласовывать и объединять
деятельность ЦК и редакции центрального органа. Восстанавливать их состав, если он полностью выбывает. Понимаете, аресты и другие причины... В него входят по два представителя от ЦК и от «Искры». А пятый, тот, что избран на съезде,— Плеханов. Теперь вам ясно, почему Мартов не принял предложения Ленина?
— Больше чем ясно! — Следовательно?
— Надо ездить, ездить, рассказывать правду! — Глаза Дуб-ровинского горели живым огоньком.— Если я гожусь, если мне будет доверено, я готов поехать куда только потребуется.
— Доверено, Иосиф Федорович. Это как раз мне и поручено передать вам. Напоминаю: в вашем будущем рассказе о съезде может называться только одна фамилия из числа избранных членов ЦК — фамилия Глебова. Сам съезд — для всех — состоялся в Париже. Дата не имеет значения... Конспирация!
— А если мартовцы, побывав где-либо раньше меня, уже все расконспирируют?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104