(Считай, тебе повезло, что выходишь за бизнесмена; художники, как Саймон скоро узнает от своей очаровательной молодой жены, не настолько уверены в своих желаниях, отчего компенсация бывает затруднительнее, чем она того заслуживает.) И последнее, моя дорогая: теперь никто не чинит сломанную кухонную технику – и так же не починишь современный брак. Поэтому, если девушка не хочет обречь себя на поиски нового мужа с частотой поломки блендера, она не должна слишком часто им пользоваться. Чаще обедай вне дома, тогда можешь рассчитывать, что твой «остерайзер» прослужит дольше, чем если в тебе вдруг проснется американская любовь к семейному уюту и яблочным пирогам. За всю жизнь у меня был только один блендер и один муж, потому что меня кормит профессиональный шеф-повар, а мужчины, за которыми я не замужем, обеспечивают почти все остальное. То, о чем не знает мой муж, только на пользу нам обоим. А теперь я хочу поздравить тебя с грядущим замужеством за моим большим другом Саймоном Стикли. Я его знаю очень близко и могу лишь сказать, что вы прекрасно друг другу подходите.
Даже бармен настоял на том, чтобы выпить за это, что и сделал, вновь наполнив свой стакан виски. Похоже, он уже относился к Анастасии с тем же уважением, что и к Кики, то есть крайне уважительно. Он смешал еще кувшин «Лонг-Айленда» за счет заведения и наполнил всем бокалы.
– Спасибо, – сказала Анастасия. Она посмотрела на Кики, потом на Мишель. Мишель выглядела больной. – Что случилось? – Не успела Мишель ответить, Кики предложила допить и продолжить где-нибудь еще.
– Но как нас найдут остальные? – спросила Лара, и это был первый звук, который она издала за вечер, не считая приступа кашля, одолевшего ее, когда Кики усадила ее рядом с Мишель на заднее сиденье «порше» на пути в «Каждый за себя».
– Может, вы с Мишель хотите остаться, а мы поедем первыми? – предложила Кики.
Это вызвало еще один приступ кашля, сквозь который прорывалось по одному-два слова, вкупе изъявлявшие готовность проследовать за Кики, если потребуется, хоть до Фортуны. Но Мишель оборвала эту резолюцию, сказав:
– Они не приедут.
– Не приедут? – спросила Анастасия Кики, потом добавила: – Спасибо.
– Они, наверное, нас ищут, – сказала Мишель.
Кики посмотрела на часы, мужской хронограф странной необтекаемой формы, который тем не менее якобы побывал на Луне на запястье одного ее знакомого астронавта:
– Нечего беспокоиться. У них осталось еще полчаса в «Великой герцогине».
– Я не понимаю, – сказала Лара.
– У вас есть сигареты? – спросила Анастасия. Кики кивнула. Ловким движением заядлого курильщика Стэси извлекла сигарету из предложенной Кики пачки, прикурила у бармена, выдохнула.
– Ты же бросила, – напомнила Мишель.
– Только для Саймона.
– И?…
– Его здесь нет.
– Ты имеешь в виду, здесь нет Жанель?
– Без разницы.
По этим словам Мишель поняла, что ее дорогая подруга напилась. Анастасия могла сбить с толку почти любого: у нее была такая тренированная дикция, что иностранцы обычно принимали ее за англичанку, и даже сильная интоксикация почти не сказывалась на мастерском обращении ее гибкого язычка со словами. Но, по опыту Мишель, когда Стэси перебарщивала со спиртным, у нее начинали заплетаться мысли. Мишель, разумеется, многое поняла, когда Стэси сказала одно, имея в виду другое, и вряд ли об этих вещах стоило знать малонадежным людям вроде Кики Макдоналд. Мишель сознавала, что Кики способна рассказать кому угодно что угодно только собственного развлечения ради. (Весьма проницательно с ее стороны: Кики выдала мне всю историю без купюр двумя днями позже на свадьбе, а много времени спустя, когда я сам не был уверен, точно ли помню, смогла в подробностях воссоздать сцену, которую вы сейчас читаете.)
– Может, поедешь домой? – спросила Мишель Анастасию, – раз уж больше никто не придет?
Анастасия выдохнула дым ей в лицо.
– Нет, – сказала она и повернулась к Кики. – Куда?
– На партию в покер, естественно. Будешь учиться блефовать.
– Азартные игры вне закона, – сообщила им Лара, которой вбили это в голову на курсах по ценным бумагам.
– Там, куда мы едем, – заявила Кики, выталкивая всех за дверь, – абсолютно все вне закона.
На Саймона там не наткнешься. Саймон даже не позволил стриптизерше, которая показывала нам свои прелести, пока мы ели стейки, сесть к нему на колени и с ним поиграть. По-видимому, ее представление, заявленное в программе как литературное, являлось вольной интерпретацией набоковской «Лолиты», только у этой нимфетки были седые корни волос и имплантаты, не позволявшие ей снять подержанную школьную форму без изрядной порции смазки. Избавившись от одежды, она стала передвигаться лучше, хотя груди ее вели себя несколько самостоятельно, из-за чего казалось, что она выступает с багажом. Гумберт Гумберт огорчился бы – как, впрочем, надо отдать ему должное, и Саймон. Лишь капитан со своими бутафорскими медалями на груди был покорен атакой силикона со всех фронтов, в то время как реплики Лолиты из последней киноверсии превратились из намеков в алогизм – перемена неуловимая, это правда, – в исполнении светски пронзительного голоса стриптизерши.
Вот таким манером она и пробиралась вокруг стола. Взгромоздилась на колени к Донателло, сместив при этом его катетер настолько, что старику пришлось пропустить свадьбу вследствие срочной госпитализации. Разлеглась на коленях у Брэда и Теда, пока они не вытолкнули ее кончиками пальцев. Переместилась к ЛаСартру К Бенедиккту, куратору отдела искусства геев и лесбиянок в ПоМоМи (так любовно, хоть и несколько несуразно называли Музей постмодернистского искусства). Тот, несмотря на титанические усилия, так и не смог стать геем и конце концов решил, что, скорее всего, просто является лесбиянкой-транссексуалом. Поэтому он изо всех сил дразнил груди стриптизерши, пока она извивалась и гладила его симпатичное лицо.
Наконец она добралась до меня. Я уже был настолько хорошо знаком с процедурой, что не требовалось смотреть. Саймон дал мне гранки романа Анастасии, и когда стриптизерша взобралась ко мне на колени, я был полностью погружен в чтение.
– Прочитаешь мне сказку на ночь? – прошептала она, царапая книгу накладными ногтями. – Только непристойное. – Я не знал, что ответить. Как любая честная книга, эта была непристойна, и тот факт, что автором ее была Анастасия, добавлял роману порнографичности заглядывания в ее обнаженную душу. Как я мог сказать об этом стриптизерше? Как я мог объяснить, что моя эрекция не имеет отношения к профессиональным движениям ее зада? Я сдался. А что было делать? Она знала, что я кончил, но вряд ли поняла, почему. Она оставила меня с моей тайной неприятностью, прикрытой салфеткой, – жизнь моя была так бесцельна, что даже струя спермы не имела направления.
Саймон, напротив, знал, чего хотел. Он хотел, чтобы стриптизерша убралась из ресторана. Другими словами, не хотел, чтобы она перед его клиентами, скажем, прикрепила ему на талию профессионального размера фаллоимитатор и трахалась с ним, грея тем временем руки у него в штанах и охлаждая язычок у него в глотке. Поэтому, когда она через всю комнату направилась к нему, он покачал головой.
– Прошу вас, – сказал он, – здесь не бордель.
А место, куда Кики привезла свою компанию, было целиком и полностью борделем. Это нравилось Кики в «$екссстра $ветском ?лубе», потому что мужчины, с которыми она перекидывалась в покер, слишком много отвлекались, чтобы вести партию хорошо. Кики всегда выигрывала. Забирала их деньги, а секс оставляла рабочим девушкам. (Кики предпочитала купаться в более изысканных генетических бассейнах.) Кики нравилось в «$екссстре», и «$екссстра» платил ей взаимностью. Члены клуба, каждый вечер платившие взносы при входе, любили играть с ней в покер, а девушкам нравилось, что она всегда отсылала мужчин прочь с достаточным количеством фишек, и мужчины могли заплатить хотя бы за то, чтобы девушки потрудились ручками, – этакий техасский порнохолдем. И все расходились довольные. «$екссстра» предоставлял Кики все, что нужно, чтобы убедить более марксистски настроенных друзей дать капитализму еще один шанс.
– Добро пожаловать, мисс Кики, – сказал вышибала примерно в ливрее, когда двери лифта открылись, представив «$екссстра $ветский ?луб» во всей красе. – Вы сегодня с гостями.
Другие этажи здания занимали аудиторская фирма и офис автошколы, поэтому от вышибал в «$екссстре» требовалась не только накачанная мускулатура, но и цепкий взгляд. Две другие конторы тоже посещали люди в полиэстровых костюмах, и было не так просто, как может показаться, отличить клиентуру заведения от тех, кто просто ошибся этажом. (Последние часто становились первыми, но эту историю вам расскажет кто-нибудь другой.) Кики провела свою компанию в игорный зал. Устроителям пришлось постараться, чтобы придать клубную атмосферу неминуемому финансовому краху. В этом зале с деньгами расставались все. Играли друг против друга, комиссия при покупке фишек – десять центов с доллара, и еще десять центов с доллара при обмене фишек на деньги, но это было еще приемлемо. Тоску наводило то, что никому и никогда не выпадали хорошие карты. Шулеры годами обували заведение, так что когда никто не мухлевал, можно было рассчитывать на то, что сыграет пара троек. Но печальные старики все равно играли, проводя время за столами из огнеупорного пластика, имитирующего дерево, под репродукциями девочек Варгаса на стене, дожидаясь любимых проституток, выставлявших напоказ свой товар на сцене или выполнявших предыдущие обязательства в салоне.
На тысячу долларов Кики приобрела девять сотен фишек разных цветов, формы и размера из разрозненных наборов, закупленных по дешевке управляющими «$екссстра».
– Правило блефа номер один, – сказала она Анастасии, – быть максимально открытой. Размер твоей ставки, я имею в виду ее длину, ширину и особенно высоту, учитывается. Используй однодолларовые фишки вместо пятидолларовых, и игра будет за тобой.
– Как их различить?
– Здесь? Все грязные фишки – по доллару. Те, что посимпатичнее, – дороже. Их тоже можешь ставить, но это не имеет значения, при обмене за любую фишку получишь только девяносто центов.
Она подвела Анастасию к столу. Мишель последовала за ними – естественно, скептически. Лара уже куда-то пропала с беззубым стариком лет восьмидесяти, уложившим в постель невероятное количество женщин при помощи фиктивного завещания с поправками на текущий вариант, составленного в те времена, когда старика еще не лишили адвокатской лицензии за попытку укусить разбушевавшегося защитника противной стороны в кабинете судьи.
Впрочем, внимание Кики было сосредоточено на Анастасии. У девочки почти наступил день свадьбы. Ей еще столько нужно узнать.
– Знаешь основные правила? – спросила Кики свою новую ученицу.
– Нет.
– Хорошо. Блефовать проще, если не понимаешь, как ставить. На самом деле тебе нужно усвоить единственный принцип: у тебя большинство фишек. Твоя цель – поставить столько, чтобы перебить все ставки. Тогда ты забираешь и чужие фишки – и в следующем заходе твое положение, со стратегической точки зрения, еще лучше.
– Но в конце концов они…
– Вот поэтому вокруг всегда столько голых женщин. Иногда можно даже попросту стащить у парня фишки, но это не так интересно. Хотя у тебя не настолько открыта грудь.
– Но на сцене они…
– Обычная любезность, дорогуша. Заодно отвлекает их от твоих крапленых карт. – Кики наклонилась, расстегнула пару верхних пуговиц на блузке Анастасии и предложила очередную сигарету. Анастасия взяла. – Теперь не жалей помады, чтобы метить все, что прикасается к твоим губам. И не помешало бы тебе еще выпить.
– Я буду…
– Не важно, что ты закажешь, дорогая. Проси что угодно, тебе все равно принесут этиловый спирт, а раз ты девушка – могут сиропом подкрасить. – Она повернулась к Мишель: – Выпьешь за компанию?
– По-моему, это очень неудачная идея, Кики, – тихо сказала Мишель, словно это просто мнение, которое Анастасии, однако, слышать необязательно.
– Полностью согласна. Спирт нельзя подавать, не разбавив как следует.
– Это вопрос морали.
– Вся методика работы бармена – проблема величайшей этической важности.
– Нам надо поговорить.
– Мы и так говорим.
– Не здесь.
– У бара.
– Хорошо. У бара.
Они оставили Анастасию в игровом зале. Когда вернулись спустя несколько минут, она была у стола с картами в руках и ощутимо размножившимися фишками.
– Выпить не принесли? – спросила она.
Мишель, бледнее обычного, заговорила. Она сказала Анастасии:
– Я покидаю это заведение. Можешь поехать домой со мной или остаться с… с ней. Так мы решили. Выбирай сама.
– Мне нравится эта игра, – ответила Анастасия.
– Ты не понимаешь…
Кики покосилась на Мишель. Это ее остановило. Она ушла. Думаю, Анастасия даже не заметила.
Я не знаю. Эти подробности как раз ускользают. Я слышал всю историю трижды – разумеется, всякий раз по-новому. Когда Мишель вернулась в мою квартиру в одиннадцать вечера, она сказала лишь:
– Не все люди порядочные, как мы.
Потом надела фланелевую пижаму и улеглась спать ко мне под бок.
На обеде после репетиции бракосочетания никто ни с кем не разговаривал. Саймон отказался пить за Анастасию. Всю еду, к которой никто не притронулся, отправили обратно на кухню. Замешательство сгустилось. Народ разбрелся по домам, пьяный.
Церковные колокола. Небесно-голубой свет проникает сквозь жалюзи спальни. Я перекатился на другой бок – проспать бы эту свадьбу.
Опять звонят. Входная дверь. Звон. Стук. Наконец Мишель открыла своим ключом. Она стояла у моей постели, смотрела на меня и смотрелась точно дерево в цвету.
– Ты еще не готов, – сказала она.
– Я сплю, – ответил я.
– Ты просто очарователен, – сказала она. – А теперь иди в душ, милый.
Она принялась приводить в порядок мой смокинг. Я сделал, как она велела.
– Очень красиво, – сказала она, когда мы его на мне смонтировали. – Тебя можно принять за жениха.
Она имела в виду одно. Я предпочитал думать о другом. Согласие было необязательно.
Она поцеловала меня. Заново накрасив губы и стерев помаду с моих, она вывела меня за двери, прямо в утро.
Саймон приехал один. Подогнал свой «остин-хили» к очереди на парковку. Отказался оставить служащему ключи. После этого все управление пришлось бы перенастраивать.
К тому времени мы уже были на месте, Мишель и я, в числе первых гостей в ботаническом саду парка «Золотые Ворота». К ней прицепился склочный молодой куратор музея, поэтому я остался поддерживать разговор с несчастными родителями Анастасии – типичный мезальянс. Они прибыли как раз к репетиции обеда, она из Коннектикута, а он из Саудовской Аравии. Они провели друг с другом уже почти восемнадцать часов. В воздухе витала ощутимая угроза развода.
– Я надеялась встретиться с этим ее Саймоном вчера вечером, – сказала миссис Лоуренс.
– Он как, нормальный парень? – спросил мистер Лоуренс.
– Ну конечно он нормальный парень, Фил. Джонатон его друг детства. – Миссис Лоуренс посмотрела на меня. – Я только не понимаю, почему все родственники, которых я просила Стэси пригласить на свадьбу, получили приглашения только на прошлой неделе. Она часто летала через всю страну и должна понимать, что купить билет за такой короткий срок невозможно – разве что если кто-нибудь умер.
– По-моему, рассылкой приглашений занималась не Анастасия, – объяснил я. – Она работала над романом. Всю организацию свадьбы возложили на других.
– Говорят, книга будет пользоваться успехом, – заметил мистер Лоуренс.
– Фил, ты прекрасно знаешь, что Стэси не способна писать. А я просто счастлива, что она выходит за хорошего бизнесмена, который позаботится о ней и будет содержать семью. Может, этот Саймон когда-нибудь захочет торговать спорттоварами. Я уверена, ему хватает ума понимать, что на бейсбольные биты и школьную форму спрос больше, чем на… на…
– Искусство, – подсказал я.
– Не поймите меня неправильно, Джонатон. Я выросла в культурной семье, но что-то не похоже, чтобы он продавал что-то достойное, типа Рембрандта.
– Джонатон – один из его художников, Серена.
– Я думала, он… Я думала, вы пишете биографию. Разве не вы написали о том скандальном художнике, который рисовал суповые банки? Фил, где наша дочь?
– Я думаю, со своими друзьями. Это же ее свадьба.
– Ну, надеюсь, она еще не со своим будущим мужем.
– Наш брак все равно бы закончился тем же самым, Серена, даже если бы мы не сбежали и…
– Почему тебе обязательно нужно копаться в прошлом, Фил?
– Это ты начала.
Я беспокоилась о нашей дочери. Тебе до нее никогда нет дела. Ты все заботы взвалил на меня.
Не сомневаюсь, у ее мужа с ней будет полно забот. Ты сама говоришь, он-то о нашей Стэси и позаботится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Даже бармен настоял на том, чтобы выпить за это, что и сделал, вновь наполнив свой стакан виски. Похоже, он уже относился к Анастасии с тем же уважением, что и к Кики, то есть крайне уважительно. Он смешал еще кувшин «Лонг-Айленда» за счет заведения и наполнил всем бокалы.
– Спасибо, – сказала Анастасия. Она посмотрела на Кики, потом на Мишель. Мишель выглядела больной. – Что случилось? – Не успела Мишель ответить, Кики предложила допить и продолжить где-нибудь еще.
– Но как нас найдут остальные? – спросила Лара, и это был первый звук, который она издала за вечер, не считая приступа кашля, одолевшего ее, когда Кики усадила ее рядом с Мишель на заднее сиденье «порше» на пути в «Каждый за себя».
– Может, вы с Мишель хотите остаться, а мы поедем первыми? – предложила Кики.
Это вызвало еще один приступ кашля, сквозь который прорывалось по одному-два слова, вкупе изъявлявшие готовность проследовать за Кики, если потребуется, хоть до Фортуны. Но Мишель оборвала эту резолюцию, сказав:
– Они не приедут.
– Не приедут? – спросила Анастасия Кики, потом добавила: – Спасибо.
– Они, наверное, нас ищут, – сказала Мишель.
Кики посмотрела на часы, мужской хронограф странной необтекаемой формы, который тем не менее якобы побывал на Луне на запястье одного ее знакомого астронавта:
– Нечего беспокоиться. У них осталось еще полчаса в «Великой герцогине».
– Я не понимаю, – сказала Лара.
– У вас есть сигареты? – спросила Анастасия. Кики кивнула. Ловким движением заядлого курильщика Стэси извлекла сигарету из предложенной Кики пачки, прикурила у бармена, выдохнула.
– Ты же бросила, – напомнила Мишель.
– Только для Саймона.
– И?…
– Его здесь нет.
– Ты имеешь в виду, здесь нет Жанель?
– Без разницы.
По этим словам Мишель поняла, что ее дорогая подруга напилась. Анастасия могла сбить с толку почти любого: у нее была такая тренированная дикция, что иностранцы обычно принимали ее за англичанку, и даже сильная интоксикация почти не сказывалась на мастерском обращении ее гибкого язычка со словами. Но, по опыту Мишель, когда Стэси перебарщивала со спиртным, у нее начинали заплетаться мысли. Мишель, разумеется, многое поняла, когда Стэси сказала одно, имея в виду другое, и вряд ли об этих вещах стоило знать малонадежным людям вроде Кики Макдоналд. Мишель сознавала, что Кики способна рассказать кому угодно что угодно только собственного развлечения ради. (Весьма проницательно с ее стороны: Кики выдала мне всю историю без купюр двумя днями позже на свадьбе, а много времени спустя, когда я сам не был уверен, точно ли помню, смогла в подробностях воссоздать сцену, которую вы сейчас читаете.)
– Может, поедешь домой? – спросила Мишель Анастасию, – раз уж больше никто не придет?
Анастасия выдохнула дым ей в лицо.
– Нет, – сказала она и повернулась к Кики. – Куда?
– На партию в покер, естественно. Будешь учиться блефовать.
– Азартные игры вне закона, – сообщила им Лара, которой вбили это в голову на курсах по ценным бумагам.
– Там, куда мы едем, – заявила Кики, выталкивая всех за дверь, – абсолютно все вне закона.
На Саймона там не наткнешься. Саймон даже не позволил стриптизерше, которая показывала нам свои прелести, пока мы ели стейки, сесть к нему на колени и с ним поиграть. По-видимому, ее представление, заявленное в программе как литературное, являлось вольной интерпретацией набоковской «Лолиты», только у этой нимфетки были седые корни волос и имплантаты, не позволявшие ей снять подержанную школьную форму без изрядной порции смазки. Избавившись от одежды, она стала передвигаться лучше, хотя груди ее вели себя несколько самостоятельно, из-за чего казалось, что она выступает с багажом. Гумберт Гумберт огорчился бы – как, впрочем, надо отдать ему должное, и Саймон. Лишь капитан со своими бутафорскими медалями на груди был покорен атакой силикона со всех фронтов, в то время как реплики Лолиты из последней киноверсии превратились из намеков в алогизм – перемена неуловимая, это правда, – в исполнении светски пронзительного голоса стриптизерши.
Вот таким манером она и пробиралась вокруг стола. Взгромоздилась на колени к Донателло, сместив при этом его катетер настолько, что старику пришлось пропустить свадьбу вследствие срочной госпитализации. Разлеглась на коленях у Брэда и Теда, пока они не вытолкнули ее кончиками пальцев. Переместилась к ЛаСартру К Бенедиккту, куратору отдела искусства геев и лесбиянок в ПоМоМи (так любовно, хоть и несколько несуразно называли Музей постмодернистского искусства). Тот, несмотря на титанические усилия, так и не смог стать геем и конце концов решил, что, скорее всего, просто является лесбиянкой-транссексуалом. Поэтому он изо всех сил дразнил груди стриптизерши, пока она извивалась и гладила его симпатичное лицо.
Наконец она добралась до меня. Я уже был настолько хорошо знаком с процедурой, что не требовалось смотреть. Саймон дал мне гранки романа Анастасии, и когда стриптизерша взобралась ко мне на колени, я был полностью погружен в чтение.
– Прочитаешь мне сказку на ночь? – прошептала она, царапая книгу накладными ногтями. – Только непристойное. – Я не знал, что ответить. Как любая честная книга, эта была непристойна, и тот факт, что автором ее была Анастасия, добавлял роману порнографичности заглядывания в ее обнаженную душу. Как я мог сказать об этом стриптизерше? Как я мог объяснить, что моя эрекция не имеет отношения к профессиональным движениям ее зада? Я сдался. А что было делать? Она знала, что я кончил, но вряд ли поняла, почему. Она оставила меня с моей тайной неприятностью, прикрытой салфеткой, – жизнь моя была так бесцельна, что даже струя спермы не имела направления.
Саймон, напротив, знал, чего хотел. Он хотел, чтобы стриптизерша убралась из ресторана. Другими словами, не хотел, чтобы она перед его клиентами, скажем, прикрепила ему на талию профессионального размера фаллоимитатор и трахалась с ним, грея тем временем руки у него в штанах и охлаждая язычок у него в глотке. Поэтому, когда она через всю комнату направилась к нему, он покачал головой.
– Прошу вас, – сказал он, – здесь не бордель.
А место, куда Кики привезла свою компанию, было целиком и полностью борделем. Это нравилось Кики в «$екссстра $ветском ?лубе», потому что мужчины, с которыми она перекидывалась в покер, слишком много отвлекались, чтобы вести партию хорошо. Кики всегда выигрывала. Забирала их деньги, а секс оставляла рабочим девушкам. (Кики предпочитала купаться в более изысканных генетических бассейнах.) Кики нравилось в «$екссстре», и «$екссстра» платил ей взаимностью. Члены клуба, каждый вечер платившие взносы при входе, любили играть с ней в покер, а девушкам нравилось, что она всегда отсылала мужчин прочь с достаточным количеством фишек, и мужчины могли заплатить хотя бы за то, чтобы девушки потрудились ручками, – этакий техасский порнохолдем. И все расходились довольные. «$екссстра» предоставлял Кики все, что нужно, чтобы убедить более марксистски настроенных друзей дать капитализму еще один шанс.
– Добро пожаловать, мисс Кики, – сказал вышибала примерно в ливрее, когда двери лифта открылись, представив «$екссстра $ветский ?луб» во всей красе. – Вы сегодня с гостями.
Другие этажи здания занимали аудиторская фирма и офис автошколы, поэтому от вышибал в «$екссстре» требовалась не только накачанная мускулатура, но и цепкий взгляд. Две другие конторы тоже посещали люди в полиэстровых костюмах, и было не так просто, как может показаться, отличить клиентуру заведения от тех, кто просто ошибся этажом. (Последние часто становились первыми, но эту историю вам расскажет кто-нибудь другой.) Кики провела свою компанию в игорный зал. Устроителям пришлось постараться, чтобы придать клубную атмосферу неминуемому финансовому краху. В этом зале с деньгами расставались все. Играли друг против друга, комиссия при покупке фишек – десять центов с доллара, и еще десять центов с доллара при обмене фишек на деньги, но это было еще приемлемо. Тоску наводило то, что никому и никогда не выпадали хорошие карты. Шулеры годами обували заведение, так что когда никто не мухлевал, можно было рассчитывать на то, что сыграет пара троек. Но печальные старики все равно играли, проводя время за столами из огнеупорного пластика, имитирующего дерево, под репродукциями девочек Варгаса на стене, дожидаясь любимых проституток, выставлявших напоказ свой товар на сцене или выполнявших предыдущие обязательства в салоне.
На тысячу долларов Кики приобрела девять сотен фишек разных цветов, формы и размера из разрозненных наборов, закупленных по дешевке управляющими «$екссстра».
– Правило блефа номер один, – сказала она Анастасии, – быть максимально открытой. Размер твоей ставки, я имею в виду ее длину, ширину и особенно высоту, учитывается. Используй однодолларовые фишки вместо пятидолларовых, и игра будет за тобой.
– Как их различить?
– Здесь? Все грязные фишки – по доллару. Те, что посимпатичнее, – дороже. Их тоже можешь ставить, но это не имеет значения, при обмене за любую фишку получишь только девяносто центов.
Она подвела Анастасию к столу. Мишель последовала за ними – естественно, скептически. Лара уже куда-то пропала с беззубым стариком лет восьмидесяти, уложившим в постель невероятное количество женщин при помощи фиктивного завещания с поправками на текущий вариант, составленного в те времена, когда старика еще не лишили адвокатской лицензии за попытку укусить разбушевавшегося защитника противной стороны в кабинете судьи.
Впрочем, внимание Кики было сосредоточено на Анастасии. У девочки почти наступил день свадьбы. Ей еще столько нужно узнать.
– Знаешь основные правила? – спросила Кики свою новую ученицу.
– Нет.
– Хорошо. Блефовать проще, если не понимаешь, как ставить. На самом деле тебе нужно усвоить единственный принцип: у тебя большинство фишек. Твоя цель – поставить столько, чтобы перебить все ставки. Тогда ты забираешь и чужие фишки – и в следующем заходе твое положение, со стратегической точки зрения, еще лучше.
– Но в конце концов они…
– Вот поэтому вокруг всегда столько голых женщин. Иногда можно даже попросту стащить у парня фишки, но это не так интересно. Хотя у тебя не настолько открыта грудь.
– Но на сцене они…
– Обычная любезность, дорогуша. Заодно отвлекает их от твоих крапленых карт. – Кики наклонилась, расстегнула пару верхних пуговиц на блузке Анастасии и предложила очередную сигарету. Анастасия взяла. – Теперь не жалей помады, чтобы метить все, что прикасается к твоим губам. И не помешало бы тебе еще выпить.
– Я буду…
– Не важно, что ты закажешь, дорогая. Проси что угодно, тебе все равно принесут этиловый спирт, а раз ты девушка – могут сиропом подкрасить. – Она повернулась к Мишель: – Выпьешь за компанию?
– По-моему, это очень неудачная идея, Кики, – тихо сказала Мишель, словно это просто мнение, которое Анастасии, однако, слышать необязательно.
– Полностью согласна. Спирт нельзя подавать, не разбавив как следует.
– Это вопрос морали.
– Вся методика работы бармена – проблема величайшей этической важности.
– Нам надо поговорить.
– Мы и так говорим.
– Не здесь.
– У бара.
– Хорошо. У бара.
Они оставили Анастасию в игровом зале. Когда вернулись спустя несколько минут, она была у стола с картами в руках и ощутимо размножившимися фишками.
– Выпить не принесли? – спросила она.
Мишель, бледнее обычного, заговорила. Она сказала Анастасии:
– Я покидаю это заведение. Можешь поехать домой со мной или остаться с… с ней. Так мы решили. Выбирай сама.
– Мне нравится эта игра, – ответила Анастасия.
– Ты не понимаешь…
Кики покосилась на Мишель. Это ее остановило. Она ушла. Думаю, Анастасия даже не заметила.
Я не знаю. Эти подробности как раз ускользают. Я слышал всю историю трижды – разумеется, всякий раз по-новому. Когда Мишель вернулась в мою квартиру в одиннадцать вечера, она сказала лишь:
– Не все люди порядочные, как мы.
Потом надела фланелевую пижаму и улеглась спать ко мне под бок.
На обеде после репетиции бракосочетания никто ни с кем не разговаривал. Саймон отказался пить за Анастасию. Всю еду, к которой никто не притронулся, отправили обратно на кухню. Замешательство сгустилось. Народ разбрелся по домам, пьяный.
Церковные колокола. Небесно-голубой свет проникает сквозь жалюзи спальни. Я перекатился на другой бок – проспать бы эту свадьбу.
Опять звонят. Входная дверь. Звон. Стук. Наконец Мишель открыла своим ключом. Она стояла у моей постели, смотрела на меня и смотрелась точно дерево в цвету.
– Ты еще не готов, – сказала она.
– Я сплю, – ответил я.
– Ты просто очарователен, – сказала она. – А теперь иди в душ, милый.
Она принялась приводить в порядок мой смокинг. Я сделал, как она велела.
– Очень красиво, – сказала она, когда мы его на мне смонтировали. – Тебя можно принять за жениха.
Она имела в виду одно. Я предпочитал думать о другом. Согласие было необязательно.
Она поцеловала меня. Заново накрасив губы и стерев помаду с моих, она вывела меня за двери, прямо в утро.
Саймон приехал один. Подогнал свой «остин-хили» к очереди на парковку. Отказался оставить служащему ключи. После этого все управление пришлось бы перенастраивать.
К тому времени мы уже были на месте, Мишель и я, в числе первых гостей в ботаническом саду парка «Золотые Ворота». К ней прицепился склочный молодой куратор музея, поэтому я остался поддерживать разговор с несчастными родителями Анастасии – типичный мезальянс. Они прибыли как раз к репетиции обеда, она из Коннектикута, а он из Саудовской Аравии. Они провели друг с другом уже почти восемнадцать часов. В воздухе витала ощутимая угроза развода.
– Я надеялась встретиться с этим ее Саймоном вчера вечером, – сказала миссис Лоуренс.
– Он как, нормальный парень? – спросил мистер Лоуренс.
– Ну конечно он нормальный парень, Фил. Джонатон его друг детства. – Миссис Лоуренс посмотрела на меня. – Я только не понимаю, почему все родственники, которых я просила Стэси пригласить на свадьбу, получили приглашения только на прошлой неделе. Она часто летала через всю страну и должна понимать, что купить билет за такой короткий срок невозможно – разве что если кто-нибудь умер.
– По-моему, рассылкой приглашений занималась не Анастасия, – объяснил я. – Она работала над романом. Всю организацию свадьбы возложили на других.
– Говорят, книга будет пользоваться успехом, – заметил мистер Лоуренс.
– Фил, ты прекрасно знаешь, что Стэси не способна писать. А я просто счастлива, что она выходит за хорошего бизнесмена, который позаботится о ней и будет содержать семью. Может, этот Саймон когда-нибудь захочет торговать спорттоварами. Я уверена, ему хватает ума понимать, что на бейсбольные биты и школьную форму спрос больше, чем на… на…
– Искусство, – подсказал я.
– Не поймите меня неправильно, Джонатон. Я выросла в культурной семье, но что-то не похоже, чтобы он продавал что-то достойное, типа Рембрандта.
– Джонатон – один из его художников, Серена.
– Я думала, он… Я думала, вы пишете биографию. Разве не вы написали о том скандальном художнике, который рисовал суповые банки? Фил, где наша дочь?
– Я думаю, со своими друзьями. Это же ее свадьба.
– Ну, надеюсь, она еще не со своим будущим мужем.
– Наш брак все равно бы закончился тем же самым, Серена, даже если бы мы не сбежали и…
– Почему тебе обязательно нужно копаться в прошлом, Фил?
– Это ты начала.
Я беспокоилась о нашей дочери. Тебе до нее никогда нет дела. Ты все заботы взвалил на меня.
Не сомневаюсь, у ее мужа с ней будет полно забот. Ты сама говоришь, он-то о нашей Стэси и позаботится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35