– Но ведь путь для штурма открыт всего лишь с трех сторон, путь со стороны Пешта отрезан.
– Есть возможность напасть и со стороны Пешта. Наши батареи разрушат виадук через Дунай, и мы расчистим путь для атаки на Визиварош.
– А тем временем крепостные пушки превратят Пешт в развалины.
– Ну и что же? Одиннадцать лет назад наводнение разрушило город и затопило его! А затем его отстроили заново. Ныне он сгорит дотла, лет через десять станет еще краше прежнего.
Выигранная сейчас неделя, это – целая вечность, а Пешт – лишь атом во вселенной. Потратив целый месяц на планомерную осаду, мы проиграем всю кампанию. Пусть пропадет на пятьдесят миллионов форинтов имущества, пусть даже погибнет пять тысяч наших людей, но мы должны любой ценой взять Буду в течение сорока восьми часов!
– А что мы выиграем, потеряв пятьдесят миллионов форинтов и принеся в жертву пять тысяч человек?
– Получим возможность штурмовать крепость с востока.
– Карабкаясь по крутизне?
– Да, по крутизне! Я уже представил свои соображения Военному совету. Они основаны на данных, которые мне удалось добыть. Против королевского дворца смеется подземный ход, сооруженный еще при турках. Он ведет от крепости до самого Дуная, Во время штурма по этому ходу может пройти целый отряд – прямо к дворцу Шандора. Между Венскими воротами и воротами виадука есть крытая лестница. Отборный отряд должен прорваться по ней до малых ворот и проломить их одной петардой. Дом садовника у южного бастиона можно незаметно захватить под прикрытием деревьев парка. Под крепостной стеной между четвертым и пятым бастионом есть два грота. Их можно углубить и, заполнив порохом, взорвать вместе с возвышающейся над ними стеноп. Тем временем при помощи штурмовых лестниц мы сможем со всех сторон начать атаку бастионов.
Когда мы доберемся до итальянского полка, он, поняв, что дело серьезное, не окажет сопротивления.
Эден возразил ему:
– Все эти возможности я тоже взвесил и отверг, ибо мне известно, что выход из подземного хода наглухо завален, а все ворота, до самых арок, заложены мешками с песком. Из крытой лестницы вынуто восемьдесят шесть ступеней. Чтобы добраться до бастиона в крепостном саду, надо преодолеть три бруствера. Гроты, о которых ты говоришь, расположены в десяти саженях от крепостных стен и, чтобы их удлинить, пришлось, бы пробурить пещеру в скале из сиенита по меньшей мере саженей в пятнадцать… Все это нельзя сделать в два дня. Ну, а что до переполоха по вражеском стане, то при разработке стратегического плана такие обстоятельства в расчет не принимают.
Глаза Рихарда сверкали. Он испытывал неодолимую потребность разрядить свой гнев.
Он вскочил с места и спросил брата:
– А отвагу наших венгерских войск ты тоже в расчет не принимаешь?
Эден с подчеркнутым спокойствием ответил:
– Когда речь идет о точных математических расчетах, от которых зависит успех осады крепости, – не принимаю.
Тогда, не помня себя от возмущения, уязвленный в самое сердце, Рихард крикнул:
– Значит, ты такой же трус, как и все штатские!
Он тут же пожалел, что не сдержался, но ничем этого не обнаружил.
Эден побледнел. Устремив на младшего брата горящий взгляд, он негромко, но твердо сказал:
– Такого оскорбления мне еще никто в жизни не наносил. И вам это безнаказанно не пройдет.
Разыгравшаяся сцена была прервана неожиданным происшествием.
Двенадцатифунтовое ядро, пробив стену усадьбы Ласловского, пролетело над головами участников Военного совета, а затем вышло через противоположную стену.
Вскоре в здание ударило еще одно ядро и снесло крышу.
За этим последовала бомба, которая разорвалась во дворе усадьбы.
– Измена! – воскликнули, вскакивая со своих мест, члены Военного совета. – Должно быть, кто-то выдал неприятелю местонахождение нашей штаб-квартиры, навел огонь всех вражеских батарей на эту усадьбу.
– Мы не можем здесь больше оставаться, – заявил главнокомандующий. – Рихард Барадлаи, отправляйтесь и прикажите кавалерии с конной батареей двинуться в рощу Зуглигет.
Рихард взглянул на брата.
Эден один продолжал сидеть за столом, держа перо в руке. Он даже не шелохнулся, когда ядра ударили в дом и пробили его стены.
Рихарда охватило мучительное сожаление. Сначала в хладнокровии брата ему почудилась какая-то наигранная, показная отвага, но затем он ощутил прилив теплого чувства.
– Ладно, старина, – примирительно сказал он, подойдя к столу. – Признаю, ты человек смелый. И все же не следует сидеть за столом, раз уж мы все уходим отсюда.
– Я остался здесь потому, – холодно ответил Эден, – что мне поручено вести протокол совещания. Я хочу узнать решение совета и занести его в этот протокол.
– Он прав! – послышались голоса, – Прежде чем закрывать совещание, надо принять решение.
– Итак, проголосуем!
– Предпринимать ли нам штурм еще сегодня, или в крайнем случае завтра?
– Да или нет?
– Извольте сесть на свои места и ответить на вопрос вставанием.
Все уселись за стол.
Пока члены Военного совета, один за другим, подавали голоса, крепостные пушки успели вдоль и поперек изрешетить крышу и стены усадьбы.
На поставленный вопрос все дали утвердительный ответ, в том числе и Эден; затем члены Военного совета поспешили покинуть обстреливаемый дом.
Только Эден задержался, чтобы занести в протокол принятое решение. Рихард не оставлял его, пока тот не закончил работу.
– Пора наконец уходить отсюда, – уговаривал он брата. – Ведь всем известно, что ты молодчина. И я признаю: ты не трус.
Эден, сохраняя неприступный вид, продолжал собирать свои бумаги.
– Мы еще поговорим об этом, – холодно проговорил он и выдернул руку, которую держал Рихард.
– Уж не собираешься ли ты биться со мной на шпагах?
– Увидишь.
И Эден резко отвернулся от брата.
Штурм был назначен на третий день.
План был таков: напасть из Пешта на противника, засевшего в Визивароше, районе Буды. Возведенный неприятелем частокол был удобным прикрытием для атакующих батарей, но всего лишь на какую-нибудь минуту. Однако долго удерживать эти позиции против установленных на крепостной возвышенности тяжелых орудий было невозможно. Три улицы пештского Липотвароша, которые могли бы служить коммуникационной линией, по вертикали совпадали с расположением крепости, поэтому каждый залп с бастионов мог их начисто смести. Значит, в Пеште следовало использовать не пушечные, а лишь ракетные батареи. Их легче было установить, а затем переносить через проходные дворы, расположенные на набережной Дуная.
Для защиты этих батарей соорудили траншеи и заграждения из мешков с песком. Пятьсот добровольцев из числа жителей вызвались в нужный момент перетащить эти мешки в любое место, куда понадобится.
Ночью девятого мая все размещенные в Буде батареи, а вместе с ними и три пештских ракетных батареи открыли одновременно огонь по крепости. В то же время два батальона атаковали крепостной парк, а два других повели наступление на защитные дамбы водохранилища. Остальные армейские части приступили к штурму Фехерварских и Венских ворот.
Основной удар должна была нанести бригада, атаковавших и крепостной парк.
Накануне выступления сапожник Михай, снова переодевшись швабским крестьянином, обошел всю Буду и проник в крепость. Вернулся он к Рихарду удрученный.
– В городе завелся предатель, – сказал он. – Все наши планы заранее становятся известными во вражеском стане.
– С чего ты взял это, старик?
Оглядевшись с опаской, Михай шепотом сообщил Рихарду:
– В крепости я повстречал Салмаша.
– Кто это такой?
– Отъявленный шпион.
– Сдается, я уже слышал это имя.
– Весьма возможно. Его прогнали из Немешдомба, где он служил секретарем сельской управы.
– Ах, да, теперь припоминаю.
– Это коварный человек. Всю зиму он только и делал, что перебегал из одного стана в другой. Частенько бывал в Пеште. Я знал, что он лазутчик, и однажды шел за ним следом до самого Цибакхаза, чтобы сообщить о нем партизанскому отряду. Его тогда схватили, но он сбежал в ту ночь и теперь вот снова вынырнул на поверхность. Я сразу его узнал, когда встретил в крепости, хотя он коротко подстриг усы и щеголяет в модном фраке; видно, прикидывается барином. Меня даже в дрожь бросило, когда он проходил мимо: боялся, вдруг он меня узнает. Тогда пропала бы моя головушка. Был случай – в кофейне я его схватил однажды за глотку, мы хорошо знаем друг друга. Пробираться в Буду я больше не рискну. Но он, без всякого сомнения, наведается сюда. Тут уж я его непременно поймаю. И тогда не сносить ему головы! Вы, господа военные, глядите теперь в оба, только бы этот проныра не сбежал, обманув сторожевые посты. Один этот человек может расстроить все дело.
Рихард только усмехнулся, слушая наивные опасения своего простодушного соотечественника. А между тем тот ничего не преувеличивал.
Под вечер Рихард переехал верхом по плашкоутному мосту в Буду. Мост был переброшен через реку у северной оконечности острова Чепель.
Своего дворника он застал уже там, старик братался с гонведами. Его знал каждый солдат, он прославился среди них своим красноречием.
Когда стемнело, Михай разыскал Рихарда.
– Пойдемте на берег, я вам кое-что покажу.
Рихард отправился за стариком.
– Видите вон те дома на набережной Дуная? Различаете там одно трехэтажное здание с пятью чердачными слуховыми окнами? И в каждом из них горит по свече.
– Вижу.
– А теперь с четверть часа последите за свечами. То одна гаснет, то другая, потом снова загорается. А в ином окне вспыхивают сразу две. Как вы думаете, что это значит?
– Только то, что в этих мансардах проживает множество людей, и они сейчас все дома.
– Это – тайный телеграф! А свечи – условные знаки, при помощи которых передаются сведения в крепость, неприятелю.
Тут уж Рихард громко расхохотался.
Между тем его соотечественник и на этот раз был прав.
Лишь только часы на башне Буды и Пешта пробили десять раз, с трех сторон начался штурм. Батальоны гонведов дошли до самых крепостных стен. Гаубичные батареи стали забрасывать крепость зажигательными снарядами. Через час Барская улица запылала в двух местах. Солдаты-пожарники, стоявшие на охваченных огнем крышах, казались на фоне этого зарева черными гномами. Нападение со стороны Пешта было решено начать в полночь.
В это время с крепостной стены, обращенной к Пешту, ударил бомбомет-мортира. Первая бомба упала на Театральной площади, где были установлены ракетные батареи. Разорвавшийся снаряд всполошил обоз с боеприпасами, и все повозки, ища спасения, устремились по улице Ваци, откатываясь до самой Сенной площади.
Вторая бомба упала на площади Йожефа. Как раз в это время пятьсот добровольцев наполняли мешки песком. Все они разбежались.
Третья бомба разорвалась на Новой площади, где были сложены мешки с шерстью для устройства заграждений. Она подожгла весь заготовленный запас.
Снаряды ложились удивительно метко, именно в те места, где шли приготовления к штурму. Казалось, их направляли туда не случайно.
Так оно и было. Весь план наступления оказался известен врагу.
Противник показал, на что он способен и что, не колеблясь, осуществил. Венгерская столица до утра подвергалась бомбардировке. Снаряды, падавшие в различных кварталах города, произвели большие разрушения и вызвали пожары. Пятьсот бомб и зажигательных снарядов подняли с постелей жителей столицы и опустошили ее улицы. Теперь все убедились, что в городе нет убежища, и ушли в пригородные леса, взирая оттуда на неотвратимую гибель и разрушение своей столицы.
Для тех, кто был против штурма, бомбардировка явилась страшным подтверждением их правоты. А лагерь горячих голов смолк, капитулировал, был вынужден признать, что осада еще только начинается. Теперь решено было доставить осадные орудия из Комарома и обложить крепость по всем правилам военной науки. Воодушевление уступило место трезвому расчету.
Сапожник Михай все же донес властям о своих наблюдениях над освещенными в ту роковую ночь мансардами. Было произведено расследование, но выводы оказались самыми невинными. В пяти мансардах обитали пять веселых барышень, только и всего. Этим легкомысленным особам не стоило большого труда придумать правдоподобное объяснение и отвести все подозрения относительно загоравшихся, а затем гаснувших свечей. Загадка казалась разгаданной.
На третьи сутки прибыли осадные орудия. Их было только девять – против девяноста шести!
Но понадобилось еще несколько дней, чтобы эти тяжелые орудия установить. Приходилось по ночам выдалбливать на скалистых косогорах площадки для батарей, а чтобы противник не услышал шума, его внимание во время этих ночных работ отвлекали ложными атаками.
Едва наступала ночь, возобновлялись и штурм, и артиллерийский обстрел, и атаки. А саперы тем временем втихомолку выдолбили в горных склонах ярусы для пушек.
Тринадцатого мая граната ударила в башню порохового погреба, рядом со зданием камергерской палаты на Рыбацкой площади в Буде. Подобно извержению вулкана взметнулось в небо пламя, отбрасывая до самых звезд горящие, искрящиеся обломки, головни и разодранные на куски человеческие тела. Стоящие вокруг дома с треском рушились. Взрывной волной снесло кровлю собора.
Этот грозный, взметнувшийся к небу вихрь вызвал восторженные крики и ликование тех, кто вел осаду.
Но комендант крепости жестоко отплатил за эту радость:
– Разнести в щепы, испепелить весь Пешт!
Приказ его был выполнен быстро и беспощадно. С вечера до полуночи пушки изрыгали тысячи зажигательных снарядов, обрушивая их на беззащитный город. В течение четырех часов в воздухе безостановочно гремели раскаты грома. А когда эта адская музыка наконец смолкла, красавец город весь утопал в море бушующего пламени. На прекрасной набережной Дуная, напоминавшей своей радостной панорамой улыбающееся лицо молодой красавицы, одновременно горели тридцать два дворца и среди них дворец «Веселья» и знаменитое историческое здание Государственного собрания. Его крытая галерея с колоннами была низвергнута, аркада и своды разрушены. Потолок тронного зала развалился, кресла министров, скамьи депутатов были охвачены огнем.
Кровь застыла в жилах осаждающих. Смолкло все – и пушки и люди. Но в глазах, устремленных в ту ночь, к багряному пурпурному небу, грозно сверкал обет, более грозный, чем любая присяга, любое проклятие.
То было безмолвие разгневанного бога, лик которого оскорбили пощечиной.
Кроме шипения бушующего огня, треска балок, грохота рушащихся стен, в огромной столице не слышно было никаких звуков. Город был пуст, все живое разбежалось. Воинские части, и вооруженные дружины тоже покинули его.
Опустели целые улицы и кварталы. Ворота, двери – все было распахнуто. Любой человек – добрый друг, просто любопытный или грабитель, если бы захотел, мог исходить каждый дом вдоль и поперек, облазить его с подвала и до чердака, мог беспрепятственно слоняться по открытым настежь квартирам, отбирая все, что ему приглянулось из наиболее ценных вещей. Бежавшие жители оставили свои дома открытыми, чтобы в случае пожара их соседи, друзья, а, на худой конец, и воры, могли проникнуть в них без особых хлопот.
Только теперь уже не осталось никого – ни друзей, ни соседей, ни воров.
Клубы дыма от пылающих дворцов образовали кроваво-красный купол над этой мертвой грудой камней, столь же пустынных, как раскопки Помпеи.
Между тем посреди охваченных огнем дворцов на набережной осталось одно нетронутое здание, и в пяти его мансардах все еще светились пять зажженных свечей. То одна, то другая на минуту гасла, потом зажигалась снова. Дом этот пощадили все снаряды, хотя его двухэтажный сосед был превращен в руины: бомбы, пробили в нем все перекрытия до самого подвала, и из окон вырывались языки бушевавшего пламени.
В уцелевшем доме три этажа. Жильцы его разбежались кто куда, оставив двери открытыми. Разве мог кто-нибудь из них предполагать, что дом этот не заденет ни один снаряд.
Но кто же в таком случае зажигал свечи?
Впрочем, ни заниматься этим вопросом, ни проследить за окнами в тот роковой час было некому.
И все же один человек нашелся. Он не переставал наблюдать за мигавшими в мансардах огоньками. Его не в силах были прогнать ни бомбы, ни зажигательные снаряды. Он стоял, прислонившись спиной к береговой опоре старого моста, и не спускал глаз с зажженных свечей. Конечно, читатель уже догадался: то был дворник, сапожных дел мастер Михай.
Старик с болью видел последствия разрушительной бомбардировки, он испытывал адские муки во время разгула этого неистового пожара, когда свирепый демон войны разрушал в несколько мгновений то, что было воздвигнуто гением созидания за полстолетия.
Отличавшийся природным умом, сапожных дел мастер задал сам себе несколько крамольных вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64