Потом бросил пустой автомат. Зоренко тоже бросил свой автомат, когда увидел, что отстает от своего врага. На крутом спуске Трацевский, сбросив с себя шапку, пиджак, фуфайку, кинулся вниз. Семен за ним. Враг заметно ослабел и начал часто падать.
Расстояние между ними сокращалось.
- Стой, гад! - приказал Зоренко.
Поминутно падая, предатель все продолжал бежать. Они добежали почти до шоссе. Слышно было, как ходят немецкие машины.
В двухстах метрах от казармы Ай-Даниль Зоренко, наконец, догнал бандита и бросился на него. Несколько минут они оба лежали неподвижно, задыхаясь, не в состоянии вымолвить ни слова. Переводя дыхание, Зоренко прохрипел:
- За что же ты, гад, погубил такого человека, как Вязников, таких, как Смирнов и Агеев, а?
- Слушай, отпусти, - прошептал предатель. - Пойдем к немцам, скажем, что убили главных партизан, покажем трупы. Что здесь в лесу делать? Все равно или перебьют или помрем с голода...
- Нет, я не из таких, - Семен сильнее сжал горло предателя.
Собравшись с силами, тот тоже со всей яростью набросился на Семена. Когда силы покидали обоих, сидя рядом, они отдыхали, а затем снова набрасывались друг на друга.
Почти теряя сознание, Семен задушил, наконец, врага. Он долго лежал на его мертвом теле, пока сознание не прояснилось и не подсказало ему, что надо уходить.
Измученный, Семен вернулся в кошару. В кошаре лежал израненный осколками Шаевич.
Шаевич не терял бодрости и старался поддержать почти обезумевшего Семена, не проронившего ни слова с момента возвращения в кошару. Разорвав на бинты свое белье, Семен перевязал раны Шаевича. Потом стал разгребать руками снег, чтобы похоронить убитых товарищей. Похоронив их, Зоренко взвалил себе на спину Шаевича и потащил его по еще покрытой снегом яйле.
Днем теплые солнечные лучи разрыхлили снег. Зоренко проваливался на каждом шагу.
- Семен, оставь меня. Один скорее дойдешь и пришлешь за мной, настойчиво требовал Шаевич.
Зоренко молчал и тащил его дальше.
Посланные нами партизаны нашли полуживых Семена и Михаила уже у спуска в Заповедник, под горой Кемаль-Эгерек.
И вот они лежат у штабной землянки, не похожие на себя, заросшие, худые, с глубоко запавшими глазами. Шаевич рассказывает, а Зоренко молчит... От его молчания становится жутко.
Их унесли и устроили в уютной землянке. Часа через два в лагере раздались странные звуки.
- Семен плачет, - доложил дежурный.
Зоренко не мешали, пока он сам не затих и не успокоился.
Вечером он вылез из землянки и пришел к штабу.
- Товарищи, я хочу в бой...
- Хорошо, Семен, ты пойдешь в бой, - ответили мы ему.
С этого вечера настало время Семена Зоренко. Слава о Зоренко разнеслась по Крыму. Гитлеровцы вывесили объявления, обещая крупную сумму за его голову. Из других отрядов приходили партизаны посмотреть на Семена. Он оставался по-прежнему молчаливым, нелюдимым.
Через два месяца Зоренко приняли в партию. Когда Семена поздравляли с вступлением в ряды коммунистов, он сказал:
- Разрешите мне носить партийный билет Вязникова?
- Но его же нет, ты же похоронил его с билетом.
- Нет, он здесь. - Зоренко вынул аккуратно завернутый в тряпочку партийный билет, хранившийся у него на груди.
К нему подошел комиссар отряда Кучер:
- Ты давно носишь билет нашего парторга. Пусть твой партийный стаж исчисляется со дня смерти Вязникова. Ты достоин его имени, - и трижды поцеловал Семена.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Оккупантам было известно наше тяжелое положение с продовольствием, у нас было много раненых. Фашисты считали, что создавшиеся трудности подорвут нашу веру в свои силы.
Но ничто и ни при каких обстоятельствах не могло нас заставить сложить оружие.
Враги не могли понять источника нашей силы, не могли понять, что мы не только русские - мы советские люди.
Вот почему они удивлялись, каким чудом более полугода держится Севастополь и откуда берутся силы у партизан, которые, голодая, ежедневно, ежечасно не дают покоя осаждавшим Севастополь вражеским войскам.
Гитлеровское командование решило, что предел нашей выносливости наступил, и, по имевшимся у нас данным, составило даже определенный план вывода партизанских отрядов из леса.
Теперь фашисты не рассчитывали на уничтожение партизан в боях - такая мера им самим слишком дорого стоила и не приводила к желаемым результатам. Оккупанты не надеялись больше и на действия предателей внутри отрядов - от немногих негодяев, которым удалось проникнуть к нам, мы избавились быстро и решительно.
Как же они хотели осуществить этот план? Голодной блокадой. У них появился лозунг: "Ни грамма продуктов партизанам!"
Транспорты с продовольствием усиленно охранялись: обозы шли под прикрытием моточастей. Из всех горных деревушек скот был угнан ближе к крупным центрам. На пастбищах стада и отары охраняли сами гитлеровцы и вооруженные до зубов пастухи-прислужники.
С весной пришли новые невзгоды. Если зимой в сильные морозы можно было обогреться у костра и спрятаться под крышей землянки, то в дождливую холодную весну и костры не горели, и крыши землянок не спасали, протекая, как решето. Истощенные постоянным недоеданием, партизаны заболевали. С каждым днем в отрядах увеличивалось количество истощенных, раненых.
Санземлянки устраивались в тайниках, но часто фашисты, организовав специальные команды, нападали на землянки и зверски уничтожали больных, обессиленных людей.
О героическом сопротивлении партизан в санземлянках ходили целые легенды. Трудно было отличить правду от легенды, ибо сама правда была легендарна.
Однажды санземлянку Ялтинского отряда окружили сотни карателей. Больные, опухшие от голода, с обмороженными руками и ногами, и раненые в последних боях партизаны ползком заняли боевые места и, собрав все наличные боеприпасы, приготовились встретить врага.
Осторожно постреливая по землянке, фашисты приближались.
Медицинская сестра Николаевская, единственно здоровый человек среди раненых и больных, поправляла им повязки, будто именно это могло их сейчас спасти.
- Слушай, сестра, тебе надо идти к своим, - сказал раненый партизан.
- А... как же?..
- Вот так... Может, и дойдешь. А мы, пока живы, врага сюда не пустим. Так, что ли, ребята?
- Правильно! - едва слышно подтвердил за всех партизан Пташинский, бывший когда-то одним из лучших водителей машин Южного побережья.
...Медсестра, дважды раненная, приползла в отряд и, умирая, рассказала:
- ...Выскочив из землянки, я чуть не попала в руки немцев. Я успела крикнуть: "Товарищи, фашисты рядом!.." Бросила гранату и побежала... За мной гнались, стреляли, я почувствовала, как мне обожгло плечо... Упала в яму с грязной водой. Опять бросилась бежать, меня ранило в ногу. Тогда я поползла...
...Когда партизаны добрались до санземлянки, там уже была мертвая тишина. Оружие было цело, документы тоже, но живых не было. Зато вокруг землянки виднелось много следов и темных пятен крови, валялись окровавленные вата и бинты, жерди из свежевырубленных дубовых ветвей: это гитлеровцы делали носилки для своих раненых.
Значит, наши товарищи недаром отдали свои жизни.
Как погибли, мы не знаем. Возможно, в критическую минуту сами себя взорвали - у каждого, кроме пулевых ран, мы нашли врезавшиеся в тела осколки гранат.
Борьба с нашими ранеными обходилась фашистам слишком дорого. Скоро они перестали нападать на санземлянки, твердо рассчитывая на успех своего плана "вывода партизан из леса" при помощи голодной блокады.
В лесу наступила необычная тишина. Можно было бы подумать, что лес прекратил борьбу. Но смертельная борьба продолжалась.
Окружавшие лес села и деревни наполнялись войсками; против партизан подтягивались специальные отряды, подготовленные для действия в горных условиях.
Мы с Захаром Амелиновым, комиссаром района, тоже еле держались на ногах. Однажды мы зашли в санземлянку Ялтинского отряда. Вокруг тлеющего костра молча сидели люди. Один парень сидел с закрытыми глазами, не замечая, что на его ногах загорелись тряпки. Рядом лежал страшно исхудавший, с гноящейся раной, Михаил Шаевич; он так и не смог поправиться после ранения осколками гранаты, брошенной предателем Трацевским.
- Здравствуйте, товарищи.
Молчание. Никто не ответил. Лишь через несколько секунд, узнав нас, Шаевич попытался улыбнуться.
- Ну, как, Миша?
- Кажется, все... отвоевался... - Михаил кивнул на свою ногу.
Рана гноилась, краснота дошла уже до таза - гангрена.
Сижу, молчу, ну что скажешь? Какое слово утешения найдешь? Да и поможет ли слово?!
- Товарищи... - тихо позвал кто-то из глубины землянки.
- А, Зуев, здравствуй! - Я едва узнал бывшего заместителя директора санатория "Харакс".
- Передайте партии, - он протянул комиссару красную книжечку, партийный билет.
Комиссар взял билет, развернул его, затем, молча положил в нагрудный карман.
Шаевич потянул меня за руку:
- Плохо мое дело...
- Да что ты, Миша, мы еще споем.
- Да... именно... споем... - и тихим хриплым голосом он запел.
Это была любимая песня партизана-коммуниста Михаила Абрамовича Шаевича - песня о Москве. Он пронес ее сквозь страшную зиму этого года, он пел ее на стоянках, улыбаясь и пританцовывая, пел в холодных землянках, ободряя и развлекая товарищей, пел, идя на операции и возвращаясь с них, и поет теперь в последний раз.
...Но я не сплю в дозоре на границе,
Чтоб мирным сном спала моя Москва...
Миша пел из последних сил, пот выступил у него на лбу, руки холодели... уже нельзя было разобрать слов. Наконец, наступила тишина...
Мы вышли из землянки. Я не мог сдержать слез; я чувствовал себя в чем-то виноватым. В смерти Миши, в действиях партизан? Но что я мог придумать?
- У меня, Илья Захарович, есть один план, - медленно сказал Амелинов. - Я был вчера у бахчисарайцев, там кое-что наклевывается. Надо штурмовать румын и напасть на одну мельницу. Подробности потом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Шумит весенними потоками горная речушка Биюк-Узень. На северных склонах бурыми пятнами темнеет талый снег.
В теплое весеннее утро мы с комиссаром, лежа на сухих дубовых листьях, смотрели в ясное, без облачка, голубое и далекое небо. После пятимесячной стужи, снеговых заносов, сырых землянок партизаны отогревались на покрытой зеленой травкой поляне.
По горной тропе, круто спускавшейся к нашей стоянке, по направлению к нам шли двое. Мы узнали разведчика района Ивана Витенко в его неизменной кожанке и комиссара Севастопольского отряда Черникова.
- Что-то Черников к нам жалует? Я вчера только был у них, забеспокоился комиссар Амелинов.
- Здравствуйте, братва! Разлеглись? - приветствовали нас Витенко и Черников.
- Садитесь и вы, места всем хватит, - пригласили мы их.
Уселись. Вынув кисет, Витенко начал набивать трубку. Все взгляды обратились на табак - настоящий! Откуда?
- Витенко, это трофей?
- Нет, это не трофей. Вражеский посланец угостил, - ответил он, продолжая набивать трубку. - Вот и письмо прислали нам. - Витенко вытащил из полевой сумки большой пакет со свастикой и печатями из сургуча.
- Это вам, лично, - протянул он мне пакет.
Я разорвал его и громко прочитал:
"Командиру партизан Вергасову.
Посылаем вам курьером захваченного в плен Иваненко. Ваше положение настолько тяжелое, что вы сможете продержаться лишь короткое время. Мы не имеем интереса пролить вашу кровь и даем вам последнюю возможность спасти свою жизнь и свою семью от погибели.
Мы даем гарантию вам, что с вами будет поступлено, как с военнопленными, что значит: вас обеспечат питанием, помещением и хорошим обращением.
Мы ожидаем ваш отряд в полном составе и даем вам честное слово, что наши обещания будут строго соблюдаться. Если вы хороший патриот и хотите спасти жизнь семьи и ваших товарищей, то вы примете наше предложение.
Мы ожидаем вашего представителя или вас лично в течение воскресенья 12-го апреля в деревне Коккозы, у старосты.
Г е н б е р г".
- Где Иваненко, как он попал к врагам? - спросил я у Черникова.
- Потерялся он в Биюк-Озенбаше, когда мы добывали продовольствие, ну, а теперь фашистским посланцем к нам пришел.
- Допрашивали? - спросил комиссар у Витенко.
- Да. Трус он, гитлеровцы его напугали, вот он и согласился быть парламентером. На заставе уговаривал партизан, чтобы сложили оружие. И за фашистского агитатора работает, сволочь.
- Судить трибуналом, - решил я.
Иваненко получил по заслугам, его расстреляли.
Собрав партизан, мы рассказали им о полученном письме.
На предложение о сдаче отряды ответили подготовкой к новым боевым операциям.
Письмо гитлеровского командования достигло противоположной цели.
Комиссар района читал в отрядах последние слова коммуниста Зуева, написанные им на партийном билете:
"Не страшно умереть с чувством выполненного долга, хотя жить так хорошо. Страшнее прекратить борьбу. Бейте фашистов!"
В эти дни я решил навестить бахчисарайцев. Блокада леса сказалась и здесь. Связь с селом прекратилась. Фашисты, надо сказать, уделяли особое внимание бахчисарайцам. Да и было за что: отряд славился боевыми делами. Имена Македонского и его комиссара Черного были широко известны не только нашим людям, но и гитлеровцам.
Отряду жилось все труднее и труднее. К моему приходу у них уже два дня не было в котле ничего, кроме липовых почек и молодой крапивы. Но командование отряда не падало духом, мы застали командира и комиссара за спором: как лучше использовать какого-то румына, чтобы хитростью обмануть врага.
- Что за румын? - спросил я.
Македонский рассказал.
Оказывается, несколько дней назад начальник разведки отряда Михаил Самойленко, возвращаясь с очередной операции, заметил на партизанской тропе румынских солдат без оружия.
- Хлопцы, стой, румыны идут. Или рехнулись, или хотят в царство небесное...
Партизаны пошли наперерез и заняли обочину дороги.
- Стой, руки вверх! - крикнул Самойленко.
Румыны тотчас подняли руки. Самый маленький, с голубыми глазами солдат проговорил:
- Мы партизан... мы партизан... - опустив руки и повернувшись к своим, он стал указывать на каждого румына в отдельности:
- Партизан... Партизан... Партизан...
- Ого, ребята, да тут целый отряд! А ну, пошли за нами!
На всякий случай Самойленко проделал такую штуку: отрезал у всех румын пуговицы с брюк, аккуратно вручив их владельцам.
- Понадобится - пришьете.
Это была интересная процессия: шесть партизан вели пятерых румын, поддерживающих спадающие брюки.
В отряде долго не могли сговориться. Румыны совсем не понимали по-русски. Наконец, Македонский обратился к ним по-гречески. Маленький румын встрепенулся, у него заблестели глаза. Оказалось, что отец его был грек, поэтому греческий язык был для него тоже родным.
Дело пошло на лад. Выяснилось, что румыны дезертировали из второй горно-стрелковой дивизии, не желая воевать на стороне фашистов. Румын гнали на Севастополь, но они наслушались таких ужасов об этом участке фронта, а главное, - о моряках, обладавших какой-то сверхъестественной силой, что решили по дороге бежать в лес.
Вначале они не думали приставать к партизанам - боялись...
Их было двенадцать человек. Шли они строем, приходя в деревню, обращались к старосте с требованием кормить их. Вначале их принимали за представителей румынских войск, но потом начали преследовать. Троих убили, четверо сбежали. Осталось пять человек. Старшим был маленький румын, которого партизаны прозвали почему-то "Жорой". Он-то и настоял на уходе к партизанам. Долго думали, как это сделать, потом решили бросить оружие и ходить по тропам, пока партизаны не остановят.
...Рассказав про похождения румын, Македонский хитро прищурился:
- Вот я и думаю...
- Что ты надумал, командир, докладывай толком, - попросил я Македонского.
- Дело связано с румынами. У нас много партизан, одетых в румынскую форму. Теперь у нас есть и настоящие румыны. Я давно слежу за одной мельницей. Охраняется она сильно, кругом пулеметы и дзоты. Без хитрости туда не подойдешь - будут большие потери. Через село, мимо мельницы, проходит дорога. Мой разведчик Василий Васильевич наблюдал с гор: никто из охраны не обращает внимания на проходящие мимо немецкие и румынские подразделения... Мы, переодетые румынами, войдем в село вечером и дойдем до самой мельницы - это главное. Остальное зависит от нашей решительности. Вот мой план, и напрасно комиссар возражает, - сказал Македонский.
- План хорош, - сразу поддержал я бахчисарайского командира.
Начались приготовления к операции: из каждого отряда отобрали всех ходячих партизан и передали бахчисарайцам. Северский одобрил наш план и тоже дал своих людей.
Особенно тщательно мы готовили "румынское подразделение". Главным консультантом был Жора, ходивший теперь за Македонским, как тень.
Партизанка Дуся сумела пробраться в село и связалась с женой мельника. От мельничихи Дуся узнала о порядках на мельнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31