Но в любом случае, Робин Риз была личной подругой Нии, а не просто коллегой. Взлом в доме подействовал на мисс Уайтт угнетающе. У нее было что-то вроде травматического шока. Она боялась оставаться в доме одна. Фактически, она вообще не жила там в прошлом году. Позволю заметить, она почти обезумела от горя.
– Мы все почти обезумели, – добавила Мирина. – Подобные вещи невозможно игнорировать.
Джакобс повернулся к жене.
– Сейчас мы подходим к нашему фильму «Испытание и заблуждение». Мы снимали на Манхэттене, потом недалеко от Канады, а сейчас готовы отснять серию заключительных эпизодов. Мы надеемся завершить съемки через несколько дней. Потом возвращаемся в Лос-Анджелес, чтобы все смонтировать и отредактировать.
Леонард вышел из-за стола и прислонился к стене.
– Мне хотелось бы, Боланд, чтобы в эти несколько дней кто-то находился на съемочной площадке. Беседовал с людьми. Наблюдал. Но слежка не должна быть явной. Вы же понимаете: детектив на съемках фильма! – Он провел пальцем в воздухе, словно заключил слова в невидимые кавычки. – Необходимо провести тайное расследование. Давайте скажем, что вы проводите изучение процесса создания фильма, исследуете приемы постмодернизма. Я пригласил вас на несколько дней. Скажем, что вы из какого-нибудь университета, работаете не по найму, ну я не знаю… Вот поле деятельности для вас. Иначе все станут нервничать, а это разрушит динамику съемок. Люди чрезмерно разволнуются. Потом, когда фильм будет закончен, мы уедем в Лос-Анджелес. Там вы сможете поговорить с моим бухгалтером, взглянуть на книги, на подноготную. Посмотрим, не упустил ли я чего-нибудь. Почему и кто желает насолить «Визионфильму»? Кто заинтересован в разрушении того, что я пытаюсь создать? – он протянул раскрытую ладонь, словно Харм тут же мог дать ему ответ.
Харм снова кое-что записал в блокнот.
– Вы не догадываетесь, кто бы это мог быть? – спросил он режиссера.
Джакобс пожал плечами.
– Мой прежний партнер отбывал срок за мошенничество с ценными бумагами. Я давал против него показания в суде.
– Джон Санд, – сказала Мирина. – Он отсидел примерно полтора года в тюрьме обычного режима в Сан-Диего.
– Меня интересует также семья Робин Риз, – продолжал Леонард. – Хоть они и прекратили судебное дело, они по-прежнему считают нас ответственными за смерть Робин, – Джакобс поднял ладонь, словно пытаясь остановить кого-то жестом. – Я так хотел оставить Манзанилло позади, забыть о нем. Ожидалось, что «Испытание и заблуждение» будет незапятнанным началом. Я просто не могу допустить, чтобы случилось еще что-то, – он добавил, словно в раздумье: – с Нией.
Мирина, тронув Харма за локоть, сказала:
– С другой стороны, вы будете находиться на съемочной площадке ради безопасности мисс Уайтт. Вообще-то именно она и просила провести расследование. И она будет единственной, кроме Леонарда и меня, кто будет знать, что вы – детектив, а не писатель. Мы хотим, чтобы она немного успокоилась.
– Когда она работает, она впитывает все, как губка – таков ее талант, но… – Леонард сжал руку в кулак, потом медленно расслабил пальцы, обрисовав круглое пространство, похожее на объектив кинокамеры. – Она открыта всем эмоциям. Воспринимает впечатления, усиливает их. Она пропускает через себя события, которые происходят не с ней и использует их в своей игре, но не хотелось, чтобы это зашло слишком далеко.
Харм почувствовал, что Джакобс осторожно подбирает слова.
– Вы хотите сказать, что она может отнестись к событиям прошлой ночи слишком серьезно? – спросил он. – Свяжет их с предыдущей травмой, хотя, как говорит полиция, на самом деле это – просто случайный инцидент? – сейчас он тоже применил это слово.
Леонард вздохнул:
– Я думаю, нам всем хотелось бы верить в их случайность. Но даже если это и так, сейчас нам нужно чувство безопасности на съемочной площадке. Полной безопасности для Мисс Уайтт и нас.
– Вообще-то, она легко возбудима, – добавила Мирина. – Она обладает творческим напряжением, и иногда не совсем адекватно воспринимает действительность…
– И воображаемый мир. Совершенно верно, Мирина. Совершенно верно! – Джакобс похвалил жену, словно мысль принадлежала ей. – Послушайте, я сделаю все, чтобы Ния почувствовала себя спокойно и уверенно. Когда я занимаюсь режиссурой, я не могу предложить ей эмоциональную поддержку. Фактически, наоборот, мне приходится нажимать на нее. Я так работаю со всеми актерами, я создаю напряжение, а не снимаю его. Актерское напряжение, – подчеркнул он. – Если кто-то займется охраной Нии, у меня гора с плеч свалится, я мог бы полностью сконцентрироваться только на съемках. У нас будет чувство защищенности. Поэтому хотелось, чтобы, кроме расследования, вы проводили время с мисс Уайтт, держались поближе к ней, болтались рядом, разговаривали, приглашали ее на завтраки…
Наступила тишина, нарушаемая лишь громким карканьем вороны в кроне дерева. Харм Боланд посмотрел на свои записи. Итак, его работа сводится к следующему: крутиться возле кинозвезды в качестве тайного телохранителя под маской вездесущего кинокритика. Определенно превосходный заказ, не то, что расследование по выявлению – запоздалых налоговых деклараций. Но его беспокоила одна вещь.
– Вы считаете расследование серьезным аспектом? – спросил он. – Вы не считаете первостепенным обеспечение защиты мисс Уайтт, не так ли?
– Мы, безусловно, считаем расследование крайне серьезным делом, – согласился Джакобс. – Здесь явно поставлено на карту очень многое. Состояние Нии Уайтт – ее талант, а ее талант – мои капиталовложения. Она – это мой фильм.
– Наш фильм, – поправила его Мирина.
Леонард улыбнулся жене. Харм обратил внимание, что они говорят о Нии Уайтт, словно о какой-то ценной вещице.
– Почему бы не подумать о вашей роли как неотъемлемой части процесса создания фильма? – спросил Джакобс.
На этот раз улыбнулся Харм:
– А я сдам зачет?
– Еще бы.
С веранды послышался голос Нии:
– Леонард? Мирина с тобой?
– Я здесь! – отозвалась Мирина.
Леонард вышел поприветствовать Нию, когда она входила в дом. Положив руку ей на спину, он ввел ее в кабинет.
Неожиданно Харм почувствовал себя школьником, гоняющимся за автографами. Как странно видеть эту женщину лично. Такое ощущение, словно ее лицо – всего-навсего маска. Она оказалась невысокой, но прекрасно сложенной – обнаженные плечи, руки довольно мускулистые, похоже, она занималась гантелями, чтобы оставаться в форме. Тонкая талия, узкие бедра. Так как был обычный день, она надела перед ланчем короткое кожаное фиолетовое платье без бретелек. Прилегающий лиф четко обрисовывал выпуклость груди. Влажные волосы она зачесала назад. Даже без косметики она явно была самой потрясающей женщиной, которую Харм видел когда-нибудь. Это была не просто красота. Он видел миловидность девушки с обложки, он видел восхитительный, пластично-хирургический тип красоты, столь часто встречающийся в Лос-Анджелесе, городе тысячи и одной звезды.
По правде говоря, в ее облике было что-то необычное и отчужденное. Слегка изогнутый нос, большой рот, широко посаженные глаза, тонкие, почти незаметные, высоко поднятые дуги бровей. Ее широко распахнутые глаза затаили какое-то постоянное выражение – одновременно детское и страстное.
Ния пригладила ладонью влажные волосы.
– Извините, – сказала она. – Я не знала, что вы здесь. Мирина, это платье, что я… – Вы – детектив?
– Ния, это – Харм Боланд. Несколько лет он служил в ФБР, а сейчас – частный детектив в Санта-Фе.
Харм встал и пожал ее руку.
Ния опустилась на стул позади стола, скрестив длинные ноги. Харм подумал, что довольно странно, как она сидит здесь. Он заметил, что она чувствует себя очень уверенно в этой комнате, она привыкла бывать здесь. Он постарался овладеть собой, не показать явно, что он в смятении.
– Мы посвящаем мистера Боланда во все подробности, начиная с Мексики, – сказал Джакобс. – Он согласился, что лучше всего наблюдать тайно.
«Неужели?» – подумал Харм, потом вступил в разговор. Последний раз, когда он проводил тайное расследование, он не испытывал особого удовлетворения.
– Должен признать, меня волнует эта часть дела, мистер Джакобс. Есть много способов расследовать дела легально. Я – не актер.
– Если проблема в оплате, если секретная деятельность потребует больше времени и затрат, все можно уладить. Как насчет секретности до тех пор, пока мы снимаем здесь, в Санта-Фе? Как только мы вернемся в Лос-Анджелес, продолжайте вести дело так, как сочтете нужным, – Джакобс снова глубоко вздохнул. – Я хочу сохранить все в тайне еще и потому, что в последнюю неделю здесь будет полно представителей прессы. «Вэнити Фэа» приезжает через день-два. «Виллидж Войс» присылает корреспондентов. Прибывает фотограф из «Роллинг Стоунз». Приезжают актеры, занятые в фильме: Джек Дризер, Тэсс Джуран. Зачем им знать что-либо об этом? Особенно, если окажется, что это дело рук какого-то чокнутого. Вы подумали об этом?
Харм взглянул на досье.
– Я могу нанести удар, – сказал он, соглашаясь, – Да, возможно, так будет даже легче.
Харм вытащил контракт из скоросшивателя, который принес с собой. Вписал более высокую оплату за секретность и протянул документ Леонарду. Тот подписал, отошел к столу и низко наклонился над Нией Уайтт, подписывая чек для исполнителя. Ния оставалась на редкость спокойной.
– Вот и хорошо, – сказала Мирина. – Мы начнем съемки послезавтра. Я думаю, было бы самое лучшее для вас обоих побывать там завтра. Может быть, встретимся здесь завтра в десять утра?
Мирина продолжала:
– Я пошлю нашего ассистента-постановщика, чтобы он показал вам место съемок. Заодно он ответит на все ваши вопросы, если они у вас возникнут. Завтра вечером я устраиваю обед и предобеденный прием в семь часов. Мне хотелось, чтобы вы присоединились к нам. В своей секретной роли.
Мирина встала и пожала руку Харма, Джакобс сделал то же самое. Ния осталась сидеть за большим столом.
Харм не видел ее до тех пор, пока не запустил мотор джипа. Она появилась неожиданно. Харм выключил зажигание.
– Мистер Боланд!
– Зовите меня просто Харм.
– Харм?
– Хормон. Это заслуга моей матушки. Она назвала меня в честь своего большого братца.
– Мы можем поговорить наедине? Я имею в виду не здесь, не в кабинете Леонарда завтра в десять утра.
Ее обнаженная рука прикасалась к нему, но она, казалось, совершенно не замечала этого, каким-то простодушным образом не осознавая своего физического присутствия. Она была настолько великолепна, что Харм смутился. Она прислонилась к дверце джипа, разглядывая хлам в салоне машины.
«Вымой машину, – подумал он. – Пора немного прибраться, да, сэр, мистер Боланд – зовите меня просто Харм.
– Есть еще кое-что. И довольно много, – сказала Ния Уайтт. Ее волосы подсохли, солнце играло на золотистых прядях, падавших на губы. – Они ничего не знают. Никто не знает. Но вы должны знать.
Она предложила встретиться сегодня, когда начнет темнеть, прогуляться по дороге в Каньоне. Не надо, чтобы их видели в его офисе.
Почему все привлекательные женщины, которых он встречал после развода, были или клиентками, или связанными с кем-то еще, или свободными, когда он имел связи? Если только можно назвать связями те недоразумения, что у него были? Потом он мысленно улыбнулся.
Да. Ния Уайтт серьезно заинтересовалась бывшим бухгалтером ФБР, только начинающим дело частным детективом, доход которого равен, в данный момент, доходу мальчика-газетчика.
Он взял блокнот, написал на листке: «Пинк Адоб», семь тридцать», – и показал ей. Отъезжая от ранчо, Харм дважды взглянул в зеркало на Нию Уайтт. Она становилась все меньше, удаляясь, превращаясь в фиолетовое пятно.
«Возможная сцена:
Он на расстоянии наблюдает, как она встречается с другим мужчиной. Он сидит в машине, наполовину скрытой ветками плакучих ив, потом выходит, садится на каменный забор. Панорама: позади дома предгорье, типично Нью-Мексиканский кадр – низкие песчаные холмы, сосны.
Крупный план: он с биноклем в руках, припал к земле. Кадр через телеобъектив, словно он старается отыскать ее местоположение. Потом: он находит домик, в котором она живет, с большими окнами. Окна всегда открыты, шторы постоянно раздвинуты. Он может видеть внутреннюю обстановку и днем, и ночью. Иногда по ночам она наглухо задергивает шторы, хоть это случается не всегда.
Но сейчас день. В бинокль он видит, как она и ее любовник двигаются на небольшом расстоянии друг от друга. Ее любовник женат.
Приходит новая идея: он начнет снимать ее на видеокассету, чтобы запечатлеть документально эти тайные моменты и потом представить его жене. Так что у него есть и цель, а не просто наблюдение за ней и ее любовником.
Он заснимет их в минуты интимной близости, любовных ласк и спрячет пленку до нужного момента.
Еще одна возможность: позже, с того места, где он стоит, он смотрит видеокассету на телеэкране. Изображение немного не в фокусе и чуть подрагивает, когда объектив поднимается. В нем закипает гнев. Он всегда в этом положении, вдали от центра, в роли наблюдателя. Неожиданно он разбивает телевизор вдребезги. Когда телевизор разбивается о стену, на экране застыла сцена физической близости любовников.
Наконец он понимает, что устал просто наблюдать. Он больше не может оставаться отделенным от сюжета. Он оставляет обломки телевизора разбросанными по полу, снова садится в машину, возвращается на ранчо, к тому месту, где прятался сегодня днем, откуда мог видеть ее домик».
Глава 3
– Меня убивают?
– Этого я не могу тебе сказать.
– Думаю, будет справедливо, если я буду знать, – попросила она.
Ния пристроила на голову фату, лента плотно прилегала к вискам, фальшивые бриллианты и шелковые цветы слегка потрескивали. Сквозь кружева она взглянула на Леонарда. Он не рассказал ей, чем заканчивается фильм.
– Это разрушает импровизацию, – заявил он.
– Я боюсь, – она повернулась к нему. – Не думаю, что смогу пройти через это!
– Нет. Она не такая открытая, – сказал Леонард. – Необходимо дать ему какой-то предлог.
Леонард опустился на плетеный стул, стоящий в углу комнаты Нии. Окно было распахнуто. Синяя кобальтовая краска выделялась на красной глине. Флигель наводил Нию на мысль о маленьком кукольном доме.
– Иди сюда, – позвал он.
Она покачала головой:
– Просто скажи мне. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.
– Я хочу показать тебе.
– Просто скажи.
Она протянула руку.
– Посмотри, что у меня есть, – на безымянном пальце левой руки блеснуло обручальное кольцо. – Оно посеребренное, с осколками настоящего бриллианта. Аляповато, не правда ли? – спросила она. – Оно мне поможет войти в образ, начальный толчок. Ты знаешь, я, наверное, буду постоянно носить его. Я приобрела его в ломбарде на Ла-Чинега за пятьдесят бабок. Бьюсь об заклад, это кольцо чьей-то бабушки. С внутренней стороны на нем гравировка: «Рита и Сэм». Разве не романтично?
– Ния. Посмотри на меня. Нет. Смотри на меня, не отводи взгляд. Входи в образ. Перестань быть Нией. Выйди и вернись обратно Кристиной.
Ния закрыла глаза. Рита. Кристина. Ния. Кристина. Она вздохнула и почувствовала запах земли. Кристина боится, но не может высказаться. Что делать? Может, найти какой-нибудь предлог? Поссориться с ним? Держать его таким образом на расстоянии. Она представила черную кожаную куртку Хэнка, мотоцикл, ревущий за дверьми комнаты мотеля. Хэнк, широко расставив ноги, ждет ее возле мотоцикла.
Леонард опустил взгляд в сценарий и прочитал реплику:
– Ты готова?
Ния медленно повернулась к нему, держа перед собой кольцо. Поправила фату.
– Ты же не собираешься идти на свадьбу в этой проклятой куртке? Верно? – отвела глаза и чуть качнулась в сторону двери.
– Ты пьяна, да? – прочитал Леонард.
– Разве грех выпить стаканчик вина в день собственной свадьбы? У нас не будет вечеринки. У нас не будет даже шампанского. Единственное, что я могу позволить – стаканчик вина.
Леонард встал и взял ее за плечи.
– Мы будем счастливы, и еще, – читал он, – мы не будем похожи на всех остальных. И даже на самих себя.
– Я не могу это сделать. Я боюсь. Я не смогу пройти через это.
– Ты пьяна, вот и все.
– Мы погубим друг друга, я знаю. Мне кажется, нам следует оставить все так, как сегодня, это будет самое лучшее. Зачем нам семейные обеды, дети, счета, работа? Я не хочу, чтобы ты копался в земле, а я – мучалась на кухне. Мы смогли бы остановиться сейчас. Просто остановиться.
– Я хочу жениться на тебе, – произнес Леонард.
Он поднялся со стула и отложил сценарий. Ния крутила на пальце кольцо. Леонард шагнул к ней. Теплый ветер приносил запахи лошадиного стойла.
Леонард подошел к Нии, и она почувствовала, как тревожно напряглось ее тело – хрупкое и беззащитное рядом с ним.
Нет: сейчас он в роли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Мы все почти обезумели, – добавила Мирина. – Подобные вещи невозможно игнорировать.
Джакобс повернулся к жене.
– Сейчас мы подходим к нашему фильму «Испытание и заблуждение». Мы снимали на Манхэттене, потом недалеко от Канады, а сейчас готовы отснять серию заключительных эпизодов. Мы надеемся завершить съемки через несколько дней. Потом возвращаемся в Лос-Анджелес, чтобы все смонтировать и отредактировать.
Леонард вышел из-за стола и прислонился к стене.
– Мне хотелось бы, Боланд, чтобы в эти несколько дней кто-то находился на съемочной площадке. Беседовал с людьми. Наблюдал. Но слежка не должна быть явной. Вы же понимаете: детектив на съемках фильма! – Он провел пальцем в воздухе, словно заключил слова в невидимые кавычки. – Необходимо провести тайное расследование. Давайте скажем, что вы проводите изучение процесса создания фильма, исследуете приемы постмодернизма. Я пригласил вас на несколько дней. Скажем, что вы из какого-нибудь университета, работаете не по найму, ну я не знаю… Вот поле деятельности для вас. Иначе все станут нервничать, а это разрушит динамику съемок. Люди чрезмерно разволнуются. Потом, когда фильм будет закончен, мы уедем в Лос-Анджелес. Там вы сможете поговорить с моим бухгалтером, взглянуть на книги, на подноготную. Посмотрим, не упустил ли я чего-нибудь. Почему и кто желает насолить «Визионфильму»? Кто заинтересован в разрушении того, что я пытаюсь создать? – он протянул раскрытую ладонь, словно Харм тут же мог дать ему ответ.
Харм снова кое-что записал в блокнот.
– Вы не догадываетесь, кто бы это мог быть? – спросил он режиссера.
Джакобс пожал плечами.
– Мой прежний партнер отбывал срок за мошенничество с ценными бумагами. Я давал против него показания в суде.
– Джон Санд, – сказала Мирина. – Он отсидел примерно полтора года в тюрьме обычного режима в Сан-Диего.
– Меня интересует также семья Робин Риз, – продолжал Леонард. – Хоть они и прекратили судебное дело, они по-прежнему считают нас ответственными за смерть Робин, – Джакобс поднял ладонь, словно пытаясь остановить кого-то жестом. – Я так хотел оставить Манзанилло позади, забыть о нем. Ожидалось, что «Испытание и заблуждение» будет незапятнанным началом. Я просто не могу допустить, чтобы случилось еще что-то, – он добавил, словно в раздумье: – с Нией.
Мирина, тронув Харма за локоть, сказала:
– С другой стороны, вы будете находиться на съемочной площадке ради безопасности мисс Уайтт. Вообще-то именно она и просила провести расследование. И она будет единственной, кроме Леонарда и меня, кто будет знать, что вы – детектив, а не писатель. Мы хотим, чтобы она немного успокоилась.
– Когда она работает, она впитывает все, как губка – таков ее талант, но… – Леонард сжал руку в кулак, потом медленно расслабил пальцы, обрисовав круглое пространство, похожее на объектив кинокамеры. – Она открыта всем эмоциям. Воспринимает впечатления, усиливает их. Она пропускает через себя события, которые происходят не с ней и использует их в своей игре, но не хотелось, чтобы это зашло слишком далеко.
Харм почувствовал, что Джакобс осторожно подбирает слова.
– Вы хотите сказать, что она может отнестись к событиям прошлой ночи слишком серьезно? – спросил он. – Свяжет их с предыдущей травмой, хотя, как говорит полиция, на самом деле это – просто случайный инцидент? – сейчас он тоже применил это слово.
Леонард вздохнул:
– Я думаю, нам всем хотелось бы верить в их случайность. Но даже если это и так, сейчас нам нужно чувство безопасности на съемочной площадке. Полной безопасности для Мисс Уайтт и нас.
– Вообще-то, она легко возбудима, – добавила Мирина. – Она обладает творческим напряжением, и иногда не совсем адекватно воспринимает действительность…
– И воображаемый мир. Совершенно верно, Мирина. Совершенно верно! – Джакобс похвалил жену, словно мысль принадлежала ей. – Послушайте, я сделаю все, чтобы Ния почувствовала себя спокойно и уверенно. Когда я занимаюсь режиссурой, я не могу предложить ей эмоциональную поддержку. Фактически, наоборот, мне приходится нажимать на нее. Я так работаю со всеми актерами, я создаю напряжение, а не снимаю его. Актерское напряжение, – подчеркнул он. – Если кто-то займется охраной Нии, у меня гора с плеч свалится, я мог бы полностью сконцентрироваться только на съемках. У нас будет чувство защищенности. Поэтому хотелось, чтобы, кроме расследования, вы проводили время с мисс Уайтт, держались поближе к ней, болтались рядом, разговаривали, приглашали ее на завтраки…
Наступила тишина, нарушаемая лишь громким карканьем вороны в кроне дерева. Харм Боланд посмотрел на свои записи. Итак, его работа сводится к следующему: крутиться возле кинозвезды в качестве тайного телохранителя под маской вездесущего кинокритика. Определенно превосходный заказ, не то, что расследование по выявлению – запоздалых налоговых деклараций. Но его беспокоила одна вещь.
– Вы считаете расследование серьезным аспектом? – спросил он. – Вы не считаете первостепенным обеспечение защиты мисс Уайтт, не так ли?
– Мы, безусловно, считаем расследование крайне серьезным делом, – согласился Джакобс. – Здесь явно поставлено на карту очень многое. Состояние Нии Уайтт – ее талант, а ее талант – мои капиталовложения. Она – это мой фильм.
– Наш фильм, – поправила его Мирина.
Леонард улыбнулся жене. Харм обратил внимание, что они говорят о Нии Уайтт, словно о какой-то ценной вещице.
– Почему бы не подумать о вашей роли как неотъемлемой части процесса создания фильма? – спросил Джакобс.
На этот раз улыбнулся Харм:
– А я сдам зачет?
– Еще бы.
С веранды послышался голос Нии:
– Леонард? Мирина с тобой?
– Я здесь! – отозвалась Мирина.
Леонард вышел поприветствовать Нию, когда она входила в дом. Положив руку ей на спину, он ввел ее в кабинет.
Неожиданно Харм почувствовал себя школьником, гоняющимся за автографами. Как странно видеть эту женщину лично. Такое ощущение, словно ее лицо – всего-навсего маска. Она оказалась невысокой, но прекрасно сложенной – обнаженные плечи, руки довольно мускулистые, похоже, она занималась гантелями, чтобы оставаться в форме. Тонкая талия, узкие бедра. Так как был обычный день, она надела перед ланчем короткое кожаное фиолетовое платье без бретелек. Прилегающий лиф четко обрисовывал выпуклость груди. Влажные волосы она зачесала назад. Даже без косметики она явно была самой потрясающей женщиной, которую Харм видел когда-нибудь. Это была не просто красота. Он видел миловидность девушки с обложки, он видел восхитительный, пластично-хирургический тип красоты, столь часто встречающийся в Лос-Анджелесе, городе тысячи и одной звезды.
По правде говоря, в ее облике было что-то необычное и отчужденное. Слегка изогнутый нос, большой рот, широко посаженные глаза, тонкие, почти незаметные, высоко поднятые дуги бровей. Ее широко распахнутые глаза затаили какое-то постоянное выражение – одновременно детское и страстное.
Ния пригладила ладонью влажные волосы.
– Извините, – сказала она. – Я не знала, что вы здесь. Мирина, это платье, что я… – Вы – детектив?
– Ния, это – Харм Боланд. Несколько лет он служил в ФБР, а сейчас – частный детектив в Санта-Фе.
Харм встал и пожал ее руку.
Ния опустилась на стул позади стола, скрестив длинные ноги. Харм подумал, что довольно странно, как она сидит здесь. Он заметил, что она чувствует себя очень уверенно в этой комнате, она привыкла бывать здесь. Он постарался овладеть собой, не показать явно, что он в смятении.
– Мы посвящаем мистера Боланда во все подробности, начиная с Мексики, – сказал Джакобс. – Он согласился, что лучше всего наблюдать тайно.
«Неужели?» – подумал Харм, потом вступил в разговор. Последний раз, когда он проводил тайное расследование, он не испытывал особого удовлетворения.
– Должен признать, меня волнует эта часть дела, мистер Джакобс. Есть много способов расследовать дела легально. Я – не актер.
– Если проблема в оплате, если секретная деятельность потребует больше времени и затрат, все можно уладить. Как насчет секретности до тех пор, пока мы снимаем здесь, в Санта-Фе? Как только мы вернемся в Лос-Анджелес, продолжайте вести дело так, как сочтете нужным, – Джакобс снова глубоко вздохнул. – Я хочу сохранить все в тайне еще и потому, что в последнюю неделю здесь будет полно представителей прессы. «Вэнити Фэа» приезжает через день-два. «Виллидж Войс» присылает корреспондентов. Прибывает фотограф из «Роллинг Стоунз». Приезжают актеры, занятые в фильме: Джек Дризер, Тэсс Джуран. Зачем им знать что-либо об этом? Особенно, если окажется, что это дело рук какого-то чокнутого. Вы подумали об этом?
Харм взглянул на досье.
– Я могу нанести удар, – сказал он, соглашаясь, – Да, возможно, так будет даже легче.
Харм вытащил контракт из скоросшивателя, который принес с собой. Вписал более высокую оплату за секретность и протянул документ Леонарду. Тот подписал, отошел к столу и низко наклонился над Нией Уайтт, подписывая чек для исполнителя. Ния оставалась на редкость спокойной.
– Вот и хорошо, – сказала Мирина. – Мы начнем съемки послезавтра. Я думаю, было бы самое лучшее для вас обоих побывать там завтра. Может быть, встретимся здесь завтра в десять утра?
Мирина продолжала:
– Я пошлю нашего ассистента-постановщика, чтобы он показал вам место съемок. Заодно он ответит на все ваши вопросы, если они у вас возникнут. Завтра вечером я устраиваю обед и предобеденный прием в семь часов. Мне хотелось, чтобы вы присоединились к нам. В своей секретной роли.
Мирина встала и пожала руку Харма, Джакобс сделал то же самое. Ния осталась сидеть за большим столом.
Харм не видел ее до тех пор, пока не запустил мотор джипа. Она появилась неожиданно. Харм выключил зажигание.
– Мистер Боланд!
– Зовите меня просто Харм.
– Харм?
– Хормон. Это заслуга моей матушки. Она назвала меня в честь своего большого братца.
– Мы можем поговорить наедине? Я имею в виду не здесь, не в кабинете Леонарда завтра в десять утра.
Ее обнаженная рука прикасалась к нему, но она, казалось, совершенно не замечала этого, каким-то простодушным образом не осознавая своего физического присутствия. Она была настолько великолепна, что Харм смутился. Она прислонилась к дверце джипа, разглядывая хлам в салоне машины.
«Вымой машину, – подумал он. – Пора немного прибраться, да, сэр, мистер Боланд – зовите меня просто Харм.
– Есть еще кое-что. И довольно много, – сказала Ния Уайтт. Ее волосы подсохли, солнце играло на золотистых прядях, падавших на губы. – Они ничего не знают. Никто не знает. Но вы должны знать.
Она предложила встретиться сегодня, когда начнет темнеть, прогуляться по дороге в Каньоне. Не надо, чтобы их видели в его офисе.
Почему все привлекательные женщины, которых он встречал после развода, были или клиентками, или связанными с кем-то еще, или свободными, когда он имел связи? Если только можно назвать связями те недоразумения, что у него были? Потом он мысленно улыбнулся.
Да. Ния Уайтт серьезно заинтересовалась бывшим бухгалтером ФБР, только начинающим дело частным детективом, доход которого равен, в данный момент, доходу мальчика-газетчика.
Он взял блокнот, написал на листке: «Пинк Адоб», семь тридцать», – и показал ей. Отъезжая от ранчо, Харм дважды взглянул в зеркало на Нию Уайтт. Она становилась все меньше, удаляясь, превращаясь в фиолетовое пятно.
«Возможная сцена:
Он на расстоянии наблюдает, как она встречается с другим мужчиной. Он сидит в машине, наполовину скрытой ветками плакучих ив, потом выходит, садится на каменный забор. Панорама: позади дома предгорье, типично Нью-Мексиканский кадр – низкие песчаные холмы, сосны.
Крупный план: он с биноклем в руках, припал к земле. Кадр через телеобъектив, словно он старается отыскать ее местоположение. Потом: он находит домик, в котором она живет, с большими окнами. Окна всегда открыты, шторы постоянно раздвинуты. Он может видеть внутреннюю обстановку и днем, и ночью. Иногда по ночам она наглухо задергивает шторы, хоть это случается не всегда.
Но сейчас день. В бинокль он видит, как она и ее любовник двигаются на небольшом расстоянии друг от друга. Ее любовник женат.
Приходит новая идея: он начнет снимать ее на видеокассету, чтобы запечатлеть документально эти тайные моменты и потом представить его жене. Так что у него есть и цель, а не просто наблюдение за ней и ее любовником.
Он заснимет их в минуты интимной близости, любовных ласк и спрячет пленку до нужного момента.
Еще одна возможность: позже, с того места, где он стоит, он смотрит видеокассету на телеэкране. Изображение немного не в фокусе и чуть подрагивает, когда объектив поднимается. В нем закипает гнев. Он всегда в этом положении, вдали от центра, в роли наблюдателя. Неожиданно он разбивает телевизор вдребезги. Когда телевизор разбивается о стену, на экране застыла сцена физической близости любовников.
Наконец он понимает, что устал просто наблюдать. Он больше не может оставаться отделенным от сюжета. Он оставляет обломки телевизора разбросанными по полу, снова садится в машину, возвращается на ранчо, к тому месту, где прятался сегодня днем, откуда мог видеть ее домик».
Глава 3
– Меня убивают?
– Этого я не могу тебе сказать.
– Думаю, будет справедливо, если я буду знать, – попросила она.
Ния пристроила на голову фату, лента плотно прилегала к вискам, фальшивые бриллианты и шелковые цветы слегка потрескивали. Сквозь кружева она взглянула на Леонарда. Он не рассказал ей, чем заканчивается фильм.
– Это разрушает импровизацию, – заявил он.
– Я боюсь, – она повернулась к нему. – Не думаю, что смогу пройти через это!
– Нет. Она не такая открытая, – сказал Леонард. – Необходимо дать ему какой-то предлог.
Леонард опустился на плетеный стул, стоящий в углу комнаты Нии. Окно было распахнуто. Синяя кобальтовая краска выделялась на красной глине. Флигель наводил Нию на мысль о маленьком кукольном доме.
– Иди сюда, – позвал он.
Она покачала головой:
– Просто скажи мне. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.
– Я хочу показать тебе.
– Просто скажи.
Она протянула руку.
– Посмотри, что у меня есть, – на безымянном пальце левой руки блеснуло обручальное кольцо. – Оно посеребренное, с осколками настоящего бриллианта. Аляповато, не правда ли? – спросила она. – Оно мне поможет войти в образ, начальный толчок. Ты знаешь, я, наверное, буду постоянно носить его. Я приобрела его в ломбарде на Ла-Чинега за пятьдесят бабок. Бьюсь об заклад, это кольцо чьей-то бабушки. С внутренней стороны на нем гравировка: «Рита и Сэм». Разве не романтично?
– Ния. Посмотри на меня. Нет. Смотри на меня, не отводи взгляд. Входи в образ. Перестань быть Нией. Выйди и вернись обратно Кристиной.
Ния закрыла глаза. Рита. Кристина. Ния. Кристина. Она вздохнула и почувствовала запах земли. Кристина боится, но не может высказаться. Что делать? Может, найти какой-нибудь предлог? Поссориться с ним? Держать его таким образом на расстоянии. Она представила черную кожаную куртку Хэнка, мотоцикл, ревущий за дверьми комнаты мотеля. Хэнк, широко расставив ноги, ждет ее возле мотоцикла.
Леонард опустил взгляд в сценарий и прочитал реплику:
– Ты готова?
Ния медленно повернулась к нему, держа перед собой кольцо. Поправила фату.
– Ты же не собираешься идти на свадьбу в этой проклятой куртке? Верно? – отвела глаза и чуть качнулась в сторону двери.
– Ты пьяна, да? – прочитал Леонард.
– Разве грех выпить стаканчик вина в день собственной свадьбы? У нас не будет вечеринки. У нас не будет даже шампанского. Единственное, что я могу позволить – стаканчик вина.
Леонард встал и взял ее за плечи.
– Мы будем счастливы, и еще, – читал он, – мы не будем похожи на всех остальных. И даже на самих себя.
– Я не могу это сделать. Я боюсь. Я не смогу пройти через это.
– Ты пьяна, вот и все.
– Мы погубим друг друга, я знаю. Мне кажется, нам следует оставить все так, как сегодня, это будет самое лучшее. Зачем нам семейные обеды, дети, счета, работа? Я не хочу, чтобы ты копался в земле, а я – мучалась на кухне. Мы смогли бы остановиться сейчас. Просто остановиться.
– Я хочу жениться на тебе, – произнес Леонард.
Он поднялся со стула и отложил сценарий. Ния крутила на пальце кольцо. Леонард шагнул к ней. Теплый ветер приносил запахи лошадиного стойла.
Леонард подошел к Нии, и она почувствовала, как тревожно напряглось ее тело – хрупкое и беззащитное рядом с ним.
Нет: сейчас он в роли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45