Там пахло деревом, печной золой, капустой с изюмом. Они сидели на крыльце рядом – бабушка в кресле-качалке, Сильви на ступеньке. Старушка вязала и говорила, говорила, говорила. Особенно она любила сказку про пана, егеря и зайца.
– Мне нравятся егери, – однажды заявила Сильви.
– Ох уж эти мужчины, – вдохнула бабушка. – Всем им грош цена. Сначала они морочат нам голову сладкими словами, а потом растравят душу, наделают мальцов, и ищи-свищи. Больше всего они терпеть не могут сыновей.
– А папуш любит Тадеуша, – возразила Сильви.
– Твой папуш – дело другое. Он пан, не простой мужик.
Сильви стала спорить, и бабушка продолжила:
– У меня было пять ребятишек. Сначала девочка. Мой ничего, стерпел. А как пошли мальчики – четверо, один за другим, тут-то он и смылся. – Она воткнула длинную спицу в клубок шерсти. Двое мальчиков умерли. Представляешь, Сильвечка, двое моих сыночков?
Сильви заплакала.
Летний салон Эзаров был обставлен плетеной мебелью и китайскими безделушками – черными лакированными столиками с изображением цветов и птиц, шкафчиками эбенового дерева, тонкогорлыми вазами, мирно уживавшимися с ямайскими пальмами в кадках и тростниковыми креслами. Высокие окна выходили на террасу, где благоухала жимолость. Откуда-то доносились звуки сонаты Дебюсси, приковывая внимание собравшихся гостей.
Внезапно соната оборвалась. Шум голосов стал слышнее, потом, как по команде, затих. Принцесса Матильда и Жакоб, сидевшие в разных концах салона, обменялись взглядами.
Появившаяся в дверях Жюли Эзар с явным смущением объявила:
– Кажется, можно приступать к ужину. Извините за опоздание, но не хотелось садиться за стол без Сильви, а она никак не желала отрываться от рояля.
Жюли неуверенно улыбнулась. Остальные и не подозревали, чего ей стоило уговорить Сильви присоединиться к гостям – на это понадобилось добрых полтора часа. Чего это девочка так раскапризничалась? Особенно сегодня, когда здесь присутствует Жакоб Жардин.
Хозяйка проводила гостей в столовую и рассадила по местам. Сильви вошла последней.
– Ой, я, кажется, опоздала? Извините, – с невинным видом сказала она.
Девушка была одета в черное платье с кружевным воротничком; волосы стянуты черной лентой, подчеркивавшей тонкие черты бледного лица. Сильви выглядела одновременно обворожительной и необычайно хрупкой. Все мужчины, и старые, и юные, не сводили с нее глаз.
– Нет-нет, тетя Жюли, я хочу сесть рядом с Жераром. Зачем вы усаживаете меня возле Жакоба? Мне нужно объяснить Жерару, как ему улучшить технику игры в теннис. Правда, Жерар? – проворковала Сильви. – Каролин, поменяйся со мной местами.
Рокировка была совершена.
Никто, кроме принцессы Матильды, не заметил испепеляющего взгляда, которым обменялись Жакоб и юная полька. Принцесса стиснула кулаки. Между Жакобом и Сильви явно что-то происходило. Принцесса слишком хорошо знала Жардина и отлично видела, что, невзирая на светские улыбки, которые Жакоб расточал своим соседям, на душе у него скребли кошки. Матильда содрогнулась. Опять у него на лице это выражение. Вожделение и мука. Да, мука. Почему он ей ничего не сказал, ничего не написал? Принцесса потерла локоть, куда попал неизвестно откуда залетевший теннисный мяч. Странное происшествие. На коже под рукавом остался багровый кровоподтек, похожий на тайный знак.
Матильде всегда было трудно возвращаться в Париж после долгого отсутствия, а на сей раз отсутствие особенно затянулось. Пришлось посещать свадьбы, участвовать в официальных визитах по королевским дворам Европы – в Греции, Испании, Англии. Она писала Жакобу письма, составленные так искусно, что понять их смысл мог лишь посвященный. Матильда знала, что этот шифр Жакоб прочтет без труда. Отвечал он регулярно, но столь же бесстрастно – в основном это были отчеты о положении дел в школе принцессы Матильды, где Жакоб теперь состоял консультантом. Первые два года их романа проходили совершенно иначе – тогда разлука лишь усиливала сладость долгожданной встречи. Даже на третий год, когда страсть Жакоба начала ослабевать, и Матильда это чувствовала, – все было иначе.
Копченая лососина показалась принцессе сухой и безвкусной, как опилки. Она с трудом проглотила кусок, делая вид, что слушает болтовню своей подруги Жюли. Чтобы избежать неловкости, пришлось сослаться на усталость. Матильда то и дело обращала взгляд на Жакоба. За время разлуки его мужественная, небрежная красота стала еще разительнее. Матильда смотрела на его худое лицо, на глубокие темные глаза, и внутри у нее все сжималось.
– Вы не находите, что Сильви год от года становится все прекраснее? – негромко спросила у нее Жюли, пока горничная наполняла бокалы вином.
Матильда посмотрела на девушку, сидевшую к ней в профиль. Огромные синие глаза, безупречная линия шеи – Сильви как раз, запрокинув голову, осушила свой бокал. Да, девочка действительно была чудо как хороша. Собственно, уже не девочка, не четырнадцатилетняя заплаканная сиротка, которую Матильда впервые увидела в доме у Жюли пять лет назад, а молодая женщина. Вот именно – молодая, с горечью подумала принцесса. От ревнивых мыслей сжалось сердце.
В этот миг, словно угадав, о чем думает принцесса, Сильви громко сказала своему соседу, мэтру Дарье:
– Представляете, сыновья принцессы Матильды уже почти с меня ростом.
Не может быть, подумала принцесса. Это мне послышалось. Но нет, чопорный мэтр Дарье обернулся в ее сторону. Значит, не послышалось.
Нужно немедленно поговорить с Жакобом. Должен же он обратить внимание на свою верную подругу. Матильда не могла спокойно смотреть на страдальческое выражение его лица. О чем бы с ним заговорить?
– Я читала, что бедный Гайтан де Клерамбо, ваш старый учитель, покончил с собой, причем при весьма странных обстоятельствах, – сказала она.
– Да, – выразительно взглянул на нее Жакоб. – Это произошло утром семнадцатого ноября у него дома, в Монруже.
Жакоб очень хорошо запомнил этот день – именно тогда начался его роман с Сильви. У Жардина осталось странное чувство, что старый профессор оставил ему эту мучительную любовь в наследство.
– Я слышала, что у него дома нашли несколько сотен восковых кукол, одетых в самые разнообразные наряды? – спросила принцесса. – Странно, правда? Ведь у Клерамбо была репутация женоненавистника и приверженца целомудрия.
Взоры всех присутствующих обратились на принцессу и Жакоба. Жардин досадливо поморщился и тихим голосом начал рассказывать:
– У профессора Клерамбо была маниакальная, фетишистская страсть к драпировкам. Это началось еще тогда, когда он жил в Северной Африке. Арабские женщины, закутанные в воздушные ткани и вуали, взволновали его воображение, превратились в навязчивую идею. Клерамбо не мог избавиться от этого тайного наваждения. Думаю, именно поэтому он так гениально описал эротические аномалии, испепеляющую силу маниакального пристрастия. Наши друзья сюрреалисты называют это безумной любовью.
Жакоб сделал паузу, отпил вина. Все молча ждали продолжения.
– Клерамбо убил себя после того, как лишился зрения. Он ослеп и не мог больше любоваться своими разодетыми куклами. Жизнь стала для него невыносимой.
Жакоб пожал плечами, взглянул на Сильви и увидел, что она тоже на него смотрит. Выражение лица у нее было насмешливое, Жакоб ответил ей серьезным, полным страдания взглядом.
Принцесса вновь обратилась к нему:
– Бедный старик! Для него потерять зрение означало потерять все. Я читала, что Клерамбо обладал редкостной наблюдательностью. Он имел абсолютную зрительную память. Это было почти как болезнь, какая-то аномалия зрения. По части наблюдательности он заткнул бы за пояс любого детектива. Наверное, из-за этого мир представлялся ему в искаженном свете.
Жакоб, хмурясь, смотрел на спокойное лицо Матильды. Она цитировала его собственные слова – когда-то, в самый разгар их романа, он произнес примерно то же самое. Но лицо принцессы оставалось бесстрастным, в нем не было и тени намека на то, что слова эти имеют некий особый смысл.
Каждая женщина укутана в воздушные ткани и вуали, овеяна тайной. Фрейд назвал женщину последним загадочным континентом. Жакоб чувствовал себя картографом, постигающим самые азы своего головоломного мастерства.
Он посмотрел принцессе в глаза и чуть заметно улыбнулся. Она ответила тем же.
Да, намек был не случаен. Матильда специально завела разговор о Клерамбо – хотела напомнить ему о прошлом и предостеречь от будущего. Неужели она догадалась о его безумной страсти? Наверняка. Слишком уж хорошо они знали друг друга.
Жакоб пожалел, что Эзары не предупредили его о визите принцессы. Пожалуй, он уклонился бы от приглашения и постарался избежать этой встречи. Не здесь, не сейчас, не при таких обстоятельствах. Он не был готов к объяснению.
Но нет, он все равно бы приехал. Сильви последнее время избегала его общества, и это сводило Жакоба с ума. Он не мог смотреть, как бесстыдно она кокетничает с Жераром – бедный мальчик весь покрылся пятнами. Стоит ли удивляться, что он так позорно проигрывает ей в теннис? Даже мэтр Дарье, сама благопристойность, и тот побагровел от столь соблазнительного соседства.
И все же Жакоб инстинктивно чувствовал, что действия Сильви направлены на него. Она видела, как он встречался с Матильдой. Теннисный мяч, угодивший в принцессу, – ее рук дело. Жакоб ни чуточки в этом не сомневался.
Внезапно раздался звонкий голос Сильви:
– Больше всего на свете я сейчас хотела бы искупаться. Кто со мной? Скорее, а то луна взойдет! – Она обвела глазами гостей, умудрившись не взглянуть при этом на Жакоба. – Жерар? Каролин?
– Только не я, – ответила Каролин. – Слишком холодно.
– Да брось ты, трусиха. Ты же знаешь, тете Жюли не понравится, если я отправлюсь купаться с молодым человеком, – невинным голосом маленькой девочки заявила Сильви.
– И тетя Жюли будет совершенно права, – вмешался Поль Эзар, многозначительно глядя на Жакоба.
– Ну ладно, так и быть, – согласилась покладистая Каролин. – А вы, Жакоб?
Ей хотелось познакомиться с доктором Жардином поближе, побеседовать с ним откровенно. Ее очень беспокоило то, какой стала Сильви в последнее время. Жакоб наверняка отнесется с пониманием к этим неожиданным выходкам.
– Нет, не сегодня, – покачал головой Жакоб, чувствуя на себе взгляд Матильды.
Он не станет потакать капризам Сильви. Хватит играть с ним в кошки-мышки, да еще при посторонних. Следует объясниться с ней наедине.
– Ну а тем из нас, кто предпочитает иной вид влаги, могу предложить кофе, – весело сказал Поль Эзар. – Потом можно прогуляться. Вечер сегодня чудесный.
Сильви, еще не вполне обсохшая после купания в пруду, завернулась в длинный халат и тихонько вышла из своей комнаты. Она прокралась по длинному коридору к двери Жакоба, подняла руку постучать, но передумала. Лучше войти без стука. Возможно, Жакоб уже спит, да и стук могут услышать посторонние. Она осторожно повернула ручку и увидела постель, освещенную мягким светом лампы. В постели никого не было.
Значит, ее подозрения верны! Руки Сильви задрожали. Жакоб у принцессы Мэт! А ведь бабушка ее предупреждала – никогда не пускай мужчину в свое тело.
Сильви выбежала из дома, ища убежища среди деревьев. Луна взошла, но в небе ярко светили звезды. В Польше леса совсем другие – звезд там не разглядишь. В древнем, густом, диком бору водятся кабаны и олени, маленькие поляны кажутся волшебными проблесками света. Дом егеря находился на одной из таких полян. Сцена, которую Сильви так долго пыталась изгнать из своей памяти, обрушилась на нее во всей своей устрашающей мощи.
Тадеуш заболел, и отчаянно скучающая девочка была вынуждена играть в одиночку. Как-то под вечер она оказалась возле домика егеря и, следуя давней привычке, заглянула в кухонное окно. Внутри было пусто. Даже этого развлечения сегодня не будет!
Вдруг сзади треснула ветка. Сильви обернулась и увидела егеря. Его глаза горели черными угольями под растрепанной копной волос. Сильви бросилась наутек, слыша за спиной топот тяжелых сапог. Сердце ее колотилось как бешеное. Потом она споткнулась и упала.
Секунду спустя сильные руки схватили ее за плечи и развернули назад.
– Я предупреждал тебя. Я тебе говорил – будешь шпионить…
Угроза, звучавшая в этих словах, была подкреплена сильным шлепком по ягодицам. Сильви прикусила губу, чтобы не закричать. Этот негодяй не дождется, чтобы она кричала. Егерь шлепнул ее еще раз, и взгляд Сильви случайно опустился вниз. Она увидела, что пуговицы у него на ширинке расстегнуты. Сквозь прореху виднелись волосы и что-то двигающееся.
После третьего шлепка Сильви застонала, но взгляд ее был прикован к тому же месту.
Егерь прошипел:
– Так вот что тебе нужно, курва.
Свободной рукой он спустил штаны, и Сильви завороженно увидела, что его член растет прямо на глазах. У нее подкосились ноги. И в то же время она испытывала странное возбуждение, ощущение своего всесилья. Дыхание егеря стало учащенным.
– Так ты этого хочешь? Ну-ка, погладь.
Это был полуприказ, полумольба.
Сильви дотронулась, как он велел, и ощутила под пальцами нечто похожее на гладкую кость, но только горячую и живую. Эта плоть жила своей собственной жизнью. Девочка ахнула.
– Курва, – повторил егерь и, обхватив ее руку своей лапой, сжал что было силы.
Сильви подняла голову и взглянула ему в лицо. Она поняла, что он сейчас ничего не видит. Его черты были искажены чудовищной гримасой, в которой крайняя степень возбуждения смешивалась с отвращением. Впервые девочке стало страшно. Она выдернула руку и бросилась бежать. Егерь беспомощно захлопал глазами, но тут же опомнился и в два прыжка догнал свою жертву. Он повалил Сильви на землю, прижал всей своей тушей. Задыхаясь, Сильви закричала – ее пронзительный голос разорвал ночную тишину. Огромная ручища зажала ей рот, и в тот же самый миг в самую чувствительную часть ее тела ткнулось что-то огромное и твердое. Последнее, что запомнила Сильви перед тем, как провалиться в черноту, был голос, шептавший ей в ухо:
– Кому скажешь – шкуру сдеру, как с зайца.
Когда Сильви пришла в себя, ее несли куда-то на руках. Она слышала приглушенный голос матери, отца. Да, ее нес папа. Она вдохнула его запах, в котором ощущались аромат лимона и табака. Сильви прижалась к отцу, но он настороженно отодвинулся, словно боялся испачкаться. Сквозь прикрытые веки Сильви украдкой взглянула на отца. Они находились в доме, в тускло освещенном коридоре. Отец смотрел на тело дочери с плохо скрываемым омерзением. Сильви быстро зажмурилась, у нее отчаянно заныло в висках.
– Иди и как следует вымойся, – сказал ее папуш. – Слуги не должны увидеть следов крови.
– Так Стасек говорит, что нашел ее в лесу? – с гневным подозрением в голосе спросила мать. – Он лжет. Я никогда не верила этому твоему егерю!
– Если бы это сделал Стасек, он не принес бы ее сюда, – сердито буркнул отец. – Ты посмотри на нее, она вся в крови!
Папуш, которого Сильви так любила, бесцеремонно бросил дочь на кровать и поспешно шагнул в сторону.
А вскоре ее отправили в школу, в Париж. Она была изгнана из собственной семьи. Сильви сидела на заднем сиденье просторного автомобиля и смотрела назад, на большой дом с круглыми башенками и розовым фасадом. Дом становился все меньше, уползал вдаль. Провожал Сильви один лишь Тадеуш – он стоял перед домом и долго махал ей вслед. Папуш, красивый папуш в белой накрахмаленной рубашке, с наманикюренными ногтями, даже не попрощался со своей дочкой. Больше они никогда не увидятся.
Сильви поплотнее закуталась в купальный халат. Ей стало очень холодно – не столько от ночного воздуха, сколько от страшного воспоминания.
«Никогда не пускай мужчину внутрь своего тела», – говорила бабушка.
Она была права! Стоило одному из мужчин проникнуть в тело Сильви, и она навсегда потеряла своего папуша. Прошло несколько недель, прежде чем ее отправили во Францию, и все это время девочка хотела объяснить отцу, что она ни в чем не виновата, но не сделала этого – потому что боялась вспоминать, боялась егеря, а еще больше боялась глаз папуша, которые теперь отказывались на нее смотреть. Все же она ежеминутно чувствовала исходящее от отца презрение, отвращение, словно дочь вдруг стала запятнанной, нечистой. Вот что происходит, когда впускаешь в себя мужчину. От тебя уходит сила. Раньше папуш смотрел на нее с любовью и лаской, обнимал, целовал, она могла добиться от него всего, чего желала.
И вот с Жакобом все повторилось опять. В глазах Сильви заблестели слезы. Она сама впустила его в себя, он не насиловал ее. Правда, на сей раз близкий человек не стал смотреть на нее с презрением, но она все равно его потеряла. Она утратила над ним власть. Сильви тяжело поднялась с пенька, на котором сидела, и побрела назад к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38