А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Старый доктор пожал плечами.
– Я не философ, новомодным психоанализом не увлекаюсь. Но если вам нужен профессиональный совет, обратитесь вот к этим людям.
Он написал на листке бумаги два имени.
Матильда поблагодарила, но в глубине души она знала, что ни доктора, ни философы ей не помогут. И все же листок с именами она оставила. Одно из них, хоть и не напрямую, а косвенно, изменило всю ее жизнь.
5
– Мой отец перед смертью говорил очень странные вещи…
– Странные вещи? – переспросил принц Фредерик, отхлебнул из бокала ароматного вина, насладился букетом и лишь затем взглянул на жену.
Стояло раннее лето. Золотистые лучи заходящего солнца мягко освещали террасу особняка в Нейи. Дурманяще благоухали розы, обвивавшие кружево узорных перил.
– Да, – кивнула Матильда и замолчала, поглаживая по голове любимую борзую отца – собака следовала за ней повсюду. – Очень странные, – прошептала принцесса.
Старый князь умер месяц назад. Все это время Матильда хотела поговорить с мужем, рассказать ему о своих страхах, задать мучающие ее вопросы. Это желание превратилось в подобие навязчивой идеи. Но в суете приготовлений к похоронной церемонии, затеянной помпезно и с размахом, в толпе знатных родственников и официальных лиц, являвшихся с соболезнованиями, поговорить наедине не удавалось. Через два дня семья должна была вернуться в Данию, и Матильда знала, что там у нее тем более не будет такой возможности.
– В предсмертном бреду он говорил о моей матери и о всяких интимных… вещах. – Матильда никак не могла найти нужных слов.
Она взглянула Фредерику в глаза и увидела, что он выжидательно на нее смотрит.
– Он, кажется, говорил про то, что у матери были какие-то… дефекты в ее… женской анатомии.
Кое-как проговорив эти слова, Матильда почувствовала, что Фредерику не по себе. Лицо его приняло замкнутое выражение, он отвернулся.
– Фредерик, а вам хорошо со мной… в этом смысле? – поспешно продолжила Матильда. – Со мной там все в порядке?
Принц резко поднялся, чуть не опрокинув бокал.
– Матильда, я не могу говорить с вами на подобные темы.
Его лицо утратило всегдашнюю багровость и побелело. Фредерик выглядел одновременно разгневанным и беспомощным.
– Я, знаете ли, не француз какой-нибудь, – бросил он на прощание, коротко кивнул и удалился.
Глядя вслед поспешно ретирующейся фигуре мужа, Матильда испытывала к нему жалость. Но это не избавляло от чувства растерянности. Она знала, что Фредерик сейчас уединится со своим любимым секретарем, пухлым молодым человеком, обожавшим кожаные плащи и высокие сапоги, и они вдвоем несколько часов подряд будут обсуждать запланированную на следующую неделю рыбную ловлю.
Если бы принцесса Матильда родилась на полвека позже, женские журналы во всех подробностях объяснили бы ей, как, почему и с какой целью ее психология и физиология устроены именно так, а не иначе. В колонке полезных советов она смогла бы прочитать рекомендации о том, как беседовать на интимные темы с супругом. Однако эпоха, социальные ограничения, отсутствие опыта, наконец, элементарное неумение говорить о сексуальности – все это, вместе взятое, породило в Матильде комплекс вины. Она чувствовала себя неполноценной – такой же, как мать. В течение последующих месяцев этот подспудный страх терзал и мучил принцессу, и даже бурная общественная деятельность не помогала от него избавиться. А вдруг с ней действительно что-то не так? Что, если она, сама того не подозревая, родилась на свет уродиной? К страху примешивалось смутное томление. Несмотря на новые увлечения, несмотря на то, что дети росли сильными и здоровыми, принцесса мучилась от сознания своего несовершенства, была недовольна собой и окружающим миром. Именно тогда, тайком от мужа, она записалась слушательницей на курс психиатрии к профессору де Клерамбо. Матильда надеялась, что эти лекции помогут ей излечиться от страхов и от невежества.
Перед самым концом первой в этом семестре лекции Гаэтана де Клерамбо принцесса Матильда незаметно выскользнула из аудитории. В мрачном, тускло освещенном коридоре она остановилась. Почему бы, собственно, и нет? Жакоб Жардин не воспользовался ее приглашением и не посетил ни одной из ее сред, но сегодня он приветствовал ее легким поклоном. Было бы невежливо исчезнуть, не перекинувшись с ним парой слов. Матильда отошла подальше в темный угол, чтобы не попадаться на глаза молодым докторам, и, когда в дверях появился Жакоб, окончательно решилась.
– Не будете ли вы столь любезны проводить меня до дома? Мне хотелось бы обсудить с вами некоторые положения сегодняшней лекции господина де Клерамбо.
Жакоб обернулся к ней, чувствуя спиной любопытствующие взгляды друзей. Он заколебался. После первой встречи с принцессой – а с тех пор минуло уже четыре недели – он ни разу ее не видел. Приглашением Жакоб не воспользовался, и они с Жаком из-за этого даже поссорились.
– Я не собираюсь выступать в роли салонного фигляра, – бушевал Жардин, – развлекая великосветскую публику историями из жизни сумасшедших. Терпеть не могу, когда потешаются или сокрушаются из-за чужих несчастий!
Принцесса Матильда по-прежнему оставалась у него на подозрении, но отказать этой женщине, смотревшей ему прямо в глаза и улыбавшейся своей очаровательной улыбкой, у Жакоба не хватило сил – она была необычайно хороша в элегантном сером костюме, столь мало похожем на роскошное, осыпанное драгоценностями платье, в котором он видел принцессу на новогоднем балу. К тому же других дел в тот вечер у Жакоба не было.
Он сдержанно кивнул. Вскоре Жакоб пожалел об этом – это произошло, когда шофер в ливрее распахнул перед ним дверцу серебристого «даймлера» и склонился в низком поклоне. Но рабочий кабинет Матильды Жакобу понравился – удобный, с высокими светлыми окнами, по всем стенам книги. В этой обстановке Жардин почувствовал себя гораздо уютнее. Ему пришлась по душе ненавязчивая элегантность этой комнаты. Понравилось ему и то, как принцесса просто, без церемоний опустилась в глубокое кресло, скрестила длинные, стройные ноги и без всякого кокетства посмотрела ему в лицо своим серьезным, испытующим взглядом.
Она стала расспрашивать его о работе, о том, почему он занялся психиатрией, и Жакоб, к собственному удивлению, обнаружил, что может разговаривать с этой женщиной так же естественно, как с Жаком и другими своими приятелями. Очевидно, все дело было в том, как Матильда слушала – брови удивленно приподняты, лицо то и дело озаряется умной, иронической улыбкой. По ответным репликам Жардин чувствовал, что принцесса отлично понимает каждое сказанное слово и даже то, что оставалось непроизнесенным.
После второй чашки кофе, когда принцесса и ее гость перешли к вину, Матильда спросила:
– А месье де Клерамбо? Что вы думаете о нем?
Жакоб усмехнулся.
– Старик еще больший псих, чем пациенты, которым он ставит диагноз. Свихнулся на страсти к систематизации. Типичный подглядыватель в замочные скважины. Он вообще не слушает, что ему говорят больные. Просто вперяется в них своим орлиным взором, моментально запихивает в одну из своих категорий согласно строго регламентированной классификации, после чего бедняге пациенту уже никогда оттуда не выбраться. Ведь если верить профессору, психическое заболевание является врожденным, а стало быть, с ним ничего не поделаешь.
Посерьезнев, Жакоб неодобрительно покачал головой.
– Значит, вы нашли учителей, которые вам больше по вкусу? – с интересом выспрашивала принцесса. – Как вам, например, Анри Клод?
Жакоб поморщился:
– Только поймите меня правильно. Я считаю, что Клерамбо – гений. При всех своих недостатках он отлично понимает важность эротизма.
Глаза принцессы потемнели. Она на миг отвела взгляд, поправила юбку.
Жакоб заметил ее смущение.
– Но почему все эти материи заинтересовали вас? – спросил он, проникнувшись искренним любопытством.
Принцесса рассмеялась.
– Если говорить начистоту, во всем повинен мой отец.
Она никогда не рассказывала об этом никому, кроме старого доктора Пикара. Матильду удивило то, с какой легкостью она сумела произнести сейчас эту фразу.
– А что было с вашим отцом? – поинтересовался Жакоб.
Принцесса потянулась за сигаретой – с недавних пор она начала курить – и подождала, пока Жакоб поднесет ей огонь. Глубоко затянулась и стала рассказывать. С этим собеседником проблем в подборе слов не возникало.
– Незадолго перед смертью, в бреду, отец говорил только о сексе. – Матильда едва заметно покраснела. – Как вы можете себе представить, в повседневной жизни мы с ним подобных тем не обсуждали. Вот я и захотела понять, почему…
Жакоба ее слова ничуть не удивили.
– Когда цензура сознания не действует, подавляемые мысли и желания прорываются наружу. Это совершенно естественно. – Он внимательно посмотрел на Матильду, заметил ее волнение. – Естественно, люди предпочитают не разговаривать со своими детьми о таких вещах. Представляю, как вы были расстроены.
Жакоб говорил об этом так просто, так чисто, так разумно, что принцесса почувствовала, как давящее на нее бремя стыда становится легче. Ее мучили и другие вопросы, но обсуждать их с человеком, которого почти не знаешь, было бы странно. Вместо этого Матильда спросила:
– Скажите, а то, что человек говорит в таком состоянии – это все правда?
В темных глазах Жакоба вспыхнул огонек.
– Что есть истина? – с комической торжественностью процитировал он. – Существует ли хоть одно истинное утверждение в том, что касается работы подсознания, вообще человека как такового?
Принцесса задумалась над его словами, наступило молчание.
– Вы читали труды Фрейда? – спросил Жакоб.
Принцесса покачала головой.
– Я слышала это имя, хоть о нем и не всегда отзываются почтительно.
– Я принесу вам некоторые из его книг – вы сможете составить о них суждение сами. Фрейд показывает, как на нас воздействуют силы, о которых мы не имеем ни малейшего понятия. В основном эти мотивации связаны с человеческой сексуальностью. – Жакоб поднялся. – А теперь мне пора в госпиталь. Спасибо за приятно проведенное время.
– Нет, это мне было приятно, – ответила Матильда совершенно искренне. Она жестом попросила Жакоба задержаться еще на секунду. – Дело в том, что я обязательно должна в этом разобраться. Мне это очень нужно.
– Понимаю, – кивнул Жакоб. – Кажется, в этом мы с вами схожи.
Матильда стояла у окна и смотрела, как Жардин удаляется прочь вдоль улицы. В душе царило радостное возбуждение.
В течение следующих нескольких недель Жакоб и принцесса встречались после лекций довольно часто. Они сидели в ее просторном кабинете, разговаривали, охотно обменивались мыслями и впечатлениями. Поскольку Матильда читала по-немецки, Жакоб принес ей «Исследования истерии» и «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Матильда с интересом прочла эти работы, и Жакоба поразила острота и точность ее замечаний. Они часто спорили, во многом не соглашались друг с другом. Время от времени каждый рассказывал немного о себе, делился своими личными переживаниями – в качестве небольшой иллюстрации, забавного случая, подстрочного примечания. Однако о повседневной жизни разговоры не заходили. Жакоб знал о быте и привычках принцессы почти так же мало, как раньше. Матильда тоже смогла понять лишь одно: этот человек страстно увлечен своей работой.
Впервые в жизни Матильда чувствовала, что она не спит, а бодрствует. С ее глаз упала вечная пелена скуки. Она ожила, воспринимала все окружающее по-особому остро – и мартовское небо с бегущими по нему облаками, и пробивающиеся сквозь землю зеленые ростки, и звонкие голоса сыновей. Принцесса стала обнимать и целовать их гораздо чаще, чем раньше. Прижимая к себе маленькое, отчаянно брыкающееся тельце, она не могла сдержать слез. У принцессы было очень много дел, обязанностей, забот, но ее внутренние часы регулировались встречами с Жакобом Жардином. Не задумываясь об этом, Матильда черпала энергию в этих беседах. Раз в неделю принцесса и Жакоб встречались в ее кабинете, и казалось, что пространство их разговора вмещает весь мир человеческих идей и отношений.
Однажды в конце марта Жакоб с жаром описывал ей сцену, которую наблюдал накануне, – разговор главного психиатра с молодой пациенткой. Жардин гневно ходил по комнате, насупив брови. Матильда встала с дивана, чтобы позвонить в колокольчик – горничная должна была принести напитки. И в эту секунду Жакоб налетел на принцессу. Оба замерли. Меж ними проскочила невидимая электрическая искра. Глаза их встретились, и неожиданно для себя самого Жакоб обнял ее. Он яростно поцеловал ее в губы и столь же стремительно отпустил.
– Извините, – пробормотал он. – Давно хотел это сделать.
Прежде чем Матильда пришла в себя, он уже исчез.
На следующий день Жакоб отправился ужинать к Бреннерам. Как обычно, в гостиной великолепного дома сияли огни, благоухали бесчисленные букеты цветов. На стенах висели картины старых мастеров, роскошная мебель в стиле ампир стояла там же, где всегда, – и тем не менее Жардин сразу почувствовал неладное.
Леди Леонора была одета в какой-то странный, экстравагантный наряд: несколько жемчужных ожерелий, россыпь драгоценных камней, перстни на каждом пальце, браслеты, обтягивающее платье изумрудного цвета. Это облачение удивительно не шло ее тонким чертам. Увидев Жакоба, леди Леонора поцеловала его с необычным пылом:
– Ага, вот и самый красивый мужчина во всем Париже! Лучший друг моего сына. А друзья ему скоро понадобятся.
– Мама! – предостерегающе повысил голос Жак.
На щеках леди Леоноры вспыхнули яркие пятна.
– Что такое, Жак? Ты мне завидуешь? Наверно, хотел бы сам поцеловать в губы своего друга?
Жакоб понял, что она пьяна. Он тихо сел в углу рядом с Жаком и стал наблюдать за происходящим. Господин Бреннер изо всех сил пытался делать вид, что с его женой все в порядке, но вид у него был явно нездоровый. Жакоб вопросительно взглянул на своего друга, и тот пожал плечами:
– Биржа. Все денежки тю-тю.
Он безнадежно махнул рукой.
Жакоб хотел сказать что-то, но не успел – по гостиной прошла волна оживления, все обернулись к новой гостье. Жардин затаил дыхание. Он совсем забыл, как изменяется атмосфера любого собрания, когда появляется Матильда. Сегодня она была во всем блеске, и Жакоб как бы увидел принцессу новыми глазами, такой, какой она была на самом деле. Матильда надела в этот вечер темно-красное платье из легкой, струящейся ткани, подчеркивавшей теплый тон ее кожи и мягкий блеск волос. Ее красота показалась Жакобу поистине царственной.
– Ну вот и наша почетная гостья, – пронзительно провозгласила леди Леонора. – Можем садиться за стол. Вы, дорогая принцесса, всех здесь знаете. И уж во всяком случае, все знают вас, – она хихикнула, словно придя в восторг от собственной невежливости.
Принцесса оглядела гостиную и ласково улыбнулась. Жакобу показалось, что ее прекрасные глаза задержались на нем чуть дольше, чем на остальных. Впрочем, скорее всего это была игра его воображения. Он чопорно склонил голову, следуя примеру остальных мужчин.
Все перешли в столовую, где был накрыт длинный прямоугольный стол, ослеплявший белоснежной скатертью, серебряной посудой и блеском канделябров. Жардин сидел далеко от принцессы и был вынужден вести вежливую беседу со своими соседками. Однако он хорошо видел Матильду и мог слышать язвительные замечания, которыми то и дело сыпала леди Леонора. Постепенно остальные гости смущенно замолчали.
– Ваши очаровательные сыновья благополучно пребывают в Нейи? Должно быть, очень удобно иметь два дома, находящихся недалеко друг от друга.
– Да, очень, – невозмутимо ответила принцесса.
– И еще удобнее, когда муж живет в тысяче километров от вас.
Жакобу показалось, что щеки принцессы чуть порозовели.
– Фредерик не очень любит Париж, – негромко сказала она.
– Еще бы. Эти датчане такие зануды, – заметила на это леди Леонора, отхлебывая из бокала. – Не понимаю, зачем вы вышли за него замуж? Должно быть, у вас не было другого выхода. Бедняжка. Маленькая, бедная принцесса.
– Что вы такое говорите, леди Леонора, – вмешался в разговор мужчина, сидевший рядом с принцессой. – Ваш соотечественник Шекспир считал, что датчане – весьма интересная нация.
Этот господин явно пытался изменить ход разговора. Принцесса взглянула на него с благодарностью.
– Гамлет был исключением. – Хозяйка громко расхохоталась. – Но остальные датчане холодны (это слово она особенно подчеркнула), дисциплинированны, занудны и смертельно скучны. Вы так не находите, принцесса?
– Все зависит от вкуса, – все так же ровно ответила Матильда. – Лично я к дисциплине отношусь с симпатией.
– Но ведь не к холодности, я надеюсь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38