А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Из толпы выбежали две девочки, белокурые и синеглазые, с букетами роз. Варвара и Павел с улыбкой взяли цветы, поцеловали детей и сели в машину. Капитан Денев сел рядом с шофером. Крестьяне проводили их долгим «ура».
Когда автомобиль тронулся, лицо Павла снова стало замкнутым и серьезным. Он старался казаться равнодушным, хотя все, что он видел, радовало и приятно волновало его. Он был не в силах побороть легкое головокружение от того, что третьего дня он был произведен в генерал-лейтенанты, что небо такое синее, что травы благоухают, а красивые словенские девушки бросают цветы в его автомобиль. Все радовало его – и победа, и девушки, и цветы, и весна. А Варвара, сидевшая рядом с ним, словно угадав его настроение, с грустью подумала: «Этот человек, не знает, что такое печаль… Вероятно, он ужасно поверхностный! – Но тут же мысленно поправила себя: – Нет, нет!.. Он глубоко все переживает, но никому этого не показывает».
Узкие деревенские улички остались позади, и Варвара окинула взглядом зеленую равнину. Несколько недель назад здесь пронесся огненный' шквал: по сторонам шоссе, в кюветах и на полях, зловеще громоздились обгоревшие танки, тягачи с исковерканными колесами, разбитые орудия, зияли пасти бетонированных дотов, опутанные колючей проволокой. Но сейчас эти следы смерти покрывал пушистый ковер из травы и полевых маков, а вокруг сияла весна. Варвара снова попыталась вызвать в себе хоть каплю радости, но тщетно. Куда бы она ни взглянула, все напоминало ей, по сходству или контрасту, последний бой отряда на подступах к станции и те места, где погиб Динко. Как живой, стоял он перед нею. Почему, почему она не погибла вместо с ним?… В тысячный раз задавала она себе этот вопрос и, как всегда, понимая всю его никчемность, спохватывалась. Она опять становилась спокойной и твердой, но ее исстрадавшаяся душа утратила способность радоваться. Ни весна, ив близкая победа не могли ее оживить. «Плохо мое дело, – спокойно размышляла Варвара. – Нервы совсем расшатались… Я похожа на раненого, который едва ли дотянет до победы». Мирясь со своей участью, она думала, что трехлетняя игра в пятнашки со смертью, голод и холод партизанских ночей, одиночество женщины, неспособной забыть человека, которого она любила, конечно, не могли пройти бесследно. Однако ее воля, закаленная в отряде, сдерживала приступы неврастении. А волю ее укрепляли вера в будущее, чувство долга но отношению к партии и к тысячам погибших коммунистов. Что бы с нею ни случалось, она ни разу не дрогнула на своем посту.
Машина подъезжала к передовым позициям, и следы смерти становились все более ощутимыми. Дощечки с надписями предупреждали о нерасчищенных минных полях. На пашне торчал, отвесно врезавшись в землю, обугленный остов самолета. Неподалеку валялся разлагающийся конский труп. А над всем этим светило майское солнце, пели жаворонки, разрастались травы и цветы. Павел говорил что-то о конце войны, но Варвара, занятая своими мыслями, не слушала его. И вдруг она перебила его на полуслове:
– Ты доволен мною?
– Да, конечно… – Он удивленно взглянул на нее. – Почему ты спрашиваешь? Ты в самые тяжелые минуты держалась молодцом.
– Так же, как в отряде?
– Даже лучше.
– Значит, теперь я не бесполезный груз… с игрушечным револьвером на шее.
– Никто никогда не считал тебя грузом.
– Может быть, только Динко.
Он внимательно посмотрел на нее и, заметив, как подергивается у нее левая щека, понял, до чего расстроены ее нервы. Опять Динко!.. Эта умная женщина неисправимо чувствительна, думал Павел, и только работа отвлекает ее от тяжелых болезненных воспоминаний о погибшем… Она неплохо справляется с работой. Перед штабными офицерами держится с непоколебимым самообладанием коммуниста и в этом отношении похожа па Лилу. Имеют ли какое-то значение ее внутренние переживания?
Да, конечно, имеют. Варваре грозит полное нервное расстройство. На своем посту она стоит из последних сил. А потом сразу рухнет – тихо, незаметно, бесславно, – как гибнет в горах от стужи и голода безвестный партизан. И тогда ее забудут даже товарищи по отряду. Поэма ее жизни – героическая поэма, но тихая и скорбная.
Он снова взглянул на нее внимательно и сказал:
– Ты знаешь, куда партия решила направить тебя?
– Куда?
– На новую работу, за границу.
– Мне все равно. – Слова Павла ничуть не взволновали Варвару, но подумав, она добавила: – Я предпочла бы работать по линии профсоюзов.
– Нет, – возразил он. – Ты умна и тверда, а для работы за границей нужны как раз такие люди. Я буду рекомендовать тебя. Но сначала как следует отдохни: по лицу видно, что у тебя нервы не в порядке.
– Мускулы подрагивают… пустяки.
– Нет, не пустяки. Мы испытали много страшного, а тебе пришлось вдвое тяжелее, чем другим. Я-то знаю.
– Да, – ответила она, словно раздосадованная этим разговором.
На шоссе показалась длинная колонна пленных немцев.
– Смотри! – сказала Варвара. – Немцы.
Павел усмехнулся и бросил на нее испытующий взгляд.
– А у тебя не чешутся руки дать по ним очередь из автомата? Они ведь истребляли еврейских женщин и детей!
– Нет, – ответила она. – Как ни странно, нет. Согласись, было бы глупо, если бы, следуя закону Моисея, какой-нибудь свихнувшийся еврей принялся бы расстреливать пленных. Ведь половина из них – рабочие, и завтра они могут стать коммунистами.
– Да, – Павел улыбнулся. – Ты начинаешь агитировать даже своего командира.
– А ты не упускаешь случая испытать меня.
– Мне хотелось знать, в каком состоянии твои нервы.
– Будь спокоен, нервы у меня в порядке. А если увижу, что не гожусь для работы, пущу себе пулю в лоб.
Павел взглянул на Варвару и увидел, что у нее опять задергалась левая щека. Ему стало жаль эту женщину: она была в равной степени и героична и слаба. Слаба своей ранимостью, героична своим самоотречением.
Автомобиль поравнялся с колонной пленных. Они брели, понурив голову, хмурые, уставшие после непрерывных боев, в выцветшем от дождей и солнца обмундировании. Среди них были раненые, в окровавленных, наспех намотанных повязках. Потрясающее впечатление производили их лица, покорные, исполненные отчаяния и безнадежности, – лица людей, которым некуда идти и некуда вернуться, потому что они уничтожили все впереди и позади себя. Некоторые тупо, с бессильной злобой озирались по сторонам, как попавшие в капкан звери; но встречались и задумчивые, скорбные лица людей, которые с тоской смотрели на лазурное небо, пышную зелень и распускающиеся цветы, словно ища проблеск надежды на то, что и для них жизнь еще может начаться сызнова и восторжествовать над отчаянием, разрушением и смертью. Наконец пленные остались позади. Это была целая рота или же остатки батальона, сдавшегося утром.
Шоссе отлого шло в гору, и вскоре машина поднялась на возвышенность, с которой были видны пехотные позиции. Павел в бинокль стал осматривать местность. Кое-где на немецких линиях развевались белые флаги, а болгарские солдаты вышли из окопов и, собравшись кучками, возбужденно обсуждали радостную весть о мире. За небольшим холмом виднелось несколько танков – казалось, они все еще не верили в перемирие и выжидали в засаде. Налево равнина переходила в холмистую местность, в складках которой притаился штаб артиллерийского полка. Автомобиль и мотоциклисты свернули с асфальтированного шоссе на черный, изрытый танками и тягачами проселок, направляясь к штабу.
Павел собирался поговорить с командиром полка и вместе с ним обойти батареи. Его интересовало настроение солдат. Им владело ощущение безоблачного счастья, вызванное радостью победы, внутренним удовлетворением, сияющим солнцем, весенними цветами, и он представил себе светящиеся радостью солдатские лица и бодрые ответы на его приветствие. Но капитан Денев разочаровал его.
– Господин генерал, – смущенно сказал он. – Мостик еще не исправлен.
Капитана еще утром предупредили по телефону, что мост не готов, но он забыл доложить об этом генералу.
– А саперы почему проспали?
– С вечера принялись за работу… Виноват, не доложил вовремя.
– Тогда остановите машину! Мы подождем здесь, а вы отправляйтесь на мотоцикле в штаб и привезите с собой полковника. Надо полагать, мостик его выдержит… Л подпоручику саперов скажите, что, если его бабушка в состоянии носить погоны, я предпочел бы иметь дело с ней.
– Слушаюсь, господин генерал! – ответил капитан, очень довольный, что гнев генерала вылился в безобидную шутку.
Автомобиль остановился, и капитан пересел в коляску мотоциклиста из охраны. Капитан подумал, что в его генерале есть что-то подкупающее, открытое, лучезарное, что невольно располагает людей к новому миру. Тревога и неуверенность, которые одолевали капитана при первом знакомстве с коммунистами, постепенно уступали место спокойной солидарности с ними. И пока его кидало из стороны в сторону на ухабистой дороге, он думал о штабных злопыхателях: «Протухшие глупцы!.. Не видят, как могуче, как сильно своей правдой новое, зато с удовольствием отмечают, что на каком-нибудь комиссаре плохо сидит форма».
Павел и Варвара вышли из машины и, перешагнув кювет, попали в буйную, густую траву. Повеял ветерок и принес волну ароматов из цветущих лесов и полей. Над молочаем и тысячелистником кружились бабочки, жаворонок заливался в лазурном небе. Совсем недавно здесь проходила немецкая линия обороны. Склоны высоты были изборождены окопами, в которых валялись каски и пустые патронные ящики, а по обеим сторонам шоссе выступали вросшие в землю купола дотов, огражденные колючей проволокой. Всего неделю назад здесь шли ожесточенные бои, а сейчас и тут следы смерти уже исчезли под травой и цветами.
Павел присел на вывороченный обломок дота, а Варвара пошла дальше одна. Шла она медленно, погруженная в свои мысли. Павел смотрел на эту маленькую женщину в пилотке с красной звездочкой, юбке-шароварах и низких сапожках и думал, что ее фигурка очень женственна. Варвара нагнулась, чтобы сорвать цветок. Но вот, словно спохватившись, что увлеклась бессмысленным занятием, бросила сорванные цветы мака. Она отвыкла собирать цветы, а может, они уже не радовали ее.
Павел спросил:
– Варвара, ты почему цветы не собираешь?
Она ответила с горькой усмешкой:
– Мне некому их дарить. Я уже вышла из этого возраста… Состарилась в горах.
– Глупости! Вся жизнь у тебя впереди.
А Варвара возразила бодрым и твердым голосом:
– Единственное, что у меня есть сейчас, – это наша победа. Но этого достаточно.
Она медленно пошла дальше по высокой пышной траве, потом остановилась и стала разглядывать в бинокль пехотные позиции. Несколько секунд Павел думал об этой печальной хрупкой женщине, такой умной, такой чувствительной. Ее голова с высоким лбом и семитскими чертами лица показалась ему почти красивой. «Она никогда не забудет Динко, – думал он. – Но неутоленная любовь к нему еще крепче свяжет ее с общей борьбой».
Павел вынул из кармана кителя письма, полученные с утренней почтой. До прихода полковника можно было заняться ими. Одно из писем было написано красивым, четким почерком, говорившим об исполнительности и трудолюбии автора. Павел распечатал его первым. Письмо было от его адъютанта, подполковника Данкина, который отправился в тыл по делам. Оно гласило:
«Уважаемый товарищ генерал!
Первые комплекты летнего солдатского обмундирования будут отправлены сегодня вечером, и мы получим их согласно установленному порядку с интендантского склада армии. По вопросу о снабжении бронебойными снарядами генерал К. обещал полную поддержку; но один человек, который случайно присутствовал при разговоре, заметил, что мы допустили огромный перерасход снарядов. Похоже, в министерстве до сих пор попадаются офицеры-головотяпы, которые не имеют никакого представления о современной войне. Я настоял и на том, чтобы нас дополнительно снабдили тягачами. Обо всем я говорил так, как Вы мне советовали, – имея в виду интересы всех дивизий, чтобы никто не упрекал нас в использовании личных связей.
Проезжая через X., представился командующему армией и, согласно Вашему указанию, информировал его по вопросам политического характера, которые интересуют нашу дивизию и которым мы продолжаем уделять серьезное внимание. Он понял необходимость их срочного разрешения и посылает Вам сердечный привет.
Спешу сообщить Вам и скорбную новость. Ваша невестка покончила с собой несколько дней тому назад в доме своей матери. Она оставила два письма: одно следственным органам, в котором сообщает, что покончила с собой, приняв какое-то сильнодействующее лекарство, а другое – матери. Похоже, душу ее что-то подтачивало, но что именно – неизвестно.
Так как покойная все же приходится Вам родственницей и Вы уделяли ей внимание, то прошу Вас, товарищ генерал, принять мои соболезнования.
С товарищеским приветом
подполковник Данкин».
Павел сложил письмо и задумался, неподвижно глядя перед собой. Ему показалось, что сияние майского дня померкло. Тишина вокруг стала щемящей, как безмолвие кладбища, где погребены давно забытые люди и лишь случайно попавшаяся на глаза надпись на могильной плите пробуждает воспоминания о покойных. Павел вспомнил, как пальцы гибнущего человека сжимали его руку в последней, отчаянной попытке уцепиться за жизнь. Но, поразмыслив, он понял, что Ирина должна была уйти, бесследно исчезнуть с лица земли вместе с «Никотианой». Каждая клетка тела, каждый уголок ее души были пропитаны ядом «Никотианы». Она пыталась задержаться в жизни, отравив этим ядом и его. Он жалел ее, но не скорбел о ней. Это была женщина, которую торгаши купили, а потом растоптали. В тирании олигархов и борьбе с их миром было много более тяжелых драм. То, что случилось, должно было случиться. Люди боролись, страдали и умирали, а жизнь безостановочно шла вперед.
Он закурил и залюбовался далями. Майский день по-прежнему сиял над цветущими лесами и полями. Перед глазами Павла возник акварельно-чистый, жизнерадостный образ Лилы – он был для него воплощением и любви, и партизанской эпопеи синеющих гор. И ему показалось, что блеск майского дня переливается в голубое сияние глаз Лилы.
«Табак» – самое значительное произведение Д. Димова, над которым писатель работал с середины 40-х годов. Отрывок из романа «Табачный склад» был опубликован в сентябре 1940 г. Первое издание романа вышло в конце 1951 г. и привлекло внимание широких кругов литературной общественности Болгарии. В феврале 1952 г. в Софии в Союзе болгарских писателей состоялась дискуссия о романе «Табак». Большая часть критиков усматривала в новом произведении Д. Димова антиреалистические влияния, автора осуждали за расточительные описания жизни буржуа и недостаточное изображение среды болгарских пролетариев и борьбы революционеров. 16 марта 1952 г. в газете «Работническо дело» была опубликована редакционная статья «О романе «Табак» и его злополучных критиках». В статье резко осуждались писатели и критики за недооценку нового произведения «высокоталантливого писателя», а сам «Табак» характеризовался как «радостная победа автора и болгарской литературы». Вместе с тем Д. Димову рекомендовалось устранить недостатки в романе и дополнительно прояснить образы коммунистов, полнее показать борьбу рабочего класса. В 1952 т. Д. Димов за роман «Табак» был удостоен высшей государственной награды – Димитровской премии I степени.
В течение 1952 и 1953 гг. писатель продолжал работу над романом, и в конце 1953 г. появилась вторая, дополненная редакция романа «Табак». В новой редакции, как отмечал сам автор в интервью, он сохранил прежнюю канву повествования, но, учитывая пожелания читателей, расширил изображение рабочего мира, полнее показал образы коммунистов, особенно Павла Морева, ввел новый образ Лилы, положительной героини, призванной противостоять Ирине своей человечностью, нравственной силой и органичной связью с жизнью народа. В этом, дополненном виде роман переиздавался в Болгарии в 1955, 1961, 1967 и 1974 гг. На русском языке «Табак» издавался неоднократно, начиная с 1956 г., во второй редакции. К настоящему времени «Табак» переведен на многие европейские языки. Он высоко оценен болгарской и советской критикой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109