Устроившись перед выборами на благозвучную должность учителя русского языка в техникуме, Нанайцев на три предвыборных месяца поменял имидж. Будучи весьма расточительным в еде, машинах и женщинах, он всегда экономил на словах, употребляя в ограниченном ассортименте исключительно низкопробные и дешевые. В обязанности нанятого им доверенного лица, профессора пединститута, входило рассказывать на собраниях политическую платформу кандидата-учителя и отвечать на вопросы. В обязанности Нанайцева входило жать руки избирателям, приветственно махать рукой и улыбаться. Для красоты улыбки железные зубы были заменены на фарфоровые. Для создания впечатления полного экспромта на всех собраниях сидело пять подсадных уток, задающих острые неожиданные вопросы. Остроумные и лаконичные ответы были, на всякий случай, записаны на маленьких незаметных шпорах, рассованных по всем карманам кандидата. Когда к концу выборов Нанайцев понял, что проигрывает, срочно начали мобилизоваться дополнительные силы соседних группировок, сочувствующих авторитету в гонке за место в парламенте. Видя для себя двойную выгоду в таком человеке, который может замолвить словечко кому надо в черный день, братва собирала деньги, усиленно тряся ларьки и лоточников.
Сгоряча Нанайцев послал пару ребят попугать коммуниста Бойко, который, не прилагая никаких усилий, шел впереди. Но братва перепутала и побила какого-то бомжа, забредшего в район в поисках пустых бутылок.
Гена очень рассчитывал на зону, находящуюся на территории района, где сидело около двух тысяч отпетых зеков. Но незадолго до выборов пришло тревожное известие — руководство зоны дало команду голосовать за какого-то генерала. Паханы обещали сделать всевозможное, но результат не гарантировали.
Для Петросянца Гена заказал киллера, но оказалось, что парень по пьянке разболтал девкам из публичного дома Томки Чугуновой свой секрет. Он показывал им винтовку и баловался оптическим прицелом, засовывая его куда попало. Операцию пришлось отменить, а девок выдать замуж, чтобы помалкивали. Хотя зона и помогла немного — профессионалы-карманники творили фокусы с бюллетенями, — все же силы были не равными. Народ шел за красным флагом Бойко и зеленым долларом Петросянца.
Гена проиграл три тысячи голосов и, дав себе слово больше не палить денег зазря, на две недели ушел в запой. Он впал в депрессию, много пил и плакал. Ему казалось, что жизнь его не состоялась. «Ну на что я годен? — спрашивал он своего близкого кореша, размазывая сопли по щекам. — Вот люди — инженеры, учителя, ученые. А я? Неужели жизнь дала мне такой скудный жребий: или рэкет, или парламент?»
Неожиданный звонок Крымова вселил в пьяные мозги Нанайцева слабый свет надежды, что еще не все проиграно. Ознакомившись с сутью вопроса, Гена не стал говорить о проверке информации по Фонду. Он просто спросил Остапа, кого из уважаемых людей тот знает. Крымов сказал, что он всего две недели в городе. Тогда Нанайцев поинтересовался, какие имена за пределами Харькова знает Крымов. Остап назвал пару имен из Москвы и Ростова. Гена довольно кивнул головой, но заметил:
Если обманешь, катком в асфальт закатаю.
Глядя на Гену, Остап подумал: «А еще говорят, что животные — чистые безгрешные существа. Почему жете, кто совсем недавно произошел от обезьяны, не брезгуют заниматься политикой?»
Всего Крымов потратил на Гену полчаса. Цена была оговорена окончательно — по пять долларов за душу избирателя. Гена уехал к братве объявлять полный сбор и боевую готовность. Попрощавшись с Нанайцевым, Остап изрек в сторону Нильского:
Некоторым людям мозги даны только для того, чтобы они могли считать свои действия осмысленными.
Профессор Юридической академии Вениамин Генрихович Пинский находился по другую сторону баррикады от Нанайцева. Если последний нарушал законы, то первый их составлял. Умная, продуманная программа профессора была поддержана интеллигенцией и студентами, признана мягкотелой и беззубой пролетариатом, заумной — солдатами и братвой, импотентной — лавочниками и банкирами.
Поздоровавшись с Пинским, Остап начал беседу с легкого рассуждения.
Мне кажется, профессор, что учебники по цинизму должны начинаться с описания предвыборных кампаний. Я думаю, что народ не напрасно то место, куда кидают бюллетени, назвал словом урна.
С этого меткого замечания между собеседниками завязался интеллигентный захватывающий диспут. С анализа предвыборных кампаний американских президентов Крымов неожиданно перешел к истории Украины и выразил сомнение, а есть ли она вообще, эта история. Пинский, написавший недавно учебник по этому вопросу и защитивший докторскую диссертацию, заглотнул наживку и, делая упор на Правобережье, вступил в спор. Остап вернулся к Киевской Руси, затем остановился на выборности гетманов из простых казаков, затем пробежался по Запорожской Сечи. Когда Пинский, говоря об основных составляющих государственности, перешел к украинскому языку, Остап перебил его и опять вернулся к выборам.
Совершенно случайно оказалось, что у Крымова завалялась пара-тройка тысяч голосов, которые он бы уступил по бросовым ценам. Рассказав поучительную историю о скупердяе Гугиле, развернув списки с личным составом Фонда, показав гору папок с заявлениями, Остап назвал цену. Профессор сразу сказал, что цена реальная, но попросил дать ему возможность поторговаться. Остап дал, но заметил, что и он имеет в таком случае моральное право продать остаток голосов тому, кто даст сходную цену. Профессор заявил, что речь может идти только о продаже всего пакета голосов. Для того, чтобы решиться на второй тур выборов, Пинскому надо было добрать еще три тысячи голосов, а ресурсы его были уже исчерпаны. Правда, у него оставалась непроданная дача в Липцах и экзаменационная сессия на носу. Подсчитав возможную выручку за дачу и экзамены, Пинский согласился на пять долларов за нос. На этом и сговорились.
Покончив с предварительными переговорами, Остап перешел в стадию ожидания, надеясь, что нарастающая конкуренция сама пригонит в его сети этих четырех жирных карасиков. Оставалось только ждать, когда кандидаты проверят предоставленные им данные и решатся вложить деньги в верное дело.
Доверенные лица претендентов без излишнего шума, аккуратно, под видом водопроводчиков, санитарных врачей и алкоголиков провели проверку информации по Фонду Буйного. Вступая в случайные связи и беседы с жителями района, подобранными самым случайным образом по спискам Остапа, разведчики действительно убедились в существовании «Солидарности-18» и любви ее членов к председателю.
Еще через неделю были окончательно согласованы цены и формы оплаты. Петросянц произвел благотворительный взнос безналичными на счет Фонда — сорок две тысячи в эквиваленте, которые Остапу пришлось обналичить через братьев Рыжиковых. Гена Нанайцев подкатил фуру с бананами, которую Остап переправил в Москву за семнадцать тысяч баксов. Бойко принес коробку с девятью тысячами мелочью и мелкими купюрами, перетянутыми резинками. Пинский отдал четырнадцать с половиной тысяч новенькими стодолларовыми купюрами и вручил Крымову свой учебник с дарственной надписью.
После окончательного расчета с последним кандидатом поздним майским вечером Остап отщелкал на счетах восемьдесят три костяшки. Этой цифрой он подвел материальные и моральные итоги третьего этапа» Великого пути».
Вот вам наглядный пример — перевыполнение плана на девять процентов и полная безвредность операции. Объективность выбора кандидата сохранена, ибо мы не даем никакой команды нашим подопечным членам Фонда. Уличить нас в жульничестве невозможно, как невозможно объяснить и непостижимый ход мыслей и поступков нашего избирателя. Ведь если говорят, что мы имеем правительство, которое заслуживаем, то очевидно, что мы заслуживаем правительство, которое выбираем.
Четыре года назад…
У телефона-автомата была с корнем оторвана трубка. В развороченных почтовых ящиках только у него стоял замок. Уже седьмой. Они не допустят, чтобы у него было не так, как у всех. Он присмотрелся к свежим царапинам. Уже пытались ломать, но, видимо, сходу не получилось, Ничего, в следующий раз или выпьют побольше или прихватят инструмент.
«Интересно, им что, не пишут совсем?»
На дне ящика валялось письмо. Знакомый полосатый конверт из Америки. Кто это? Точно, Вовка Соколовский. В корявых торопливых строчках — напускное душевное благополучие.
«Почему они пишут чаще, чем мы им, и почему так подолгу звонят?» Смысл письма никак не шел в голову. Затем догадался: «Ни о чем».
Он начал вспоминать, кто у него еще в Америке. «По моим друзьям-иммигрантам можно изучать географию: Штаты, Германия, Канада, Австралия, Чехия, Перу, Испания, Австрия, ЮАР. Питер — тоже другая страна. Неужели у меня было столько друзей?»
На стол легла фотография десятилетней давности. «Вот они все вместе на мой четвертак. Последний раз вместе. Собрать их всех опять так же осуществимо, как собрать вместе Советский Союз образца 1988 года». Вокруг него на фото застыли двадцать радостных лиц. Прямо в центр этой фотографии попала авиационная бомба. После мощного взрыва тлеющие осколки этой дружбы разбросаны по всему миру. На месте взрыва — пустая воронка. На месте пустой воронки — его душа. Зачем оправдывать отсутствие друзей возрастом? Вот они, двадцать живых человек. Вместо них сейчас двадцать мертвых почтовых адресов.
«Почему они бомбят самых умных, самых талантливых и чистых? Кто здесь останется? Они добомбятся до полной дегенерации этого народа. Они завершат кровавый труд, начатый Лениным, по искоренению цвета этой земли. Ну что за козлы нами вечно управляют!»
Зазвонил междугородный телефон. Говорить не хотелось.
«Почему мы должны бежать со своей земли? Почему мы должны задолго до смерти хоронить друг друга? Кто за это ответит? Кому останется эта страна? Уж не тем ли, кто ежедневно совершает это преступление?»
Телефон накалялся. Не дать же ему разорваться. «Привет! Почему не звонишь?» Почему-то подумалось: «Куда? На тот свет?» Нельзя дружить по телефону. Нужны глаза и тепло души.
«Все! В этой жизни с друзьями покончено. В следующей жизни постараюсь родиться в другой стране».
Когда он выходил из подъезда, дверца его почтового ящика уже была вырвана с корнем. Покореженный замок болтался на одном погнутом болте. «Суки! Упорно продолжают устраивать мне тут Гарлем из Салтовки. Ничего, я вам покажу, что и в этом свинарнике еще живут люди». Несмотря на то, что его ждали в Центре, он вернулся обратно за инструментом и новым замком. У него было еще семь штук. Он не мог ни на секунду допустить торжества идеи всеобщего скотства.
Закручивая последний болт, он подумал: «Ну как же вам, падлы, доказать, что можно жить иначе?»
САШЕНЬКИНА ЛЮБОВЬ
Мне кредо не сменить уж до кончины.
Готов я кем угодно быть, —
Хоть лесбиянкой, трансвеститом иль мужчиной,
Но лишь бы женщину любить.
Остап Крымов («Крымик» от 8 марта 1988 г.)

В конце мая вместе с цветением сирени и каштанов начала расцветать фирма, руководимая Остапом. Предприятие не только начинало цвести материально, но и непрерывно расширялось количественно. Жора целыми днями носился по городу на мотоцикле. За ним, исходя лаем, гонялись собаки, подтверждая истинность теории реинкарнации, то есть переселения душ. По всей видимости, в собаках, которые гоняются за автомобилистами, живут души гаишников из других жизней.
В центре города, на втором этаже небольшого особнячка, были арендованы несколько комнат. Штат конторы рос и увеличивался на хорошо вздобренной почве крымовских идей. Помимо изящной секретарши, переманенной Жорой с какого-то госпредприятия, появились делопроизводитель, два помощника бухгалтера и охранник по имени Макс.
Максим Лысько, любящий, чтобы его называли Максом, начал накачивать мышцы еще с восьмого класса школы, твердо зная, что в свое время ему кто-нибудь обязательно заплатит за каждый килограмм натренированного мяса. И только с бурным развитием частного бизнеса, путем непрерывного совершенствования экстерьера, Максу удалось довести расценку за месячную эксплуатацию своих мышц до уровня цены за килограмм говядины. Макс был добр, туповат, прямолинеен и нахален, как бывают нахальны все не толстые молодые мужчины, весящие более ста килограммов. Макс не собирался всю жизнь работать охранником. Он вообще не собирался много работать. О будущем он не думал, резонно полагая, что от судьбы все равно не уйти. Если бы его резко и неожиданно спросили, кем он себя видит в будущем, то он бы ответил: милиционером или бандитом. И то, и другое было неплохим жизненным вариантом.
В отличие от Макса, секретарша Сашенька твердо знала, что ее сила в красоте и изяществе. С девятого класса школы она прошла боевое крещение на баррикадах сексуальной революции, разгоревшейся в стране с неожиданным приходом демократии. Образование Сашенька получила так себе — среднее. Главное знание, которое она вынесла еще со школы, было понимание того, что против мужчины у любой женщины есть оружие, которое, в принципе, не дает осечек. А знание — это сила. Почитая Фрейда, хотя и не зная в деталях его теории, Сашенька считала, что секс — это двигатель человеческого прогресса и единственное спасение беззащитных женщин. Из половых извращений Саша признавала лишь одно — воздержание. В будущем муже ее интересовали только две вещи: его размер (она любила крупных мужчин) и условия, на которых, в случае чего, он даст ей развод. Сашенька никогда не чувствовала себя одиноко. И если иногда она оставалась без кавалера, не беда, — у нее в сумочке всегда было зеркало. Одевалась Сашенька модно и смело, полагая, что женщина должна одеваться так, чтобы мужчине хотелось ее раздеть. Возраст и пониженный темперамент партнеров ее не волновал, потому что она твердо верила, что женщина не остынет, если ее укрыть дорогими мехами.
Сразу же положив глаз на Крымова, Сашенька твердо решила не замечать грубых наездов Пятницы и липких глаз Нильского. Придя на работу, она с первых же дней стала терпеливо ждать того момента, когда шеф вызовет ее к себе, предложит сесть в кресло и сделает откровенно непристойное предложение. Сашенька уже разработала четкую последовательность действий и не раз в уме прокручивала линию своего поведения. На первое предложение она спокойно, без ложного возмущения, ответит «нет» и предложит Крымову поменять мнение о себе в лучшую сторону. Скорое «да» сразу же сбило бы цену, а Сашенька не собиралась мелочиться. За категоричный отказ можно было загреметь с работы, и первое «нет» было самым опасным моментом в ее сценарии. Но Крымов не производил впечатление излишне озабоченного мужчины, и Саша надеялась, что у него хватит терпения до следующего раза. Для перехода ко второй стадии она скажет, что, как мужчина, Крымов ей нравится, но ее правило не заводить романов на работе — выше ее. В следующий раз, когда непристойное предложение не будет звучать уже так непристойно, она позволит шефу отвезти себя домой и задержится в машине не более, чем на пять минут. В третий раз она предложит встретиться около метро. Крымов будет ждать ее с цветами, она прижмет их к груди и, независимо от их наименования, скажет, что это ее любимые цветы и цвет. «Как вы догадались? — спросит она, затем пристально посмотрит на Крымова и добавит: Вы опасный человек, Остап». Он поведет ее скорей всего в «Итальянский гриль» или «Адмирал». Конечно, там можно встретить Гошу или Зураба, но, после измены первого и отказа второго купить сапоги, она считала себя абсолютно свободной. Она будет мало пить, откажется от сигареты, скажет, что уже четыре месяца одна, но в деньгах не нуждается. Когда принесут счет, она спросит Остапа, сколько должна. Понаслышке она знала, что за границей принято рассчитываться за стол пополам. Но, слова Богу, мы всего лишь в Совке, и Сашеньку не пугало, что в кошельке у нее будет одна мелочь. Крымов рассмеется и скажет, что она его обижает. Когда они сядут в машину, Крымов предложит ей поехать к нему домой. Сашенька положит свою ладонь ему на руку и тихо скажет: «Не сегодня». Сказать — «Зачем торопиться?» — было бы романтично, но неопределенно по срокам. Затем она весело скажет: «Давайте покатаемся по городу, сегодня такой чудный вечер. Я так люблю кататься, когда на улице…» — и тут Саша в зависимости от погодной ситуации вставит: такая прелесть, дождь, град, ветер, безветренно, ясно, звездно, пасмурно, идут селевые потоки, светят фонари, кромешная тьма, торнадо и так далее. Когда Крымов незаметно посмотрит на часы, она резко вспомнит, что ее ждет мама, и попросит отвезти ее домой
В следующий раз она постарается сократить программу в кафе незначительным заказом, а десерт они перенесут к Остапу домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51