А. Громыко, в то время министр иностранных дел Советского Союза:
«20 мая 1962 года Н. С. Хрущев возвращался в Москву из Болгарии, где находился с дружественным визитом. Я сопровождал его в поездке и потому летел с ним обратно в том же самолете.
Когда мы уже некоторое время находились в полете, Хрущев вдруг обратился ко мне:
— Я хотел бы поговорить с вами наедине по важному вопросу.
Никого рядом не было. И я понял, что речь пойдет о чем-то действительно очень важном. Хрущев не любил «узких» бесед на политические темы и нечасто их проводил. О чем же он будет говорить со мной? Я решил, что у него созрела или созревает какая-то новая мысль, которой ему необходимо поделиться с человеком, занимающимся по долгу службы внешними делами…
— Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, — сказал Хрущев, — является опасной. Для спасения ее как независимого государства необходимо разместить там некоторое количество наших ядерных ракет. Только это может спасти страну. Вашингтон не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плая-Хирон. Что вы думаете на этот счет?
Он ожидал ответа. Вопрос был неожиданным и нелегким. Подумав, я сказал:
— Операция на Плая-Хирон, конечно, представляла собой агрессивную, организованную США акцию против Кубы. Но я знаком с обстановкой в США, где провел восемь лет. В том числе был там, как вы знаете, и послом. Должен откровенно сказать, что завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен, и это следует учитывать…
Помолчали. А потом он вдруг сказал:
— Ядерная война нам не нужна, и мы воевать не собираемся.
Я молчал. А Хрущев после некоторого раздумья в заключение разговора сказал:
— Вопрос о завозе советских ракет на Кубу я поставлю в ближайшие дни на заседании Президиума ЦК КПСС.
Он это вскорости и сделал» {432}.
Громыко пишет «вскорости», хотя заседание Президиума ЦК состоялось сразу же по приезде Хрущева, 20 мая. Хрущев поведал соратникам суть вопроса, но предложил немедленно это не решать, а собраться через неделю. Однако собрались раньше — 24 мая. Это было оформлено как заседание Совета обороны совместно с президиумом ЦК. К этому времени группа работников Генштаба под руководством генералов С.П. Иванова и А.И. Грибкова подготовила план военной операции по оказанию помощи Республике Куба под кодовым наименованием «Анадырь».
Прежде чем ознакомить членов президиума ЦК с подготовленным планом, Хрущев спросил: «Ну как, товарищи, думали?» Слово взял О. Куусинен. Он сказал: «Товарищ Хрущев, я думал. Если вы вносите такое предложение и считаете, что нужно принять такое решение, я вам верю и голосую вместе с вами. Давайте делать». Микоян выразил сомнение, назвав это опасным шагом. Тем не менее решение было принято {433}.
Но еще за два дня до этого в Москву был вызван А. Алексеев (резидент КГБ на Кубе). В беседе с ним Хрущев сказал: «Мы назначаем вас послом на Кубе. Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения. Как вы думаете, согласится ли Кастро на такой шаг?» {434}. Алексеев выразил сомнение, поскольку советское военное присутствие на Кубе будет использовано американцами для полной изоляции острова. Это, полагал он, нанесет удар политике Кастро, основанной на укреплении солидарности Кубы с латиноамериканскими странами. (Кстати назначение Алексеева послом было вызвано тем, что у него были прекрасные отношения с Ф. Кастро, чем не мог похвастаться посол С. Кудрявцев.)
Поэтому на заседании Военного совета 24 мая Хрущев рассказал о назначении Алексеева и его сомнениях. В то же время он заявил, что «для спасения Кубинской революции требуется смелый шаг». Далее он сказал: «Поскольку в этом регионе мира соотношение сил не в нашу пользу (если бы только в этом регионе: общее соотношение в ядерных ракетах было 5000 : 300 в пользу США. — А.О.)… ракеты необходимо и размещать незаметно, с соблюдением предосторожности, чтобы поставить американцев перед свершившимся фактом». И добавил: «Ведь мы же вынуждены мириться с американскими ракетами, размещенными вблизи наших границ в Турции» {435}.
Как свидетельствуют участники и документы событий, Ф. Кастро воспринял советские предложения положительно. «Это очень смелый шаг, — сказал он, — и чтобы сделать его, мне необходимо посоветоваться с моими ближайшими соратниками. Но если принятие такого решения необходимо социалистическому лагерю, я думаю, мы дадим свое согласие на размещение советских ракет на нашем острове. Пусть мы будем первыми жертвами в схватке с американским империализмом» {436}.
В Москве же не думали доводить дело до ядерной войны. Хрущев считал, что американцы, разместившие свои ракеты в Европе, имеющие военную базу Гуантанамо, непосредственно на Кубе, должны смириться с тем, что на том же острове появятся и советские военные базы. Этот ответ на их ракеты в Италии, и особенно в Турции, они, по мнению Хрущева, должны были воспринять как ответный ход СССР с целью восстановить такое равновесие, которое существовало до развертывания «Тор» и «Юпитер» в Европе. Речь конечно же шла не об угрозе ракетного нападения на США, а о том, чтобы американцы поняли на собственном опыте, какие чувства испытывают народы СССР, находясь под угрозой удара американских ракет, расположенных вокруг Советского Союза.
Но Кремль не учитывал одного важного психологического фактора. США и НАТО приняли решение о размещении американских ракет средней дальности еще в 1957 году. Приняли открыто на сессии НАТО. Весь ход подготовки к их развертыванию не являлся секретом для мировой общественности. Было широкое движение протеста европейских народов, развертывание ракет освещалось в прессе. А Советский Союз делал это скрытно, тайно от мирового сообщества, что потом дорого обошлось Советскому Союзу в морально-психологическом аспекте, подорвало его престиж в мире.
А тем временем в конце мая на Кубу отправилась делегация в составе первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Ш. Рашидова, главкома Ракетных войск стратегического назначения С. Бирюзова, секретаря Совета обороны С. Иванова. Делегация должна была тщательно изучить возможности предстоящей дислокации ракетных частей, выявить оптимальные условия для их скрытного размещения, обеспечить маскировку, продумать, как избежать утечки секретной информации. Это была задача прежде всего военных — Бирюзова и Иванова.
Однако Рашидов торопился в Москву, чтобы скорее доложить о согласии Ф. Кастро принять советское предложение. Времени для детальной рекогносцировки местности, условий дислокации ракетных частей, их позиций Бирюзову и Иванову он не дал. Поэтому глубокого анализа и обоснованных предложений по размещению ракетных позиций и их маскировке не получилось. Впоследствии эта спешка дорого обошлась советским ракетным частям на Кубе. По приезде в Москву делегация доложила свои соображения: начинать операцию «Анадырь» можно.
Министр обороны Р. Малиновский принял решение создать на Кубе группу советских войск в составе ракетной дивизии (ракеты Р-12 и Р-14 и ядерные боеголовки к ним). Ракетную группировку должны были прикрывать с воздуха тактические бомбардировщики Ил-28, части истребителей-перехватчиков МИГ-21, зенитных ракет С-75, а с моря — ракеты береговой обороны «Комета», тактические ракетные комплексы «Луна» и быстроходные катера, вооруженные ракетами П-15 {437}.
В августе в Москву прибыл Че Гевара для окончательного согласования договора о поставке советских ракет на Кубу. Кастро предлагал немедленно опубликовать текст договора, считая, что это поднимет престиж Кубы как суверенного государства, заключившего договор с другим суверенным государством — СССР на основе международного права. Но в Москве это посчитали наивным. Хрущев сказал, что американцы найдут тысячи способов, чтобы не допустить доставку советских ракет на Кубу. Поэтому реален только необъявленный, тайный завоз советских ракет на «остров Свободы». Кубинцы согласились {438}.
Одновременно вставал вопрос, как всю эту столь большую группировку скрытно доставить за несколько тысяч километров на Кубу. Пришлось кардинально изменить весь план перевозок советского Министерства морского флота, зафрахтовать массу иностранных судов, причем вести дело так, чтобы хозяева и их экипажи не знали о содержании и конечном пункте назначения груза на их борту.
О конечных целях перемещения частей на начальном этапе не сообщалось даже офицерам, занимавшим высокие должности. Корабли выходили из различных портов европейской части страны. Поскольку для обороны ракетных позиций от нападения с воздуха требовались средства борьбы с воздушным противником, подразделения противовоздушной обороны отправлялись одними из первых. Уходили из Николаева. Прибывший в порт маршал авиации Судец, в то время главком Войск ПВО страны, вручил в день отплытия 12 июля старшему начальнику, возглавлявшему подразделение ПВО на крупнотоннажном судне «Хабаровск», пакет, скрепленный подписями министра обороны и министра морского флота, с указанием: «Вскрыть после Гибралтара. Для всех ваш корабль — судно, перевозящее специалистов-аграрников».
Так началась переброска советских войск на Кубу. Перевозка личного состава и техники производилась морем на пассажирских и сухогрузных судах торгового флота из портов Балтийского, Черного и Баренцева морей (Кронштадт, Лиепая, Балтийск, Севастополь, Феодосия, Николаев, Поти, Мурманск). Суда приходили на разгрузку в 11 портов Кубы. Первым транспортом с техникой и людьми, прибывшим на остров 26 июля, был теплоход «Мария Ульянова». За ним 27-31 июля прибыли еще 9 судов. Транспорты с оружием и специалистами продолжали прибывать. Всего было запланировано 35 транспортов. С 9 сентября по 22 октября успело прибыть 24 судна. В сентябре на Кубе начала формироваться советская 51-я ракетная дивизия (командир — генерал-майор И. Стаценко). Выгрузка производилась только ночью, в условиях полного затемнения судов и портов. Все подступы к местам выгрузки охранялись советскими подразделениями, а с моря — сторожевыми катерами. Только ночью доставлялась и ракетная техника в районы постоянной дислокации. Личный состав, участвовавший в этих операциях, носил кубинскую военную форму {439}.
К 22 октября на острове были развернуты подразделения ракетных войск, ВВС, ПВО, мотострелковые части. Возглавлял группировку советских войск на Кубе генерал армии И. А. Плиев. Всего на острове дислоцировалось 40 тысяч солдат и офицеров, а также бомбардировщики Ил-28, тактические ракеты «Луна», истребители-перехватчики, зенитные ракеты и другие средства ПВО. Главной ударной силой являлись 42 стратегические ракеты Р-12 с дальностью действия до 2000 км и 36 ядерных боеголовок к ним {440}.
Эти ракеты, способные поражать объекты на территории США до рубежа Вашингтон, Даллас, и создавали для США стратегическую угрозу, равную той, что представляли для СССР американские ракеты средней дальности «Тор» и «Юпитер», развернутые в Европе. Появление советских ракет на Кубе создавало возможность начать переговоры о выводе американских ракет из Европы на взаимной основе. Но вначале необходимо было скрытно развернуть ракетные части.
Были проведены необходимые мероприятия по маскировке ракетных площадок и безопасности хранения ракет и боеголовок. Они содержались раздельно: ракеты — на укрытых площадках, боеголовки — в пещерах на расстоянии километра от ракетных позиций в специальных фургонах. Для присоединения головки к ракете требовалось 3 часа, а для приведения уже полностью собранной ракеты в боевую готовность — 15 минут. Однако в боевую готовность стратегические ракеты не приводились ни разу за все время их пребывания на Кубе.
Естественно, что, несмотря на меры маскировки, скрыть переброску такого масштаба боевой техники и войсковых контингентов не удалось. Первый сигнал американцы получили от западногерманской разведки: данные о движении кораблей с оружием через балтийские проливы. Они на всю мощность задействовали космическую систему, спутники «Самос». Аэрофотосъемку кубинской территории начали вести высотные У-2.
К сожалению, тот факт, что, доставив на Кубу свои первые ракеты, советские официальные представители в соответствующих международных организациях не сделали об этом официального заявления, сыграл в развязывании кризиса немалую роль. Именно секретность этой акции вызвала особо решительное неприятие ее со стороны администрации Кеннеди. Как отметил на советско-американском симпозиуме по карибскому кризису, проведенному в 1989 году в Москве, один из американских участников, «острота нашей реакции объяснялась, в частности, тем, что нас обманули, что это был заведомый и сознательный обман». Другой напомнил, что американские ракеты в Турции размещались открыто, о них знала американская и мировая общественность.
Именно секретность предпринятого Москвой шага сработала в Америке в пользу «ястребов» на оправдание и усиление образа врага, который готов на все ради поражения Соединенных Штатов, главного препятствия на пути к своей исторической цели — мировому коммунистическому господству. Именно советская секретность во многом обусловила ультимативность американской линии в преодолении кризиса. Наше молчание не было оправданным. Но, с другой стороны, оно было как бы ответом на действия США во время разведывательных операций У-2 в 1956—1960 годы. Тогда на все ноты протеста со стороны СССР в отношении шпионских полетов американцы либо заявляли, что они к этому непричастны, либо вообще игнорировали советские протесты. Нарушение норм международного права, конечно, ни в какой степени не оправдывает ни ту, ни другую сторону. Но тогда, в 1962 году этим воспользовались США. В американской прессе была развязана антисоветская и антикубинская кампания.
Однако ей предшествовала скрытая фаза. Дело в том, что с 27 августа высшему руководству США начали ежедневно поступать разведывательные сведения относительно событий, происходящих на Кубе. 2 сентября правительство США отдает приказ своим вооруженным силам открывать «ответный» огонь по кубинским кораблям и самолетам в нейтральных водах в «случае необходимости» и одновременно информирует Организацию американских государств о том, что «в ближайшее время в Карибском бассейне произойдут серьезные события, если Кастро не образумится» {441}. В те же дни госдепартамент выступает с заявлением о том, что появление «организованных вооруженных сил на Кубе из любой страны советского блока или с русских военных баз» будет иметь серьезные последствия {442}.
13 сентября американский конгресс разрешает президенту мобилизовать 150 тысяч резервистов в регулярную армию на год в связи с его обращением от 7 сентября о необходимости этой меры для защиты Западного Берлина. Но, по сути, эта резолюция относится не столько к берлинскому кризису, сколько к событиям на Кубе. Во всяком случае, 26 сентября в другой резолюции конгресса указывается, что «США намерены… помешать созданию или использованию на Кубе военного потенциала извне, представляющего угрозу безопасности Соединенных Штатов; совместно с Организацией американских государств и свободолюбивыми кубинцами поддержать стремление кубинского народа к самоопределению» {443}.
Принимаются меры и в военном плане. К 19 сентября завершена подготовка к ежегодным маневрам НАТО «Фолекс-62». Эти учения имеют целью отработку боевых действий в условиях обмена сторон массированными ядерными ударами. Под этим предлогом объединенное командование США в зоне Атлантического океана получает 1 октября указание сосредоточить к 20 октября силы и средства для реализации оперативного плана 312—62. 3 октября начинается усиленное воздушное патрулирование прибрежных вод США. Задача — обнаружение советских подводных лодок, а также — и это главное — развертывание оперативного соединения американских ВМС для осуществления морской блокады Кубы. Усиление военных мер США в Атлантике нарастает с каждым днем. 6 октября командующий военно-морскими силами США в зоне Атлантического океана получает приказ быть в готовности к выполнению оперативных планов 314—62 и 316—62 {444}. В бассейне Карибского моря на октябрь планируются учения по отработке задач, связанных с морской десантной операцией.
Все это на фоне прошлогодней интервенции на Кубу и экономической блокады «острова Свободы» выглядит весьма зловеще.
Военные мероприятия Вашингтона и шумиха в прессе США не оставались без внимания в СССР. В Кремле видели, что американцы испытывают какую-то тревогу, но полагали, что те вряд ли разгадали замысел Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«20 мая 1962 года Н. С. Хрущев возвращался в Москву из Болгарии, где находился с дружественным визитом. Я сопровождал его в поездке и потому летел с ним обратно в том же самолете.
Когда мы уже некоторое время находились в полете, Хрущев вдруг обратился ко мне:
— Я хотел бы поговорить с вами наедине по важному вопросу.
Никого рядом не было. И я понял, что речь пойдет о чем-то действительно очень важном. Хрущев не любил «узких» бесед на политические темы и нечасто их проводил. О чем же он будет говорить со мной? Я решил, что у него созрела или созревает какая-то новая мысль, которой ему необходимо поделиться с человеком, занимающимся по долгу службы внешними делами…
— Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, — сказал Хрущев, — является опасной. Для спасения ее как независимого государства необходимо разместить там некоторое количество наших ядерных ракет. Только это может спасти страну. Вашингтон не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плая-Хирон. Что вы думаете на этот счет?
Он ожидал ответа. Вопрос был неожиданным и нелегким. Подумав, я сказал:
— Операция на Плая-Хирон, конечно, представляла собой агрессивную, организованную США акцию против Кубы. Но я знаком с обстановкой в США, где провел восемь лет. В том числе был там, как вы знаете, и послом. Должен откровенно сказать, что завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен, и это следует учитывать…
Помолчали. А потом он вдруг сказал:
— Ядерная война нам не нужна, и мы воевать не собираемся.
Я молчал. А Хрущев после некоторого раздумья в заключение разговора сказал:
— Вопрос о завозе советских ракет на Кубу я поставлю в ближайшие дни на заседании Президиума ЦК КПСС.
Он это вскорости и сделал» {432}.
Громыко пишет «вскорости», хотя заседание Президиума ЦК состоялось сразу же по приезде Хрущева, 20 мая. Хрущев поведал соратникам суть вопроса, но предложил немедленно это не решать, а собраться через неделю. Однако собрались раньше — 24 мая. Это было оформлено как заседание Совета обороны совместно с президиумом ЦК. К этому времени группа работников Генштаба под руководством генералов С.П. Иванова и А.И. Грибкова подготовила план военной операции по оказанию помощи Республике Куба под кодовым наименованием «Анадырь».
Прежде чем ознакомить членов президиума ЦК с подготовленным планом, Хрущев спросил: «Ну как, товарищи, думали?» Слово взял О. Куусинен. Он сказал: «Товарищ Хрущев, я думал. Если вы вносите такое предложение и считаете, что нужно принять такое решение, я вам верю и голосую вместе с вами. Давайте делать». Микоян выразил сомнение, назвав это опасным шагом. Тем не менее решение было принято {433}.
Но еще за два дня до этого в Москву был вызван А. Алексеев (резидент КГБ на Кубе). В беседе с ним Хрущев сказал: «Мы назначаем вас послом на Кубе. Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения. Как вы думаете, согласится ли Кастро на такой шаг?» {434}. Алексеев выразил сомнение, поскольку советское военное присутствие на Кубе будет использовано американцами для полной изоляции острова. Это, полагал он, нанесет удар политике Кастро, основанной на укреплении солидарности Кубы с латиноамериканскими странами. (Кстати назначение Алексеева послом было вызвано тем, что у него были прекрасные отношения с Ф. Кастро, чем не мог похвастаться посол С. Кудрявцев.)
Поэтому на заседании Военного совета 24 мая Хрущев рассказал о назначении Алексеева и его сомнениях. В то же время он заявил, что «для спасения Кубинской революции требуется смелый шаг». Далее он сказал: «Поскольку в этом регионе мира соотношение сил не в нашу пользу (если бы только в этом регионе: общее соотношение в ядерных ракетах было 5000 : 300 в пользу США. — А.О.)… ракеты необходимо и размещать незаметно, с соблюдением предосторожности, чтобы поставить американцев перед свершившимся фактом». И добавил: «Ведь мы же вынуждены мириться с американскими ракетами, размещенными вблизи наших границ в Турции» {435}.
Как свидетельствуют участники и документы событий, Ф. Кастро воспринял советские предложения положительно. «Это очень смелый шаг, — сказал он, — и чтобы сделать его, мне необходимо посоветоваться с моими ближайшими соратниками. Но если принятие такого решения необходимо социалистическому лагерю, я думаю, мы дадим свое согласие на размещение советских ракет на нашем острове. Пусть мы будем первыми жертвами в схватке с американским империализмом» {436}.
В Москве же не думали доводить дело до ядерной войны. Хрущев считал, что американцы, разместившие свои ракеты в Европе, имеющие военную базу Гуантанамо, непосредственно на Кубе, должны смириться с тем, что на том же острове появятся и советские военные базы. Этот ответ на их ракеты в Италии, и особенно в Турции, они, по мнению Хрущева, должны были воспринять как ответный ход СССР с целью восстановить такое равновесие, которое существовало до развертывания «Тор» и «Юпитер» в Европе. Речь конечно же шла не об угрозе ракетного нападения на США, а о том, чтобы американцы поняли на собственном опыте, какие чувства испытывают народы СССР, находясь под угрозой удара американских ракет, расположенных вокруг Советского Союза.
Но Кремль не учитывал одного важного психологического фактора. США и НАТО приняли решение о размещении американских ракет средней дальности еще в 1957 году. Приняли открыто на сессии НАТО. Весь ход подготовки к их развертыванию не являлся секретом для мировой общественности. Было широкое движение протеста европейских народов, развертывание ракет освещалось в прессе. А Советский Союз делал это скрытно, тайно от мирового сообщества, что потом дорого обошлось Советскому Союзу в морально-психологическом аспекте, подорвало его престиж в мире.
А тем временем в конце мая на Кубу отправилась делегация в составе первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Ш. Рашидова, главкома Ракетных войск стратегического назначения С. Бирюзова, секретаря Совета обороны С. Иванова. Делегация должна была тщательно изучить возможности предстоящей дислокации ракетных частей, выявить оптимальные условия для их скрытного размещения, обеспечить маскировку, продумать, как избежать утечки секретной информации. Это была задача прежде всего военных — Бирюзова и Иванова.
Однако Рашидов торопился в Москву, чтобы скорее доложить о согласии Ф. Кастро принять советское предложение. Времени для детальной рекогносцировки местности, условий дислокации ракетных частей, их позиций Бирюзову и Иванову он не дал. Поэтому глубокого анализа и обоснованных предложений по размещению ракетных позиций и их маскировке не получилось. Впоследствии эта спешка дорого обошлась советским ракетным частям на Кубе. По приезде в Москву делегация доложила свои соображения: начинать операцию «Анадырь» можно.
Министр обороны Р. Малиновский принял решение создать на Кубе группу советских войск в составе ракетной дивизии (ракеты Р-12 и Р-14 и ядерные боеголовки к ним). Ракетную группировку должны были прикрывать с воздуха тактические бомбардировщики Ил-28, части истребителей-перехватчиков МИГ-21, зенитных ракет С-75, а с моря — ракеты береговой обороны «Комета», тактические ракетные комплексы «Луна» и быстроходные катера, вооруженные ракетами П-15 {437}.
В августе в Москву прибыл Че Гевара для окончательного согласования договора о поставке советских ракет на Кубу. Кастро предлагал немедленно опубликовать текст договора, считая, что это поднимет престиж Кубы как суверенного государства, заключившего договор с другим суверенным государством — СССР на основе международного права. Но в Москве это посчитали наивным. Хрущев сказал, что американцы найдут тысячи способов, чтобы не допустить доставку советских ракет на Кубу. Поэтому реален только необъявленный, тайный завоз советских ракет на «остров Свободы». Кубинцы согласились {438}.
Одновременно вставал вопрос, как всю эту столь большую группировку скрытно доставить за несколько тысяч километров на Кубу. Пришлось кардинально изменить весь план перевозок советского Министерства морского флота, зафрахтовать массу иностранных судов, причем вести дело так, чтобы хозяева и их экипажи не знали о содержании и конечном пункте назначения груза на их борту.
О конечных целях перемещения частей на начальном этапе не сообщалось даже офицерам, занимавшим высокие должности. Корабли выходили из различных портов европейской части страны. Поскольку для обороны ракетных позиций от нападения с воздуха требовались средства борьбы с воздушным противником, подразделения противовоздушной обороны отправлялись одними из первых. Уходили из Николаева. Прибывший в порт маршал авиации Судец, в то время главком Войск ПВО страны, вручил в день отплытия 12 июля старшему начальнику, возглавлявшему подразделение ПВО на крупнотоннажном судне «Хабаровск», пакет, скрепленный подписями министра обороны и министра морского флота, с указанием: «Вскрыть после Гибралтара. Для всех ваш корабль — судно, перевозящее специалистов-аграрников».
Так началась переброска советских войск на Кубу. Перевозка личного состава и техники производилась морем на пассажирских и сухогрузных судах торгового флота из портов Балтийского, Черного и Баренцева морей (Кронштадт, Лиепая, Балтийск, Севастополь, Феодосия, Николаев, Поти, Мурманск). Суда приходили на разгрузку в 11 портов Кубы. Первым транспортом с техникой и людьми, прибывшим на остров 26 июля, был теплоход «Мария Ульянова». За ним 27-31 июля прибыли еще 9 судов. Транспорты с оружием и специалистами продолжали прибывать. Всего было запланировано 35 транспортов. С 9 сентября по 22 октября успело прибыть 24 судна. В сентябре на Кубе начала формироваться советская 51-я ракетная дивизия (командир — генерал-майор И. Стаценко). Выгрузка производилась только ночью, в условиях полного затемнения судов и портов. Все подступы к местам выгрузки охранялись советскими подразделениями, а с моря — сторожевыми катерами. Только ночью доставлялась и ракетная техника в районы постоянной дислокации. Личный состав, участвовавший в этих операциях, носил кубинскую военную форму {439}.
К 22 октября на острове были развернуты подразделения ракетных войск, ВВС, ПВО, мотострелковые части. Возглавлял группировку советских войск на Кубе генерал армии И. А. Плиев. Всего на острове дислоцировалось 40 тысяч солдат и офицеров, а также бомбардировщики Ил-28, тактические ракеты «Луна», истребители-перехватчики, зенитные ракеты и другие средства ПВО. Главной ударной силой являлись 42 стратегические ракеты Р-12 с дальностью действия до 2000 км и 36 ядерных боеголовок к ним {440}.
Эти ракеты, способные поражать объекты на территории США до рубежа Вашингтон, Даллас, и создавали для США стратегическую угрозу, равную той, что представляли для СССР американские ракеты средней дальности «Тор» и «Юпитер», развернутые в Европе. Появление советских ракет на Кубе создавало возможность начать переговоры о выводе американских ракет из Европы на взаимной основе. Но вначале необходимо было скрытно развернуть ракетные части.
Были проведены необходимые мероприятия по маскировке ракетных площадок и безопасности хранения ракет и боеголовок. Они содержались раздельно: ракеты — на укрытых площадках, боеголовки — в пещерах на расстоянии километра от ракетных позиций в специальных фургонах. Для присоединения головки к ракете требовалось 3 часа, а для приведения уже полностью собранной ракеты в боевую готовность — 15 минут. Однако в боевую готовность стратегические ракеты не приводились ни разу за все время их пребывания на Кубе.
Естественно, что, несмотря на меры маскировки, скрыть переброску такого масштаба боевой техники и войсковых контингентов не удалось. Первый сигнал американцы получили от западногерманской разведки: данные о движении кораблей с оружием через балтийские проливы. Они на всю мощность задействовали космическую систему, спутники «Самос». Аэрофотосъемку кубинской территории начали вести высотные У-2.
К сожалению, тот факт, что, доставив на Кубу свои первые ракеты, советские официальные представители в соответствующих международных организациях не сделали об этом официального заявления, сыграл в развязывании кризиса немалую роль. Именно секретность этой акции вызвала особо решительное неприятие ее со стороны администрации Кеннеди. Как отметил на советско-американском симпозиуме по карибскому кризису, проведенному в 1989 году в Москве, один из американских участников, «острота нашей реакции объяснялась, в частности, тем, что нас обманули, что это был заведомый и сознательный обман». Другой напомнил, что американские ракеты в Турции размещались открыто, о них знала американская и мировая общественность.
Именно секретность предпринятого Москвой шага сработала в Америке в пользу «ястребов» на оправдание и усиление образа врага, который готов на все ради поражения Соединенных Штатов, главного препятствия на пути к своей исторической цели — мировому коммунистическому господству. Именно советская секретность во многом обусловила ультимативность американской линии в преодолении кризиса. Наше молчание не было оправданным. Но, с другой стороны, оно было как бы ответом на действия США во время разведывательных операций У-2 в 1956—1960 годы. Тогда на все ноты протеста со стороны СССР в отношении шпионских полетов американцы либо заявляли, что они к этому непричастны, либо вообще игнорировали советские протесты. Нарушение норм международного права, конечно, ни в какой степени не оправдывает ни ту, ни другую сторону. Но тогда, в 1962 году этим воспользовались США. В американской прессе была развязана антисоветская и антикубинская кампания.
Однако ей предшествовала скрытая фаза. Дело в том, что с 27 августа высшему руководству США начали ежедневно поступать разведывательные сведения относительно событий, происходящих на Кубе. 2 сентября правительство США отдает приказ своим вооруженным силам открывать «ответный» огонь по кубинским кораблям и самолетам в нейтральных водах в «случае необходимости» и одновременно информирует Организацию американских государств о том, что «в ближайшее время в Карибском бассейне произойдут серьезные события, если Кастро не образумится» {441}. В те же дни госдепартамент выступает с заявлением о том, что появление «организованных вооруженных сил на Кубе из любой страны советского блока или с русских военных баз» будет иметь серьезные последствия {442}.
13 сентября американский конгресс разрешает президенту мобилизовать 150 тысяч резервистов в регулярную армию на год в связи с его обращением от 7 сентября о необходимости этой меры для защиты Западного Берлина. Но, по сути, эта резолюция относится не столько к берлинскому кризису, сколько к событиям на Кубе. Во всяком случае, 26 сентября в другой резолюции конгресса указывается, что «США намерены… помешать созданию или использованию на Кубе военного потенциала извне, представляющего угрозу безопасности Соединенных Штатов; совместно с Организацией американских государств и свободолюбивыми кубинцами поддержать стремление кубинского народа к самоопределению» {443}.
Принимаются меры и в военном плане. К 19 сентября завершена подготовка к ежегодным маневрам НАТО «Фолекс-62». Эти учения имеют целью отработку боевых действий в условиях обмена сторон массированными ядерными ударами. Под этим предлогом объединенное командование США в зоне Атлантического океана получает 1 октября указание сосредоточить к 20 октября силы и средства для реализации оперативного плана 312—62. 3 октября начинается усиленное воздушное патрулирование прибрежных вод США. Задача — обнаружение советских подводных лодок, а также — и это главное — развертывание оперативного соединения американских ВМС для осуществления морской блокады Кубы. Усиление военных мер США в Атлантике нарастает с каждым днем. 6 октября командующий военно-морскими силами США в зоне Атлантического океана получает приказ быть в готовности к выполнению оперативных планов 314—62 и 316—62 {444}. В бассейне Карибского моря на октябрь планируются учения по отработке задач, связанных с морской десантной операцией.
Все это на фоне прошлогодней интервенции на Кубу и экономической блокады «острова Свободы» выглядит весьма зловеще.
Военные мероприятия Вашингтона и шумиха в прессе США не оставались без внимания в СССР. В Кремле видели, что американцы испытывают какую-то тревогу, но полагали, что те вряд ли разгадали замысел Москвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54