Ведущий первой пары истребителей старший лейтенант Л<…>ов подошел к иностранному самолету и дал две предупредительные очереди огнем, на что он не реагировал и продолжал со снижением уходить в направлении государственной границы. После этого, руководствуясь приказом Министерства обороны СССР номер 0049 от 4 июля 1958 года, по команде врио Командующего иад самолет-нарушитель был атакован истребителями, которые последовательно произвели по одной-две атаки. В результате атак истребителей самолет-нарушитель загорелся, начал разрушаться и упал в районе <…> 44 километра южнее г. Ленинакана.
Личным осмотром на месте падения самолета комиссия установила:
— по опознавательным знакам, табличкам на агрегатах и снимкам из фотопулемета, самолет-нарушитель является военно-транспортным самолетом ВВС США типа С-130А «Геркулес». <…>;
— на самолете обнаружены обгоревшие и деформированные останки аппаратуры разведки радиотехнических средств <…>;
— на месте падения самолета обнаружены обгоревшие останки 7 человеческих тел. <… > Возможно, что кроме семи установленных трупов были и другие, но полностью сгорели или перемешались с другими <…>» {401}.
Комиссия пришла к следующим выводам:
«1. Самолет ВВС США С-130А, бортовой номер 60528 преднамеренно нарушил государственную границу СССР и производил разведывательный полет над территорией Советского Союза, о чем свидетельствует наличие на борту самолета разведывательной радиотехнической аппаратуры, маршрут самолета вдоль советской границы и его вторжение в пределы Советского Союза, а также наличие приказа на выполнение оперативного задания.
2. Наличие хорошего линейного ориентира — р. Ариа-Чай с каньоном, обозначающей государственную границу, и других хорошо видимых крупных площадных ориентиров и хорошей визуальной видимости в момент нарушения, при наличии на борту самолета современного радионавигационного оборудования полностью исключает непреднамеренное нарушение государственной границы Союза ССР указанным иностранным самолетом.
3. Действие командования 236 иад и 29 ртп ПВО при перехвате иностранного самолета-нарушителя были правильными и соответствовали требованиям приказов по охране воздушных границ Союза ССР» {402}.
После этих двух инцидентов американские самолеты радиотехнической разведки стали действовать более осторожно при полетах вдоль советских границ, но операции У-2 продолжались. Пилоты высотных самолетов-разведчиков все чаще доставляли в ЦРУ и стратегическому авиакомандованию аэрофотоснимки, раскрывавшие высокий темп насыщения советских частей ВВС и ПВО новой боевой техникой и электронным оборудованием. Действительно, в конце 50-х годов на вооружение войск ПВО начали поступать радиолокационные станции П-30, обнаруживающие воздушные цели на высотах свыше 20 километров; с 1959 года авиаполки получили на вооружение высотные перехватчики Т-3 со сверхзвуковой скоростью и потолком свыше 20 километров; в зенитных ракетных войсках появился весьма эффективный ракетный комплекс С-75 с дальностью действия 30 километров и высотой поражения целей — 25 километров при скорости целей до 1500 км/ч.
Решающим этапом необъявленной «воздушной войны» стала весна 1960 года. К этому времени произошел ряд знаменательных событий. В сентябре 1959 года Н. С. Хрущев был с визитом в США. В течение 12 дней он встречался с президентом Д. Эйзехауэром, высшими политическими и государственными деятелями, видными экономистами, высокопоставленными военными, а также с представителями всех слоев американского общества. Визит прошел в атмосфере согласия и дружелюбия. В совместном советско-американском коммюнике, в частности, говорилось: «…Председатель Совета Министров СССР и Президент Соединенных Штатов согласились, что все неурегулированные международные вопросы должны быть решены не путем применения силы, а мирными средствами, путем переговоров» {403}.
В ходе визита Хрущев и Эйзенхауэр имели несколько конфиденциальных бесед с глазу на глаз. Как стало известно впоследствии, они обсуждали состояние советско-китайских отношений, вопрос о Берлине, проблемы взаимного сокращения вооружений. Но Хрущев не затронул ни разу щекотливый вопрос о высотных полетах американских самолетов над территорией СССР. Президент США был приглашен посетить СССР в 1960 году. Улучшение советско-американских отношений сказалось и на общем международном климате: на 16 мая 1960 года было запланировано совещание глав правительств — США, СССР, Англии и Франции. Совещание, как полагали, должно было разрешить многие разногласия между Западом и Востоком.
Казалось, близится разрядка международной напряженности. Но события, происшедшие в апреле — мае, опрокинули надежды мировой общественности. И в центре этих событий оказались разведывательные полеты самолетов У-2.
В начале 1960 года советское правительство объявило, что в СССР создан новый вид вооруженных сил — Ракетные войска стратегического назначения. Это сообщение влило новое вино в старые мехи: высотные разведывательные операции американских спецслужб возобновились. Где развертываются стратегические ракеты СССР? Какие образцы приняты на вооружение? Каковы их боевые возможности и количество? Эти вопросы волновали Пентагон и сводились, в сущности, к одному: насколько ПВО СССР способна противодействовать современной американской стратегической авиации — основы военного могущества США? Дать ответ на этот вопрос должны были новые вторжения У-2 в советское воздушное пространство.
9 апреля 1960 года в 4 часа 47 минут советские РЛС Туркестанского военного округа обнаружили воздушную цель. По первым докладам, цель находилась в воздушном пространстве СССР в 430 километрах южнее города Андижана, на расстоянии 250 километров от советско-афганской границы. Следуя на высоте 19—21 километр, У-2 на скорости 780 км/ч двигался в сторону Семипалатинска. Достигнув Семипалатинского ядерного полигона, самолет-разведчик сделал несколько галсов над ним (наши РЛС устойчиво вели цель); затем пролетел в район озера Балхаш, где находился полигон зенитных ракетных войск — Сары-Шаган, а оттуда проследовал к полигону стратегических ракет — Тюратам и через город Мары ушел в Иран. Весь полет продолжался более 6 часов.
Как же случилось, что нарушитель, находившийся столь длительное время в советском небе, не был уничтожен, хотя, как уже говорилось, и в войсках ПВО, и в ВВС имелись силы и средства, способные сбить этот У-2?
То, что происходило в тот день, напоминало театр абсурда. Когда самолет-нарушитель приближался к Семипалатинску, на аэродроме истребительного авиаполка ПВО, ближайшего к Семипалатинскому полигону, находились два самолета Т-3, оснащенные ракетами «воздух — воздух», и летчики, имевшие некоторый опыт в управлении этими истребителями. Но, для того чтобы осуществить перехват, им необходимо было совершить посадку на другом аэродроме, так как на возвращение на свой аэродром не хватило бы топлива. И такой аэродром был при Семипалатинском полигоне. Но режим секретности не позволял садиться на него летчикам, не имевшим специальных допусков, а пилоты Т-3 В. Назаров и Б. Старовойтов таких допусков не имели. Самолет-нарушитель галсировал над сверхсекретным полигоном, а советские асы ждали результатов переговоров командования Войск ПВО страны с правительством СССР о получении пресловутых допусков. Только в 7 часов по московскому времени было получено разрешение на взлет, но было уже поздно. Когда истребители Т-3 прибыли в район Семипалатинска, У-2 был уже в недосягаемости: он летел к другому секретному объекту — Сары-Шаган. У командования войск ПВО появилась надежда: ведь там, в Сары-Шагане, был развернут новейший зенитный ракетный комплекс С-75, тактико-технические данные которого позволяли поражать цели на такой высоте. Но волей случая У-2 вновь избежал угрозы уничтожения. В тот день не планировались стрельбы, и ракет на позиции не было. А техническая площадка, где они хранились, находилась в 100 километрах от позиции ЗРК. Но и там не оказалось подготовленных к боевому применению ракет. Были приняты экстренные меры, и вскоре оснащенные ракеты уже перебрасывались к боевой позиции, но У-2, закончив фотографирование полигона Сары-Шаган, направлялся к полигону Тюратам. К этому времени в высшую степень боевой готовности были приведены значительные силы ПВО и ВВС. Но воинское счастье не сопутствовало в тот день советским авиаторам. Вражеский разведчик был уже над Тюратамом, и выполнив задачу, уходил через Мары в сторону иранской границы. В ближайшем авиаполку ВВС были истребители Т-3, но летчики не имели опыта полетов на этом самолете, и к тому же не было ракет «воздух — воздух»: они еще не поступили на склад. И все-таки Т-3 старшего лейтенанта Кудели взлетел с ракетами от МИГ-19. Но поскольку У-2 уже находился на значительном расстоянии, управление перехватчиком было передано на командный пункт другой дивизии, где не имели опыта управления высотными самолетами: наведение на цель не состоялось. Другой летчик, капитан Дорошенко, на Т-3 поднялся на высоту 17 500 метров и увидел вражеского разведчика, но… выше себя на 3 километра. Подняться выше летчик, по существу, только-только осваивавший новый самолет, не смог. Так закончился этот полный нелепых и драматических событий день.
Для разбирательства причин неудачных действий войск ПВО по самолету-нарушителю воздушного пространства СССР была назначена комиссия, в состав которой входил и автор этих строк, в то время служивший в Главном штабе Войск ПВО страны. Были вскрыты серьезные недостатки в боевой подготовке и управлении силами и средствами ПВО и ВВС. Помнится, что в ходе разбора событий того дня обнаружились немалые упущения в работе радио — и радиотехнических средств. В частности, радиоразведка в Закавказье вскрыла перелет У-2 и С-130 из Аданы (Турция) в Пешавар (Пакистан) за несколько дней до разведывательного полета, однако эти данные из-за ряда случайностей не были доложены командованию. Поистине рок преследовал нашу ПВО в тот день {404}.
Многие генералы и офицеры получили строгие взыскания. Хрущев был возмущен: реальность опрокинула его неоднократные заявления о высокой степени боевой готовности Советской Армии. В Главном штабе Войск ПВО страны были спрогнозированы вероятные маршруты ожидаемых новых полетов У-2 (автор принимал участие в их разработке). Да, урок 9 апреля был тяжелым. Но он не прошел даром. Выводы, сделанные из неудачи, вскоре привели к успеху. Случилось это через три недели — 1 мая 1960 года. Летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс, которому суждено было совершить роковой для всей программы У-2 полет 1 мая, был одним из наиболее опытных пилотов команды Ричарда Биссела. Он летал на У-2 с 1956 года. Теперь для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции 27 апреля. Было известно, что президент Эйзенхауэр распорядился, чтобы полет был совершен 28 апреля. Однако в связи с плохой погодой в районах предполагаемого маршрута А. Даллес просил президента отложить полет на несколько дней. Тот согласился, но с условием, что задание будет выполняться не позднее 1 мая. Эйзенхауэр не хотел получать каких-либо новых протестов от Советского Союза накануне намеченной на 16 мая «встречи в верхах» в Париже. О том, что самолет У-2 может быть сбит, в Вашингтоне и не помышляли. И президент и его окружение были уверены, что в крайнем случае самолет взорвется, а летчик погибнет.
Но все последние дни апреля погода не улучшалась, а уже приближался последний срок. Пауэрс и его начальники нервничали. Наконец в первый день мая метеоусловия позволили произвести планируемую разведывательную операцию.
До начала Первомайского парада оставались считанные часы, когда юго-восточнее Кировабада Таджикской ССР была обнаружена высотная цель. Это был У-2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. Он имел задание пролететь над территорией СССР на предельной высоте по маршруту: Пешавар (Пакистан), Аральское море, Свердловск, Киров, Плесецк и совершить посадку на аэродроме Буде (Норвегия). Пролетая над пунктами, указанными на специальной карте, летчик должен был включать аппаратуру для аэрофотосъемки и фиксации работы советских РЛС.
…Сигнал тревоги, по которому офицеры Главного штаба Войск ПВО страны должны были прибыть на КП, немедленно был сообщен им по телефону еще до 6 утра. Первые засечки высотной цели, приближавшейся к границе Советского Союза в районе южнее города Душанбе (она летела прямо на север на высоте более 19 километров при скорости 750 км/ч), были получены в 5 часов 36 минут (время московское). Дежурный генерал КП немедленно доложил о нарушении Главнокомандующему Войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, его первому заместителю Маршалу артиллерии Н. Д. Яковлеву, начальнику Главного штаба генералу П. К. Демидову, командующим истребительной авиацией генералу Е. Я. Савицкому и зенитными ракетными войсками генералу К. П. Казакову.
Когда в начале седьмого все командование Войск ПВО страны и мы, офицеры, входившие в боевой расчет, заняли свои рабочие места на Центральном командном пункте (в то время он находился во дворе дома № 3 Министерства обороны на Фрунзенской набережной), обстановка складывалась достаточно нервозная. Не следует забывать, что это было утро Первого мая. В 10.00 на Красной площади должен был начаться парад, а затем демонстрация. Руководство партии, правительства и Советских Вооруженных Сил, включая С. С. Бирюзова, должно было находиться на трибуне Мавзолея.
К 8.00 утра на КП Войск ПВО страны сделан вывод, что маршрут полета пройдет через район Свердловска, далее — к Белому морю, а аэродром посадки, вероятно, будет в Норвегии.
С земли напряженно следят за неизвестным самолетом. Нервы у всех, кто на аэродромах, ракетных позициях, пунктах управления, штабах Войск ПВО страны и ВВС, на пределе. О полете уже доложено министру обороны, членам Политбюро, Н. С. Хрущеву.
Телефонные звонки от министра обороны Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского из Кремля и лично от Н. С. Хрущева следуют один за другим. Тональность их примерно была следующей: «Позор! Страна обеспечила ПВО всем необходимым, а вы дозвуковой самолет сбить не можете…» На это маршал Бирюзов эмоционально парирует: «Если бы я мог стать ракетой, то сам полетел бы и сбил этого проклятого нарушителя…».
Как часто бывает в критические минуты, различные случайности мешают сбить его то на одном, то на другом участке пути. То ракетный дивизион, зону которого он задевает, в этот день не на боевом дежурстве, то маршрут проходит вне пределов зоны обстрела или в таком створе, когда пуск ракеты невозможен. Истребители его вообще не достают. Все необходимые средства радиолокации и радиоразведки включены. Но самолет молчит. По-видимому, он не использует дальней радиосвязи. В связи с подъемом в воздух нескольких пар истребителей и необходимостью расчистить небо от других летательных аппаратов, дается сигнал для посадки на ближайшие аэродромы всех самолетов, не задействованных в борьбе с нарушителем. Это позволяет радиолокационным станциям надежнее вести цель, летящую уже на высоте более 21 километра при скорости 750—800 км/ч.
Хрущев требует любой ценой сбить самолет. Звонки от правительства то и дело раздаются в накаленной атмосфере Центрального командного пункта Войск ПВО страны. Еще бы! В день всенародного праздника, за две недели до Парижского совещания в верхах в небе СССР летит иностранный самолет-разведчик! Хрущев и его окружение расценили это как политическую провокацию. А что такое У-2 — это уже было известно советской разведке.
Между тем американский самолет-разведчик уверенно идет на север: вот он минует Тюратам, летит вдоль Аральского моря, проходит Магнитогорск, Челябинск. Нарушитель мог быть сбит только высотными перехватчиками или зенитными ракетами, но для этого было необходимо, чтобы У-2 пролетел через районы, где такие средства имелись. Пауэрс приближался к Свердловску. С аэродрома Кольцово (Свердловск) на перехват пошел высотный истребитель Т-3, случайно оказавшийся там в ходе перегона самолета с завода в часть. Его пилот капитан Игорь Ментюков не имел компенсирующего высотного костюма, кислородной маски, самолет не был вооружен. Летчик получает задачу сблизиться с нарушителем и таранить его. Риск был огромным, шансы на успех ничтожны. Ведь надо было точно навести скоростной сверхзвуковой истребитель на цель, шедшую на дозвуковой скорости, и совершить это в считанные секунды, так как дольше действовать на предельной высоте Т-3 не мог. Ментюков набрал нужную высоту, но цели не увидел: наведение не состоялось.
Вот как об этом позднее рассказывал сам летчик:
«Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, — а затем спрашиваю о местонахождении цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Личным осмотром на месте падения самолета комиссия установила:
— по опознавательным знакам, табличкам на агрегатах и снимкам из фотопулемета, самолет-нарушитель является военно-транспортным самолетом ВВС США типа С-130А «Геркулес». <…>;
— на самолете обнаружены обгоревшие и деформированные останки аппаратуры разведки радиотехнических средств <…>;
— на месте падения самолета обнаружены обгоревшие останки 7 человеческих тел. <… > Возможно, что кроме семи установленных трупов были и другие, но полностью сгорели или перемешались с другими <…>» {401}.
Комиссия пришла к следующим выводам:
«1. Самолет ВВС США С-130А, бортовой номер 60528 преднамеренно нарушил государственную границу СССР и производил разведывательный полет над территорией Советского Союза, о чем свидетельствует наличие на борту самолета разведывательной радиотехнической аппаратуры, маршрут самолета вдоль советской границы и его вторжение в пределы Советского Союза, а также наличие приказа на выполнение оперативного задания.
2. Наличие хорошего линейного ориентира — р. Ариа-Чай с каньоном, обозначающей государственную границу, и других хорошо видимых крупных площадных ориентиров и хорошей визуальной видимости в момент нарушения, при наличии на борту самолета современного радионавигационного оборудования полностью исключает непреднамеренное нарушение государственной границы Союза ССР указанным иностранным самолетом.
3. Действие командования 236 иад и 29 ртп ПВО при перехвате иностранного самолета-нарушителя были правильными и соответствовали требованиям приказов по охране воздушных границ Союза ССР» {402}.
После этих двух инцидентов американские самолеты радиотехнической разведки стали действовать более осторожно при полетах вдоль советских границ, но операции У-2 продолжались. Пилоты высотных самолетов-разведчиков все чаще доставляли в ЦРУ и стратегическому авиакомандованию аэрофотоснимки, раскрывавшие высокий темп насыщения советских частей ВВС и ПВО новой боевой техникой и электронным оборудованием. Действительно, в конце 50-х годов на вооружение войск ПВО начали поступать радиолокационные станции П-30, обнаруживающие воздушные цели на высотах свыше 20 километров; с 1959 года авиаполки получили на вооружение высотные перехватчики Т-3 со сверхзвуковой скоростью и потолком свыше 20 километров; в зенитных ракетных войсках появился весьма эффективный ракетный комплекс С-75 с дальностью действия 30 километров и высотой поражения целей — 25 километров при скорости целей до 1500 км/ч.
Решающим этапом необъявленной «воздушной войны» стала весна 1960 года. К этому времени произошел ряд знаменательных событий. В сентябре 1959 года Н. С. Хрущев был с визитом в США. В течение 12 дней он встречался с президентом Д. Эйзехауэром, высшими политическими и государственными деятелями, видными экономистами, высокопоставленными военными, а также с представителями всех слоев американского общества. Визит прошел в атмосфере согласия и дружелюбия. В совместном советско-американском коммюнике, в частности, говорилось: «…Председатель Совета Министров СССР и Президент Соединенных Штатов согласились, что все неурегулированные международные вопросы должны быть решены не путем применения силы, а мирными средствами, путем переговоров» {403}.
В ходе визита Хрущев и Эйзенхауэр имели несколько конфиденциальных бесед с глазу на глаз. Как стало известно впоследствии, они обсуждали состояние советско-китайских отношений, вопрос о Берлине, проблемы взаимного сокращения вооружений. Но Хрущев не затронул ни разу щекотливый вопрос о высотных полетах американских самолетов над территорией СССР. Президент США был приглашен посетить СССР в 1960 году. Улучшение советско-американских отношений сказалось и на общем международном климате: на 16 мая 1960 года было запланировано совещание глав правительств — США, СССР, Англии и Франции. Совещание, как полагали, должно было разрешить многие разногласия между Западом и Востоком.
Казалось, близится разрядка международной напряженности. Но события, происшедшие в апреле — мае, опрокинули надежды мировой общественности. И в центре этих событий оказались разведывательные полеты самолетов У-2.
В начале 1960 года советское правительство объявило, что в СССР создан новый вид вооруженных сил — Ракетные войска стратегического назначения. Это сообщение влило новое вино в старые мехи: высотные разведывательные операции американских спецслужб возобновились. Где развертываются стратегические ракеты СССР? Какие образцы приняты на вооружение? Каковы их боевые возможности и количество? Эти вопросы волновали Пентагон и сводились, в сущности, к одному: насколько ПВО СССР способна противодействовать современной американской стратегической авиации — основы военного могущества США? Дать ответ на этот вопрос должны были новые вторжения У-2 в советское воздушное пространство.
9 апреля 1960 года в 4 часа 47 минут советские РЛС Туркестанского военного округа обнаружили воздушную цель. По первым докладам, цель находилась в воздушном пространстве СССР в 430 километрах южнее города Андижана, на расстоянии 250 километров от советско-афганской границы. Следуя на высоте 19—21 километр, У-2 на скорости 780 км/ч двигался в сторону Семипалатинска. Достигнув Семипалатинского ядерного полигона, самолет-разведчик сделал несколько галсов над ним (наши РЛС устойчиво вели цель); затем пролетел в район озера Балхаш, где находился полигон зенитных ракетных войск — Сары-Шаган, а оттуда проследовал к полигону стратегических ракет — Тюратам и через город Мары ушел в Иран. Весь полет продолжался более 6 часов.
Как же случилось, что нарушитель, находившийся столь длительное время в советском небе, не был уничтожен, хотя, как уже говорилось, и в войсках ПВО, и в ВВС имелись силы и средства, способные сбить этот У-2?
То, что происходило в тот день, напоминало театр абсурда. Когда самолет-нарушитель приближался к Семипалатинску, на аэродроме истребительного авиаполка ПВО, ближайшего к Семипалатинскому полигону, находились два самолета Т-3, оснащенные ракетами «воздух — воздух», и летчики, имевшие некоторый опыт в управлении этими истребителями. Но, для того чтобы осуществить перехват, им необходимо было совершить посадку на другом аэродроме, так как на возвращение на свой аэродром не хватило бы топлива. И такой аэродром был при Семипалатинском полигоне. Но режим секретности не позволял садиться на него летчикам, не имевшим специальных допусков, а пилоты Т-3 В. Назаров и Б. Старовойтов таких допусков не имели. Самолет-нарушитель галсировал над сверхсекретным полигоном, а советские асы ждали результатов переговоров командования Войск ПВО страны с правительством СССР о получении пресловутых допусков. Только в 7 часов по московскому времени было получено разрешение на взлет, но было уже поздно. Когда истребители Т-3 прибыли в район Семипалатинска, У-2 был уже в недосягаемости: он летел к другому секретному объекту — Сары-Шаган. У командования войск ПВО появилась надежда: ведь там, в Сары-Шагане, был развернут новейший зенитный ракетный комплекс С-75, тактико-технические данные которого позволяли поражать цели на такой высоте. Но волей случая У-2 вновь избежал угрозы уничтожения. В тот день не планировались стрельбы, и ракет на позиции не было. А техническая площадка, где они хранились, находилась в 100 километрах от позиции ЗРК. Но и там не оказалось подготовленных к боевому применению ракет. Были приняты экстренные меры, и вскоре оснащенные ракеты уже перебрасывались к боевой позиции, но У-2, закончив фотографирование полигона Сары-Шаган, направлялся к полигону Тюратам. К этому времени в высшую степень боевой готовности были приведены значительные силы ПВО и ВВС. Но воинское счастье не сопутствовало в тот день советским авиаторам. Вражеский разведчик был уже над Тюратамом, и выполнив задачу, уходил через Мары в сторону иранской границы. В ближайшем авиаполку ВВС были истребители Т-3, но летчики не имели опыта полетов на этом самолете, и к тому же не было ракет «воздух — воздух»: они еще не поступили на склад. И все-таки Т-3 старшего лейтенанта Кудели взлетел с ракетами от МИГ-19. Но поскольку У-2 уже находился на значительном расстоянии, управление перехватчиком было передано на командный пункт другой дивизии, где не имели опыта управления высотными самолетами: наведение на цель не состоялось. Другой летчик, капитан Дорошенко, на Т-3 поднялся на высоту 17 500 метров и увидел вражеского разведчика, но… выше себя на 3 километра. Подняться выше летчик, по существу, только-только осваивавший новый самолет, не смог. Так закончился этот полный нелепых и драматических событий день.
Для разбирательства причин неудачных действий войск ПВО по самолету-нарушителю воздушного пространства СССР была назначена комиссия, в состав которой входил и автор этих строк, в то время служивший в Главном штабе Войск ПВО страны. Были вскрыты серьезные недостатки в боевой подготовке и управлении силами и средствами ПВО и ВВС. Помнится, что в ходе разбора событий того дня обнаружились немалые упущения в работе радио — и радиотехнических средств. В частности, радиоразведка в Закавказье вскрыла перелет У-2 и С-130 из Аданы (Турция) в Пешавар (Пакистан) за несколько дней до разведывательного полета, однако эти данные из-за ряда случайностей не были доложены командованию. Поистине рок преследовал нашу ПВО в тот день {404}.
Многие генералы и офицеры получили строгие взыскания. Хрущев был возмущен: реальность опрокинула его неоднократные заявления о высокой степени боевой готовности Советской Армии. В Главном штабе Войск ПВО страны были спрогнозированы вероятные маршруты ожидаемых новых полетов У-2 (автор принимал участие в их разработке). Да, урок 9 апреля был тяжелым. Но он не прошел даром. Выводы, сделанные из неудачи, вскоре привели к успеху. Случилось это через три недели — 1 мая 1960 года. Летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс, которому суждено было совершить роковой для всей программы У-2 полет 1 мая, был одним из наиболее опытных пилотов команды Ричарда Биссела. Он летал на У-2 с 1956 года. Теперь для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции 27 апреля. Было известно, что президент Эйзенхауэр распорядился, чтобы полет был совершен 28 апреля. Однако в связи с плохой погодой в районах предполагаемого маршрута А. Даллес просил президента отложить полет на несколько дней. Тот согласился, но с условием, что задание будет выполняться не позднее 1 мая. Эйзенхауэр не хотел получать каких-либо новых протестов от Советского Союза накануне намеченной на 16 мая «встречи в верхах» в Париже. О том, что самолет У-2 может быть сбит, в Вашингтоне и не помышляли. И президент и его окружение были уверены, что в крайнем случае самолет взорвется, а летчик погибнет.
Но все последние дни апреля погода не улучшалась, а уже приближался последний срок. Пауэрс и его начальники нервничали. Наконец в первый день мая метеоусловия позволили произвести планируемую разведывательную операцию.
До начала Первомайского парада оставались считанные часы, когда юго-восточнее Кировабада Таджикской ССР была обнаружена высотная цель. Это был У-2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. Он имел задание пролететь над территорией СССР на предельной высоте по маршруту: Пешавар (Пакистан), Аральское море, Свердловск, Киров, Плесецк и совершить посадку на аэродроме Буде (Норвегия). Пролетая над пунктами, указанными на специальной карте, летчик должен был включать аппаратуру для аэрофотосъемки и фиксации работы советских РЛС.
…Сигнал тревоги, по которому офицеры Главного штаба Войск ПВО страны должны были прибыть на КП, немедленно был сообщен им по телефону еще до 6 утра. Первые засечки высотной цели, приближавшейся к границе Советского Союза в районе южнее города Душанбе (она летела прямо на север на высоте более 19 километров при скорости 750 км/ч), были получены в 5 часов 36 минут (время московское). Дежурный генерал КП немедленно доложил о нарушении Главнокомандующему Войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, его первому заместителю Маршалу артиллерии Н. Д. Яковлеву, начальнику Главного штаба генералу П. К. Демидову, командующим истребительной авиацией генералу Е. Я. Савицкому и зенитными ракетными войсками генералу К. П. Казакову.
Когда в начале седьмого все командование Войск ПВО страны и мы, офицеры, входившие в боевой расчет, заняли свои рабочие места на Центральном командном пункте (в то время он находился во дворе дома № 3 Министерства обороны на Фрунзенской набережной), обстановка складывалась достаточно нервозная. Не следует забывать, что это было утро Первого мая. В 10.00 на Красной площади должен был начаться парад, а затем демонстрация. Руководство партии, правительства и Советских Вооруженных Сил, включая С. С. Бирюзова, должно было находиться на трибуне Мавзолея.
К 8.00 утра на КП Войск ПВО страны сделан вывод, что маршрут полета пройдет через район Свердловска, далее — к Белому морю, а аэродром посадки, вероятно, будет в Норвегии.
С земли напряженно следят за неизвестным самолетом. Нервы у всех, кто на аэродромах, ракетных позициях, пунктах управления, штабах Войск ПВО страны и ВВС, на пределе. О полете уже доложено министру обороны, членам Политбюро, Н. С. Хрущеву.
Телефонные звонки от министра обороны Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского из Кремля и лично от Н. С. Хрущева следуют один за другим. Тональность их примерно была следующей: «Позор! Страна обеспечила ПВО всем необходимым, а вы дозвуковой самолет сбить не можете…» На это маршал Бирюзов эмоционально парирует: «Если бы я мог стать ракетой, то сам полетел бы и сбил этого проклятого нарушителя…».
Как часто бывает в критические минуты, различные случайности мешают сбить его то на одном, то на другом участке пути. То ракетный дивизион, зону которого он задевает, в этот день не на боевом дежурстве, то маршрут проходит вне пределов зоны обстрела или в таком створе, когда пуск ракеты невозможен. Истребители его вообще не достают. Все необходимые средства радиолокации и радиоразведки включены. Но самолет молчит. По-видимому, он не использует дальней радиосвязи. В связи с подъемом в воздух нескольких пар истребителей и необходимостью расчистить небо от других летательных аппаратов, дается сигнал для посадки на ближайшие аэродромы всех самолетов, не задействованных в борьбе с нарушителем. Это позволяет радиолокационным станциям надежнее вести цель, летящую уже на высоте более 21 километра при скорости 750—800 км/ч.
Хрущев требует любой ценой сбить самолет. Звонки от правительства то и дело раздаются в накаленной атмосфере Центрального командного пункта Войск ПВО страны. Еще бы! В день всенародного праздника, за две недели до Парижского совещания в верхах в небе СССР летит иностранный самолет-разведчик! Хрущев и его окружение расценили это как политическую провокацию. А что такое У-2 — это уже было известно советской разведке.
Между тем американский самолет-разведчик уверенно идет на север: вот он минует Тюратам, летит вдоль Аральского моря, проходит Магнитогорск, Челябинск. Нарушитель мог быть сбит только высотными перехватчиками или зенитными ракетами, но для этого было необходимо, чтобы У-2 пролетел через районы, где такие средства имелись. Пауэрс приближался к Свердловску. С аэродрома Кольцово (Свердловск) на перехват пошел высотный истребитель Т-3, случайно оказавшийся там в ходе перегона самолета с завода в часть. Его пилот капитан Игорь Ментюков не имел компенсирующего высотного костюма, кислородной маски, самолет не был вооружен. Летчик получает задачу сблизиться с нарушителем и таранить его. Риск был огромным, шансы на успех ничтожны. Ведь надо было точно навести скоростной сверхзвуковой истребитель на цель, шедшую на дозвуковой скорости, и совершить это в считанные секунды, так как дольше действовать на предельной высоте Т-3 не мог. Ментюков набрал нужную высоту, но цели не увидел: наведение не состоялось.
Вот как об этом позднее рассказывал сам летчик:
«Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, — а затем спрашиваю о местонахождении цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54