— Трусливые собаки! — презрительно бросил лейтенант. — Черная Борода, гнусный пес, ты будешь со мной драться, или я немедленно прострелю тебе башку!
Тич со своим обычным обезоруживающим спокойствием, которое всегда овладевало им в минуты смертельной опасности, медленно растянул губы в улыбке:
— Конечно же, я буду драться, мой юный петушок!
Мэйнард указал пистолетом в сторону несчастных пленниц:
— Сперва освободи этих девушек! Отпусти их!
Тич добродушно кивнул. Его люди, которые не раз уже были свидетелями, как он выходит из подобных положений, с невозмутимыми лицами окружили стол. Тич протянул руки к ближайшей из сестер и осторожно помог ей сойти. Когда ее ноги коснулись пола, он обхватил ее, визжащую и отбивающуюся, поперек талии и прижал к себе.
— Ну, а теперь стреляй в меня, петушок! — хихикнул он. — Ты думал, что мы пожертвуем нашей забавой ради такого желторотого птенца? Может, ты меня и узнал, парень, — но, клянусь Сатаной, ты меня еще не знаешь! Выбирай одно из двух: либо ты сейчас же отбросишь в сторону свои хлопушки, либо получишь возможность полюбоваться свеженькими внутренностями этой девчонки! Ну?..
Мэйнард, поколебавшись, уронил пистолеты.
«Поторопился, дурак! — в сердцах выругался он про себя. — Будь у меня хоть крупица разума, я бы их всех мог держать в руках!».
Тич отпустил всхлипывающую девицу.
— Ну, парень, — спокойно сказал он, — я вижу, что ты не трус. И я дам тебе честный шанс. Это милость, которую мы иногда оказываем таким, как ты — большей частью для нашего собственного развлечения, ха-ха!
По лицу Тича расплылась широкая усмешка:
— Ты можешь выбрать трех из моих людей — любых, по одному за раз. Если свалишь их всех, сможешь уйти отсюда в целости и сохранности, — может, и без штанов, но зато живым!
Мэйнард пожал плечами:
— Значит, ты просто боишься, если посылаешь своих псов драться со мной вместо себя!
В ответ Тич лишь усмехнулся и покачал головой. По усмешкам других пиратов Мэйнард видел, что если они в чем и могли сомневаться, то только не в личном мужестве своего капитана. Он сделал последнюю попытку:
— Если я уложу троих твоих негодяев, Черная Борода, — ты будешь драться со мной?
— Может, буду, — ответил пиратский предводитель. — А может, и нет. Сегодня день моей свадьбы, парень, так что мне следует избегать драк, чтобы сэкономить силы для предстоящего поединка!
Когда утихли рев и хохот, возникшие в ответ на это замечание, канонир Фрейтас, мулат, чье плотное коренастое тело было сплошь покрыто пучками жестких курчавых волос, деловито поплевал на руки. Сжав рукоять своего огромного палаша, он возбужденно засопел, широко раздувая ноздри короткого приплюснутого носа, и бросился на Мэйнарда. Лейтенант спокойно принял яростный, рубящий сплеча удар на конец своей шпаги, пропустил лезвие палаша по всей ее длине и легко отвел удар в сторону. Когда палаш Фрейтаса со свистом пронесся мимо и с треском врезался в пол, шпага Мэйнарда, словно спущенная тугая пружина, снова мелькнула в воздухе и глубоко вонзилась в подреберье мулата. Фрейтас упал, выкашливая из легких кровавую пену, и спустя мгновение был мертв.
Мэйнард был немало озадачен неожиданной реакцией со стороны окружавших его пиратов. Они восприняли смерть своего товарища оживленными возгласами одобрения, словно присутствовали при невинной забаве. И не прошло и секунды короткого замешательства, как на открытое место, самоуверенно улыбаясь, выскочил другой пират. Это был любитель отчаянных сабельных драк, убежденный в собственной ловкости и неуязвимости, на что он в обычных условиях имел несомненные основания. Однако сейчас опьянение явственно чувствовалось во взгляде его полуприщуренных глаз. Нанося удары и парируя их, мягкими кошачьими шагами кружа вокруг Мэйнарда, он вскоре начал тяжело дышать; обнаженная грудь его покрылась потом, вздымаясь, словно кузнечные меха. Наконец, он совершил пьяную ошибку, сделав слишком длинный выпад, и Мэйнард убил его.
Зубы Мэйнарда были оскалены в страшной гримасе. Больное колено причиняло ему невыносимые страдания. Он получил несколько незначительных порезов и тоже был покрыт кровью.
— Ого! — с заинтересованным любопытством воскликнул Тич. Он был похож на мальчишку, которому подарили шкатулку с секретом, и который с пристальным вниманием разглядывает ее, пытаясь отыскать скрытую защелку. — Ну-ка, Козел, пощупай его своей длинной рапирой!
Пират по кличке «Козел» был старшим марсовым на «Мщении». Это был маленький кривоногий человечек с клочком жиденькой бороденки на подбородке, но чрезвычайно живой, гибкий и подвижный. Корсиканец по происхождению, он держал типично корсиканскую стойку «длинного ножа»— полупригнувшись, широко расставив согнутые в коленях ноги и раскинув руки. Его свирепое загорелое сморщенное личико находилось на уровне рукоятки рапиры. Все его тело было устремлено вперед, и Мэйнард вскоре начал ловить ртом воздух. На его рубашке появилась свежая кровь, отмечая те места, где острие рапиры коснулось его груди. Это зрелище и увидела Анна, спускаясь по лестнице после ванны.
Мэйнард, хромая все заметнее, при виде ее оступился и неудачно парировал удар, так что рапира маленького корсиканца насквозь пронзила его бедро. Но поскольку это была хромая нога лейтенанта, и он не полностью опирался на нее, то ему удалось сохранить равновесие и сделать ответный выпад, который попал в цель. Козел упал с хриплым стоном, и шпага Мэйнарда, вырванная из его руки тяжестью падающего тела, отлетела в сторону по навощенному полу. Один из пиратов поддал ее ногой, отбросив подальше, и Тич ее подобрал.
Он смеялся, вполне довольный зрелищем, которое стоило ему трех его лучших людей. Однако теперь он нахмурился:
— Э, да это никак офицерская шпага? — произнес он. — Клянусь Сатаной, я почти догадывался об этом! Так ты, значит, щеголь с квартердека?
— Я первый лейтенант военного флота его величества, — с достоинством ответил Мэйнард. «Черт побери! — думал он, с трудом превозмогая отвратительную тошнотворную слабость. — Что за гнусное невезение! Надо же ей было явиться как раз во-время, чтобы увидеть, как я убиваю карлика!».
Анна стояла, держась обеими руками за горло, где поблескивало завоеванное ею ожерелье. Она тоже чувствовала тошноту, видя, как сочатся кровью раны Мэйнарда; но вместе с тем она видела также маленькую мягкую ямочку на его крутом подбородке, высокую загорелую шею на мужественных плечах, почти таких же широких, как у Черной Бороды. Ей казалось, что весь пол вокруг усеян мертвыми мужчинами, и кровь внезапно снова приобрела для нее свой истинный трагический смысл.
Тич, казалось, не обратил никакого внимания на появление Анны. Незаметным движением он раздавил под столом стеклянный фужер для вина, зачерпнул пригоршню мелких острых осколков и украдкой затолкал их в ствол пистолета, приготовленного для «припудривания черной пудрой». Он заталкивал большим пальцем в ствол очередной осколок, когда Анна бросилась к нему и положила руку ему на плечо.
— Прошу вас! — взмолилась она. — Не убивайте его!
— Э? — Тич даже вздрогнул от такой необычной просьбы. Он снизу вверх посмотрел на Анну: — А что, разве он приглянулся тебе? Если бы я подумал, что это так, то сразу перерезал бы ему…
— Нет, нет! — поспешно перебила его Анна. — Это только… Я уже довольно насмотрелась на всякие убийства — трупы, кровь, пистолеты, ножи… Я… я устала… и боюсь, что сегодня ночью увижу мертвецов во сне!
Тичу показалось, что он понял.
— А ведь и верно, — согласился он. — Сегодня неподходящая ночь, чтобы видеть мертвецов! Ведь сегодня твоя брачная ночь, не так ли, козочка?
Глаза Анны в испуге расширились, когда она вспомнила, что ее ожидает сегодня ночью.
— Пожалуйста… — пробормотала она. — Если уж я решила выйти за вас замуж, то не хочу представлять вас в роли убийцы!
— А ты за это поцелуешь меня покрепче, правда?
— О да! — торопливо кивнула Анна, готовая сейчас пообещать все, что угодно, лишь бы спасти лейтенанта.
Тич осклабился в довольной улыбке:
— Ну что ж, девочка, твое желание для меня главное, потому что будь я проклят, если хочу, чтобы ты полночи хныкала у меня под ухом! Так что мы с тобой заключим честный договор: ты будешь сегодня со мной мила и приветлива, как если бы я был самым красивым мужчиной из всех, кого ты знала, а я за это обязуюсь сегодня никого больше не убивать. По рукам?
Глаза Анны засветились благодарностью, и она согласно кивнула.
Тич громко захохотал густым самодовольным смехом деревенского острослова, которому удалось отмочить очередную сомнительную шутку.
— Ну что, здорово я напугал тебя, верно? — наклонившись, проговорил он ей на ухо. — А ведь стрелялка-то пустая! Я только собирался поддразнить ею этого парня!
Мэйнард, закрыв глаза от усталости и боли, опустился на здоровое колено. Он едва соображал, где он и что с ним. С трудом придя в себя при очередном взрыве хохота, он сквозь кровавый туман увидел девушку, стоявшую рядом с Чернобородым; ее рука была в ладони разбойника, а лицо обращено к уродливой физиономии бандита. Мэйнард мог бы поклясться, что заметил нечто вроде мягкой благосклонности в ее взоре. К такому головорезу! Собрав остатки сил, он поднялся на ноги и встал, пошатываясь и придерживаясь рукой за спинку стула.
Тич с пистолетом в руке шагнул к нему.
— Я хочу, чтобы ты передал кое-что от меня старому Грогу, мой нежный юный красавчик, — проговорил он, скаля зубы. Мэйнард удивился тому, что пирату известна кличка главнокомандующего английским военным флотом в Вест-Индии.
— Ты имеешь в виду коммодора Вернона? — устало спросил он.
— Ну да, а как же! Старый дружище, добряк Грог Вернон! Скажи ему, что это я третьего дня потопил его военный корабль «Скарборо»! Скажи ему, что это сделал капитан Тич, потому что я не хочу, чтобы другие посягали на эту честь!
— Я не передаю сообщений от бандитов, — сказал Мэйнард. Он ожидал взрыва ярости, но Тич не шевельнул ни одним мускулом. После молчаливого обмена взглядами, полными взаимной ненависти, Тич сделал пистолетом жест, разрешающий лейтенанту удалиться.
— Как хочешь… — процедил он сквозь зубы. Мэйнард молча повернулся и, стараясь не упасть, хромая, медленно пошел прочь из зала. Выстрел из пистолета, нацеленного пониже спины, стегнул его, как удар бича.
— И все же ты передашь ему мое сообщение! — визгливо захохотал Тич. — Скажешь ему: вот что думает капитан Черная Борода об английском военном флоте!
Анна ахнула, когда раздался пистолетный выстрел. Однако видя, что Мэйнард все еще стоит, она убедилась, что Тич не нарушил своего обещания. Анна не видела многочисленных болезненных, хотя и поверхностных ранений, которые причинили ему осколки стекла, но когда Мэйнард, из последних сил цепляясь за лестничные перила, полуползком, медленно и мужественно ретировался, она с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на помощь. Она отлично сознавала, что ради него самого не должна этого делать, и скрепя сердце, осталась в зале.
Анна заставила себя сесть за стол, на свободное место, оставленное для нее рядом со стулом Тича. Руки ее дрожали, и она крепко сцепила пальцы, чтобы унять эту дрожь. Тич по-своему сдержал свое обещание, и теперь ей приходилось держать свое. Призвав на помощь все свое самообладание, Анна потянулась к фужеру, наполненному аракой; руки ее все еще дрожали.
Убитые пираты так и оставались лежать на полу, неприкосновенные по пиратским законам до тех пор, пока их товарищи по корабельной койке не соблаговолят подобрать их оружие и личные вещи. Это являлось незыблемым и неотъемлемым правом оставшихся в живых.
Тич и его люди, крича и жестикулируя, оживленно обсуждали события, свидетелями которых они только что были, с хохотом и ужимками изображая мучительное смущение Мэйнарда, получившего достойный урок приличных манер от их находчивого капитана. Анна отпила глоток из фужера и отломила кусочек медового пряника, пытаясь настроить себя на общее веселье.
— Ого-го! — весело гоготал Тич. — Вот это свадьба, так свадьба! Эту-то я надолго запомню!
— Постой, постой, — возразил Израэль Хендс. — Ведь свадьбы-то еще не было! Какая же свадьба без венчания? Скоро станет чертовски темно, а свадебные блюда на камбузе уже давно перепрели! Это нечестно с Твоей стороны, капитан, и это совсем на тебя не похоже!
— Тринадцать акул тебе в глотку! — заорал Тич. — Так что же ты сидишь здесь, Иззи, и лаешь, как пес на причальную тумбу? Тащи сюда поскорее какого-нибудь Святого Джона, и мы быстренько обтяпаем это дельце!
— Да где же его взять-то, священника? — с пьяной озабоченностью заморгал Израэль Хендс. — Ведь здесь, на Сен-Китсе, все сплошь ирландские католики. Это всякий знает!
— Так тащи пастора, черт побери! На худой конец, и он сгодится!
— К-хм… — смущенно прокашлялся Гиббонс. — Пастора тоже нет, капитан… Пришлось пристрелить его нынче утром. Уж очень он несговорчивым оказался, капитан! Ни за что не хотел стать заложником. Проклял мои глаза по всем правилам, и ни на йоту не уступил! Да и других подбивал сопротивляться…
— Как! — в искреннем замешательстве закричал Тич. — Ты, олух царя небесного, застрелил единственного Святого Джона на этом проклятом острове, чертовски хорошо зная, что я прибыл сюда жениться! О, боже!..
Он в отчаянии охватил лицо руками.
Наступило долгое томительное молчание. Израэль Хондс со своей обычной предусмотрительностью встал из-за стола, где теперь могло случиться все что угодно, и незаметно выскользнул на веранду.
— Эй, капитан! — закричал он оттуда. — Какой-то шлюп появился в заливе! Он как раз спускает паруса… — Хендс прищурил глаза, зоркие, как у коршуна, несмотря на его начинающие седеть волосы: — Это тот самый шлюп, с борта которого мы сняли костоправа на траверзе Антигуа, капитан!
— Тот самый, на котором вы нас нашли? — вздрогнула Анна. Хендс, вернувшись к столу, пожал плечами. Девица, по его мнению, не значила ровно ничего, и поэтому не стоила даже упоминания.
— Но… это же корабль майора Боннета! — вскрикнула Анна.
Действительно, это был «Ройял Джеймс», одномачтовый шлюп майора Боннета. Незадачливый майор, вне себя от злости, направлялся к Сен-Китсу, чтобы запастись провиантом и водой. Пираты, побывав у него на борту, лишили его не только его несчастных пленников. Все его лучшие вина и припасы исчезли тоже. Боннет придавал слишком большое значение личному комфорту, чтобы предпринимать рейс на Барбадос, не имея в перспективе ничего лучшего, чем делить со своей командой гнилую воду и вонючую солонину из бочонков.
Увидев, что сорокапушечный барк Тича, с черным флагом, неподвижно свисавшим с верхушки мачты, уже обосновался в Сен-Китсской гавани, майор Боннет на минуту подумал, что было бы, пожалуй, более благоразумным лечь на обратный курс и убраться отсюда по добру, по здорову. Но его злополучная обида превысила благоразумие.
— Проклятье! — визгливо выругался он сквозь зубы. — Эти бандиты уже обчистили меня до нитки. Больше они все равно взять ничего не смогут. Становись на якорь! Убрать паруса! Шлюпку мне! Я еду на берег…
— Что? — встрепенулся Тич, внезапно воспламенившись какой-то новой идеей. Как и все экзальтированные натуры, разочаровавшись в возможности осуществления одной забавы, он мгновенно забыл о ней, тут же ухватившись за другую, более реальную. Израэль Хендс во-время переключил его внимание, подсунув ему новую игрушку; впрочем, он не был бы Израэлем Хендсом, если бы не изучил до тонкостей особенности характера своего капитана.
— Эй, Израэль! — закричал Тич. — Тащи-ка сюда этого майора, чтоб его черти взяли! Скажи ему, чтобы он убрал свой груз с этого шлюпа. Я собираюсь нанять его!
Шлюп майора Боннета. «Ройял Джеймс», был великолепным судном. Он был специально построен для того, чтобы служить приватиром, и киль его был заложен в последние месяцы войны. Но мир был заключен еще до того, как его успели построить, и шлюп до сих пор так и не смог выполнить своего предназначения. Судно было рассчитано на скорость, на умелое обращение, а также на мелководье Карибских бухточек и заливов. Снабженное высокими бульварками, оно было очень удобно для морского грабежа, так как за ними легко можно было скрыть и пушки, и людей. Теперь, когда «Скарборо» больше не тревожил капитана Тича, охотясь за ним по всему Карибскому морю, пиратский вожак решил, что может спокойно вернуться на некоторое время к использованию более маневренного и легко вооруженного судна, что в условиях Карибского архипелага, изобиловавшего множеством узких проливов и лагун, давало немалые преимущества.
— Нанять?.. — недоумевая, повторил Хендс, изумленно уставясь на Черную Бороду.
— Ну да, скажи ему, что я собираюсь использовать судно в качестве приватира, и выделю ему его долю в призах, как хозяину корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34