Он наконец узнал, какой из входов в лабиринт ведет в покои Энрики. Тут он решил, что если не может обладать ею живой, то, по крайней мере, умертвит своей собственной рукой ту, которая его так презирала. Также должен умереть и тот ненавистный, который назывался его братом и был окружен всевозможным счастьем.
Настал день боя быков. Аццо нанял ложу, чтобы сделать сюрприз своей прекрасной пленнице, не подозревая, что там может произойти новая встреча. Энрика же с радостью поехала на представление, потому что внутренний голос говорил ей, что она опять найдет там свое счастье.
Потому глаза ее блуждали по сторонам огромного пространства, наполненного народом. Вдруг она увидела того, кого так долго искала, и у нее вырвался радостный крик. Душу ее объяло блаженство, в ней появились новые надежды. Ей хотелось тотчас же побежать к своему Франциско, от которого она когда-то слышала самые горячие клятвы, ей хотелось поскорее прижать его к своему переполненному сердцу.
Но она должна была перебороть в себе ужасное нетерпение и беспокойство, потому что Аццо сказал, что Франциско не сможет оставить ложу королевы раньше конца представления.
Наконец, все поднялись, и тут Аццо не мог уже более удержать Энрику, которая через толпу прокладывала себе путь. Он с трудом следовал за ней. Наконец Франциско очутился перед ней, она даже могла рассмотреть его, и все-таки их разлучили.
Она опечалилась от горя, но Аццо ее обнадежил уверением, что Франциско теперь не замедлит ее отыскать. Когда же они вернулись во дворец, он опять запер свою возлюбленную в золотую клетку, пообещав отправиться в замок, чтобы сказать Франциско о местопребывании Энрики. В его же душе возникло намерение сразиться с соперником и тем навсегда положить конец борьбе за прекрасную женщину.
Настал вечер. Энрика была тронута добротою Аццо, не подозревая о его намерении вызвать Франциско на бой, и стала у окна, ожидая с нетерпением того чудного мгновения, когда опять увидится со своим возлюбленным. Вдруг она взглянула вниз на улицу, освещенную бледным светом луны, и увидела двух мужчин, закутанных в плащи, один из которых смотрел вверх на нее.
— Мой Франциско, — это он! — радостно вскрикнула она.
Он протянул к ней руки, он нашел ее, значит он еще любит ее.
Еще одна минута и она могла бы успокоиться в его объятиях после такой долгой и ужасной разлуки.
Не сказав никому ни слова, она потихоньку вышла из своих покоев. Объятая смертельным страхом, бросалась она из одного прохода в другой, по которым Аццо водил ее всегда в темноте.
Она остановилась, стараясь припомнить, по какому направлению она постоянно ходила, должно быть, по этому, вот коридор, тот самый, по которому ее вел Аццо. Она поспешила пойти по нему, чтобы дойти до лестницы, но напрасно! В окружавшей ее темноте она не могла узнать, что находится в лабиринте, и через залы и проходы возвращалась все к одному и тому же месту.
Наконец, душевная тоска и смертельный ужас овладели ею: Франциско, должно быть, уже давно во дворце и отыскивает ее, так же как она его. Крупные капли пота струились по ее лбу, сердце ее сильно билось. Она со страхом поняла, что бессильна найти своего Франциско.
Еще раз бросилась она отыскивать в темноте скрытый выход из этого ужасного лабиринта. Страстное желание достигнуть цели дало ей силы.
— Я должна найти тебя, мой Франциско, хотя бы я при этом провалилась сквозь землю, — воскликнула она и пошла в противоположном направлении. Вдруг она схватилась за дверь, тихо вертящуюся. У нее вырвался радостный крик — наконец она достигла скрытого выхода. Она осторожно прошла через дверь и, ощупывая стену руками, стала пробираться потихоньку вдоль нее.
Непроницаемая темнота окружала ее.
Она благодарила Бога, когда наконец достигла первой ступени лестницы, ведущей в нижние помещения, в которых она должна была найти своего Франциско. Левой рукой придерживалась она стены, правую же вытянула далеко перед собою, чтобы, сходя с лестницы, предохранить себя от ушиба.
Сердце ее сильно и громко билось. Она уже достигла излома темной лестницы, как вдруг леденящий трепет пробежал по ее членам, — рука ее, протянутая в темноте, наткнулась на чью-то голову.
Энрика переживала ужасные минуты. Сначала она думала, что ошибается, потому что никто не мог проникнуть в лабиринт ее дворца, но вскоре в ней исчезло всякое сомнение, рука ее действительно лежала на человеческой голове. Она стояла, не смея шевельнуться.
Страшное мгновение тянулось бесконечно. Она чувствовала в темноте, что против нее сидит скорчившись невидимый, сгорбленный враг.
Неужели Аццо караулит ее здесь?
Этого не могло быть, он не стал бы в своем дворце сидеть скорчившись в углу.
— Ты ли это, прекрасная голубка? — шепнул вдруг какой-то голос, который ошеломил Энрику и привел ее в ужас. Она даже не могла придумать возможности такой встречи. Ей казалось, что ее мучит страшный сон. Но голова под ее рукой зашевелилась и поднялась. Энрика чувствовала только, что она теряет рассудок и что все члены ее дрожат.
— Жозэ! — шепнули ее оцепеневшие губы, и она в темноте упала без чувств на руки своего страшного преследователя.
— Так наконец-то ты моя, белая— голубка, вполне моя! О, ты ведь знаешь, как я желал тобою обладать.
В эту самую минуту раздались шаги. Жозэ остолбенел со своей ношей на руках. Он ясно слышал, как кто-то приближался по проходу к лестнице.
— Кто шептался тут? — спросил голос снизу. Жозэ задумался над тем, что ему делать. Он должен
был непременно знать, кто этот проклятый нарушитель его блаженного часа. Он заскрежетал зубами и уже собрался идти навстречу к приближавшемуся, как тот выдернул шпагу и закричал:
— Я требую ответа, кто шептался тут?
Лицо Жозэ передернула адская улыбка. Он не ошибся — это был его брат.
— Какое право имеешь ты что-либо спрашивать здесь, мальчишка? — воскликнул он, опуская Энрику на площадку лестницы, и с удивительной ловкостью выдернул свою шпагу и, не теряя ни секунды, напал на своего врага. — Вот тебе ответ, он тебя удовлетворит!
Хотя Франциско Серрано и отпарировал в темноте удары своего страшного брата, закрывая себе голову, однако ужас его был так велик, что ему необходимо было опомниться.
— Что за привидение, взявшее на себя оболочку и голос Жозэ? — воскликнул наконец Франциско.
— Я Жозэ Серрано! Защищайся или твой последний час настал, один из нас должен умереть!
Франциско невольно пробормотал молитву. Он, никогда не веривший в призраки и привидения, почти онемел от ужаса, когда в темноте на него напал умерший Жозэ.
— Так ты сам бессмертный сатана! — прошептал он и ловко стал отражать удары своего врага.
Шпаги звенели. Бой все приближался по темному проходу к вертящейся двери, удар за ударом сыпался с неистовой быстротой. Жозэ промычал проклятие.
— Ах, мошенник, ты меня чуть не убил! У тебя есть навык, но ты забываешь, что сражаешься со слабым! — воскликнул Жозэ, хрипло смеясь.
Оба толкали друг друга к свету, то один был около двери, то другой. Наконец Жозэ проскользнул через нее в более светлый проход. Он непременно хотел добраться до ротонды. Франциско последовал за ним, шпаги свистали, удары были наносимы и отражаемы с одинаковой ловкостью, пока они, продолжая бой, не дошли до ротонды.
— Сюда хотел я тебя довести, брат! — промычал Жозэ глухим голосом. — Теперь прими от меня долг!
С быстротою молнии и таким ловким ударом, какой только употребляют мошенники для того, чтобы ранить сильнейшего противника, он поразил своего врага в непокрытую голову. Франциско зашатался. Он хотел отплатить мошеннику, но рука его вместе со шпагою тяжело опустилась. Жозэ же в это самое время с ловкостью кошки побежал назад к вертящейся двери. С торжествующей улыбкой на бледном и искаженном страстями лице, подошел он к лестнице и нагнулся, чтобы взять Энрику. Жозэ произнес отвратительное проклятие — Энрика исчезла!
Распаленный гневом, но боясь все-таки, чтобы его не поймали, он пробежал через ротонду на улицу.
Прим увидел его, бежавшего с блестящей шпагой в руке. Объятый страхом, вошел он в ротонду, там между колоннами лежал Франциско Серрано, истекая кровью, бежавшей из его раны на голове.
— О Боже! Мое предчувствие! Что случилось, мой Франциско?
Раненый пришел немного в себя.
— Где этот дьявол Жозэ? Он меня чуть не убил. Прим посмотрел с удивлением и заботою в глаза своему другу.
— Ты должен на меня опереться, — проговорил он, подымая Франциско, потом прибавил потише, — он в лихорадочном бреду.
С большим трудом вытащил он из дворца истекавшего кровью, почти бесчувственного Франциско и едва нашел фиакр, чтобы свезти его в замок. К счастью, никто их не встретил.
Прим перенес Франциско на постель и оставался при нем, пока он, наконец, не заснул, хотя и беспокойно, так как во сне все говорил про Жозэ.
Наступила уже ночь, как вдруг королева послала за главнокомандующим, желая ему передать что-то важное.
Адъютант принес удивленной королеве таинственное известие о том, что герцог де ла Торре ранен.
— Но ведь господин герцог не вернулся же в последние четыре часа в Бургос? — сказала королева колким тоном, который выдавал ее волнение и опасения. — Я, право, в затруднении, какой орден дать храброму герцогу.
ПРОРОЧЕСТВО МОНАХИНИ
Водном из флигелей замка, имеющем прямое сообщение с покоями королевы, жила с недавних пор одна благочестивая и даже, по уверениям отца Фульдженчио, удивительно вдохновенная монахиня, которая благодаря этому и удостоилась милости королевы.
Патер имел большое влияние на королеву, так что вследствие его ходатайства и склонности самой Изабеллы верить во все неземное, последняя отыскала монахиню, одержимую чудесным недугом, как называли тогда ясновидение, и предложила ей помещение в своем замке. Появление монахини Рафаэли дель Патрочинио произвело на нее хотя и своеобразное, но все-таки выгодное для иезуитов впечатление.
В придворных кружках рассказывали, что в определенные ночи неодолимая сила повергала эту монахиню ниц и тогда она могла давать чудесные ответы на самые таинственные вопросы, что она была одержима сомнамбулизмом и в этом состоянии видела будущее.
Этот рассказ, конечно, передавался друг другу под строгим секретом и тем скорее сделался всем известен.
Королева также скоро узнала его. В ту самую ночь, когда так неожиданно был ранен Франциско Серрано, благочестивый отец Фульдженчио пришел к королеве с известием, что достойная сожаления монахиня Патрочинио погружена в свой магнетический сон. Это случилось как нельзя более кстати.
Но никто не должен был об этом знать и потому Изабелла, набросив на голову и плечи густую вуаль, без провожатого последовала за отцом Фульдженчио к флигелю замка.
— Позвольте вас предупредить, ваше величество, чтобы, несмотря на ваше великое благочестие, вы не испугались при виде тяжело испытываемой сестры, — шепнул патер королеве.
— Так она, бедная, действительно страдает?
— И очень сильно, ваше величество. Болезнь эта неизлечима и постоянно повторяется через известный промежуток времени, истощая душу. Монахиня очень часто предсказывает с удивительной точностью день и час, в который она снова впадает в свой сон.
— Я очень жалею благочестивую сестру и считаю своим долгом заботиться о средствах, могущих облегчить ее страдания и принести ей пользу. Только мне кажется, что ее наружность говорит о силе и здоровье.
— Это именно и есть, ваше величество, чудесный признак ее состояния, тело процветает, между тем как душа томится! Позвольте мне, ваше величество, быть проводником вашим, — шепнул патер, и, проскользнув на цыпочках вперед, вошел в слабо освещенную комнату, которую темно-синий ковер делал еще более мрачной.
Посреди комнаты на постели, не шевеля ни одним членом, лежала монахиня Патрочинио. Руки ее были стиснуты и лежали вдоль тела, вытянутого как мертвое. Бледное как мрамор красивое лицо покоилось на белой шелковой подушке, по которой рассыпаны были длинные черные волосы. Немного открытые губы показывали кончики прекрасных зубов. Дыхания же не было слышно. Грудь ее не опускалась и не подымалась, и она так походила на мертвую, что Изабелла, которую патер подвел к постели монахини, при первом взгляде на нее, с ужасом отвернулась.
Наконец, преодолев страх, подошла она к монахине, спавшей мертвым сном. Глаза последней были полуоткрыты, выражение их было восторженное, и неземной их взгляд сделался еще страшнее, когда монахиня почувствовала, что к ней подошли.
— Сестра Рафаэла дель Патрочинио, — начал отец Фульдженчио, сложив руки и став к ногам неподвижно лежавшей монахини, — видишь ли ты нашу великую королеву?
— Я вижу не только королеву, стоящую у моего изголовья, но и всех близких ей, — начала монахиня монотонным голосом, — я вижу короля, преклонившего колени в своей спальне. Я вижу королеву-мать, отворяющую в эту минуту потаенную дверь, через которую должен прийти к ней герцог дель Рианцарес. Я вижу герцога де ла Торре, только что раненого в доме своей возлюбленной.
Королева побледнела, услышав, что опасения ее оправдались. Надеясь еще больше узнать от ясновидящей монахини, она сделала знак патеру, чтобы он удалился.
Фульдженчио тихо вышел в переднюю и запер за собою дверь, так что Изабелла, любопытство которой было страшно возбуждено, осталась одна с хитрой монахиней.
Графиня генуэзская, Ая, жаждущая мести, играла смелую комедию.
Королева стала на то же место, с которого патер допрашивал ясновидящую и, в свою очередь, спросила:
— Как зовут возлюбленную герцога де ла Торре?
— Которую? Ту, которую он более любит, зовут Энрикой.
Королева задрожала, услышав, что Франциско любит незнакомку, одетую в черное, горячее и постояннее, нежели ее; этого было слишком много для пылкого сердца Изабеллы.
— И Франциско Серрано был сегодня у этой Энрики?
— Он ее искал на Гранадской улице, во дворце нынешнего покровителя Энрики, дона Аццо, который позаботился о том, чтобы не каждый мог к нему проникнуть. Франциско Серрано не нашел своей возлюбленной.
По лицу Изабеллы пробежала торжествующая улыбка.
— Но как же он попал в драку? — спросила она.
— Он встретился на лестнице дворца с третьим любовником Энрики.
— Нравственная красавица! — прошептала с насмешкой королева, потом прибавила громко:
— Когда Франциско Серрано увидится с Энрикой?
— Завтра вечером. Когда Аццо уйдет из дворца, нетерпеливый герцог найдет возможность проникнуть
к своей возлюбленной.
— Ты говорила мне, что чужой не может войти во Дворец, так скажи мне теперь, что надо сделать, чтобы найти Энрику? — спрашивала королева с возрастающим нетерпением.
— Ты увидишь перед собой пять входов, из которых три будут привлекать тебя таким великолепием, какое только может создать рука человеческая. Два же из них непроницаемо темны. Ты выбери один из последних, а именно тот, который лежит направо. Возьми с собой свечку и в десятом часу вечера ты найдешь Серрано у Энрики.
— Отлично, — подумала Изабелла, — мне теперь недостает только предлога, чтоб забрать в свою власть прекрасную Энрику. Может быть, и в этом поможет мне ясновидящая.
Монахиня все еще лежала неподвижно с полуоткрытыми глазами.
— С каких пор Франциско Серрано знает эту Энрику? — спросила взволнованная Изабелла.
— С самого детства, — ответила монахиня тем же монотонным голосом.
— Я должна ее взять в свои руки, чего бы мне это ни стоило, — проговорила оскорбленная в своей любви женщина, — скажи мне еще одно.
— Говорите скорее. Ваши вопросы причиняют мне боль, которая предвещает всегда мое освобождение от ослепительных лучей, пронзающих меня и проникающих повсюду.
Лицо Изабеллы просияло. Она знала теперь, как поставить ясновидящей вопрос, для того чтобы не только узнать, что ей было нужно, но и испытать монахиню, которая своим непостижимым знанием уничтожала всякое сомнение в своей правдивости.
— Кто, кроме дона Серрано и Энрики, будет находиться завтра в десятом часу во дворце на Гранадской улице? — спросила Изабелла, в высшей степени возбужденная.
— Королева! — ответила ясновидящая.
— И каким образом королева возьмет власть над Энрикой?
— Через вопрос: куда Энрика дела своего ребенка, отец которого Франциско Серрано.
Изабелла задрожала. Она должна была опереться, чтобы не упасть от этого ответа. По красивым ее чертам пробежала холодная улыбка.
— Через вопрос: куда Энрика дела своего ребенка? — повторила она. Ее дрожащие губы никак не могли произнести имя Франциско Серрано в связи с именем соперницы. Она торжествовала, потому что все знала, все, даже более того, что желала и опасалась узнать.
— Неверный, — произнесла она шепотом, — я его страшно накажу за то, что он обманул два женских сердца.
Королева пошла к двери, которую патер Фульдженчио отворил с низким поклоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74