Вдруг она услышала шум за портьерой, отделявшей будуар от комнаты, где была библиотека. Евгения была одна; откуда мог произойти этот шум…Она оглянулась.Портьера раздвинулась.Евгения побледнела, перо выпало из ее рук.В дверях показалась высокая, могучая фигура Олимпио, который всегда представал перед ней, подобно воплощенному голосу ее совести или всезнающему пророку.Она боялась этого Олимпио Агуадо, дрожала перед ним; он являлся ей как невидимый дух; чего хотел он в этот час, когда она достигла высочайшей степени своего могущества, крайней цели своих желаний?Олимпио вступил в будуар и задвинул за собой портьеру, потом приблизился к императрице, которая привстала и неподвижно смотрела на него, как будто окаменев от его взгляда.Она опомнилась, думая, что Олимпио пришел к ней по делу Хуана, и у нее был готов ответ, которым она надеялась его удовлетворить.Странно! Евгения боялась этого испанского дона, и однако в тихие часы питала к нему совершенно другое чувство — ей казалось тогда, что она должна привязать его к себе, что он ей необходим, что она в нем нуждается.Олимпио молча поклонился.— Я догадываюсь о причине вашего прихода, дон Агуадо, — обратилась к нему Евгения на испанском языке, чтобы никто из бывших в приемной не понял, о чем она говорит с этим таинственным гостем. — Я получила собственноручное письмо хедива.Олимпио молчал, ни один мускул его серьезного, мрачного лица не дрогнул.— Молодой офицер, которым вы интересуетесь, дон Агуадо, — продолжала Евгения, чтобы прервать молчание, производившее на нее тяжелое впечатление, — отомщен. Через одного из невольников хедива удалось поймать обоих преступников и казнить. Вице-король очень опечален этим происшествием и утешается только тем, что оба убийцы не его подданные, а греки.— Казнь не может возвратить мне юного друга, которого я оплакиваю и который во цвете лет нашел смерть в далекой стране! Но я привык к потерям — из трех моих друзей не осталось в живых ни одного, вы это знаете! Благодарю вас за сообщение, — продолжал он после небольшой паузы. — Однако другая цель привела меня сюда — вы решили начать новый поход, новое кровопролитие.— Император вынужден начать эту войну, дон Агуадо!— Император в руках дурных советников. Откажитесь от этой войны, которая готовит вам гибель.— Это невозможно, теперь все должно решиться военным успехом! Я надеюсь, что на этот раз пророчество ваше не сбудется! Мы превосходим противника войском и оружием; победа неминуема, дон Агуадо, Франция того желает!— Франция желает и ей нужен мир. В последний раз являюсь к вам, чтобы убедить вас вернуться, в последний раз Олимпио пытается спасти вас.— Спасти? — холодно и самоуверенно сказала Евгения. — Вы слишком мрачно смотрите!— Вспомните о дяде императора, вспомните о проклятии несчастной Шарлотты!— К чему… напоминания? — прошептала Евгения, опираясь на свой роскошный письменный стол.— Слушайте меня, пока еще не поздно. Вы окружены неблагодарными, корыстными предателями, которые покинут вас, лишь только увидят первую неудачу вашего оружия, — сказал Олимпио твердым голосом.— Я не ожидаю такой возможности, не верю в нее. Пруссия совершенно одна, остальные немецкие государства с радостью встанут за нас или, в самом неблагоприятном случае, будут нейтральны! Наши войска через четыре недели будут уже за Рейном, и дурные советники возвысятся до титула князей!— Слепая, — прошептал Олимпио, сделав шаг назад, затем громко продолжал: — Вы вспомните мои слова, когда тщетно будете звать своих любимцев, которых одарили своим доверием! Тогда будет поздно, тогда все будет потеряно! У вас нет никого, кто был бы вам верен в несчастье.— Ошибаетесь, — вскричала Евгения в лихорадочном возбуждении, — я полагаюсь на Оливье и Грамона!— Они первые оставят вас!— Затем Шевро, который верен мне, Руэр…— Они будут заняты своим богатством, которым обязаны вам; для вас у них не будет времени!Евгения припомнила другие имена, чтобы убедить Олимпио в невозможности его предположений.— А герцогиня Боссано, княгиня Эслинген?— Для несчастной императрицы их не будет! У вас нет никого, Евгения, кто был бы верен вам в беде. Для этого нужно раздавать любовь, а не золото и почетные места, для этого нужно делать добро, а не расточать ордена и знаки неблагодарным любимцам. Вы будете покинуты и несчастны!— Наконец, — вскричала Евгения, как бы объятая сомнением, — вы будете при мне!Императрица, полная ожидания, посмотрела блестевшими от возбуждения глазами на того, который имел над ней таинственную власть; она напряженно ждала его ответа.Олимпио пожал плечами.— Как! — сказала она. — Значит, вы только высказали то, чтс внутренне чувствуете?— Я уезжаю с женой в Испанию, чтобы после долгого периода тяжелых ударов судьбы и борьбы насладиться спокойной жизнью.Евгения чувствовала контраст, представленный ей Олимпио; она очнулась при этих словах, ледяная улыбка скользнула по ее лицу.— Утешимся, дон Агуадо, ваш страх и ваши картины никогда не осуществятся, — сказала она гордо, — мы предаемся фантазиям и небылицам.При этом она принужденно засмеялась.— Мое последнее слово, для которого я сюда пришел: воротитесь, еще есть время! Не пренебрегайте моим советом, сжальтесь над собой! С вами падет вся Франция! Своим поступком вы сделаете страшный грех, и вина ваша погубит вас.Евгения отвернулась; необъяснимая борьба волновала ее душу; она колебалась. Когда она оглянулась, Олимпио уже исчез.Был ли он ее добрым или злым гением? Этого вопроса она не могла решить.Ее судьба была определена! Олимпио ничего не мог в ней изменить!Через несколько дней, (3) 15 июля 1870 года, последовало объявление войны Пруссии.Толпы народа собрались около Тюильри, раздавались громкие крики одобрения. Наполеон и Евгения вышли на балкон благодарить народ.Императрица сияла от счастья, она не сомневалась, что решение ее правильно и что надежды не обманут ее!Когда же она снова вышла на балкон раскланяться с народом, она увидела нечто, от чего побледнела и что произвело на нее такое ужасное впечатление, что она была принуждена ухватиться за перила балкона.Внизу стоял Олимпио, который, точно привидение, вышел из земли, чтобы в эту минуту еще раз напомнить ей ее долг и отравить ее счастье и надежды; висевший на его груди бриллиантовый крест был черен. Ни одного камня, ни одной звезды, ни единого луча не блистало из него… все они, все угасли, как некогда звезда первого Наполеона, когда он отправился в Россию.Евгения вздрогнула.Когда же она вернулась вместе с Наполеоном в зал, где ее ожидали льстивые сановники, навстречу к ней вышел герцог Грамон с только что полученными депешами.Император распечатал и молча передал их бледной, томившейся ожиданием Евгении. Депеши говорили, что южная Германия на стороне Пруссии и что вся Германия поднимается как один человек! Перед глазами Евгении стоял образ Олимпио с черным крестом, на котором даже последняя звезда угасла.Она слышала его слова: первое поражение, которое она считала невозможным, сделалось теперь фактом… Она гордо выпрямилась.— Идите, — сказала она императору. — Быстрое и смелое продвижение удержит лавры в наших руках. XXV. ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ Людовик Наполеон, желая узнать, расположена ли Франция к нему и Евгении, вывел на сцену весной этого года народное голосование. При этом плебисците, в котором должна была участвовать и армия, обнаружилось, что некоторые части войска подали свои голоса против Наполеона. Эти полки, в числе которых было много африканских, должны были в наказание составлять форпосты и быть по возможности совершенно уничтожены.Главная армия под начальством Базена, Канробера и других стянулась у Меца, а Рейнская армия под начальством Мак-Магона — в Эльзасе. Меньшие отряды под начальством Фальи и Фроссара держались вблизи основных сил.Эти приготовления сопровождались блестящими празднествами и хвастливыми обещаниями. Уже отчеканили медали, которые предназначалось раздать при вступлении войск в Берлин, Мюнхен и в другие главные города Германии.Людовик Наполеон передал регентство императрице и потом, вместе с дитятей Франции, отправился на театр войны. 28 июля он прибыл с четырнадцатилетним мальчиком в Мец; войска ликовали, и император имел в этот день наилучшие надежды на блестящий успех.Особенно много ожидал он от одновременного наступления морских и сухопутных сил, так как со всех сторон его извещали, что все приготовления давно окончены!Несмотря на все это, день проходил за днем, а французы и виду не показывали, что намерены наступать и оправдать свои хвастливые угрозы перейти 1 августа Рейн, а 15 августа, в день Наполеона, вступить в Берлин.Император получил здесь известие об огромной силе немецкого войска и его единодушном настроении, что далеко не понравилось ему. Кроме того, депеши адмиралов сообщали ему, что нападение на берега Немецкого моря сопряжено с трудностями, ибо воды его совершенно неизвестны и высадка рискованна.Евгения и парижане удивлялись, что так долго нет обещанных известий о победах и что еще не перешли Рейна.Через Рейн не перешел ни один француз, напротив, немцы начали подвигать свои форпосты за границу, так как им наскучило долго ждать.Уже около этого времени стали показываться то там, то сям немецкие ратники, которые с неслыханной дерзостью производили свои рекогносцировки на несколько миль внутрь неприятельской земли. Императору доложили об этих ратниках, разрушающих телеграфы и железные дороги. Это были уланы, которые все более и более приводили их в отчаяние, и, разведав все, что им нужно, снова бесследно исчезали.Вдруг в начале августа в Париже была получена депеша, немедленно обнародованная императрицей и приведшая парижан в неописуемую радость. Она гласила: «Победа при Саарбрюкене, 2 августа. Дивизия Фроссара разбила и отбросила три дивизии пруссаков. Саарбрюкен сожжен». Людовик Наполеон писал Евгении следующее о своих и Люлю геройских подвигах: «Мы находились в первой линии, но пули и ядра падали перед нами. Люлю поднял ядро. Солдаты проливали слезы, видя его столь спокойными». Чело Евгении прояснялось при этих известиях; она была исполнена гордости и блаженства.Что дело было не так, как сообщал Наполеон, парижане узнали только впоследствии из английских газет.Сорок тысяч французов под начальством Фроссара одержали эту так называемую великую победу над семьюстами пятьдесятью человеками 40-го полка; следовательно, три прусских роты, из которых Наполеон не замедлил сделать три дивизии, держались несколько часов против силы в пятьдесят раз большей, чтобы отступить тогда только, когда получили приказ полководца.Такова была победа, по поводу которой ликовал Париж.Совершив такой подвиг, император и Люлю, громко приветствуемые войсками, уехали обратно в Мец, чтобы не лишать себя удобств и наслаждений изысканного стола.Людовик Наполеон предчувствовал последствия обмана, который он учинил. Если кучка солдат могла противостоять в течение трех часов целому войску, если страшные митральезы ни на минуту не поколебали их хладнокровия, то не подлежало сомнению, что должно скоро обнаружиться превосходство немцев.Наполеон хорошо знал, что в его войсках самолюбие и успех берут верх над всем; он знал, что после первого сколько-нибудь значительного поражения нельзя рассчитывать на армию, поэтому он не спешил наступать и вызвать решительную битву; он не думал, что немцы принудят его к такой битве еще при лучших для себя условиях!В это время императору пришла мысль поступить здесь, как с австрийцами; Мак-Магон, герцог Маджента, должен был и на этот раз дать почетную для французского оружия битву, после которой можно и заключить мир! Таким образом он надеялся спасти свой трон!Между тем как он обдумывал этот план вместе с Лебефом, около маленького городка Вейсенбурга случилось нечто такое, что совершенно расстроило его планы!Мак-Магон или его авангард под предводительством Дуэ был так разбит немецкой армией под начальством прусского наследного принца, что французы обратились в бегство.Этого Наполеон, конечно, не ожидал; это расстроило все его планы!Он еще надеялся, что Мак-Магон, стянув все свои боевые силы, даст решительную битву, но и этот воздушный замок разрушился через несколько дней.Шестого августа произошла битва при Верте, в которой Мак-Магон с восмьюдесятью тысячами солдат занимал превосходную позицию.Но немцы отбросили назад посланные против них дивизии, они сражались как герои против тюркосов, укрывавшихся в виноградниках и хмельниках, и к вечеру одержали столь славную победу, что армия Мак-Магона обратилась в бегство, преследуемая и рассеиваемая немецкой конницей.Потеря французов была ужасна: десять тысяч убитых и раненых покрывали поле битвы; такое же число было взято в плен; почти сорок пушек и митральез попали в руки победителей, а также весь лагерь герцога Маджента, который не хотел присутствовать при бегстве!Это, без сомнения, была победа, о которой и не думали Наполеон и Евгения.Императрица и ее советники получили депеши, которые изменяли и искажали значение действительных событий, и не будь других газет, кроме парижских, то ложь удалась бы вполне!Однако Евгения стала сознавать, что дела ее очень плохи и что ей следовало послушаться Олимпио Агуадо, который и на этот раз говорил ей совсем не то, что друзья двора, и сказал правду!12 августа, когда немцы преследовали по пятам бежавших французов, произошел случай, неслыханный во всемирной истории: четыре улана взяли главный город Лотарингии, Нанси.Как смеялись эти четыре улана, видя, что пятьдесят тысяч жителей вверили им свою судьбу! Впрочем, это были уланы, пользовавшиеся у французов славой совершенно особенных людей!Между тем, в самый день победы при Верте, храброго Фроссара прогнали с Шпихеровских высот и разбили при Форбахе, так что он бежал, оставив в руках победителей пушки, понтоны, кухни и палатки. Здесь обнаружилось, что французские офицеры, желая иметь под руками проституток, возили с собой страшное количество дам так называемого demi-monde, ибо в оставленных ими палатках нашли платья, женскую обувь, шиньоны и другие неудобоназываемые предметы.Эти поражения вызвали страшные перемены. Не только военный министр Лебеф должен был оставить свое место, но, чтобы удовлетворить общественное мнение Парижа, должны были выйти в отставку господа Оливье и Грамон!Советником сделан был обесславленный кузен Монтобана, граф Паликао! Это был акт сомнения, ибо этот Паликао был последним средством, за которое, будь то даже яд, хватается умирающий!Кузен Монтобана добыл лавры в Китае, при взятии Пекина, то есть он составил себе имя грабежом, убийствами и самым грубым насилием.Этот достопочтенный граф призван был в помощники императрицы в то время, когда палата решила организовать так называемую гвардию и отправить ее в Шалонский лагерь на помощь маршалу Мак-Магону.Все более и более обнаруживались признаки близкой бури и грозы.Часто по ночам Евгении стал являться образ Олимпио, и тогда уста ее шептали:— О, если бы я его послушала! Он говорил правду!Победоносно продвигавшиеся немцы отрезали Мак-Магона от Базена и все дальше отодвигали его назад; остальные же французские армии Канробера, Бурбаки с императорской гвардией и другие корпуса стянулись к Мецу, где находился император со своим сыном.Около него собралось четыреста тысяч войска, и еще раз родилась в нем надежда, еще раз подкралась к нему мысль ударить всей этой массой по врагу и отбросить его назад. Ему сказали, что южная немецкая армия занята преследованием Мак-Магона и поэтому нечего опасаться этой армии, с другими же двумя он надеялся расправиться одним ударом, так как имел почти полмиллиона солдат.Он назначил 15 августа для этого удара и приказал сделать все нужные приготовления.Но вдруг 14 августа последовало столкновение немецкого авангарда со стоявшими под стенами Меца корпусами Базена и Фроссара, к которым потом присоединился также корпус д'Лдмиро, так что битва приняла широкие масштабы.Это была битва при Курселле,Первому армейскому корпусу, под начальством Мантейфеля, и седьмому принадлежит слава этого дня.Французы были отбиты со страшным уроном и загнаны под самую крепость, которая защитила их. XXVI. МАРШАЛ БАЗЕН И УЛАН Людовик Наполеон и его сын расположились в Меце со своим дозором в здании комендатуры. Главные распоряжения делались императором; он еще был полным властелином и говорил себе, что все погибнет, как только он будет вынужден передать власть другому.В день битвы при Курселле в Мец прибыл курьер, привезший императору важные депеши.Императрица откровенно говорила ему в письме, что предвидит весьма печальные последствия, если будут продолжаться поражения дальше — и что же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58