Убийственно действовали восторженные крики на отважного, а теперь беспомощного Мануэля. Его вывели из дома; на улице ему стало ясно, что в такой непроглядной темноте нечего и думать об освобождении, ночное нападение удалось карлистам как нельзя лучше.Шум, стрельба, крики — и все это в полной темноте, сумятица и неразбериха усиливались с каждой минутой. Разобраться во всем этом не было никакой возможности.Тристани вывел Мануэля из городка под сильным прикрытием и приказал конвою отвезти его в недавно оставленный лагерь.Мануэля усадили в повозку, изъятую у обывателя; три карлиста сели с ним, а конвойные расположились по бокам, и они направились в лагерь.В это время в квартиру, где остановился Жиль-и-Германос, тоже ворвались карлисты, но он успел схватить свое оружие и с таким остервенением и силой кинулся на окруживших его врагов, что в несколько мгновений уложил троих на месте, а остальные сами бросились бежать от него.Через минуту Жиль был уже на улице.Карлисты звали на помощь, и она немедленно явилась, но Жилю и нескольким солдатам, рубившимся неподалеку от него, удалось осилить врага и пробиться через густую толпу карлистов к площади, на которой собралось уже много солдат, сдерживавших натиск кар-листов.Жиль и его сподвижники были встречены дружным «ура»; с их прибытием уличная резня приняла совершенно другой оборот.С ожесточением бросились республиканцы на карлистов, начали теснить, а вскоре уже немилосердно гнали их и, наконец, очистили городок от неприятеля. Жиль и несколько всадников преследовали бегущих, продолжая сеять смерть, мстя за ночное нападение.Теперь только стало ясно, что Мануэль Павиа пропал. Его искали между убитыми, но тела не нашли и решили, что он уведен карлистами в плен.Поутру оказалось, что те, кто устроил резню, ограбили не только многих граждан, но и городскую кассу, находившуюся в Риво. XI. От греха к греху Дон Карлос прибыл в лагерь своих войск, расположившихся в палатках недалеко от границы. Осмотрев лично вновь набранные войска, он объявил им, что их ждут награды и слава, он поведет их на Мадрид, и они уничтожат врагов.Карлисты в ответ на это кричали громкое «ура» своему монарху, королю Карлу. В обширном лагере царило веселое оживление, все ждали скорого получения оружия, день прибытия его был уже известен.Пока военный министр дона Карлоса был в состоянии аккуратно выплачивать жалованье, в войсках если и не было особенного повиновения и дисциплины, то все-таки видна была храбрость и готовность сражаться; солдаты ждали военных действий, надеясь на хорошую добычу.Желающие сражаться за дона Карлоса все прибывали на север Испании, и уверенность претендента на корону росла день ото дня. Его вербовщики работали усердно: им щедро платили; делом этим занимались преимущественно офицеры, в обязанности которых входило раздобыть оружие и пушки; они без устали разъезжали по тем местам, где поддерживали карлистов.Силы дона Карлоса крепли, и он наслаждался своим растущим успехом. Женитьба на Маргарите Пармской открыла ему новый источник, который он немедленно обратил в свою пользу. Он получил огромные суммы, и это чрезвычайно увеличило его силы.Понятно, что не любовь заставила его жениться на принцессе; точно так же, не по любви, женился бы он и на графине Инес. Один расчет, никогда его не покидавший, руководил им, в жертву ему шло все.Вскоре после свадьбы дон Карлос отвез принцессу, получившую титул герцогини Мадридской, на воды во Францию; там он простился с ней и вернулся в Испанию, чтобы принять на себя командование войсками. Понятно, что разлука была нетяжела для обоих, и если они как-то скрывали холодность своих отношений, то это ради этикета. Король без короны и трона окружил свою супругу и себя всевозможной роскошью и пышностью, создав всю видимость и порядки королевского двора. Он назначил министров и советников, организовал канцелярию, приказал издавать газету, в которой печатались его приказы и сообщения, и создал генеральный штаб, который должен был повсюду сопровождать его.Итак, был король и нечто вроде правительства, недоставало только страны, которой бы они правили.Испания единодушно не признала его притязаний на трон и решилась с оружием в руках принудить его отказаться от попытки силой захватить корону.Но дон Карлос не собирался так просто отказываться от своих намерений. Он рассчитывал захватить свободный трон Испании с помощью шайки необузданных удальцов, жаждущих добычи. Он хотел возложить на себя корону против воли всей страны, основываясь на своем давно утраченном праве, которого никто, кроме него, не признавал. Он думал силой, при помощи меча, добиться трона и устилал дорогу к нему трупами; он хотел быть королем Испании, хотел называться отцом народа и ради этого разорял и опустошал страну, ничего, кроме ненависти, не питавшей к нему. Могла ли Испания любить дона Карлоса, страна, ввергнутая им в войну, познавшая все ее ужасы, истребление полей и нив? И этой страной он хотел править? Вместо преданности и любви он добился проклятий от испанского народа!Но ослепление этого человека, переполненного тщеславием и жаждавшего почестей, было так велико, что он ни о чем не думал, кроме своей власти, все принес ей в жертву, добиваясь ее любой ценой. Он не пренебрегал никакими средствами. Да, человек этот был так глубоко убежден в своем праве, что считал законными любые свои действия и любые средства, ведущие к цели.Дон Карлос находился в своей палатке, он только что закончил совещание с генералами и стоял один около походного стола, на котором лежали развернутые планы.Честолюбие рисовало ему картины победы. Он не сомневался в ней, тем более что число его войск росло с каждым днем. Он не сомневался в исполнении своих ужасных, кровавых намерений, тем более что бессовестные льстецы, окружавшие его и рассчитывавшие впоследствии получить щедрую награду и теплые места, поддерживали в нем уверенность в победе и в законности его прав.Наряду с честолюбивыми планами в душе дона Карлоса горело тайное желание, проснувшееся в нем в тот вечер, когда он снова увидел Амаранту. До того времени, пока она не появилась перед ним, он не вспоминал о ней, захваченный своими планами, но с того вечера родилось в нем неодолимое желание видеть ее опять своей. Ее красота, ее обольстительный стан зажгли в нем могучую страсть; Амаранта, прекрасная в своем гневе, заставила его чувства пылать гораздо сильнее, чем в то время, когда она любила его. В нем проснулась мучительная любовь, неодолимое влечение к Амаранте; ни того, ни другого не было в нем прежде.Было ли это наказание свыше за его измену?Теперь он любил с неукротимой страстью ту, которую так подло оттолкнул от себя! Он постоянно видел ее перед собой: когда оставался один, когда ложился в постель, образ ее не покидал его и во сне, и тогда он простирал к ней свои руки с мучительной страстью; образ Амаранты всюду преследовал его. Он проклинал себя за то, что не может теперь обладать ею…Неподвижно стоял он, задумавшись, в своей палатке, неотрывно глядя в одну точку, и снова Амаранта как живая предстала перед ним во всей обольстительной, дивной ее красоте, с ее навсегда исчезнувшей любовью…Занавес над входом в палатку заколебался… Вошел адъютант и остановился у входа, приняв почтительную позу.— Что там такое? — отрывисто спросил дон Карлос.— Бывший капрал Тристани, произведенный в капитаны по приказанию вашего величества, просит аудиенции, — доложил адъютант.— Он хочет поблагодарить меня за повышение в чине, — отвечал дон Карлос, — он заслужил его внезапным нападением на гарнизон в Риво, и я принимаю его благодарность! Передайте это ему.— Ваше величество, позвольте доложить, что капитан Изидор Тристани утверждает, будто у него важное донесение.— Снова задумал что-нибудь?— Он говорит, что свое сообщение хотел бы лично доложить вашему величеству!Дон Карлос был недоволен причиняемым ему беспокойством, он немного помедлил и, быстро обернувшись к адъютанту, с недовольной миной сказал:— Пусть войдет, но только скорей!Офицер вышел из палатки, и вскоре худощавая, гибкая фигура Изидора появилась на пороге.— С позволения вашего величества… — сказал он, поклонившись, и закрыл за собой занавес у входа.Его косой взгляд выжидательно остановился на доне Карлосе, который внимательно рассматривал непрошеного гостя.— Вы капитан Тристани? — спросил он.— По милости вашего величества, — отвечал Изидор. — Я надеюсь, что ваше величество не изволили забыть меня! Тристани и Изидор — одно и то же лицо.— Что привело вас сюда? — помедлив, быстро спросил Карлос, напоминание об Изидоре не очень-то понравилось ему.— Тристани, командир отряда карлистов, хочет принести вам благодарность за все ваши милости…— Я уже знаю, — прервал Карлос, отворачиваясь, — есть другой способ вместо пустых слов! Я принимаю вашу благодарность!— Я бы не хотел навлечь на себя недовольство вашего величества, — быстро проговорил Изидор, — но я все-таки считаю своей обязанностью сообщить вам об одном случае, который имеет большое значение как для вашего величества, так и для меня!— Говорите скорей!— Внезапное нападение на Риво, которое было придумано мной…— Все это я уже знаю! Смертный приговор дону Мануэлю Павиа уже подписан!— В таком случае, вашему величеству известно, что в ту же ночь городская казна в Риво была похищена, — продолжал Изидор, несмотря на нетерпение дона Карлоса. — В городской казне было около семи тысяч дур о! Похищенное было вывезено, но между тем никто из нас не получил ничего!— О казне ничего не известно и в штаб-квартире, — сказал дон Карлос, становясь более внимательным. — Что вы знаете об этом происшествии?— Да будет известно вашему величеству, что внезапное нападение было придумано мною одним, но не один я участвовал в нем!— Кто же еще, кроме вас?— Генерал Доррегарай.— Что это значит? Вы, кажется, обвиняете генерала?— Сохрани Бог, ваше величество! Я хочу только сказать, что как я и мои солдаты не принимали участия в грабеже кассы, так и солдаты генерала Доррегарая ничего не знали о деньгах. Только два ривосских жителя, спрятавшихся в ту ночь в винном погребе недалеко от здания банка, говорят, что видели, как в дом вошел кто-то из высших военных чинов и с ним еще восемь человек.— Этот офицер был из моих? '— Жители говорят, что так, и по описанию… я не смею всего говорить вашему величеству…— Но я хочу знать, и приказываю вам ничего не утаивать!— Боязнь заслужить немилость вашего величества… Опасность…— Ничего не бойтесь, я не буду взыскивать с вас за это.— По описанию, — сказал, понижая голос, Изидор, — это был генерал… но я не говорю ничего!В подобострастной фигуре Изидора было что-то неприятное, отталкивающее. Так подумал и дон Карлос, взглянув на него.— Счастье ваше, что я дал слово не накладывать взыскания, — сказал он мрачно.— Я считал своей обязанностью сообщить вашему величеству все, несмотря на опасность. Я не верю никому и считаю, что всегда лучше все знать и за всем наблюдать. У меня есть еще донесение…— Если это опять какое-нибудь обвинение, так поберегите его для себя, — сказал дон Карлос.— Это касается частных дел вашего величества, и я прошу милостиво простить меня, если мое сообщение окажется некстати. За эти дела ваше величество одно время платили мне, и потому я считаю до сих пор своим долгом служить вам. Ваше величество, может быть, помните девушку…Дон Карлос насторожился. Изидор, наблюдавший за ним, заметил эту перемену в его лице.— …Амаранту Галло, — продолжал он, — ее увели в монастырь, но она каким-то чудом скрылась оттуда.— Как вы это узнали, капитан?— Ваше величество, я случайно видел ее сегодня утром.— Видели? Где же? — поспешно спросил дон Карлос.— Я шел через Ирану — это небольшое местечко милях в двух отсюда.— Амаранта в Иране?— Могу заверить ваше величество, что я не ошибся, у меня хороший глаз! Это точно была Амаранта, она стояла на коленях перед изображением пресвятой Мадонны.— Одна?— Одна!— Видела она вас?— Изидор предпочел остаться незамеченным. Я тотчас же решил донести об этом вашему величеству, ведь кто знает, какие намерения…— Видели вы, куда потом пошла эта девушка? — перебил дон Карлос.— Как же, ваше величество, я аккуратен в подобных случаях! Амаранта пошла в одну из улиц предместья, где много садов, к небольшому домику. Ее встретила какая-то сеньора, которой я не мог разглядеть, и они вместе вошли в дом, они обе живут там.— Можете вы описать мне этот дом?— Это низенький домик с оленьими рогами на верхней части фронтона.— Знаете вы, кто там живет, кроме них?— Какая-то вдова-старушка, больше никого.— Ступайте к своему отряду, — сказал дон Карлос, — и продолжайте так же усердно служить, как служили до сих пор.Изидор поклонился и вышел.— В Иране… — прошептал дон Карлос. — Я должен ее отыскать сегодня же вечером! Не могу дольше переносить этого мучительного желания снова увидеть ее! И что меня так тянет к ней? Вся кровь кипит, как вспомню эту девушку. Никогда она еще не была так прелестна, как теперь, так обольстительна! Нет, она моя, она должна быть моей. Сейчас же еду туда и снова страстно обниму ее! На коня! В Ирану! К Амаранте!Дон Карлос вышел из палатки, велел оседлать лошадь и объявил адъютанту, что поедет один. Уже был вечер, когда он отправился.Осень вступала в свои права, и на смену летнему зною пришла благотворная свежесть ее вечеров.Дон Карлос свернул на узенькую дорожку.В полях царила глубокая тишина. Нигде не видно было стад. Жители селений большей частью оставили свои жилища и, захватив имущество и скот, спешили уйти от карлистов. Все бежало от ужасов народной войны, грозившей охватить весь север.Дон Карлос не обращал внимания на эти явные предостережения. Что ему до участи городов, селений и их жителей? Он сурово преследовал только свои честолюбивые цели.Не прошло и часа, как уже показались сады и засеянные поля, а вскоре в вечернем сумраке можно было различить маленькие домики городка — цель его поездки. Соскочив с лошади и привязав ее к дереву, он пошел по узенькой улочке, вившейся между деревьями.Вдали видны были еще девушки у колодца, в садах гуляли люди, пользуясь тихим, прохладным вечером, чтобы отдохнуть перед сном от дневных трудов. Густые деревья так затеняли улицу, что дон Карлос легко мог оставаться незамеченным. Иногда он останавливался, чтобы осмотреться и разглядеть дома.Свернув в узенькую боковую улицу, он вдруг услышал недалеко от себя голоса. Быстро прижавшись к дереву, он увидел в ближайшем к нему садике две фигуры — две девушки, гуляя, разговаривали между собой.Не отрываясь от дерева, он постарался рассмотреть их. Холодная улыбка скользнула по его губам, когда в одной из них он узнал Амаранту. Но кто была другая?Между тем девушки, дойдя до противоположного конца садика, повернули и пошли обратно, приближаясь к дону Карлосу. Каково же было его удивление, когда при слабом свете месяца он узнал в спутнице Амаранты графиню Инес!В первую минуту он подумал, что ошибся, но затем, услышав голоса, перестал сомневаться.Это было неприятно ему — графиня мешала его плану. И как Инес попала сюда? Что так тесно связывало ее с Амарантой? Они казались двумя сестрами, доверчиво разговаривавшими между собой.Кругом все было тихо, ночь заявляла свои права. Девушки повернули домой. Дон Карлос поспешно отправился за ними, прячась в кустах и очень осторожно ступая; они не слышали легкого хруста песка под его ногами. Он видел, как, войдя в прихожую, они поцеловались, прощаясь на ночь, затем Инес вошла в комнату налево, а Амаранта — направо.Значит, у них были отдельные спальни; это отвечало страстным желаниям Карлоса.Окно комнатки Амаранты осветилось: она, войдя, зажгла свечу, потом опустила наружный занавес и закрыла окно.Тихонько прокравшись между кустами к дому, дон Карлос встал под окном девушки и осторожно приподнял край занавеса.Теперь он мог видеть внутренность комнаты. Тут было три-четыре старых стула, недалеко от окна — стол, на котором горела свеча, небольшой шкаф, скромная постель и над ней несколько пестро раскрашенных образов.Прекрасная девушка расстегнула корсаж и стала снимать крошечные башмачки. Глаза дона Карлоса загорелись, он мог теперь беспрепятственно любоваться этими чудными формами. Кровь в нем закипела, он дрожал всем телом.Амаранта распустила густые волосы, упавшие на обнаженные плечи, и начала молиться. Слезы струились из ее поднятых к небу глаз, и это придавало ее лицу какое-то невыразимо лучезарное выражение.Но дон Карлос не обращал внимания на глубокое страдание Амаранты, его горящие глаза видели в ней лишь красоту форм, он наслаждался видом ее тела. Она была теперь так близко! Лицо его дрогнуло, белки глаз налились кровью, ударившей в голову.В эту минуту свет в комнате погас, и Карлос опустил занавес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50