Когда подобные мысли возникли у нас в головах, мы с озадаченным видом переглянулись и снова расхохотались.
— Провалиться мне, — сказал Саймон, — если мы опять не попали из огня да в полымя! А тем не менее все прошло почти так, как я задумал!
— Твою руку, старый товарищ! — сказал я, и мы бросились стискивать друг друга в объятиях, пока на глаза у Саймона не навернулись слезы, так как силенок у меня было побольше, чем у старого разведчика.
— Что дальше? — вмешался сэр Джаспер. — Мы загнали команду в трюм, а сами остались без руля и без ветрил…
— Не беспокойтесь, — возразил Саймон. — Карта в капитанской каюте, там же и курсовая прокладка, так что можно легко определиться, где мы находимся…
— Вы находитесь на пути в ад, — внезапно раздался голос откуда-то сверху. Мы как по команде повернули головы и увидели на верхней ступеньке трапа, ведущего на полуют, фигуру Базана — без шляпы, в изрубленной и помятой кирасе, — целившегося в нас из пистолета. В своих хлопотах с мятежниками мы совсем забыли о главном герое дня, чуть не в одиночку сдерживавшего натиск почти двух десятков головорезов! До сих пор он лежал неподвижно на палубе полуюта над нашими головами, и теперь стоял, держась одной рукой за поручень и раскачиваясь в такт резким движениям судна; видно было, что он с трудом держится на ногах и пистолет в его руке описывает сложную кривую. Неожиданный толчок судна заставил его окончательно потерять равновесие, и отважный испанец кубарем покатился вниз по трапу, растянувшись у наших ног. Мы все трое склонились на ним.
— Слава Богу, — сказал я Саймону, — старый сморщенный гриб все еще жив. Он потерял много крови, но раны его, кажется, не опасны.
— Что нам с ним делать? — спросил сэр Джаспер. — Бросить вниз, в трюм, к остальным?
— Ну нет, — возразил Саймон. — Во-первых, его сразу убьют. Во-вторых, если ему удастся остаться в живых, то он сумеет договориться с мятежниками и устроит нам какую-нибудь каверзу, ибо у него на плечах умная голова, а не пустая тыква. В-третьих, у меня на него есть кое-какие виды личного характера. В-четвертых…
— Хватит, хватит! — замахал руками сэр Джаспер. — Я вижу, в твоем безумии имеется строгая система! — и он насмешливо подмигнул мне.
— Кстати, о голове, — сказал я. — А где же череп?
— Да вон лежит, на шкафуте; только все камешки пропали, все до единого, — печально произнес сэр Джаспер.
— Ничего страшного: у нас остались большие самоцветы, да еще «Санта-Мария»; поистине, мы далеко не нищие, и если мы благополучно выбрались из всей этой передряги, то я оставляю себе череп «in memoriam», как говорят латиняне.
— Вот слова истинного учителя! — сказал сэр Джаспер. — Остается действительно только выбраться отсюда!
— Выберемся, — успокоил его Саймон. — Вода и провизия имеются в изобилии в носовом трюме, там же расположены и камбуз, и арсенал. Между трюмными отсеками сообщения нет, так что мы пока находимся в безопасности. Зато нам придется здорово потрудиться, чтобы добраться до Плимута. Мы с Джереми займемся управлением судном, а вы, сэр Джаспер, будете охранять нас и готовить еду. Что скажете?
— С большим удовольствием! — ответил бывший придворный кавалер. — Такая игра мне по душе. Только сначала я покормлю рыб: им ведь не надо готовить!
Саймон встал к штурвалу, а мы с сэром Джаспером приступили к работе, и я не переставал удивляться, сколько силы таится в с виду тщедушном теле маленького рыцаря, ибо если большинство испанцев были небольшого роста, то Габриэль, хоть и весь исколотый и изрубленный, был далеко не пушинкой, а толстый капитан Мигуэль отнюдь не похудел после смерти.
— Кто бы мог подумать, — отдуваясь и вытирая платком покрасневшее лицо, сказал сэр Джаспер, когда мы покончили со своей печальной обязанностью, — что я собственноручно вышвырну за борт «архангела», не говоря уже о нашем плюющемся приятеле? Поистине, Джереми, времена меняются!
— А вы не боитесь, что они могут перемениться снова? — спросил я.
— Опять ты каркаешь? Ты настоящий Иона — постоянно навлекаешь на нас какое-нибудь несчастье! Не будет нам покоя, пока мы не выбросим тебя за борт, как того несчастного пророка!
— Только попробуйте! — мрачно возразил я, зачерпывая ведром забортную воду, чтобы смыть с палубы кровь, стекавшую по ватервейсам в шпигаты и застывавшую в них тонкими красными сосульками.
Судно опять слушалось руля, и Саймон крикнул нам, что мы легли на курс к Ла-Маншу; поэтому, так как брать рифы на парусах не было необходимости, я отправился на полубак и принес на корму немного еды для Саймона и сэра Джаспера. Затем мы обмыли и перевязали раны дона Педро Базана, забинтовав его так, что он не мог бы двинуть ни рукой, ни ногой, даже если бы был в состоянии, и перенесли его на диван в капитанской каюте, влив предварительно ему в рот стакан доброй малаги.
Я не собираюсь описывать подробно все, что происходило во время нашего путешествия на север, поскольку дни тянулись тоскливо и однообразно, в сплошных вахтах и ожидании, не представляя ни малейшего интереса для тех, кому не пришлось побывать на борту «Санта-Марии». Ежедневно мы спускали вниз, в трюм, воду и пищу для испанцев, держа их, по совету Саймона, на скудном рационе, ибо он частенько говаривал:
Пост силу духа укрепляет,
Но телу сил не прибавляет!
И я всю жизнь потом убеждался в пользе и справедливости этой поговорки. Ежедневно же мы вызывали наверх, в помощь себе, двух добровольцев, и от желающих отбоя не было, потому что мы их дополнительно подкармливали; они были послушны и усердны, выполняя наиболее тяжелые и грязные работы по камбузу, выносили отбросы и нечистоты из трюма и даже стояли за штурвалом, если не было других дел. Рискуя попасть под внезапно налетевший шторм, мы решили не брать рифы на парусах, что, конечно, свидетельствовало о явном безрассудстве, но судьба к нам благоволила, и устойчивый бриз день ото дня непрерывно дул с юга, подгоняя наш неуклюжий барк, медленно ковылявший по спокойному морю, оставляя за собой милю за милей безбрежного водного пространства, покрытого мелкими ленивыми волнами.
Раны Базана успешно заживали, и, будучи философом, он воспринял свое поражение стоически, хотя я прекрасно понимал, что, ослабь мы нашу бдительность хоть на самую малость, он предпримет все возможное, чтобы вернуть себе «Санта-Марию». Поэтому, несмотря на протесты, возражения и неоднократные попытки оскорбить нас и спровоцировать ссору, мы продолжали его туго бинтовать и держали взаперти в его же собственной каюте, поскольку не могли позволить себе пойти даже на самую ничтожную долю риска.
Несмотря на то что дела шли довольно гладко, я ни за какие блага мира не согласился бы повторить последнюю неделю нашего плавания, ибо от смертельной усталости, от постоянного недосыпания, от мучительных сомнений в правильности выбранного курса, от необходимости непрерывно быть начеку, опасаясь как запертых в трюме «донов», так и возможной перемены погоды, я едва не заболел нервной горячкой, прежде чем мы достигли юго-западной оконечности Англии, да и сэр Джаспер с Саймоном чувствовали себя не лучше.
Мало-помалу и отдельными урывками мне удалось выведать у Саймона историю его аферы с «Санта-Марией», и я в очередной раз получил возможность подивиться хитрости моего товарища и в не меньшей степени его отчаянной решимости, настойчивости и храбрости, граничащей с сумасбродством, каковые качества он, впрочем, в достаточной мере проявлял и раньше, во время своих прежних похождений.
Итак, оставив нас в долине к востоку от Порт д'Эспань, он проделал путь к югу вдоль подножия холмов и вошел в город, словно прибыл из Сан-Хосе или Сан-Фернандо. Вскоре он убедился, что «доны» посадили за решетку всех английских моряков, которые были захвачены врасплох благодаря предательству и содержались теперь в длинном низком деревянном сарае, носившем название «гауптвахта» и расположенном неподалеку от центра города. Им была обещана свобода, если они согласятся выдать цели и намерения их вожаков, но верные ребята отказались пойти на предательство — да впрочем, они и сами-то не так уж много знали о наших планах, — поэтому их до сих пор держали под замком.
Саймон решил переговорить с ними, однако сделать это оказалось непросто, потому что они весьма тщательно охранялись испанцами, которые, говоря откровенно, изрядно побаивались своих пленников, ибо в те дни один англичанин стоил троих «желтокожих», и «доны» даже не пытались выражать сомнение в справедливости такой оценки. Тем не менее старому разведчику не составило большого труда отыскать возможность передать команде «Фрэнсиса» весточку о том, что помощь близка. Он подпоил большинство сторожей, запер их в караульном помещении и поджег его, словно по несчастной случайности. Воспользовавшись суматохой во время тушения пожара и спасения из огня пьяных «донов», он отыскал отверстие в стене «гауптвахты» и переговорил с узниками. Они сообща поспешно составили план бегства и договорились, что Саймон придет сюда же на следующую ночь, но, к несчастью, на обратном пути он нарвался на Ионаса Сквобблза, несомненно стоявшего у истоков всех этих неприятностей. Негодяй заподозрил неладное, увидев долговязую фигуру незнакомого «дона», околачивающегося возле «гауптвахты», и, очевидно, узнал в нем того, кто постоянно наказывал его за подслушивание у двери, хотя Саймон и постарался изменить свою внешность, подбрив усы и бородку на испанский манер и нацепив черную повязку на косящий глаз.
Поняв, что он разоблачен, Саймон тут же изменил план, задумав сыграть на самых распространенных из всех человеческих пороков — на алчности и зависти. Отделавшись от соглядатая, он улизнул из города и отправился на «Санта-Марию», где отрекомендовался представителем испанской администрации, наделенным особыми полномочиями. Он предложил дону Педро Базану помочь ему арестовать и доставить в Испанию двух английских эмиссаров, которые затевают заговор с целью поднять восстание местных индейских племен против испанского владычества, для чего обманывают наивных и впечатлительных туземцев, демонстрируя им череп, якобы принадлежавший покойному императору ацтеков Монтесуме, наполненный драгоценными камнями, служащими им средством для подкупа и шантажа. Эти два английских шпиона, дескать, являются важными персонами у себя на родине, и за них можно получить неплохой выкуп, не говоря уже о том, что они обладают весьма ценными сведениями о тайнах английской дипломатии за рубежом. В качестве платы за услугу Саймон предложил Базану взять себе содержимое «черепа Монтесумы» и разделить с ним впоследствии сумму выкупа за «английских заговорщиков». Базан, под видом ученого-натуралиста, энтомолога и ботаника, сам не гнушавшийся сбором шпионской информации об английском флоте, охотно клюнул на эту приманку и, приставив к Саймону на всякий случай охрану, отправился с отрядом моряков за нами на берег. Все произошло в точности так, как говорил «испанский секретный агент»; более того, когда Сквобблз попытался нас отбить у матросов Базана, тот решил, будто за нас заступаются наши сообщники, и еще более укрепился в доверии к Саймону. Естественно, что после доставки нас на судно он тут же приказал сниматься с якоря, предоставив Саймону отдельную каюту на полубаке, а за мной и сэром Джаспером установил круглосуточный надзор, приставив к нам для этой цели своего верного слугу, черного «архангела» Габриэля.
Саймон не стал торопить события: видя, что с нами обращаются вполне прилично, он, опасаясь соглядатая-негра и боясь, как бы мы по неопытности не испортили ему всю игру, предпочел не посвящать нас в свои планы и держался отчужденно, но выждал время, пока «Санта-Мария» вплотную приблизится к берегам Европы, и исподволь приступил к исполнению своего замысла. Он как бы невзначай в беседе с матросами упоминал о несметных «сокровищах мертвой головы», которые Мигуэль и Базан якобы присвоили себе, завел знакомство с Альфонсо, капитаном мушкетеров, человеком алчным и завистливым, пользовавшимся большим влиянием среди команды, и показал ему свой драгоценный рубин, намекнув, что у Базана с Мигуэлем таких немало и он, Саймон, готов пожертвовать своим сокровищем, если окажется не прав. В дальнейшем спектакль начал развиваться по заранее намеченному сценарию, и мы все стали свидетелями его трагического финала.
Все это и многое другое, о чем у меня нет времени упоминать здесь, рассказал мне старый разведчик, и я видел, что, несмотря на страшное нервное напряжение и тревогу последних дней, ему была по сердцу азартная игра, затеянная им с ненавистными «желтокожими», и удовольствие от возможности лишний раз оставить их в дураках он ставил выше любой опасности и риска. И действительно, он посмеивался, а то и хохотал от души всякий раз, описывая нам ту или иную подробность своих похождений, да и не удивительно: в его изложении они выглядели так, что заставили бы лопнуть от смеха самого сурового святого из церковного календаря.
Что касается сэра Джаспера, то ему никогда не надоедало слушать истории старого моряка, и он клялся, что при случае расскажет королеве Бесс о каждом его трюке, поскольку Ее Величество, по его словам, любила в компании приятных кавалеров — таких, как он сам, например, — посмеяться над забавными проделками, особенно если они направлены против «донов», но только при условии их благополучного окончания или если развитие событий в них позволяло надеяться на подобный исход.
По милости Провидения целую неделю с небольшим стояла настолько хорошая погода, что даже самый привередливый брюзга не мог бы пожелать себе лучшей, и нам почти не приходилось менять паруса или вращать штурвал. Когда в конце концов на горизонте появился «Конец света», как обычно называют юго-западную оконечность Англии, мы вывели Базана на палубу, чтобы доказать ему тщетность всяких надежд на реванш. Он воспринял сей факт достаточно хладнокровно и невозмутимо пожал своими узкими плечами, насколько ему это позволяли руки, прибинтованные к туловищу.
— Признаю себя побежденным, — сказал он, — однако прошу не считать меня круглым дураком. У меня были сомнения относительно подлинности фальшивого испанца, ибо прошу меня извинить, но наша благословенная земля никогда еще не производила на свет людей с такой отвратительной рожей. Я специально предоставил вам двоим свободу передвижения по палубе и специально приставил Габриэля наблюдать за вашей игрой. Бедняга Габриэль!
— А каким образом вы заполучили негра себе в услужение? — полюбопытствовал сэр Джаспер, обожавший всякие ужасы и поспоривший со мной относительно обстоятельств, при которых Габриэль потерял язык.
— Это длинная история, — ответил Базан, — но если в двух словах, то мне удалось спасти его из лап черных дьяволов, отрезавших ему язык ради развлечения и собиравшихся пытать его дальше. И — карамба! — никогда в жизни я не совершал более выгодного поступка, потому что он верно и честно служил мне до конца своих дней; а теперь он мертв, будьте вы прокляты!
— Полегче-полегче, — возразил Саймон. — Его прикончили ваши собственные люди.
— Но благодаря вам! — огрызнулся испанец, снова вернувший самообладание после неожиданной вспышки ярости. — Вы отлично провели свою игру, однако я с вами еще поквитаюсь, хотя — клянусь непорочной Девой! — мне следовало перерезать вам глотки сразу же, как только я вас увидел!
— Благодарю за откровенность, — поклонился сэр Джаспер.
Базан не обратил внимания на насмешку.
— Помните, — усмехнулся он, — у вас, англичан, имеется поговорка насчет ложки и рта; оказавшись справедливой в одном случае, она может оказаться таковой и в другом!
С этими словами испанец невозмутимо повернулся к нам спиной и отправился в свою каюту.
— Крайне неблагодарная личность, — сказал сэр Джаспер. — Если вспомнить, что нам пришлось перетерпеть от «донов», то, похоже, мы совершаем преступление, оставляя его в живых! Надеюсь, однако, что его слова ничего не означают.
— Не знаю — не знаю, — озабоченно проговорил Саймон. — Горизонт выглядит не так, как обычно, а с юга надвигается тяжелая туча.
— Думаешь, будет шторм? — спросил я.
— Все может быть, приятель; поэтому слазай-ка наверх и убери паруса на всякий случай. Надо быть готовыми к любой неожиданности, хоть мы и потеряем скорость.
В течение следующего часа я был по уши занят непривычной работой и нашел ее довольно кропотливой и утомительной, скатывая в тугие рулоны тяжелые полотнища парусов и подвязывая их сезенями к реям. Часа через полтора я закончил работу, сохранив лишь верхний марсель на фоке и небольшой треугольный кливер на носу, чтобы судно продолжало слушаться руля, и «Санта-Мария» осталась с голыми мачтами и реями, сильно замедлив ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Провалиться мне, — сказал Саймон, — если мы опять не попали из огня да в полымя! А тем не менее все прошло почти так, как я задумал!
— Твою руку, старый товарищ! — сказал я, и мы бросились стискивать друг друга в объятиях, пока на глаза у Саймона не навернулись слезы, так как силенок у меня было побольше, чем у старого разведчика.
— Что дальше? — вмешался сэр Джаспер. — Мы загнали команду в трюм, а сами остались без руля и без ветрил…
— Не беспокойтесь, — возразил Саймон. — Карта в капитанской каюте, там же и курсовая прокладка, так что можно легко определиться, где мы находимся…
— Вы находитесь на пути в ад, — внезапно раздался голос откуда-то сверху. Мы как по команде повернули головы и увидели на верхней ступеньке трапа, ведущего на полуют, фигуру Базана — без шляпы, в изрубленной и помятой кирасе, — целившегося в нас из пистолета. В своих хлопотах с мятежниками мы совсем забыли о главном герое дня, чуть не в одиночку сдерживавшего натиск почти двух десятков головорезов! До сих пор он лежал неподвижно на палубе полуюта над нашими головами, и теперь стоял, держась одной рукой за поручень и раскачиваясь в такт резким движениям судна; видно было, что он с трудом держится на ногах и пистолет в его руке описывает сложную кривую. Неожиданный толчок судна заставил его окончательно потерять равновесие, и отважный испанец кубарем покатился вниз по трапу, растянувшись у наших ног. Мы все трое склонились на ним.
— Слава Богу, — сказал я Саймону, — старый сморщенный гриб все еще жив. Он потерял много крови, но раны его, кажется, не опасны.
— Что нам с ним делать? — спросил сэр Джаспер. — Бросить вниз, в трюм, к остальным?
— Ну нет, — возразил Саймон. — Во-первых, его сразу убьют. Во-вторых, если ему удастся остаться в живых, то он сумеет договориться с мятежниками и устроит нам какую-нибудь каверзу, ибо у него на плечах умная голова, а не пустая тыква. В-третьих, у меня на него есть кое-какие виды личного характера. В-четвертых…
— Хватит, хватит! — замахал руками сэр Джаспер. — Я вижу, в твоем безумии имеется строгая система! — и он насмешливо подмигнул мне.
— Кстати, о голове, — сказал я. — А где же череп?
— Да вон лежит, на шкафуте; только все камешки пропали, все до единого, — печально произнес сэр Джаспер.
— Ничего страшного: у нас остались большие самоцветы, да еще «Санта-Мария»; поистине, мы далеко не нищие, и если мы благополучно выбрались из всей этой передряги, то я оставляю себе череп «in memoriam», как говорят латиняне.
— Вот слова истинного учителя! — сказал сэр Джаспер. — Остается действительно только выбраться отсюда!
— Выберемся, — успокоил его Саймон. — Вода и провизия имеются в изобилии в носовом трюме, там же расположены и камбуз, и арсенал. Между трюмными отсеками сообщения нет, так что мы пока находимся в безопасности. Зато нам придется здорово потрудиться, чтобы добраться до Плимута. Мы с Джереми займемся управлением судном, а вы, сэр Джаспер, будете охранять нас и готовить еду. Что скажете?
— С большим удовольствием! — ответил бывший придворный кавалер. — Такая игра мне по душе. Только сначала я покормлю рыб: им ведь не надо готовить!
Саймон встал к штурвалу, а мы с сэром Джаспером приступили к работе, и я не переставал удивляться, сколько силы таится в с виду тщедушном теле маленького рыцаря, ибо если большинство испанцев были небольшого роста, то Габриэль, хоть и весь исколотый и изрубленный, был далеко не пушинкой, а толстый капитан Мигуэль отнюдь не похудел после смерти.
— Кто бы мог подумать, — отдуваясь и вытирая платком покрасневшее лицо, сказал сэр Джаспер, когда мы покончили со своей печальной обязанностью, — что я собственноручно вышвырну за борт «архангела», не говоря уже о нашем плюющемся приятеле? Поистине, Джереми, времена меняются!
— А вы не боитесь, что они могут перемениться снова? — спросил я.
— Опять ты каркаешь? Ты настоящий Иона — постоянно навлекаешь на нас какое-нибудь несчастье! Не будет нам покоя, пока мы не выбросим тебя за борт, как того несчастного пророка!
— Только попробуйте! — мрачно возразил я, зачерпывая ведром забортную воду, чтобы смыть с палубы кровь, стекавшую по ватервейсам в шпигаты и застывавшую в них тонкими красными сосульками.
Судно опять слушалось руля, и Саймон крикнул нам, что мы легли на курс к Ла-Маншу; поэтому, так как брать рифы на парусах не было необходимости, я отправился на полубак и принес на корму немного еды для Саймона и сэра Джаспера. Затем мы обмыли и перевязали раны дона Педро Базана, забинтовав его так, что он не мог бы двинуть ни рукой, ни ногой, даже если бы был в состоянии, и перенесли его на диван в капитанской каюте, влив предварительно ему в рот стакан доброй малаги.
Я не собираюсь описывать подробно все, что происходило во время нашего путешествия на север, поскольку дни тянулись тоскливо и однообразно, в сплошных вахтах и ожидании, не представляя ни малейшего интереса для тех, кому не пришлось побывать на борту «Санта-Марии». Ежедневно мы спускали вниз, в трюм, воду и пищу для испанцев, держа их, по совету Саймона, на скудном рационе, ибо он частенько говаривал:
Пост силу духа укрепляет,
Но телу сил не прибавляет!
И я всю жизнь потом убеждался в пользе и справедливости этой поговорки. Ежедневно же мы вызывали наверх, в помощь себе, двух добровольцев, и от желающих отбоя не было, потому что мы их дополнительно подкармливали; они были послушны и усердны, выполняя наиболее тяжелые и грязные работы по камбузу, выносили отбросы и нечистоты из трюма и даже стояли за штурвалом, если не было других дел. Рискуя попасть под внезапно налетевший шторм, мы решили не брать рифы на парусах, что, конечно, свидетельствовало о явном безрассудстве, но судьба к нам благоволила, и устойчивый бриз день ото дня непрерывно дул с юга, подгоняя наш неуклюжий барк, медленно ковылявший по спокойному морю, оставляя за собой милю за милей безбрежного водного пространства, покрытого мелкими ленивыми волнами.
Раны Базана успешно заживали, и, будучи философом, он воспринял свое поражение стоически, хотя я прекрасно понимал, что, ослабь мы нашу бдительность хоть на самую малость, он предпримет все возможное, чтобы вернуть себе «Санта-Марию». Поэтому, несмотря на протесты, возражения и неоднократные попытки оскорбить нас и спровоцировать ссору, мы продолжали его туго бинтовать и держали взаперти в его же собственной каюте, поскольку не могли позволить себе пойти даже на самую ничтожную долю риска.
Несмотря на то что дела шли довольно гладко, я ни за какие блага мира не согласился бы повторить последнюю неделю нашего плавания, ибо от смертельной усталости, от постоянного недосыпания, от мучительных сомнений в правильности выбранного курса, от необходимости непрерывно быть начеку, опасаясь как запертых в трюме «донов», так и возможной перемены погоды, я едва не заболел нервной горячкой, прежде чем мы достигли юго-западной оконечности Англии, да и сэр Джаспер с Саймоном чувствовали себя не лучше.
Мало-помалу и отдельными урывками мне удалось выведать у Саймона историю его аферы с «Санта-Марией», и я в очередной раз получил возможность подивиться хитрости моего товарища и в не меньшей степени его отчаянной решимости, настойчивости и храбрости, граничащей с сумасбродством, каковые качества он, впрочем, в достаточной мере проявлял и раньше, во время своих прежних похождений.
Итак, оставив нас в долине к востоку от Порт д'Эспань, он проделал путь к югу вдоль подножия холмов и вошел в город, словно прибыл из Сан-Хосе или Сан-Фернандо. Вскоре он убедился, что «доны» посадили за решетку всех английских моряков, которые были захвачены врасплох благодаря предательству и содержались теперь в длинном низком деревянном сарае, носившем название «гауптвахта» и расположенном неподалеку от центра города. Им была обещана свобода, если они согласятся выдать цели и намерения их вожаков, но верные ребята отказались пойти на предательство — да впрочем, они и сами-то не так уж много знали о наших планах, — поэтому их до сих пор держали под замком.
Саймон решил переговорить с ними, однако сделать это оказалось непросто, потому что они весьма тщательно охранялись испанцами, которые, говоря откровенно, изрядно побаивались своих пленников, ибо в те дни один англичанин стоил троих «желтокожих», и «доны» даже не пытались выражать сомнение в справедливости такой оценки. Тем не менее старому разведчику не составило большого труда отыскать возможность передать команде «Фрэнсиса» весточку о том, что помощь близка. Он подпоил большинство сторожей, запер их в караульном помещении и поджег его, словно по несчастной случайности. Воспользовавшись суматохой во время тушения пожара и спасения из огня пьяных «донов», он отыскал отверстие в стене «гауптвахты» и переговорил с узниками. Они сообща поспешно составили план бегства и договорились, что Саймон придет сюда же на следующую ночь, но, к несчастью, на обратном пути он нарвался на Ионаса Сквобблза, несомненно стоявшего у истоков всех этих неприятностей. Негодяй заподозрил неладное, увидев долговязую фигуру незнакомого «дона», околачивающегося возле «гауптвахты», и, очевидно, узнал в нем того, кто постоянно наказывал его за подслушивание у двери, хотя Саймон и постарался изменить свою внешность, подбрив усы и бородку на испанский манер и нацепив черную повязку на косящий глаз.
Поняв, что он разоблачен, Саймон тут же изменил план, задумав сыграть на самых распространенных из всех человеческих пороков — на алчности и зависти. Отделавшись от соглядатая, он улизнул из города и отправился на «Санта-Марию», где отрекомендовался представителем испанской администрации, наделенным особыми полномочиями. Он предложил дону Педро Базану помочь ему арестовать и доставить в Испанию двух английских эмиссаров, которые затевают заговор с целью поднять восстание местных индейских племен против испанского владычества, для чего обманывают наивных и впечатлительных туземцев, демонстрируя им череп, якобы принадлежавший покойному императору ацтеков Монтесуме, наполненный драгоценными камнями, служащими им средством для подкупа и шантажа. Эти два английских шпиона, дескать, являются важными персонами у себя на родине, и за них можно получить неплохой выкуп, не говоря уже о том, что они обладают весьма ценными сведениями о тайнах английской дипломатии за рубежом. В качестве платы за услугу Саймон предложил Базану взять себе содержимое «черепа Монтесумы» и разделить с ним впоследствии сумму выкупа за «английских заговорщиков». Базан, под видом ученого-натуралиста, энтомолога и ботаника, сам не гнушавшийся сбором шпионской информации об английском флоте, охотно клюнул на эту приманку и, приставив к Саймону на всякий случай охрану, отправился с отрядом моряков за нами на берег. Все произошло в точности так, как говорил «испанский секретный агент»; более того, когда Сквобблз попытался нас отбить у матросов Базана, тот решил, будто за нас заступаются наши сообщники, и еще более укрепился в доверии к Саймону. Естественно, что после доставки нас на судно он тут же приказал сниматься с якоря, предоставив Саймону отдельную каюту на полубаке, а за мной и сэром Джаспером установил круглосуточный надзор, приставив к нам для этой цели своего верного слугу, черного «архангела» Габриэля.
Саймон не стал торопить события: видя, что с нами обращаются вполне прилично, он, опасаясь соглядатая-негра и боясь, как бы мы по неопытности не испортили ему всю игру, предпочел не посвящать нас в свои планы и держался отчужденно, но выждал время, пока «Санта-Мария» вплотную приблизится к берегам Европы, и исподволь приступил к исполнению своего замысла. Он как бы невзначай в беседе с матросами упоминал о несметных «сокровищах мертвой головы», которые Мигуэль и Базан якобы присвоили себе, завел знакомство с Альфонсо, капитаном мушкетеров, человеком алчным и завистливым, пользовавшимся большим влиянием среди команды, и показал ему свой драгоценный рубин, намекнув, что у Базана с Мигуэлем таких немало и он, Саймон, готов пожертвовать своим сокровищем, если окажется не прав. В дальнейшем спектакль начал развиваться по заранее намеченному сценарию, и мы все стали свидетелями его трагического финала.
Все это и многое другое, о чем у меня нет времени упоминать здесь, рассказал мне старый разведчик, и я видел, что, несмотря на страшное нервное напряжение и тревогу последних дней, ему была по сердцу азартная игра, затеянная им с ненавистными «желтокожими», и удовольствие от возможности лишний раз оставить их в дураках он ставил выше любой опасности и риска. И действительно, он посмеивался, а то и хохотал от души всякий раз, описывая нам ту или иную подробность своих похождений, да и не удивительно: в его изложении они выглядели так, что заставили бы лопнуть от смеха самого сурового святого из церковного календаря.
Что касается сэра Джаспера, то ему никогда не надоедало слушать истории старого моряка, и он клялся, что при случае расскажет королеве Бесс о каждом его трюке, поскольку Ее Величество, по его словам, любила в компании приятных кавалеров — таких, как он сам, например, — посмеяться над забавными проделками, особенно если они направлены против «донов», но только при условии их благополучного окончания или если развитие событий в них позволяло надеяться на подобный исход.
По милости Провидения целую неделю с небольшим стояла настолько хорошая погода, что даже самый привередливый брюзга не мог бы пожелать себе лучшей, и нам почти не приходилось менять паруса или вращать штурвал. Когда в конце концов на горизонте появился «Конец света», как обычно называют юго-западную оконечность Англии, мы вывели Базана на палубу, чтобы доказать ему тщетность всяких надежд на реванш. Он воспринял сей факт достаточно хладнокровно и невозмутимо пожал своими узкими плечами, насколько ему это позволяли руки, прибинтованные к туловищу.
— Признаю себя побежденным, — сказал он, — однако прошу не считать меня круглым дураком. У меня были сомнения относительно подлинности фальшивого испанца, ибо прошу меня извинить, но наша благословенная земля никогда еще не производила на свет людей с такой отвратительной рожей. Я специально предоставил вам двоим свободу передвижения по палубе и специально приставил Габриэля наблюдать за вашей игрой. Бедняга Габриэль!
— А каким образом вы заполучили негра себе в услужение? — полюбопытствовал сэр Джаспер, обожавший всякие ужасы и поспоривший со мной относительно обстоятельств, при которых Габриэль потерял язык.
— Это длинная история, — ответил Базан, — но если в двух словах, то мне удалось спасти его из лап черных дьяволов, отрезавших ему язык ради развлечения и собиравшихся пытать его дальше. И — карамба! — никогда в жизни я не совершал более выгодного поступка, потому что он верно и честно служил мне до конца своих дней; а теперь он мертв, будьте вы прокляты!
— Полегче-полегче, — возразил Саймон. — Его прикончили ваши собственные люди.
— Но благодаря вам! — огрызнулся испанец, снова вернувший самообладание после неожиданной вспышки ярости. — Вы отлично провели свою игру, однако я с вами еще поквитаюсь, хотя — клянусь непорочной Девой! — мне следовало перерезать вам глотки сразу же, как только я вас увидел!
— Благодарю за откровенность, — поклонился сэр Джаспер.
Базан не обратил внимания на насмешку.
— Помните, — усмехнулся он, — у вас, англичан, имеется поговорка насчет ложки и рта; оказавшись справедливой в одном случае, она может оказаться таковой и в другом!
С этими словами испанец невозмутимо повернулся к нам спиной и отправился в свою каюту.
— Крайне неблагодарная личность, — сказал сэр Джаспер. — Если вспомнить, что нам пришлось перетерпеть от «донов», то, похоже, мы совершаем преступление, оставляя его в живых! Надеюсь, однако, что его слова ничего не означают.
— Не знаю — не знаю, — озабоченно проговорил Саймон. — Горизонт выглядит не так, как обычно, а с юга надвигается тяжелая туча.
— Думаешь, будет шторм? — спросил я.
— Все может быть, приятель; поэтому слазай-ка наверх и убери паруса на всякий случай. Надо быть готовыми к любой неожиданности, хоть мы и потеряем скорость.
В течение следующего часа я был по уши занят непривычной работой и нашел ее довольно кропотливой и утомительной, скатывая в тугие рулоны тяжелые полотнища парусов и подвязывая их сезенями к реям. Часа через полтора я закончил работу, сохранив лишь верхний марсель на фоке и небольшой треугольный кливер на носу, чтобы судно продолжало слушаться руля, и «Санта-Мария» осталась с голыми мачтами и реями, сильно замедлив ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41