И конечно, Джулии было достаточно одного взгляда, чтобы узнать ожерелье, украденное у Люсиль Хаф-фман.
Естественно, с этого момента Ральфа можно было считать конченым человеком. Фигурально выражаясь, его арестовали, допросили и приговорили прямо здесь, в доме адвоката Брента Синклера, на глазах у множества свидетелей. И хотя во время допроса он, конечно, пытался оправдываться, никто из присутствующих ни на минуту не поверил еще диким выкрикам о том, что это Андреа украла все драгоценности. А так как по ходу дела всем стало известно про похищение Стиви и требование Ральфом выкупа, тем более неубедительными выглядели его попытки переложить вину за кражи на Андреа.
Андреа же наконец вздохнула свободно: наконец-то украденные ценности вернутся к своим хозяевам (а уж как были рады этому Брент с Кеном, и описать невозможно). Полиция даже умудрилась конфисковать то немногое, что в самом начале их «сотрудничества» Ральф успел сплавить перекупщику. Последний согласился давать в суде показания только против Ральфа с тем, чтобы на него не заводили уголовное дело.
Итак, после окончания следствия Ральфу предъявили обвинение в вымогательстве и воровстве, не говоря уж про убийство сотрудника агентства Пинкертона, совершенное в Вашингтоне. После того, как был опубликован портрет агента и обещание вознаграждения за помощь следствию, нашелся свидетель, который опознал Ральфа в качестве убийцы. Суд присяжных, прислушавшись к мнению судьи, губернатора штата и – главным образом – господина президента, признал Ральфа виновным и приговорил к смерти через повешение.
И только Андреа испытала нечто вроде жалости по отношению к получившему по заслугам негодяю, да и то из-за Стиви.
– Что мы скажем мальчику, когда он спросит нас про своего родного отца? Как мы соберемся с духом сказать ему, что человек, произведший его на свет, чья кровь течет у Стиви в жилах, оказался таким злодеем, что покусился на жизнь другого человека и за это нашел свой конец на виселице?
– Я и сам не знаю, Андреа, – признался Брент. – Мне кажется, что, когда мы подойдем к этому мосту, мы найдем способ перейти через него. Возможно, он и вовсе не захочет ничего спрашивать, а до той поры мы просто должны любить его и заботиться о нем, учить его быть добрым и честным, то есть прямой противоположностью тому, чем был его родной отец. И наши уроки будут тем убедительнее, что мы постоянно будем рассказывать ему про его мать, и как она, умирая, поручила его тебе, веря в то, что ты не пожалеешь и жизни ради Стиви. И если у него достанет мудрости, то он поймет, что кровь Лилли, да и твоя, несущая свет и любовь, должна пересилить в нем любое зло, которое ему было суждено унаследовать от Ральфа.
Наступил канун Рождества. Елку уже украсили, и над камином не забыли повесить чулки. Стиви еле-еле удалось отправить спать, и в его чулок опустили тщательно приготовленные подарки. Брент и Андреа уже успели обменяться подарками. Он преподнес ей декоративный аквариум – один из тех, что так восхитили ее на выставке: над ним помещалась увитая цветами арка, под которой висела клетка для канарейки.
– Ах, мой дорогой! – засмеялась Андреа. – Я просто в восторге, но полна сомнений по поводу, того, какой переполох начнется в нашем доме, когда здесь окажутся рыбки и канарейки. По меньшей мере интересно, как на это прореагируют котенок и Стиви.
Она подарила мужу элегантный смокинг: лично выбрав для него роскошный парчовый материал, Андреа своими руками сшила его на швейной машинке.
– Он бесподобен, – заявил Брент. – Но где же твой, душа моя? Тебе обязательно надо сшить еще один, для пары, и с кармашком для спичек, – добавил он, решив поддразнить Андреа воспоминанием о той ночи в отеле, когда они делили на двоих и сигареты, и зарождавшуюся любовь.
В данный момент Брент был занят тем, что собирал по частям игрушечную железную дорогу для Стиви. Он купил ее, несмотря на замечание Андреа, что мальчик еще мал, чтобы понимать толк в подобных игрушках. В конце концов Бренту с некоторым смущением пришлось признать, что он и сам не прочь поиграть этим сокровищем и получить от него по крайней мере не меньшее удовольствие, чем Стиви.
Андреа на какое-то время удалилась, оставив его за кропотливым занятием. Он и не знал, что она уже успела вернуться в гостиную, пока не услышал странное позвякивание. Поскольку голова Брента находилась под елкой, где он прокладывал трассу железнодорожного пути, ему пришлось вначале раздвинуть пушистый духовитый полог, чтобы разглядеть источник металлического звона.
Рот у бедняги открылся, да так и не закрылся. От неожиданности он резко вздернул голову вверх, отчего пребольно стукнулся о ствол елки, которая лишь каким-то чудом не свалилась на него вместе со всеми украшениями. Брент же мог только молча таращиться на Андреа, не в силах пошевелиться.
Под полупрозрачным покрывалом, скрывавшим нижнюю часть ее лица, угадывалась лукавая улыбка, кривившая губы. А фиалковые глаза сияли смехом и задором. Она чуть-чуть соблазнительно качнула бедрами, и мониста, украшавшие нечто напоминавшее верхнюю часть платья, методично зазвенели. С ними перекликались мониста, свисавшие с золоченого пояса – обязательной части одеяния обитательниц гарема на Востоке. Невероятных размеров аметист, неизвестно как укрепленный на самом пупке, загадочно сиял в мягком свете свечей.
Совершенно невозмутимая перед изумленным взором Брента, Андреа подняла руки и принялась выгибаться и кружиться самым чарующим образом. Ее стройные бедра так и ходили взад и вперед, беседуя с Брентом на языке, который был древним, как мир. Свои колдовские движения она умудрялась сопровождать ритмическим перестуком каблучков, которому вторил нежный звон бубенчиков, укрепленных на пальцах рук.
Загипнотизированный ни разу доселе не виданным им зрелищем, Брент на карачках выбрался из-под елки и уселся тут же на полу, не спуская с нее загоревшихся золотистым пламенем глаз.
Она стала танцевать чуть-чуть ближе, бессовестным образом дразня его и уклоняясь при малейшей попытке схватить ее. О, она весьма искусно играла роль соблазнительницы, играла так эротично, что он вот-вот мог потерять терпение.
Его тело с мгновенной готовностью ответило на ее немые призывы. Да и как можно было не рассчитывать на подобный ответ, когда она так откровенно и легко предлагала себя, свое прекрасное, зовущее к любви тело.
Он постарался взять себя в руки и дождаться момента, когда она рискнет приблизиться настолько, чтобы он смог схватить этого мотылька, бесстрашно танцующего возле самого пламени. И вот наконец он совершил бросок – стремительно, словно тигр, прыгающий из засады на неосторожную газель.
Андреа упала в его объятия, счастливо смеясь, и в ее глазах пылал тот же огонь, который она зажгла в нем.
– Забери меня в свою берлогу и владей мной, – прошептала она голосом, вздрагивавшим от рвущегося наружу желания.
– Я хочу тебя здесь. Сейчас. Сию минуту, – хрипло отвечал он, срывая с ее лица покрывало и припадая к ней в поцелуе.
Их порыв был так неистов, словно они впервые занимались любовью. Они буквально сгорали от возбуждения. Разрядка была быстрой и такой же неистовой, как та вспышка страсти, которая положила ей начало.
– Женщина, ты не устаешь поражать меня, – промурлыкал он, словно огромный, сытый кот. – Где тебе удалось достать такое неприличное одеяние, и кто научил тебя таким возбуждающим танцам?
– Мэдди прислала мне платье, и ноты, и еще несколько фотографий, сопровождаемых подробнейшими инструкциями, – с улыбкой пояснила Андреа. – Мне пришлось упражняться не один день, чтобы приготовить тебе достойный сюрприз.
– Просто чудо, что я не помер на месте от удара, когда тебя увидел. Или не помер потом, во время танца, не в силах преодолеть то дикое желание, которое ты во мне разбудила.
– Так это бурчало у тебя в животе?
– И прегромко. Во мне проснулся первобытный, дикий самец.
– Нам надо будет почаще выпускать его на волю. Мне очень даже понравилось быть пленницей дикого самца.
– А как наша старушка? – через какое-то время вспомнил Брент.
– Мэдди? Непоседлива, как всегда. Она, похоже, получает огромное удовольствие от своего кругосветного вояжа. В последний раз писала из Константинополя. По всему выходит, что там она познакомилась с каким-то турецким негоциантом и полностью поработила его. Он-то и помог ей достать этот костюм. Она пишет, что у нее еще один точно такой же, только ярко-красный. Она сочла, что пурпурный будет мне больше к лицу, и прислала мне его.
Брент приподнялся и окинул взглядом ее вроде бы одетое тело. Аметист снова ударил ему в глаза ярким пучком света. Он тихонько потрогал его.
– Уверен, что он не настоящий. Он величиной с куриное яйцо и стоит столько, что можно купить полцарства, если он настоящий.
– А я не сомневаюсь, что он настоящий, – пожала плечами Андреа. – Мэдди может подчас быть непостижимо экстравагантной. В письме она настойчиво повторяла, что этот костюм будет ее рождественским подарком для нас обоих. Для меня, чтобы я его носила, и для тебя, чтобы ты наслаждался последствиями.
– Ах она хитрющая старая лиса, – засмеялся Брент. – А ты – распутница.
– И ты обожаешь нас обеих.
– Да, и к тому же жду – не дождусь, когда ты опять станцуешь для меня. У тебя потрясающая грация и… чувственность в каждом движении.
– Ох, мне нужно еще столько упражняться, чтобы достичь совершенства, – сказала она. – Однако, кажется, через пару месяцев у меня будет получаться во много раз лучше. По крайней мере будет чем исполнять танец живота.
И она замерла в напряженном ожидании. Прошло немало времени, пока до Брента дошло, что она имела в виду, и у него во второй раз за этот вечер открылся от изумления рот.
– Так ты… Мы… Ты именно это имела в виду, то, о чем я подумал?
– Да, любовь моя. – Ее глаза испытующе смотрели на него, лучась радостью. – Мы с тобою ждем ребенка. Если мои подсчеты верны, он родится в начале лета.
С невыразимой нежностью и благоговением он положил ладонь на ее пока что совершенно плоский живот. Его пальцы слегка вздрагивали, равно как и голос, когда он прошептал:
– Ох, милая моя! Не верю своим ушам. Мое дитя, и оно сию минуту растет вот тут, в твоем обожаемом мною теле.
– Если не концентрироваться на проблемах, которые возникли в процессе воспитания Стиви, я так и подумала, что ты обрадуешься – ведь не кто иной, как ты заявил мне, что хочешь иметь десяток детишек, – улыбнулась она.
– Да, сказал. Я и теперь хочу… наверное.
– Ну, тогда мне, несомненно, придется все-таки принять на службу няню.
Он склонился и покрыл поцелуями ее животик, ее грудь, ее губы.
– Я надеюсь, что у нас родится девочка, – шептал он. – У нас ведь уже есть сын. А теперь пусть будет чудесная девчушка с такими же локонами лунного оттенка, ослепительными фиалковыми глазами и прочими неотразимыми чарами, которые она унаследует от матери.
– И с поясом целомудрия, – добавила Андреа с тихим довольным смешком.
– Определенно, и с поясом целомудрия, – согласил он.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39