— Да, ничего, не переживай. Все нормально. Энди настоящий парень.
Шериф вскинул на прощание руку. Его машина резко развернулась и понеслась к дому Брендона. Ехать было недолго.
Наконец, Гарри Трумен дотащил упирающегося Энди к дверям его дома. Энди, казалось, немного протрезвел. Он достал ключ и открыл дверь, — Энди, я все-таки доведу тебя до постели, — предложил Гарри.
Тот пожал плечами и не в силах вымолвить ни слова, просто кивнул головой. Так они и вошли в гостиную — Гарри обнимал Энди за плечи. — Добрый вечер, миссис Брендон, — немного растерянно сказал шериф, заметив, что в гостиной за столом сидит мать Энди. — Доброй ночи, — ледяным голосом проговорила миссис Брендон.
От звука голоса матери Энди встрепенулся. Он вскинул голову и уже окончательно протрезвел, когда увидел, что мать держит в руках номер журнала «Мир плоти», который он по неосторожности забыл на своей кровати. — Доброй ночи, — откланялся Гарри Трумен. — Что это такое, сын? — грозно спросила миссис Брендон и громко ударила журналом о крышку стола.
Энди хотел что-то ответить, но только виновато опустил голову.
Глава 48
Беседа Дэйла Купера и Альберта Розенфельда в закусочной. — Арнольд Розенфельд демонстрирует свои выдающиеся знания криминалистики. — Гарри Трумен рассказывает Дэйлу Куперу о странной истории, произошедшей с ним в Санта-Монике.
Приезд в город Альберта Розенфельда несколько воодушевил Купера — он надеялся, что тот, как классный специалист, поможет разрешить некоторые загадки, поставившие агента ФБР и тупик.
Купер был неплохим психологом, и он знал, причем не только по собственному опыту, но и из курса психологии, пройденного в Академии ФБР в Филадельфии: ничто не располагает так к откровенности, как питье кофе в каком-нибудь тихом заведении. Свой утренний кофе Дэйл пил или в кабинете Трумена, если утро заставало его там, или в кафе Нормы Дженнингс. Помня о несколько натянутых отношениях Розенфельда с местным шерифом, Купер решил избрать кафе, как достаточно нейтральное место.
Сидя за столиком, Купер с улыбкой смотрел на судмедэксперта — тот, не в силах дождаться, пока кофе остынет, ожег язык и теперь выглядел несколько расстроенным.
Розенфельд, отставив чашечку, обернулся к Дэйлу. — Чего ты улыбаешься?..
Дэйл опустил глаза в чашку, чтобы не рассмеяться во весь голос. — Тебе смешно, что я так ожегся?.. — Нет… Теперь ты хоть на какое-то время будешь вынужден воздержаться от слов вроде «козел», «урод», «кретин» и «ублюдок», — объяснил Купер причину своего хорошего настроения.
Альберт улыбнулся в ответ и, попробовав кофе, чтобы убедиться, достаточно ли он остыл, отважился, наконец, сделать небольшой глоток. — Извини, Дэйл, но у меня такой характер… Да, — спохватился он, — а как ты себя чувствуешь?..
Дэйл, сделав еще несколько глотков, ответил вопросом на вопрос: — А почему это тебя так интересует?..
Розенфельд заложил ногу за ногу. — Этот вопрос к человеку, получившему три пули в живот, совершенно не лишен…
Дэйл махнул рукой. — А-а… Нормально… Можешь не волноваться.
Розенфельд допил кофе до половины и решительным жестом отставил чашку. — Все, с меня достаточно… В этом паршивом городишке ничего не могут делать толком, даже кофе варить… — посмотрев на Купера, он произнес: — а я, Дэйл, между прочим, и не волнуюсь… — Тогда зачем же спрашиваешь?..
Розенфельд вздохнул, словно этот вопрос доставил ему какое-то неудобство. — Из вежливости… — Понятно, — протянул Купер, — что ж, спасибо за искренность… — сделав несколько небольших глотков, он отставил кофейную чашку и, обернувшись к судмедэксперту, произнес: — Честно говоря, после этого покушения я расстроился не из-за того, что могу умереть, а из-за того, что могу умереть, ничего так и не увидев,..
Розенфельд улыбнулся. — Ты имеешь в виду Тибет?.. — Альберт прекрасно знал, что Тибет был давней и до сих пор неосуществленной мечтой Дэйла.
При слове «Тибет» у Купера загорелись глаза. — Альберт, ты знаешь, я недавно перечитал одну занимательную книгу… — начал Дэйл.
«И зачем я только ему напомнил? — удрученно подумал Альберт, — сейчас как минимум на полчаса зарядит лекцию о махаяне…»
Розенфельд не ошибся: последующие минут двадцать ему пришлось выслушивать слова Купера о Тибете и тибетской культуре. Розенфельд попробовал было отключиться, однако это не удалось ему полностью — до сознания то и дело долетали обрывки фраз: «В первом веке до нашей эры…» «В эпоху династии Тан…», «Во времена, предшествующие завоеванию Китая маньчжурскими племенами…» «Последний далайлама…»
Наконец судмедэксперту удалось вставить реплику: — Дэйл, все это, конечно же, очень и очень интересно, но теперь мне все-таки хотелось бы отвлечься от событий, произошедших в Тибете двадцать столетий назад, чтобы выяснить, что все-таки происходит в Твин Пиксе в наше время…
Дэйл откинулся на спинку стула. — Как жалко, что так и не удалось тебе всего рассказать…
Розенфельд поморщился, — рассказы Купера ему приходилось выслушивать неоднократно. — Расскажешь в другой раз… Если, конечно, следующий, кто будет на тебя покушаться, будет порасторопней и пометче… А знаешь, — ехидно заулыбался паталогоанатом, я уже готовился к вскрытию твоего трупа,.. Из уважении к тебе я не стал бы затребовать твое тело в Сиэтл, а припыл бы сюда сам. — Немного помолчав, он добавил. — Если честно, я, когда ехал в этот паскудный городок, так надеялся посмотреть, что у тебя там внутри…
Купер не дал ему договорить: — Ладно, мы действительно отвлеклись, а потому — ближе к делу. — Есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Розенфельд— Да. Как я только что узнал, Роннета Пуласки вышла из состояния комы… — А она может говорить?..
Дэйл отрицательно помотал головой. — Еще нет… Уильям Хайвер говорит, что это случится не ранее, чем через несколько недель.
Альберта эти сроки явно не удовлетворяли. — Мы не можем столько ждать,.. — Вот именно…
Судмедэксперт предложил:— Может быть, показать ей портрет?.. — Да, — согласился с ним Дэйл. — Я тоже об этом подумал… Только, если ты не против, я бы хотел отправиться в клинику с шерифом…
Розенфельда это вполне удовлетворило. — Хорошо, — он согласно закивал, — хорошо, Дэйл, делай, как считаешь нужным… Кстати, — оживился он, — я провел вскрытие тела Жака Рено…
Купер поднял голову. — Ну, и каковы же результаты?..
Альберт, словно вспомнив о чем-то приятном — каждое вскрытие человеческого тела доставляло ему довольствие, было настоящим праздником — с необычайно довольным видом заулыбался. — В желудке покойного обнаружено, — принялся он перечислять таким тоном, каким обычно следователи зачитывают реестр похищенного, — автомобильный номер штата Северная Дакота, четыре пустых жестянки из-под пива, наручные часы без секундной стрелки, восемнадцать пуговиц, согнутая чайная ложечка… — Хватит, хватит, — перебил его Дэйл, — твои шутки иногда просто невыносимы…
Розенфельд пожал плечами. — Не нравится — не слушай… Да, кстати, забыл о самом главном — оказывается, Жак Рено был не удавлен, как я первоначально предположил, а задушен подушкой… Убийца был в перчатках. — После небольшой паузы Альберт добавил: — Видимо, кому-то в этом городе была очень нужна смерть крупье… Представляю, какие тайны этот Рено унес с собой в могилу.
Купер заметил:— Удавлен или задушен — какая, собственно, разница? Главное то, что этого Рено уже нет в живых. — Э, нет, — воскликнул Розенфельд, — есть разница, притом иногда — очень даже существенная. — Паталогоанатом очень не любил, когда люди, не понимающие всех тонкостей его редкой профессии, начинали судить о ней таким же образом, как Купер. — Вот, например, недавно…
Дэйл с тоской посмотрел на Розенфельда.
«Ну, сейчас начнет про токсины, алкалоиды, радиологические исследования и прочее, — подумал он. — Ничего не поделаешь — придется выслушать…»
Альберт был очень воодушевлен возможностью рассказать сослуживцу очередной случай из практики — кроме того, это была замечательная возможность своеобразной мести за Тибет. — Так вот, — начал он, — по поводу разницы… Помню, когда я работал в институте судебной медицины — ты ведь знаешь, я не сразу пришел в Федеральное Бюро Расследований, — так вот, когда я работал там, ко мне пришел агент одной крупной страховой фирмы. Он попросил меня переговорить с ним по одному конфиденциальному и действительно неотложному вопросу, так как в капелле на городском кладбище уже был установлен гроб с телом одного двадцативосьмилетнего коммерсанта, чье погребение должно было состояться через час. Из данных прокуратуры явствовало, что этот коммерсант несколько дней назад во время служебной поездки на своем красном «ниссане» на одной из городских улиц на небольшой скорости налетел на дорожный столб. Удар не был силен, но автомобиль все же загорелся, и тело коммерсанта вытащили с водительского места полностью обуглившимся. — А при чем же здесь страховая компания? — осведомился Купер. — Понимаешь, проблема этой страховой компании заключалась в том, что коммерсант застраховался от несчастного случая не только у них, но еще в трех местах, причем на неимоверную, если судить по его финансовому состоянию сумму — что-то около пяти миллионов долларов. Договоры страхования вступили в законную силу всего несколько дней назад. Вдова погибшего сразу же после смерти предъявила претензии на страховые суммы. Многое во всем этом казалось подозрительным. Правда, представитель страховой компании пояснил, что существует, правда, вероятность того, что у коммерсанта было больное сердце, и вследствие сердечной слабости он наехал на дорожный столб. Не исключалось и самоубийство. Во всяком случае, после не слишком-то приятных объяснений он добился у вдовы погибшего разрешения на вскрытие тела и теперь просил меня произвести его.
Дэйл иронически поинтересовался: — И ты, разумеется, согласился?.. — Конечно, — кивнул Розенфельд. — Так вот, никакой возможности привезти труп в лабораторию не было, и вскрытие оказалось возможным только в капелле городского кладбища. — Прямо как в фильме ужасов… — Не перебивай. У меня, как ты знаешь, есть отличное чутье на случаи, когда пахнет преднамеренным убийством…
Дэйл как бы между прочим заметил:— Кроме того, ты очень скромен…
Альберт продолжил:— Разумеется, я немедленно дал согласие и помчался на кладбище. В гробу лежал страшно обугленный торс, к которому прилепились шейный отдел позвоночника с основанием черепа, верхняя половина обоих бедер и части рук. Кроме того, у трупа сохранилась даже часть головного мозга, размером где-то с кулак. Сколь ни безнадежным казалось состояние трупа для патолого-анатомического исследования, оно, тем не менее, было произведено. О том, что применительно к торсу речь шла об останках мужчины, установить было довольно легко: его член хотя и был достаточно обуглен, однако неплохо сохранился… Я даже хотел было заспиртовать его и передать потом вдове как сувенир, но в последний момент передумал, — попытался было пошутить Розенфельд. — Ну, а что потом? — Довольно равнодушным тоном спросил Купер. — Потом я принялся за исследования головного мозга, — с воодушевлением произнес Розенфельд, — он был в поразительно свежем состоянии. Я никак не мог этого объяснить. Ни в полости рта, ни в трахее, ни в сохранившейся части гортани я не нашел никаких отложений сажи. Правда, в сердце было немного сгустков крови. Правая нижняя доля легкого отлично сохранилась…
Слушая рассказ Розенфельда, Купер никак не мог понять, издевается он над ним или действительно говорит всерьез. — Так вот, я поместил кровь из сердца и долю легкого в специальные колбы, чтобы продолжить исследования в лаборатории. Однако при изучении сохранившихся костей я удивился. Они были настолько слабы и до того напоминали легкую костную структуру женщины, что я невольно насторожился. Я начал сомневаться, действительно ли речь идет о мужском скелете. — А как же обугленный член?.. — с неприкрытой издевкой спросил Дэйл.
Альберт оставил этот вопрос без внимания. — Более того, когда я распилил хорошо сохранившуюся суставную головку левого плеча, то без труда узнал остатки хрящевых пленок, которые встречаются только у подростков на стыках суставов длинных трубчатых костей и исчезают к двадцати, самое позднее — к двадцати трем годам… Уверен, Дэйл, что у тебя их давно уже нет… — это был ответный удар за реплику об обугленном члене. — Погибший же был значительно старше этого возраста и, как явствовало из документов, был крепкого телосложения, широкоплеч и коренаст. До моего слуха доносились приглушенные голоса собравшихся, пришедших проститься с телом покойного, когда я покинул капеллу через заднюю дверь. Придя в институт, я приступил к исследованию взятой из сердца крови на предмет содержания в ней окиси углерода. Я применил все возможные химические и радиологические методы, и все они дали отрицательный ответ. Тогда я понял, что мои подозрения относительно того, что этот покойник — вовсе не тот, за которого его пытаются выдать, подтверждаются. Ибо если в дыхательных путях нет сажи, а в крови — окиси углерода, то это значит, что он погиб задолго до того, как сгорел в своем «ниссане»… — Это и есть та мелочь, которая может сыграть решающее значение? — спросил Купер, которого заинтересовал рассказ коллеги. — Да. Рассказывать дальше?..
Дэйл кивнул. — Рассказывай, хотя и так, по-моему, все понятно…— Таким образом, я попытался установить, не стал ли покойник жертвой чьего-нибудь насилия, до того, как сгорел в автомашине. Кстати, это достаточно серьезная проблема — отличить повреждения, полученные человеком при жизни от тех, которые сознательно или случайно получены им после смерти… Изготовив микроскопический срез той части легкого, которое я принес с кладбища, и, положив этот срез под сильный микроскоп, я заметил, что части самых мельчайших сосудов легкого закупорены светлыми, как вода, каплями, по форме напоминающими колбаски. Иными словами, легочные сосуды были закупорены телесным жиром. Всем, даже начинающим практику, патологоанатомам известно, что в ряде случаев, особенно при воздействии ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа, садистских пыток, подчас даже при обычных сотрясениях тела жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды, а оттуда через сердце — и в легкое. В результате наступает закупорка сосудов легких, что ведет к нарушению кровообращения и к смерти… Короче говоря, мне стало совершенно ясно, что покойник, захороненный на городском кладбище, был, по всей вероятности, убит прежде, чем сгорел в огне. Разумеется, я сразу же проинформировал о своих подозрениях федеральную полицию. Суть моих выводов сводилась к следующему: во-первых, покойник наверняка не является тем самым коммерсантом. Во-вторых, речь идет о каком-то неизвестном лице, которое было сперва убито, а потом — сожжено. В-третьих, вероятный убийца — коммерсант. В-четвертых — совершенно исключается уничтожение в огне тех частей тела, которые отсутствовали на туловище покойника, захороненного на городском кладбище. Те, разумеется, справедливо посчитав, что разговор идет о страховом мошенничестве, сопряженным с преднамеренным убийством, решили, что тот коммерсант прячется где-то поблизости, и в ближайшее время наверняка попытается войти в контакт со своей женой. Федеральная полиция, получив соответствующее разрешение, подключилась к домашнему телефону жены погибшего коммерсанта. И вот, спустя несколько дней, она засекла звонок из Нью-Йорка. Было установлено, что звонят из гостиницы «Чарлтон». Полицейские мгновенно связались с тамошними коллегами и установили, что там и проживает тот самый коммерсант. Спустя несколько часов он был арестован. На допросе он сообщил, что еще несколько лет назад у него возник план добыть большую сумму денег путем страхового мошенничества, для чего он и намеревался сжечь вместо себя какого-нибудь незнакомца. Предварительно заключив несколько страховых договоров, он принялся охотиться за своей будущей жертвой. В первый раз ему не повезло: заманив в свой автомобиль одного дорожного рабочего, он попытался его убить, но тот оказался весьма проворным и убежал. В следующий раз он подготовился более обстоятельно: он проинструктировал жену, что если в случае удачи его план удастся, он позвонит ей и подробно опишет одежду убитого, чтобы при опознании та назвала ее одеждой, в которой последний раз видела коммерсанта. На следующий день на шоссе он заметил одинокого путника. Правда, тот не был на него похож; впрочем, выбирать было не из чего, и посему это обстоятельство мало смутило преступника. Незнакомец был тщедушным малым и притом — намного моложе коммерсанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Шериф вскинул на прощание руку. Его машина резко развернулась и понеслась к дому Брендона. Ехать было недолго.
Наконец, Гарри Трумен дотащил упирающегося Энди к дверям его дома. Энди, казалось, немного протрезвел. Он достал ключ и открыл дверь, — Энди, я все-таки доведу тебя до постели, — предложил Гарри.
Тот пожал плечами и не в силах вымолвить ни слова, просто кивнул головой. Так они и вошли в гостиную — Гарри обнимал Энди за плечи. — Добрый вечер, миссис Брендон, — немного растерянно сказал шериф, заметив, что в гостиной за столом сидит мать Энди. — Доброй ночи, — ледяным голосом проговорила миссис Брендон.
От звука голоса матери Энди встрепенулся. Он вскинул голову и уже окончательно протрезвел, когда увидел, что мать держит в руках номер журнала «Мир плоти», который он по неосторожности забыл на своей кровати. — Доброй ночи, — откланялся Гарри Трумен. — Что это такое, сын? — грозно спросила миссис Брендон и громко ударила журналом о крышку стола.
Энди хотел что-то ответить, но только виновато опустил голову.
Глава 48
Беседа Дэйла Купера и Альберта Розенфельда в закусочной. — Арнольд Розенфельд демонстрирует свои выдающиеся знания криминалистики. — Гарри Трумен рассказывает Дэйлу Куперу о странной истории, произошедшей с ним в Санта-Монике.
Приезд в город Альберта Розенфельда несколько воодушевил Купера — он надеялся, что тот, как классный специалист, поможет разрешить некоторые загадки, поставившие агента ФБР и тупик.
Купер был неплохим психологом, и он знал, причем не только по собственному опыту, но и из курса психологии, пройденного в Академии ФБР в Филадельфии: ничто не располагает так к откровенности, как питье кофе в каком-нибудь тихом заведении. Свой утренний кофе Дэйл пил или в кабинете Трумена, если утро заставало его там, или в кафе Нормы Дженнингс. Помня о несколько натянутых отношениях Розенфельда с местным шерифом, Купер решил избрать кафе, как достаточно нейтральное место.
Сидя за столиком, Купер с улыбкой смотрел на судмедэксперта — тот, не в силах дождаться, пока кофе остынет, ожег язык и теперь выглядел несколько расстроенным.
Розенфельд, отставив чашечку, обернулся к Дэйлу. — Чего ты улыбаешься?..
Дэйл опустил глаза в чашку, чтобы не рассмеяться во весь голос. — Тебе смешно, что я так ожегся?.. — Нет… Теперь ты хоть на какое-то время будешь вынужден воздержаться от слов вроде «козел», «урод», «кретин» и «ублюдок», — объяснил Купер причину своего хорошего настроения.
Альберт улыбнулся в ответ и, попробовав кофе, чтобы убедиться, достаточно ли он остыл, отважился, наконец, сделать небольшой глоток. — Извини, Дэйл, но у меня такой характер… Да, — спохватился он, — а как ты себя чувствуешь?..
Дэйл, сделав еще несколько глотков, ответил вопросом на вопрос: — А почему это тебя так интересует?..
Розенфельд заложил ногу за ногу. — Этот вопрос к человеку, получившему три пули в живот, совершенно не лишен…
Дэйл махнул рукой. — А-а… Нормально… Можешь не волноваться.
Розенфельд допил кофе до половины и решительным жестом отставил чашку. — Все, с меня достаточно… В этом паршивом городишке ничего не могут делать толком, даже кофе варить… — посмотрев на Купера, он произнес: — а я, Дэйл, между прочим, и не волнуюсь… — Тогда зачем же спрашиваешь?..
Розенфельд вздохнул, словно этот вопрос доставил ему какое-то неудобство. — Из вежливости… — Понятно, — протянул Купер, — что ж, спасибо за искренность… — сделав несколько небольших глотков, он отставил кофейную чашку и, обернувшись к судмедэксперту, произнес: — Честно говоря, после этого покушения я расстроился не из-за того, что могу умереть, а из-за того, что могу умереть, ничего так и не увидев,..
Розенфельд улыбнулся. — Ты имеешь в виду Тибет?.. — Альберт прекрасно знал, что Тибет был давней и до сих пор неосуществленной мечтой Дэйла.
При слове «Тибет» у Купера загорелись глаза. — Альберт, ты знаешь, я недавно перечитал одну занимательную книгу… — начал Дэйл.
«И зачем я только ему напомнил? — удрученно подумал Альберт, — сейчас как минимум на полчаса зарядит лекцию о махаяне…»
Розенфельд не ошибся: последующие минут двадцать ему пришлось выслушивать слова Купера о Тибете и тибетской культуре. Розенфельд попробовал было отключиться, однако это не удалось ему полностью — до сознания то и дело долетали обрывки фраз: «В первом веке до нашей эры…» «В эпоху династии Тан…», «Во времена, предшествующие завоеванию Китая маньчжурскими племенами…» «Последний далайлама…»
Наконец судмедэксперту удалось вставить реплику: — Дэйл, все это, конечно же, очень и очень интересно, но теперь мне все-таки хотелось бы отвлечься от событий, произошедших в Тибете двадцать столетий назад, чтобы выяснить, что все-таки происходит в Твин Пиксе в наше время…
Дэйл откинулся на спинку стула. — Как жалко, что так и не удалось тебе всего рассказать…
Розенфельд поморщился, — рассказы Купера ему приходилось выслушивать неоднократно. — Расскажешь в другой раз… Если, конечно, следующий, кто будет на тебя покушаться, будет порасторопней и пометче… А знаешь, — ехидно заулыбался паталогоанатом, я уже готовился к вскрытию твоего трупа,.. Из уважении к тебе я не стал бы затребовать твое тело в Сиэтл, а припыл бы сюда сам. — Немного помолчав, он добавил. — Если честно, я, когда ехал в этот паскудный городок, так надеялся посмотреть, что у тебя там внутри…
Купер не дал ему договорить: — Ладно, мы действительно отвлеклись, а потому — ближе к делу. — Есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Розенфельд— Да. Как я только что узнал, Роннета Пуласки вышла из состояния комы… — А она может говорить?..
Дэйл отрицательно помотал головой. — Еще нет… Уильям Хайвер говорит, что это случится не ранее, чем через несколько недель.
Альберта эти сроки явно не удовлетворяли. — Мы не можем столько ждать,.. — Вот именно…
Судмедэксперт предложил:— Может быть, показать ей портрет?.. — Да, — согласился с ним Дэйл. — Я тоже об этом подумал… Только, если ты не против, я бы хотел отправиться в клинику с шерифом…
Розенфельда это вполне удовлетворило. — Хорошо, — он согласно закивал, — хорошо, Дэйл, делай, как считаешь нужным… Кстати, — оживился он, — я провел вскрытие тела Жака Рено…
Купер поднял голову. — Ну, и каковы же результаты?..
Альберт, словно вспомнив о чем-то приятном — каждое вскрытие человеческого тела доставляло ему довольствие, было настоящим праздником — с необычайно довольным видом заулыбался. — В желудке покойного обнаружено, — принялся он перечислять таким тоном, каким обычно следователи зачитывают реестр похищенного, — автомобильный номер штата Северная Дакота, четыре пустых жестянки из-под пива, наручные часы без секундной стрелки, восемнадцать пуговиц, согнутая чайная ложечка… — Хватит, хватит, — перебил его Дэйл, — твои шутки иногда просто невыносимы…
Розенфельд пожал плечами. — Не нравится — не слушай… Да, кстати, забыл о самом главном — оказывается, Жак Рено был не удавлен, как я первоначально предположил, а задушен подушкой… Убийца был в перчатках. — После небольшой паузы Альберт добавил: — Видимо, кому-то в этом городе была очень нужна смерть крупье… Представляю, какие тайны этот Рено унес с собой в могилу.
Купер заметил:— Удавлен или задушен — какая, собственно, разница? Главное то, что этого Рено уже нет в живых. — Э, нет, — воскликнул Розенфельд, — есть разница, притом иногда — очень даже существенная. — Паталогоанатом очень не любил, когда люди, не понимающие всех тонкостей его редкой профессии, начинали судить о ней таким же образом, как Купер. — Вот, например, недавно…
Дэйл с тоской посмотрел на Розенфельда.
«Ну, сейчас начнет про токсины, алкалоиды, радиологические исследования и прочее, — подумал он. — Ничего не поделаешь — придется выслушать…»
Альберт был очень воодушевлен возможностью рассказать сослуживцу очередной случай из практики — кроме того, это была замечательная возможность своеобразной мести за Тибет. — Так вот, — начал он, — по поводу разницы… Помню, когда я работал в институте судебной медицины — ты ведь знаешь, я не сразу пришел в Федеральное Бюро Расследований, — так вот, когда я работал там, ко мне пришел агент одной крупной страховой фирмы. Он попросил меня переговорить с ним по одному конфиденциальному и действительно неотложному вопросу, так как в капелле на городском кладбище уже был установлен гроб с телом одного двадцативосьмилетнего коммерсанта, чье погребение должно было состояться через час. Из данных прокуратуры явствовало, что этот коммерсант несколько дней назад во время служебной поездки на своем красном «ниссане» на одной из городских улиц на небольшой скорости налетел на дорожный столб. Удар не был силен, но автомобиль все же загорелся, и тело коммерсанта вытащили с водительского места полностью обуглившимся. — А при чем же здесь страховая компания? — осведомился Купер. — Понимаешь, проблема этой страховой компании заключалась в том, что коммерсант застраховался от несчастного случая не только у них, но еще в трех местах, причем на неимоверную, если судить по его финансовому состоянию сумму — что-то около пяти миллионов долларов. Договоры страхования вступили в законную силу всего несколько дней назад. Вдова погибшего сразу же после смерти предъявила претензии на страховые суммы. Многое во всем этом казалось подозрительным. Правда, представитель страховой компании пояснил, что существует, правда, вероятность того, что у коммерсанта было больное сердце, и вследствие сердечной слабости он наехал на дорожный столб. Не исключалось и самоубийство. Во всяком случае, после не слишком-то приятных объяснений он добился у вдовы погибшего разрешения на вскрытие тела и теперь просил меня произвести его.
Дэйл иронически поинтересовался: — И ты, разумеется, согласился?.. — Конечно, — кивнул Розенфельд. — Так вот, никакой возможности привезти труп в лабораторию не было, и вскрытие оказалось возможным только в капелле городского кладбища. — Прямо как в фильме ужасов… — Не перебивай. У меня, как ты знаешь, есть отличное чутье на случаи, когда пахнет преднамеренным убийством…
Дэйл как бы между прочим заметил:— Кроме того, ты очень скромен…
Альберт продолжил:— Разумеется, я немедленно дал согласие и помчался на кладбище. В гробу лежал страшно обугленный торс, к которому прилепились шейный отдел позвоночника с основанием черепа, верхняя половина обоих бедер и части рук. Кроме того, у трупа сохранилась даже часть головного мозга, размером где-то с кулак. Сколь ни безнадежным казалось состояние трупа для патолого-анатомического исследования, оно, тем не менее, было произведено. О том, что применительно к торсу речь шла об останках мужчины, установить было довольно легко: его член хотя и был достаточно обуглен, однако неплохо сохранился… Я даже хотел было заспиртовать его и передать потом вдове как сувенир, но в последний момент передумал, — попытался было пошутить Розенфельд. — Ну, а что потом? — Довольно равнодушным тоном спросил Купер. — Потом я принялся за исследования головного мозга, — с воодушевлением произнес Розенфельд, — он был в поразительно свежем состоянии. Я никак не мог этого объяснить. Ни в полости рта, ни в трахее, ни в сохранившейся части гортани я не нашел никаких отложений сажи. Правда, в сердце было немного сгустков крови. Правая нижняя доля легкого отлично сохранилась…
Слушая рассказ Розенфельда, Купер никак не мог понять, издевается он над ним или действительно говорит всерьез. — Так вот, я поместил кровь из сердца и долю легкого в специальные колбы, чтобы продолжить исследования в лаборатории. Однако при изучении сохранившихся костей я удивился. Они были настолько слабы и до того напоминали легкую костную структуру женщины, что я невольно насторожился. Я начал сомневаться, действительно ли речь идет о мужском скелете. — А как же обугленный член?.. — с неприкрытой издевкой спросил Дэйл.
Альберт оставил этот вопрос без внимания. — Более того, когда я распилил хорошо сохранившуюся суставную головку левого плеча, то без труда узнал остатки хрящевых пленок, которые встречаются только у подростков на стыках суставов длинных трубчатых костей и исчезают к двадцати, самое позднее — к двадцати трем годам… Уверен, Дэйл, что у тебя их давно уже нет… — это был ответный удар за реплику об обугленном члене. — Погибший же был значительно старше этого возраста и, как явствовало из документов, был крепкого телосложения, широкоплеч и коренаст. До моего слуха доносились приглушенные голоса собравшихся, пришедших проститься с телом покойного, когда я покинул капеллу через заднюю дверь. Придя в институт, я приступил к исследованию взятой из сердца крови на предмет содержания в ней окиси углерода. Я применил все возможные химические и радиологические методы, и все они дали отрицательный ответ. Тогда я понял, что мои подозрения относительно того, что этот покойник — вовсе не тот, за которого его пытаются выдать, подтверждаются. Ибо если в дыхательных путях нет сажи, а в крови — окиси углерода, то это значит, что он погиб задолго до того, как сгорел в своем «ниссане»… — Это и есть та мелочь, которая может сыграть решающее значение? — спросил Купер, которого заинтересовал рассказ коллеги. — Да. Рассказывать дальше?..
Дэйл кивнул. — Рассказывай, хотя и так, по-моему, все понятно…— Таким образом, я попытался установить, не стал ли покойник жертвой чьего-нибудь насилия, до того, как сгорел в автомашине. Кстати, это достаточно серьезная проблема — отличить повреждения, полученные человеком при жизни от тех, которые сознательно или случайно получены им после смерти… Изготовив микроскопический срез той части легкого, которое я принес с кладбища, и, положив этот срез под сильный микроскоп, я заметил, что части самых мельчайших сосудов легкого закупорены светлыми, как вода, каплями, по форме напоминающими колбаски. Иными словами, легочные сосуды были закупорены телесным жиром. Всем, даже начинающим практику, патологоанатомам известно, что в ряде случаев, особенно при воздействии ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа, садистских пыток, подчас даже при обычных сотрясениях тела жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды, а оттуда через сердце — и в легкое. В результате наступает закупорка сосудов легких, что ведет к нарушению кровообращения и к смерти… Короче говоря, мне стало совершенно ясно, что покойник, захороненный на городском кладбище, был, по всей вероятности, убит прежде, чем сгорел в огне. Разумеется, я сразу же проинформировал о своих подозрениях федеральную полицию. Суть моих выводов сводилась к следующему: во-первых, покойник наверняка не является тем самым коммерсантом. Во-вторых, речь идет о каком-то неизвестном лице, которое было сперва убито, а потом — сожжено. В-третьих, вероятный убийца — коммерсант. В-четвертых — совершенно исключается уничтожение в огне тех частей тела, которые отсутствовали на туловище покойника, захороненного на городском кладбище. Те, разумеется, справедливо посчитав, что разговор идет о страховом мошенничестве, сопряженным с преднамеренным убийством, решили, что тот коммерсант прячется где-то поблизости, и в ближайшее время наверняка попытается войти в контакт со своей женой. Федеральная полиция, получив соответствующее разрешение, подключилась к домашнему телефону жены погибшего коммерсанта. И вот, спустя несколько дней, она засекла звонок из Нью-Йорка. Было установлено, что звонят из гостиницы «Чарлтон». Полицейские мгновенно связались с тамошними коллегами и установили, что там и проживает тот самый коммерсант. Спустя несколько часов он был арестован. На допросе он сообщил, что еще несколько лет назад у него возник план добыть большую сумму денег путем страхового мошенничества, для чего он и намеревался сжечь вместо себя какого-нибудь незнакомца. Предварительно заключив несколько страховых договоров, он принялся охотиться за своей будущей жертвой. В первый раз ему не повезло: заманив в свой автомобиль одного дорожного рабочего, он попытался его убить, но тот оказался весьма проворным и убежал. В следующий раз он подготовился более обстоятельно: он проинструктировал жену, что если в случае удачи его план удастся, он позвонит ей и подробно опишет одежду убитого, чтобы при опознании та назвала ее одеждой, в которой последний раз видела коммерсанта. На следующий день на шоссе он заметил одинокого путника. Правда, тот не был на него похож; впрочем, выбирать было не из чего, и посему это обстоятельство мало смутило преступника. Незнакомец был тщедушным малым и притом — намного моложе коммерсанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56