— Как там у ребят? Долго еще копаться будут?— Да кончают уже! Отпечатков масса, вот они и зашились, — стал оправдывать коллег Миша.— Климов, Вешняков! — крикнул Никольский. — Мы уходим, а вы, как закончите, квартиру закройте и опечатайте.На лестничной площадке Лепилов глянул в сторону и сказал осуждающе:— Мадам! Уже падают листья!— Ты это кому? — удивился Никольский.— Дамочке из соседней квартиры, которая нас через телекамеру наблюдает. Ужасно любопытная дамочка.И точно, камера светилась огоньком включения.— Мадам, — обратился к камере Никольский. — Вы любопытны, и мы любопытны. Сегодня некогда, но завтра мы обязательно удовлетворим взаимное любопытство…
…Тускло поблескивала огоньками глубокая московская ночь. Вышедшие из подъезда капитально и роскошно отремонтированного дома, Никольский и Лепилов слушали ночную Москву. Прошумел спешивший в парк троллейбус, трижды крикнула ворона, ни с того ни с сего в ближнем переулке прерывисто завыла, а потом еще и взвизгнула противоугонная система. Никольский глянул на часы и сказал Лепилову:— Два пятьдесят три. Чего тебе через весь город тащиться? И часу дома не поспишь. Пойдем ко мне. Поднесу за безупречную службу.А утром они вдвоем рассматривали замысловатое здание новейшей архитектуры, чей призматический угол черного стекла скромно украшала строгая вывеска «Концерн Кибо». Полюбовались и двинулись к дверям. Не двери — стеклянная стена раздвинулась перед ними, как только они ступили на так называемый «вечный» коврик на пороге.— Вас ждут, Сергей Васильевич, — сообщил молодой человек в безукоризненном костюме. На Лепилова лакей даже не обратил внимания, развернулся и повел ментов в закоулок, где уединенно существовал персональный лифт. Втроем они вознеслись на четвертый этаж.— Прошу сюда. — Молодой человек распахнул массивную дверь и остался в коридоре. Его миссия завершилась. Эстафету приняла дивная секретарша. Она приветливо вскочила и безудержно обрадовалась:— Сергей Васильевич!— И Михаил Александрович, — недобро присовокупил Никольский.— И Михаил Александрович, — заспешила согласится секретарша. — Я сейчас же доложу!..…Они сидели в роскошном кабинете Китаина и пили из роскошных чашечек роскошный кофе, принесенный роскошной секретаршей.— Что он такое, Борис Николаевич? — спросил Никольский, продолжая недавно начатый разговор.— Чем он таким был, — уточнил Китаин. — Он бывший чекист, и этим многое, если не все, сказано. Въедлив, пунктуален, дотошен, придирчив. Чтил табель о рангах, с подчиненными был ровен, но подчеркнуто отдален. Скрытность — вот, пожалуй, главная его черта. Даже не скрытность — полная закрытость. А в принципе замечательный был работник.— Привычки, манера поведения, слабости, пороки? — Никольский ждал конкретики.— Как это в старом советском анекдоте? — вспомнив, Китаин рассмеялся: — «Из характеристики: в пьянстве не замечен, но воду по утрам пьет с жадностью». О манере поведения я, как мне кажется, уже сказал. Ну, а недостатки, слабости, пороки… У кого их нет? И у него были наверняка. Но он их мастерски скрывал.— Еще один вопрос, — Никольский в подтверждение близкого конца разговора допил кофе. — Не может ли быть так, что убийство Андрианова в какой-то степени связано с его служебным положением?— Пожалуй, нет, — Китаин еще чуть подумал, закурил и окончательно решил: — Нет.— Тогда с вопросами все, — Никольский поднялся. — Сейчас подъедет следователь, и нам придется вскрыть сейф убитого Андрианова. И, естественно, изъять его содержимое. Вы не возражаете?Китаин пожал плечами:— Как я могу возражать? Вы действуете по закону. Контрольный ключ от сейфа вам вручит комендант.— Спасибо. Пусть он понятым будет. Ключ же у меня свой — в наследство от покойника достался, — Никольский натянуто улыбнулся. — Еще раз спасибо.— Не за что, Сергей Васильевич. Вот мы опять встретились и опять по-настоящему и не поговорили. Суетна наша жизнь, — философски взгрустнул миллионер.— Безусловно, — согласился Никольский и резким коротким поклоном распрощался.
… — Ничего перспективного, — горько посетовал следователь. В скромном кабинете (с китаинским и не сравнить) он медленно рассматривал кучу бумаг из сейфа, с которыми уже успел ознакомиться; куча разлетелась по письменному столу и выглядела просто жалким мусором.— Ну, а фотографии эти мы заберем, можно? — попросил следовательского согласия Никольский, играя пачкой фотоснимков, как колодой карт.— Хоть какая иконография по делу, — наукообразно высказался следователь. — Что ж, попытайтесь, побегайте со снимками. Может, что и выйдет.— Миша, за мной! — бодро приказал Никольский — не любил он сидячей бумажной работы — и выскочил из андриановского кабинета. Лепилов — за ним.Раздвинулась стеклянная стена, и вот они уже на воле. При ярком солнечном свете Никольский выбрал из пачки четыре фотографии и протянул их Лепилову:— Миша, одна нога здесь, другая там!— Где — там? — недопонял Миша.— У дамочки, которая нас ночью по телевизору видела. Ну, у той, соседки убитого, — пояснил Сергей. — Покажи ей эти фотки. Может, узнает кого-нибудь. Хотя наверняка узнает: она, я думаю, свой телевизор постоянно смотрит. Действуй!— Бу сделано! — гаркнул жизнерадостный Лепилов.
…Миша чинно сидел на самом краешке немыслимо красивого итальянского стула и умильно взирал на даму, раскинувшуюся на не менее красивом диване. Была она не бабкой-соглядатаем, не теткой-сплетницей, а зрелой, гладкой, холеной красоткой, постоянно пребывавшей в тихом восхищении собой, любимой. Красотка держала речь:— Нет, нет, уж вы поверьте мне. Жизнь наша страшна и груба. Вот вы, интеллигентный молодой человек, и то были сегодня ночью со мной непозволительно резки.— Еще раз прошу прощения, Наталья Валерьяновна, — тихо извинился Лепилов и осторожно приступил к главному: — Но вы все-таки посмотрите фотографии, может, кого-нибудь узнаете? — И протянул ей четыре карточки.— Кого я могу узнать? Я из дома боюсь выйти, — поведала она с чувством. Снимки тем не менее взяла и принялась с любопытством их разглядывать.— Но телевизор-то смотрите? — гнул свою линию Лепилов.— А что телевизор? И по телевизору ужас и грязь! — воскликнула она с отчаянием гимназистки, вдруг узнавшей, что любовь не исчерпывается вздохами на скамейке.— Я не про тот, я про ваш… — брякнул Миша, но Наталья Валерьяновна его перебила.— Рома! — вскричала она обрадованно, узнав кого-то. — Это Рома!— А кто такой Рома? — ласково и осторожно спросил Лепилов.— Рома, племянник Андрианова! — воодушевленно пояснила дама. — Прелестный мальчик, скромный, застенчивый, изящный, как девушка! Из балетных…
Никольский изучал фотографии, ровными рядами разложенные на столе, когда в дверях возник торжествующий Лепилов. Не обратил на его вид внимания Никольский. Рассеянно глянув на него, сказал:— Одни мужики, — и спросил то ли у себя, то ли у Лепилова. — Сколько ему лет было?— Пятьдесят два, — уверенно доложил Лепилов.— Еще вполне мог. Садись, — и продолжал, когда Лепилов сел к столу. — Накопал?— Самую малость, — скромно ответил Миша и расплылся в победной улыбке.— А сияешь как начищенный медный таз. Докладывай лучше! — приказал Сергей.Лепилов положил на стол фотку и ликующе произнес: — Рома!— Романа жрет саркома. Ариведерчи, Рома, — неожиданно даже для себя выдал Никольский дурацкий стишок. Изумился своим словам. — С чего это я? Дальше, дальше говори.— Племянник Андрианова, — заговорил Миша, едва сдержав смешок, вызванный выходкой начальника. — Объявился года полтора тому назад. Посещал дядю чуть ли ни каждый день. Часто оставался ночевать…— Подожди, — прервал его Никольский, снял трубку, набрал номер, нажал кнопку громкой связи. — И послушай, — после третьего гудка где-то сняли трубку и уверенный мужской голос произнес «Да». — Я хотел бы поговорить с полковником Меньшиковым.— Здравствуйте, Сергей Васильевич, — обрадовался собеседник.— Уже по голосу узнаете, Юрий Николаевич, видно, очень уж я вам надоел. Здравствуйте. У меня к вам несколько вопросов… — Никольский выжидающе примолк.— Вероятно, в связи с убийством Андрианова? — спросил Меньшиков. — Задавайте ваши вопросы.— Хочу предупредить, ответы будет слушать и мой помощник, — предупредил Сергей.— Да хоть американский шпион, Сергей Васильевич, — хмыкнул полковник. — Спрашивайте.— Вы знали его? — первым делом спросил Никольский.— Весьма приблизительно… — Какая-то гадливость послышалась в голосе Меньшикова.— Но все-таки ваше мнение? — настаивал Сергей.— Служака без особой фантазии, — нудно затянул полковник. — Скрытен, насторожен, отчужден от сослуживцев. Впрочем, как и они от него.— Они от него, — повторил Никольский. — Если не секрет, почему?— О покойниках либо хорошо, либо. — Меньшиков замялся. — Надо плохо, Сергей Васильевич?— Надо все как есть, точнее, все как было, Юрий Николаевич.— Вызывала подозрение, да нет, просто брезгливость его нежная дружба с женоподобным сержантом-сверхсрочком, нашим дверным вертухаем, — невольная брезгливость слышалась в словах Меньшикова.— Ого, в ФСБ на феню перешли! — пошутил Сергей.— По фене и продолжу, — не принял шутки полковник. — Возникло подозрение, что Андрианов — глиномес.— Активный педераст, как я понимаю, — уточнил Никольский. Ничего себе кино начинается!— Вы по этой версии работаете? — спросил Меньшиков.— Пока нет. Спасибо вам, Юрий Николаевич, и до свидания. — Никольский положил трубку, одним глазом (другой был лукаво прикрыт) уставился на Лепилова. — А что еще тебе мадам поведала?— Что жизнь страшна и груба, — с пафосом произнес Миша. — Что она из дому боится выйти. Что по телевизору показывают ужас и грязь…— По ее телевизору? — осведомился Никольский, приподняв брови.— По обычному, — сказал Лепилов и, спохватившись, вспомнил: — Да, жаловалась, что ее персональный телевизор последнее время барахлит. То показывает, как надо, то полная темнота.Продолжить рассказ не позволила Анюта. Она не вошла — просунула голову в дверную щель, повела туда-сюда как бы испуганными очами и натужно просипела:— Здравствуйте, мальчики.— Новая роль? — поинтересовался Лепилов, а Никольский гавкнул барбосом:— Тебя кто сюда пустил?Анюта тотчас же вышла из одного образа и вошла в другой. Осторожно проникла в кабинет, по-девчачьи клоня голову, застеснялась, замерла в нерешительности.— А я не знаю… как-то само собой получилось… извините, если что…— По ней Паршиков неровно дышит, — дал пояснения по ходу действия Лепилов.Пояснение это почему-то рассердило Никольского, и он сказал Лепилову:— Нечего ей здесь делать.— Ну, это мне решать, — уверенно возразила третья Анюта. — Да и вообще я ваш внештатный сотрудник, секретный агент, что хочу, то и ворочу.— Тогда вороти быстрее. Что тебе? — Ныне Никольский джентльменом не был.— Ты хоть знаешь, кто такой Тенесси Уильяме? — с доброй насмешкой спросила Анна.— Мишка знает, — буркнул Сергей. — Знаешь, Миша?Лепилов важно кивнул.— Так вот, завтра у нас «Трамвай желание», и я — главная. Держи два билета в тот же третий ряд! — Она протянула ему билеты.Никольский в размышлении взял бумажку за угол.— А второй кому? — спросил он недоуменно.— Мишку захвати, — Анюта скорчила рожу Лепилову. — Он знаток.— Все? — нетерпеливо осведомился Никольский.— Усе, шеф, — голосом Папанова из «Бриллиантовой руки» подтвердила Анюта.И вдруг Никольского осенило:— Нютка, картинки посмотреть можешь? — И кивком указал на фотографии.Анюта зашла ему за спину, через его плечо глянула на мини-экспозицию, заметила с пренебрежением:— Ничего интересного. Дружный коллектив голубых.— Знаешь кого-нибудь из них? — насторожился Никольский.Анюта брезгливо фыркнула — настолько выразительно, будто разом произнесла целый мини-монолог: да, мол, знаю кое-кого, но от подобных знакомств ни удовольствия мне, ни пользы.— А этого? — Никольский через плечо протянул ей фотографию Ромы.— Личико знакомое, — поморщилась Анна. — Недавно где-то видела… — она примолкла, вспоминая, и вдруг обрадовалась: — Точно! Вчера! В клипе то ли Салтыковой, то ли Ветлицкой — он на подтанцовке кривлялся, пантеру изображал. По ТВ-6.— Точно? — осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил Никольский.— Господи, врать-то мне зачем?! — спросила Анна удивленно.— Ты молодец, Анюта, — похвалил он. Пообещал: — В штат возьму.— И удостоверение выдай, красную книжечку! — подхватила девушка. — Все?Глядя на нее и в то же время мимо, Никольский задумчиво кивнул.— Тогда прощевайте, пацаны! — залихватски подбоченилась уже то ли четвертая, то ли пятая Анюта. — Завтра увидимся!Она упорхнула. Проводив ее глазами и обернувшись к Лепилову, Никольский по-волчьи оскалился.— Задачу свою понимаешь, Лепилов? На ТВ-6, с клипа копию, узнай, какая фирма его снимала…— И далее со всеми остановками — перебил Лепилов. — Не первый год замужем, Сергей Васильевич. Я Вешнякова в подмогу возьму. Можно?
…В несусветно громадном павильоне «Мосфильма», перемахивая через толстые кабели, деревянные брусы, металлические крепления, а иногда и спотыкаясь о них, шли к ослепительно яркому пятачку Лепилов и Вешняков. Дошли. На пятачке трое в оранжевых трико по зеленой хлорвиниловой траве подползали к круглому озерцу — зеркалу, лежавшему на полу. От камеры, глядевшей на все это безобразие сверху и чуть со стороны, донеслось наконец:— Стоп! Спасибо всем. На сегодня закончили.Погасли осветительные приборы. В тусклой полутьме съемочная группа беспорядочно рассредоточилась. Одного из оранжевых уже в открытых воротах павильона Вешняков цепко схватил за предплечье:— Молодой человек, не торопитесь. Нам надо поговорить.— Кому это вам? Не знаю я никого! — жутко тараща глаза от охватившего его ужаса, закричал Рома.— Нам, работникам сто восьмого отделения милиции, — ответил подошедший Лепилов. — С чего это ты так перепугался, Рома?
Как всегда элегантно одетый в стиле ретро Витек, склонив пробор к клавиатуре аккордеона, самозабвенно пел о том, что
Ты весь день сегодня ходишь дутый,Даже глаз не хочешь поднимать.Мишка, в эту трудную минутуТак тебя мне хочется обнять.Мишка, Мишка, где твоя улыбка,Полная задора и огня?Самая нелепая ошибка. Мишка,То, что ты уходишь от меня.
Ресторанный зал, словив ностальгический кайф, рукоплескал. Но двое в красных пиджаках поднялись, чтобы их заметил певец, и продолжали аплодировать поднятыми вверх руками. Витек кивком обозначил, что заметил их, снял с плеча аккордеон. Остальные музыканты уже сложили оружие. Наступил перерыв.Витек покуривал у заднего входа в ресторан. Подошли краснопиджачники.— Привет, — сказал один из них, видимо, главный.— Привет, привет, — небрежно откликнулся Витек. — С чем пожаловали?— Товарец, Арсентьевич, — ответил главный. — На этот раз не бумажки, а настоящие картины, — и важно добавил: — Масло.— В рамах, — робко подал голос второй.— Где они? — без восторга поинтересовался Витек.— В машине. В багажнике, — сообщил главный, но, видя вялую реакцию певца, решил уточнить: — Смотреть будешь?— Посмотрю на всякий случай, — лениво согласился Витек, отшвырнул окурок и стал наблюдать, как краснопиджачники доставали из багажника утлой «Мазды» нечто обширно-прямоугольное, опутанное тряпьем…— Вот, — сказал главный и поставил на пол, привалив к стене, полупейзаж-полуинтерьер: на первом плане была изображена притемненная, оформленная в стиле ампир гостиная некой усадьбы, за обширными окнами которой виднелся яркий осенний парк.— Еще что есть? — без всяких эмоций выспрашивал Витек.Вторая картина изображала деревенскую избу в перевивах кумачовых подолов, багряных платков, лазоревых рубах, свекольных лиц. Крестьянская свадьба!Далее следовало нечто батальное: шеренги солдат с ружьями наперевес, ядра горкой, орудия на лафетах и всюду — круглые дымы.Три картины стояли у стены закутка — артуборной. Витек цыкнул зубом.— И сколько вы за них хотите?— Вот за эти — палец главного указал на усадьбу и избу, — по двести, а за ту, Арсентьевич, пятьсот, не меньше.— Откуда они, Валентин? — прищурился Витек.— В прошлые разы ты вроде не очень интересовался, откуда бумаги… — Валентин явно смутился и от этого стал слегка развязен.— В прошлые разы были листы графики, которые могли храниться, как ты утверждал, в сундуке твоей бабушки, — жестко возразил Витек. — Я поверил или захотел поверить, что так и было. Но на этот раз в сказочку о том, что ты нашел эти картины на чердаке, поверить не смогу. Откуда они?— Слово, Арсентьевич, не ворованные! — испугался Валентин.— Это ты так говоришь! — отрезал певец.— Он тебе слово дал, фраер! — вдруг ощетинился второй.Не испугался Витек, сказал презрительно:— Огонь-то из ноздрей убери, Змей Горыныч.Валентин ссориться не хотел, он продать картины хотел.— Поутихни, Алик, — приказал он. Алик поворчал, утихая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
…Тускло поблескивала огоньками глубокая московская ночь. Вышедшие из подъезда капитально и роскошно отремонтированного дома, Никольский и Лепилов слушали ночную Москву. Прошумел спешивший в парк троллейбус, трижды крикнула ворона, ни с того ни с сего в ближнем переулке прерывисто завыла, а потом еще и взвизгнула противоугонная система. Никольский глянул на часы и сказал Лепилову:— Два пятьдесят три. Чего тебе через весь город тащиться? И часу дома не поспишь. Пойдем ко мне. Поднесу за безупречную службу.А утром они вдвоем рассматривали замысловатое здание новейшей архитектуры, чей призматический угол черного стекла скромно украшала строгая вывеска «Концерн Кибо». Полюбовались и двинулись к дверям. Не двери — стеклянная стена раздвинулась перед ними, как только они ступили на так называемый «вечный» коврик на пороге.— Вас ждут, Сергей Васильевич, — сообщил молодой человек в безукоризненном костюме. На Лепилова лакей даже не обратил внимания, развернулся и повел ментов в закоулок, где уединенно существовал персональный лифт. Втроем они вознеслись на четвертый этаж.— Прошу сюда. — Молодой человек распахнул массивную дверь и остался в коридоре. Его миссия завершилась. Эстафету приняла дивная секретарша. Она приветливо вскочила и безудержно обрадовалась:— Сергей Васильевич!— И Михаил Александрович, — недобро присовокупил Никольский.— И Михаил Александрович, — заспешила согласится секретарша. — Я сейчас же доложу!..…Они сидели в роскошном кабинете Китаина и пили из роскошных чашечек роскошный кофе, принесенный роскошной секретаршей.— Что он такое, Борис Николаевич? — спросил Никольский, продолжая недавно начатый разговор.— Чем он таким был, — уточнил Китаин. — Он бывший чекист, и этим многое, если не все, сказано. Въедлив, пунктуален, дотошен, придирчив. Чтил табель о рангах, с подчиненными был ровен, но подчеркнуто отдален. Скрытность — вот, пожалуй, главная его черта. Даже не скрытность — полная закрытость. А в принципе замечательный был работник.— Привычки, манера поведения, слабости, пороки? — Никольский ждал конкретики.— Как это в старом советском анекдоте? — вспомнив, Китаин рассмеялся: — «Из характеристики: в пьянстве не замечен, но воду по утрам пьет с жадностью». О манере поведения я, как мне кажется, уже сказал. Ну, а недостатки, слабости, пороки… У кого их нет? И у него были наверняка. Но он их мастерски скрывал.— Еще один вопрос, — Никольский в подтверждение близкого конца разговора допил кофе. — Не может ли быть так, что убийство Андрианова в какой-то степени связано с его служебным положением?— Пожалуй, нет, — Китаин еще чуть подумал, закурил и окончательно решил: — Нет.— Тогда с вопросами все, — Никольский поднялся. — Сейчас подъедет следователь, и нам придется вскрыть сейф убитого Андрианова. И, естественно, изъять его содержимое. Вы не возражаете?Китаин пожал плечами:— Как я могу возражать? Вы действуете по закону. Контрольный ключ от сейфа вам вручит комендант.— Спасибо. Пусть он понятым будет. Ключ же у меня свой — в наследство от покойника достался, — Никольский натянуто улыбнулся. — Еще раз спасибо.— Не за что, Сергей Васильевич. Вот мы опять встретились и опять по-настоящему и не поговорили. Суетна наша жизнь, — философски взгрустнул миллионер.— Безусловно, — согласился Никольский и резким коротким поклоном распрощался.
… — Ничего перспективного, — горько посетовал следователь. В скромном кабинете (с китаинским и не сравнить) он медленно рассматривал кучу бумаг из сейфа, с которыми уже успел ознакомиться; куча разлетелась по письменному столу и выглядела просто жалким мусором.— Ну, а фотографии эти мы заберем, можно? — попросил следовательского согласия Никольский, играя пачкой фотоснимков, как колодой карт.— Хоть какая иконография по делу, — наукообразно высказался следователь. — Что ж, попытайтесь, побегайте со снимками. Может, что и выйдет.— Миша, за мной! — бодро приказал Никольский — не любил он сидячей бумажной работы — и выскочил из андриановского кабинета. Лепилов — за ним.Раздвинулась стеклянная стена, и вот они уже на воле. При ярком солнечном свете Никольский выбрал из пачки четыре фотографии и протянул их Лепилову:— Миша, одна нога здесь, другая там!— Где — там? — недопонял Миша.— У дамочки, которая нас ночью по телевизору видела. Ну, у той, соседки убитого, — пояснил Сергей. — Покажи ей эти фотки. Может, узнает кого-нибудь. Хотя наверняка узнает: она, я думаю, свой телевизор постоянно смотрит. Действуй!— Бу сделано! — гаркнул жизнерадостный Лепилов.
…Миша чинно сидел на самом краешке немыслимо красивого итальянского стула и умильно взирал на даму, раскинувшуюся на не менее красивом диване. Была она не бабкой-соглядатаем, не теткой-сплетницей, а зрелой, гладкой, холеной красоткой, постоянно пребывавшей в тихом восхищении собой, любимой. Красотка держала речь:— Нет, нет, уж вы поверьте мне. Жизнь наша страшна и груба. Вот вы, интеллигентный молодой человек, и то были сегодня ночью со мной непозволительно резки.— Еще раз прошу прощения, Наталья Валерьяновна, — тихо извинился Лепилов и осторожно приступил к главному: — Но вы все-таки посмотрите фотографии, может, кого-нибудь узнаете? — И протянул ей четыре карточки.— Кого я могу узнать? Я из дома боюсь выйти, — поведала она с чувством. Снимки тем не менее взяла и принялась с любопытством их разглядывать.— Но телевизор-то смотрите? — гнул свою линию Лепилов.— А что телевизор? И по телевизору ужас и грязь! — воскликнула она с отчаянием гимназистки, вдруг узнавшей, что любовь не исчерпывается вздохами на скамейке.— Я не про тот, я про ваш… — брякнул Миша, но Наталья Валерьяновна его перебила.— Рома! — вскричала она обрадованно, узнав кого-то. — Это Рома!— А кто такой Рома? — ласково и осторожно спросил Лепилов.— Рома, племянник Андрианова! — воодушевленно пояснила дама. — Прелестный мальчик, скромный, застенчивый, изящный, как девушка! Из балетных…
Никольский изучал фотографии, ровными рядами разложенные на столе, когда в дверях возник торжествующий Лепилов. Не обратил на его вид внимания Никольский. Рассеянно глянув на него, сказал:— Одни мужики, — и спросил то ли у себя, то ли у Лепилова. — Сколько ему лет было?— Пятьдесят два, — уверенно доложил Лепилов.— Еще вполне мог. Садись, — и продолжал, когда Лепилов сел к столу. — Накопал?— Самую малость, — скромно ответил Миша и расплылся в победной улыбке.— А сияешь как начищенный медный таз. Докладывай лучше! — приказал Сергей.Лепилов положил на стол фотку и ликующе произнес: — Рома!— Романа жрет саркома. Ариведерчи, Рома, — неожиданно даже для себя выдал Никольский дурацкий стишок. Изумился своим словам. — С чего это я? Дальше, дальше говори.— Племянник Андрианова, — заговорил Миша, едва сдержав смешок, вызванный выходкой начальника. — Объявился года полтора тому назад. Посещал дядю чуть ли ни каждый день. Часто оставался ночевать…— Подожди, — прервал его Никольский, снял трубку, набрал номер, нажал кнопку громкой связи. — И послушай, — после третьего гудка где-то сняли трубку и уверенный мужской голос произнес «Да». — Я хотел бы поговорить с полковником Меньшиковым.— Здравствуйте, Сергей Васильевич, — обрадовался собеседник.— Уже по голосу узнаете, Юрий Николаевич, видно, очень уж я вам надоел. Здравствуйте. У меня к вам несколько вопросов… — Никольский выжидающе примолк.— Вероятно, в связи с убийством Андрианова? — спросил Меньшиков. — Задавайте ваши вопросы.— Хочу предупредить, ответы будет слушать и мой помощник, — предупредил Сергей.— Да хоть американский шпион, Сергей Васильевич, — хмыкнул полковник. — Спрашивайте.— Вы знали его? — первым делом спросил Никольский.— Весьма приблизительно… — Какая-то гадливость послышалась в голосе Меньшикова.— Но все-таки ваше мнение? — настаивал Сергей.— Служака без особой фантазии, — нудно затянул полковник. — Скрытен, насторожен, отчужден от сослуживцев. Впрочем, как и они от него.— Они от него, — повторил Никольский. — Если не секрет, почему?— О покойниках либо хорошо, либо. — Меньшиков замялся. — Надо плохо, Сергей Васильевич?— Надо все как есть, точнее, все как было, Юрий Николаевич.— Вызывала подозрение, да нет, просто брезгливость его нежная дружба с женоподобным сержантом-сверхсрочком, нашим дверным вертухаем, — невольная брезгливость слышалась в словах Меньшикова.— Ого, в ФСБ на феню перешли! — пошутил Сергей.— По фене и продолжу, — не принял шутки полковник. — Возникло подозрение, что Андрианов — глиномес.— Активный педераст, как я понимаю, — уточнил Никольский. Ничего себе кино начинается!— Вы по этой версии работаете? — спросил Меньшиков.— Пока нет. Спасибо вам, Юрий Николаевич, и до свидания. — Никольский положил трубку, одним глазом (другой был лукаво прикрыт) уставился на Лепилова. — А что еще тебе мадам поведала?— Что жизнь страшна и груба, — с пафосом произнес Миша. — Что она из дому боится выйти. Что по телевизору показывают ужас и грязь…— По ее телевизору? — осведомился Никольский, приподняв брови.— По обычному, — сказал Лепилов и, спохватившись, вспомнил: — Да, жаловалась, что ее персональный телевизор последнее время барахлит. То показывает, как надо, то полная темнота.Продолжить рассказ не позволила Анюта. Она не вошла — просунула голову в дверную щель, повела туда-сюда как бы испуганными очами и натужно просипела:— Здравствуйте, мальчики.— Новая роль? — поинтересовался Лепилов, а Никольский гавкнул барбосом:— Тебя кто сюда пустил?Анюта тотчас же вышла из одного образа и вошла в другой. Осторожно проникла в кабинет, по-девчачьи клоня голову, застеснялась, замерла в нерешительности.— А я не знаю… как-то само собой получилось… извините, если что…— По ней Паршиков неровно дышит, — дал пояснения по ходу действия Лепилов.Пояснение это почему-то рассердило Никольского, и он сказал Лепилову:— Нечего ей здесь делать.— Ну, это мне решать, — уверенно возразила третья Анюта. — Да и вообще я ваш внештатный сотрудник, секретный агент, что хочу, то и ворочу.— Тогда вороти быстрее. Что тебе? — Ныне Никольский джентльменом не был.— Ты хоть знаешь, кто такой Тенесси Уильяме? — с доброй насмешкой спросила Анна.— Мишка знает, — буркнул Сергей. — Знаешь, Миша?Лепилов важно кивнул.— Так вот, завтра у нас «Трамвай желание», и я — главная. Держи два билета в тот же третий ряд! — Она протянула ему билеты.Никольский в размышлении взял бумажку за угол.— А второй кому? — спросил он недоуменно.— Мишку захвати, — Анюта скорчила рожу Лепилову. — Он знаток.— Все? — нетерпеливо осведомился Никольский.— Усе, шеф, — голосом Папанова из «Бриллиантовой руки» подтвердила Анюта.И вдруг Никольского осенило:— Нютка, картинки посмотреть можешь? — И кивком указал на фотографии.Анюта зашла ему за спину, через его плечо глянула на мини-экспозицию, заметила с пренебрежением:— Ничего интересного. Дружный коллектив голубых.— Знаешь кого-нибудь из них? — насторожился Никольский.Анюта брезгливо фыркнула — настолько выразительно, будто разом произнесла целый мини-монолог: да, мол, знаю кое-кого, но от подобных знакомств ни удовольствия мне, ни пользы.— А этого? — Никольский через плечо протянул ей фотографию Ромы.— Личико знакомое, — поморщилась Анна. — Недавно где-то видела… — она примолкла, вспоминая, и вдруг обрадовалась: — Точно! Вчера! В клипе то ли Салтыковой, то ли Ветлицкой — он на подтанцовке кривлялся, пантеру изображал. По ТВ-6.— Точно? — осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил Никольский.— Господи, врать-то мне зачем?! — спросила Анна удивленно.— Ты молодец, Анюта, — похвалил он. Пообещал: — В штат возьму.— И удостоверение выдай, красную книжечку! — подхватила девушка. — Все?Глядя на нее и в то же время мимо, Никольский задумчиво кивнул.— Тогда прощевайте, пацаны! — залихватски подбоченилась уже то ли четвертая, то ли пятая Анюта. — Завтра увидимся!Она упорхнула. Проводив ее глазами и обернувшись к Лепилову, Никольский по-волчьи оскалился.— Задачу свою понимаешь, Лепилов? На ТВ-6, с клипа копию, узнай, какая фирма его снимала…— И далее со всеми остановками — перебил Лепилов. — Не первый год замужем, Сергей Васильевич. Я Вешнякова в подмогу возьму. Можно?
…В несусветно громадном павильоне «Мосфильма», перемахивая через толстые кабели, деревянные брусы, металлические крепления, а иногда и спотыкаясь о них, шли к ослепительно яркому пятачку Лепилов и Вешняков. Дошли. На пятачке трое в оранжевых трико по зеленой хлорвиниловой траве подползали к круглому озерцу — зеркалу, лежавшему на полу. От камеры, глядевшей на все это безобразие сверху и чуть со стороны, донеслось наконец:— Стоп! Спасибо всем. На сегодня закончили.Погасли осветительные приборы. В тусклой полутьме съемочная группа беспорядочно рассредоточилась. Одного из оранжевых уже в открытых воротах павильона Вешняков цепко схватил за предплечье:— Молодой человек, не торопитесь. Нам надо поговорить.— Кому это вам? Не знаю я никого! — жутко тараща глаза от охватившего его ужаса, закричал Рома.— Нам, работникам сто восьмого отделения милиции, — ответил подошедший Лепилов. — С чего это ты так перепугался, Рома?
Как всегда элегантно одетый в стиле ретро Витек, склонив пробор к клавиатуре аккордеона, самозабвенно пел о том, что
Ты весь день сегодня ходишь дутый,Даже глаз не хочешь поднимать.Мишка, в эту трудную минутуТак тебя мне хочется обнять.Мишка, Мишка, где твоя улыбка,Полная задора и огня?Самая нелепая ошибка. Мишка,То, что ты уходишь от меня.
Ресторанный зал, словив ностальгический кайф, рукоплескал. Но двое в красных пиджаках поднялись, чтобы их заметил певец, и продолжали аплодировать поднятыми вверх руками. Витек кивком обозначил, что заметил их, снял с плеча аккордеон. Остальные музыканты уже сложили оружие. Наступил перерыв.Витек покуривал у заднего входа в ресторан. Подошли краснопиджачники.— Привет, — сказал один из них, видимо, главный.— Привет, привет, — небрежно откликнулся Витек. — С чем пожаловали?— Товарец, Арсентьевич, — ответил главный. — На этот раз не бумажки, а настоящие картины, — и важно добавил: — Масло.— В рамах, — робко подал голос второй.— Где они? — без восторга поинтересовался Витек.— В машине. В багажнике, — сообщил главный, но, видя вялую реакцию певца, решил уточнить: — Смотреть будешь?— Посмотрю на всякий случай, — лениво согласился Витек, отшвырнул окурок и стал наблюдать, как краснопиджачники доставали из багажника утлой «Мазды» нечто обширно-прямоугольное, опутанное тряпьем…— Вот, — сказал главный и поставил на пол, привалив к стене, полупейзаж-полуинтерьер: на первом плане была изображена притемненная, оформленная в стиле ампир гостиная некой усадьбы, за обширными окнами которой виднелся яркий осенний парк.— Еще что есть? — без всяких эмоций выспрашивал Витек.Вторая картина изображала деревенскую избу в перевивах кумачовых подолов, багряных платков, лазоревых рубах, свекольных лиц. Крестьянская свадьба!Далее следовало нечто батальное: шеренги солдат с ружьями наперевес, ядра горкой, орудия на лафетах и всюду — круглые дымы.Три картины стояли у стены закутка — артуборной. Витек цыкнул зубом.— И сколько вы за них хотите?— Вот за эти — палец главного указал на усадьбу и избу, — по двести, а за ту, Арсентьевич, пятьсот, не меньше.— Откуда они, Валентин? — прищурился Витек.— В прошлые разы ты вроде не очень интересовался, откуда бумаги… — Валентин явно смутился и от этого стал слегка развязен.— В прошлые разы были листы графики, которые могли храниться, как ты утверждал, в сундуке твоей бабушки, — жестко возразил Витек. — Я поверил или захотел поверить, что так и было. Но на этот раз в сказочку о том, что ты нашел эти картины на чердаке, поверить не смогу. Откуда они?— Слово, Арсентьевич, не ворованные! — испугался Валентин.— Это ты так говоришь! — отрезал певец.— Он тебе слово дал, фраер! — вдруг ощетинился второй.Не испугался Витек, сказал презрительно:— Огонь-то из ноздрей убери, Змей Горыныч.Валентин ссориться не хотел, он продать картины хотел.— Поутихни, Алик, — приказал он. Алик поворчал, утихая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33