Не ушел бы, зная, что тебе открыта дорога в Иерусалим, где вечно сияет солнце и где не придется работать?— Почему же сестры и братья не пошли с тобой?Петер закусил губу.— Я самый старший. У меня было шесть братишек и сестер, троих унесла Багровая Смерть пару лет тому назад. Я тоже заболел, но вот видишь — живой.Теперь понятно, почему именно Петер первым распознал смертельную болезнь, почему он вечно находил себе занятия в лазарете. Вдруг Долфа осенило:— Скажи, Петер, ты знал, что те первые четверо малышей, которых мы оставили в Ротвайле, уже смертельно больны?— Как не знать. Я же видел их.— И несмотря на это, ты… Петер, как же ты мог так поступить? Почему ты ничего не сказал мне?Петер снова перевел взгляд на языки пламени, подтолкнул несколько хворостинок поближе к огню.— Жадный народ эти ротвайльцы — снега зимой не выпросишь.Долф почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.— Мы стояли в башне городской ратуши, — продолжал Петер без всякого выражения, — а ведь нас принимали там не случайно. Из окон башни нам хотели показать тучные поля, сочные луга, на которых пасутся несметные стада скота. А сколько еще плодородной земли, богатой посевами и живностью, позади этих холмов! Процветают ротвайльцы, ничего не скажешь, и город красивый, каменный. В скалах они ухитрились прорубить каменоломни, в реке они моют золотой песок, серебро добывают в горах, а железо в шахтах далеко на севере… И эти люди сказали Николасу, что зоркая стража охраняет их угодья и что они готовы на месте уложить ребенка, который протянет руку к их добру. И ведь я стоял рядом, Рудолф ван Амстелвеен, и я должен был все это выслушать.— Понимаю, — прошептал Долф, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.— Так вот, — все тем же ровным, бесстрастным голосом продолжил Петер, — дон Ансельм принялся осыпать важных господ угрозами, призвал на них громы небесные и напомнил им о том, как сгорел Спирс. Но городские старшины подняли его на смех. И я понял — почему. Вырос-то я как-никак в деревне. Они уже знали, что грозы им в предстоящую ночь бояться нечего. Поэтому…— Ты решил позаботиться о наших больных, — договорил за него Долф, страшась своей догадки. — Это ты добился, чтобы их оставили в благополучном, процветающем городе, где полным-полно маленьких детей.Он вспомнил огненно-рыжих карапузов в доме булочника Гардульфа, и слезы выступили у него на глазах.— На все воля Божья, — сдавленно проговорил Петер. — Господь внушил мне это.— Ох, Петер, Петер…Маленький рыболов не проронил больше ни слова. Он засыпал песком кучку золы — все, что осталось от смертного ложа трех больных, которые скончались сегодня.Потрясенный, Долф не мог прийти в себя. Сколько же ненависти копилось в сердце крепостного, совсем еще ребенка, к богатым хозяевам, к знатным господам! Какие неизведанные тайны скрыты в набожной душе средневекового человека! И с какой легкостью перекладывают они на всевышнего ответственность за все свои дела! Собственные страсти, заблуждения, свою жажду мести они готовы приписать Богу, а то и дьяволу. Значит, вовсе не Петер принес в этот город смертельную заразу, а само провидение. Здорово.Долф пытался понять мотивы, которыми руководствовался Петер, хотя поступок мальчика не укладывался у него в голове.С содроганием он смотрел на своего друга. Разве Петер не рисковал жизнью по многу раз для того, чтобы накормить ребят? Разве не он спас десятки утопающих? Наконец, этот крепыш брался за любую, самую тяжелую и неприятную работу, чтобы облегчить ребятам тяготы пути.И оставался все таким же непонятным человеком средневековья…Долф вздохнул и пошел прочь. В лазарете он окинул отсутствующим взглядом соломенные циновки. На Хильду он старался не смотреть. Не замечал он и священника, преклонившего колени перед умирающим. Завтра они выступают, завтра все усилия этих недель пропадут из-за преступной спешки Ансельма. Можно ли подействовать на этого человека разумными доводами?Священник, которого Долф видел коленопреклоненным, встал, нагнулся над умирающим. Он вложил ребенку в руки грубый крест, сплетенный из веток, прикрыл глаза, невидящий взгляд которых был устремлен в небо, и отвернулся.«Четвертый на сегодня», — машинально отметил Долф, но эта мысль не проникла в его сознание. У него не выходило из головы одно: эпидемия еще не побеждена, завтрашний поход принесет очередную вспышку. Как остановить детей? Монахов в компании с Николасом ему не переспорить: чуть что — ссылаются на повеление свыше.Внезапно что-то неладное почудилось ему. Монах! Он заметил на себе внимательный взгляд, но ведь он только что оставил обоих святош в палатке, вконец рассорившись с ними. Йоханнес, правда, не вмешивался в разговор, но он не покидал палатки. После того как мальчик выскочил оттуда и остановился вместе с Петером у входа в лазарет, никто из монахов не проходил мимо. Он всмотрелся в лицо незнакомца. Ему ответил открытый взгляд добрых голубых глаз.— Вы? — прошептал Долф, узнавая священника.— Да, сын мой.— Как вы попали сюда?— Иду вместе со всеми.— Вы из Ротвайля?Голубые глаза так же кротко смотрели на него.— Нет, сын мой. Я иду в вашей колонне уже две недели.Долф оторопел.— Не может быть! Я не встречал вас.— Моя персона не слишком примечательна, — спокойно отозвался монах.Долфу пришло на память, что в какой бы час дня и ночи он ни заходил к больным, всякий раз на глаза ему попадался святой отец. Он не обращал на него ни малейшего внимания, будучи в полной уверенности, что перед ним один из двух духовников Николаса.— Кто же вы?— Дон Тадеуш из Гаслахского аббатства.— А где это?— Восточнее Страсбурга. — вы шли мимо нашего монастыря.Теперь он припомнил монастырские постройки, прилепившиеся на горных склонах Шварцвальда. Вот с каких вершин спустился этот священник, которого поманил за собой крестовый поход. И Долф не заметил, что в их стане теперь вместо двух монахов-бенедиктинцев Бенедиктинцы — католический орден, основанный в начале VI века в Италии.
оказалось трое. Кроме, пожалуй, единственного случая. Они, помнится, стояли у ворот Ротвайля, когда незнакомец чудесным образом появился рядом с ним и взял на себя часть забот, которые одолевали Долфа.Измученный тревогой и постоянным напряжением, мальчик вдруг почувствовал непреодолимое желание облегчить душу, высказать наболевшее другу, который поддержал бы его в стычках с Ансельмом и Николасом.— Дон Тадеуш, найдется ли у вас для меня немного времени?— Разумеется, сын мой.Они отошли в сторону и уселись на большой камень.— Поведай мне, что за печаль у тебя на сердце, сын мой.Долф показал на циновки, разложенные по четыре в ряд.— Святой отец, мне известна причина губительной болезни. По наущению дьявола зловредные маленькие чудовища набрасываются на невинных детей. Они столь мизерны, что ускользают от человеческого ока. Полчища их несметны, ибо велико могущество дьявола.Он старательно подыскивал слова, чтобы мысль его дошла до сознания человека этой далекой эпохи.— Бесовские исчадия, дон Тадеуш, весьма опасны. Они проникают в глотку, отравляют кровь и в конце концов убивают беззащитного ребенка. Они так малы, что истребить их нет никакой возможности. В борьбе с ними есть только один путь — не подпускать их к детям. Чистая вода, огонь, дым убивают этих чудовищ. Если же они добираются до своей жертвы, может случиться всякое. Те, что покрепче и здоровее, выдержат тяжелую болезнь. У них опухает глотка, портится кровь, но если кровь была здоровой, бесовские слуги захлебнутся в ней — и ребенок поправится. Самым маленьким, да еще тем, кто ослаб от голода, лишений или недугов, недостает сил, чтобы противиться дьявольским козням, и они погибают. Вы понимаете меня, дон Тадеуш?Монах сосредоточенно кивнул. Долф перевел дыхание и продолжал:— Прикончив одну жертву, посланцы нечистого тут же перепрыгивают на следующую. Дабы преградить им путь к здоровым детям, я распорядился держать тех, кто уже заболел, отдельно, а постели умерших немедленно сжигать, ибо в этих циновках слуги дьявола находят свое прибежище. Теперь вы понимаете, почему я гнал здоровых ребят купаться. Для того чтобы окрепнуть и устоять против козней врага человеческого, дети должны побольше плескаться в проточной воде, как следует есть, промывать горло крепким настоем из трав. Это настоящее сражение, дон Тадеуш, ибо дьявол нелегко выпускает свои жертвы из когтей. Мы почти вырвали у него победу: уже второй день у нас нет новых больных, большая часть тех, что заболели раньше, идут на поправку.— Господь милостив, он извел бесовские орды, — поддакнул монах.Долф старался сохранить терпение.— Вы правы, отец, возблагодарим же Господа за ниспосланную нам поддержку. Господь сжалился над бедными детьми, брошенными под открытым небом, он сделал так, чтобы дни были солнечными, а ночи теплыми. Его милостями у нас вдоволь и дров, и чистой воды, чтобы встретить врага во всеоружии. Он просветил наш разум, внушив держать больных подальше от здоровых. И все же слуги дьявола еще не сдались, отец. Дети по-прежнему умирают. Дьявол намеревался извести наше воинство одним махом, и теперь слуги его свирепствуют, ибо не преуспели в этом. В бессильной злобе замышляет он новые козни. Это он нашептал Николасу и еще двум монахам, что приспело время отправляться в путь. Великая беда постигнет нас, ибо в дороге больные смешаются со здоровыми, а этого только и ждут чудовища, чтобы перескочить на новые жертвы. Вы понимаете меня, отец? Мы должны помешать им.— Господь сильнее дьявола, сын мой. Ежели ему не угодно наше завтрашнее выступление, он воспрепятствует этому.««Что мне от этого толку», — подавленно думал Долф.— Неужели вы не верите тому, что я поведал об этих исчадиях ада?— Я верю тебе, ибо видел своими глазами, и свидетельствую: все, что ты делал, помогло одолеть недуг. Сердце мое возрадовалось, когда я уразумел, что всевышний просветил тебя, как победить бесовские козни. Но, сын мой, отчего же теперь ты боишься вверить себя провидению? Господь видит все, он позаботится о нас.— Ну да, — твердо сказал Долф, — но лишь при условии, что мы достойны его заботы.Монах, словно громом пораженный, воззрился на мальчика. Долф продолжал уже мягче:— Конечно, Господь заботится обо всех нас, но он не жалует глупцов. Если человек ныряет, не умея плавать, он тонет, и Бог не спасает глупца. Там, где побеждает глупость, торжествует дьявол.— Ты ведь родом из северных земель? Не там ли ты постиг эту мудрость? — недоверчиво допытывался монах.— Там, отец, и я верую в свою правоту. Тронуться в путь завтра — величайшая глупость на свете.Дон Тадеуш растерянно покачал головой.— Ты необыкновенный юноша, Рудолф, — прошептал он.— Знаю. Сейчас неважно, кто я и что я. Просто я хочу отвести от детей новую беду, не могу я видеть, как смерть сотнями уносит этих малышей. Пусть они здоровыми предстанут перед вратами Иерусалима. А потому мне предстоит схватка не только с полчищами слуг дьявола, но и с глупостью дона Ансельма. Вас, святой отец, я молю о помощи в этой схватке.Дон Тадеуш положил руку на плечо мальчика:— Если все, что ты поведал мне, истинная правда, Господь не даст нам завтра сойти с места. Доверься ему.Священник поднялся — его снова звала Хильда. Долф проводил его разочарованным взглядом.«Добрый человек, но помощи от него ни на грош», — сделал он неутешительный вывод.Подоспело время трапезы. Последняя партия ребят возвратилась с вечернего купания. Они смеялись, без умолку тараторили. Запахи еды разносились над лагерем. Только сейчас Долф понял, как он голоден. Он тяжело поднялся и побрел к своему костру, где Марике хлопотала над их скудными припасами. Леонардо нигде не было видно. Он появился, когда они заканчивали еду, и, не тратя слов попусту, набросился на свою порцию.— Где ты был? — спросил Долф.— Ох и сослужил я сегодня службу знатным господам в шатре, — невозмутимо отвечал студент.— Тебе что за дело до них? Там и без тебя есть кому помогать.— Остальные заняты, готовятся к завтрашнему походу, — все так же спокойно пояснил Леонардо.Тревожные мысли вновь охватили Долфа. К изумлению Леонардо и остальных ребят, на глазах у него выступили слезы. Он не видел, как студент подмигнул девочке.Они дали ему выплакаться и теперь ждали.Но Долф ничего не сказал им. Он с ожесточением скатал свою куртку, положил ее под голову и, примостившись спиной к огню, закрыл глаза.«Все-таки они настояли на своем, — устало думал он. — Не хотят прислушаться к здравому смыслу, пусть пеняют на себя. Я сделал все что мог. Это конец…» ОБВИНЕНИЕ В ЕРЕСИ Поход, назначенный на следующий день, не состоялся. В предрассветный час в палатке Николаса разразился переполох: Ансельм и Йоханнес, скорчившиеся от резей в животе, катались по земле. Отец Тадеуш, вызванный из лазарета, ничем, кроме молитвы, не мог помочь страдальцам.— Кликните Рудолфа ван Амстелвеена, — посоветовал он. — Юноша знает толк в недугах.Полусонный Долф заглянул в палатку и озадаченно уставился на задыхающихся монахов. Он смотрел на землистые, искаженные судорогой лица, и ужас подкрадывался к нему. Что с ними стряслось? Температуры, по всей видимости, у них нет.Ансельму было особенно худо. Он вопил благим матом, словно внутренности ему обжигало каленым железом.Спазмы мучили его, лоб покрылся испариной. Очевидно, за все свои сорок лет он не попадал и такую переделку. Даже Долф, не испытывавший к Ансельму ничего, кроме ненависти, готов был пожалеть его. Николас беспомощно суетился рядом. В дальнем углу испуганной стайкой жались друг к другу вельможные отпрыски. Один Каролюс склонился над больными.— Что с ними? — поднял он глаза на Долфа.— Не знаю, может быть, отравились?— Чем они могли отравиться? Мы все ели вчера на ужин рыбу, жареных куропаток, выпили по чашке травяного настоя. Почему же никто, кроме них, не заболел?«Я сам бы хотел знать», — размышлял Долф.Он положил ладонь на влажный лоб Ансельма и произнес успокаивающим тоном:— Не тревожьтесь, святой отец. Мы не покинем вас и, уж конечно, не заставим идти пешком. Вас с отцом Йоханнесом повезут вместе с другими больными.— Надо отменить выступление! — не выдержал Николас.— Отчего же? — с непроницаемым видом поинтересовался Долф. — У нас, конечно, много больных, но ведь никто не стал задерживаться из-за них. Не вы ли сами настаивали вчера на том, чтобы выступить в путь?Николас растерянно смотрел на него.— Но, Рудолф… ты же видишь, им совсем плохо, они не выдержат перехода! — взмолился он.— Многие другие больные тоже навряд ли выдержат его, — с напускным безразличием заметил Долф. Он искренне наслаждался поворотом событий.— Нет, нет, я не хочу идти дальше! Только не сейчас! — вскричал Николас.— Ну что ж, раз ты так решил, — сурово произнес Долф, едва сдерживая ликование, — надо перенести их в лазарет.Йоханнес, с трудом переведя дух, подал свой голос:— Оставь нас в палатке: желудочные колики не заразны.Его слова вновь возродили тревогу в душе мальчика.А вдруг это холера? Кажется, она именно так начинается…На помощь ему пришел дон Тадеуш.— Болезнь может оказаться заразной, — сказал он. — Нужно все-таки положить их отдельно, так будет лучше для всех.— А кто же будет ухаживать за ними? — возмутился Каролюс.— Я, — решительно ответил Долф.
На безопасном расстоянии от больных скарлатиной были сооружены еще две постели для занедуживших монахов. Ансельм и Йоханнес корчились от боли, Долф неотлучно находился при них. Приступы колик вызывали у них жесточайшую боль и понос. Долфу пришлось не раз отстирывать их грязную одежду в небольшом пруду.Подавляя отвращение, он гнал прочь мысли о холере. Ах, с каким удовольствием он швырнул бы эти рясы в костер!Только к вечеру выяснилось: предосторожности Долфа совершенно излишни. Заметив Леонардо, Долф остановил его:— Не подходи близко — я еще не знаю, что с ними.Студент беззаботно усмехнулся и, не обращая внимания на его слова, подступил к измученным страдальцам.— Совсем плохо? — удовлетворенно спросил он.Долф, побелев от ужаса, тянул его в сторону.— Леонардо, а может быть, это холера?Итальянец насмешливо взглянул на Долфа:— Довольно с нас эпидемий, Рудолф ван Амстелвеен. Больше не говори таких слов, не искушай судьбу. Успокойся, это не холера и не какая-нибудь зараза. Через неделю эти двое будут в полном порядке, я тебе обещаю.— А ты откуда знаешь?Леонардо пожал плечами.— Да так, случайно, — пробормотал он.— Ах ты плут! — радостно вскричал Долф. — Теперь я понял: ты подмешал им что-то вчера в еду, Как снадобье, чтобы уложить их на несколько дней. О Леонардо, я никогда этого не забуду! А ведь по совести я должен порицать твой поступок.— Что ты и делаешь, — заулыбался студент.К этому времени уже более семидесяти малышей, вырванных из когтей Багряной Смерти, быстро шли на поправку. Для некоторых, напротив, надежды на выздоровление не было, они умирали один за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
оказалось трое. Кроме, пожалуй, единственного случая. Они, помнится, стояли у ворот Ротвайля, когда незнакомец чудесным образом появился рядом с ним и взял на себя часть забот, которые одолевали Долфа.Измученный тревогой и постоянным напряжением, мальчик вдруг почувствовал непреодолимое желание облегчить душу, высказать наболевшее другу, который поддержал бы его в стычках с Ансельмом и Николасом.— Дон Тадеуш, найдется ли у вас для меня немного времени?— Разумеется, сын мой.Они отошли в сторону и уселись на большой камень.— Поведай мне, что за печаль у тебя на сердце, сын мой.Долф показал на циновки, разложенные по четыре в ряд.— Святой отец, мне известна причина губительной болезни. По наущению дьявола зловредные маленькие чудовища набрасываются на невинных детей. Они столь мизерны, что ускользают от человеческого ока. Полчища их несметны, ибо велико могущество дьявола.Он старательно подыскивал слова, чтобы мысль его дошла до сознания человека этой далекой эпохи.— Бесовские исчадия, дон Тадеуш, весьма опасны. Они проникают в глотку, отравляют кровь и в конце концов убивают беззащитного ребенка. Они так малы, что истребить их нет никакой возможности. В борьбе с ними есть только один путь — не подпускать их к детям. Чистая вода, огонь, дым убивают этих чудовищ. Если же они добираются до своей жертвы, может случиться всякое. Те, что покрепче и здоровее, выдержат тяжелую болезнь. У них опухает глотка, портится кровь, но если кровь была здоровой, бесовские слуги захлебнутся в ней — и ребенок поправится. Самым маленьким, да еще тем, кто ослаб от голода, лишений или недугов, недостает сил, чтобы противиться дьявольским козням, и они погибают. Вы понимаете меня, дон Тадеуш?Монах сосредоточенно кивнул. Долф перевел дыхание и продолжал:— Прикончив одну жертву, посланцы нечистого тут же перепрыгивают на следующую. Дабы преградить им путь к здоровым детям, я распорядился держать тех, кто уже заболел, отдельно, а постели умерших немедленно сжигать, ибо в этих циновках слуги дьявола находят свое прибежище. Теперь вы понимаете, почему я гнал здоровых ребят купаться. Для того чтобы окрепнуть и устоять против козней врага человеческого, дети должны побольше плескаться в проточной воде, как следует есть, промывать горло крепким настоем из трав. Это настоящее сражение, дон Тадеуш, ибо дьявол нелегко выпускает свои жертвы из когтей. Мы почти вырвали у него победу: уже второй день у нас нет новых больных, большая часть тех, что заболели раньше, идут на поправку.— Господь милостив, он извел бесовские орды, — поддакнул монах.Долф старался сохранить терпение.— Вы правы, отец, возблагодарим же Господа за ниспосланную нам поддержку. Господь сжалился над бедными детьми, брошенными под открытым небом, он сделал так, чтобы дни были солнечными, а ночи теплыми. Его милостями у нас вдоволь и дров, и чистой воды, чтобы встретить врага во всеоружии. Он просветил наш разум, внушив держать больных подальше от здоровых. И все же слуги дьявола еще не сдались, отец. Дети по-прежнему умирают. Дьявол намеревался извести наше воинство одним махом, и теперь слуги его свирепствуют, ибо не преуспели в этом. В бессильной злобе замышляет он новые козни. Это он нашептал Николасу и еще двум монахам, что приспело время отправляться в путь. Великая беда постигнет нас, ибо в дороге больные смешаются со здоровыми, а этого только и ждут чудовища, чтобы перескочить на новые жертвы. Вы понимаете меня, отец? Мы должны помешать им.— Господь сильнее дьявола, сын мой. Ежели ему не угодно наше завтрашнее выступление, он воспрепятствует этому.««Что мне от этого толку», — подавленно думал Долф.— Неужели вы не верите тому, что я поведал об этих исчадиях ада?— Я верю тебе, ибо видел своими глазами, и свидетельствую: все, что ты делал, помогло одолеть недуг. Сердце мое возрадовалось, когда я уразумел, что всевышний просветил тебя, как победить бесовские козни. Но, сын мой, отчего же теперь ты боишься вверить себя провидению? Господь видит все, он позаботится о нас.— Ну да, — твердо сказал Долф, — но лишь при условии, что мы достойны его заботы.Монах, словно громом пораженный, воззрился на мальчика. Долф продолжал уже мягче:— Конечно, Господь заботится обо всех нас, но он не жалует глупцов. Если человек ныряет, не умея плавать, он тонет, и Бог не спасает глупца. Там, где побеждает глупость, торжествует дьявол.— Ты ведь родом из северных земель? Не там ли ты постиг эту мудрость? — недоверчиво допытывался монах.— Там, отец, и я верую в свою правоту. Тронуться в путь завтра — величайшая глупость на свете.Дон Тадеуш растерянно покачал головой.— Ты необыкновенный юноша, Рудолф, — прошептал он.— Знаю. Сейчас неважно, кто я и что я. Просто я хочу отвести от детей новую беду, не могу я видеть, как смерть сотнями уносит этих малышей. Пусть они здоровыми предстанут перед вратами Иерусалима. А потому мне предстоит схватка не только с полчищами слуг дьявола, но и с глупостью дона Ансельма. Вас, святой отец, я молю о помощи в этой схватке.Дон Тадеуш положил руку на плечо мальчика:— Если все, что ты поведал мне, истинная правда, Господь не даст нам завтра сойти с места. Доверься ему.Священник поднялся — его снова звала Хильда. Долф проводил его разочарованным взглядом.«Добрый человек, но помощи от него ни на грош», — сделал он неутешительный вывод.Подоспело время трапезы. Последняя партия ребят возвратилась с вечернего купания. Они смеялись, без умолку тараторили. Запахи еды разносились над лагерем. Только сейчас Долф понял, как он голоден. Он тяжело поднялся и побрел к своему костру, где Марике хлопотала над их скудными припасами. Леонардо нигде не было видно. Он появился, когда они заканчивали еду, и, не тратя слов попусту, набросился на свою порцию.— Где ты был? — спросил Долф.— Ох и сослужил я сегодня службу знатным господам в шатре, — невозмутимо отвечал студент.— Тебе что за дело до них? Там и без тебя есть кому помогать.— Остальные заняты, готовятся к завтрашнему походу, — все так же спокойно пояснил Леонардо.Тревожные мысли вновь охватили Долфа. К изумлению Леонардо и остальных ребят, на глазах у него выступили слезы. Он не видел, как студент подмигнул девочке.Они дали ему выплакаться и теперь ждали.Но Долф ничего не сказал им. Он с ожесточением скатал свою куртку, положил ее под голову и, примостившись спиной к огню, закрыл глаза.«Все-таки они настояли на своем, — устало думал он. — Не хотят прислушаться к здравому смыслу, пусть пеняют на себя. Я сделал все что мог. Это конец…» ОБВИНЕНИЕ В ЕРЕСИ Поход, назначенный на следующий день, не состоялся. В предрассветный час в палатке Николаса разразился переполох: Ансельм и Йоханнес, скорчившиеся от резей в животе, катались по земле. Отец Тадеуш, вызванный из лазарета, ничем, кроме молитвы, не мог помочь страдальцам.— Кликните Рудолфа ван Амстелвеена, — посоветовал он. — Юноша знает толк в недугах.Полусонный Долф заглянул в палатку и озадаченно уставился на задыхающихся монахов. Он смотрел на землистые, искаженные судорогой лица, и ужас подкрадывался к нему. Что с ними стряслось? Температуры, по всей видимости, у них нет.Ансельму было особенно худо. Он вопил благим матом, словно внутренности ему обжигало каленым железом.Спазмы мучили его, лоб покрылся испариной. Очевидно, за все свои сорок лет он не попадал и такую переделку. Даже Долф, не испытывавший к Ансельму ничего, кроме ненависти, готов был пожалеть его. Николас беспомощно суетился рядом. В дальнем углу испуганной стайкой жались друг к другу вельможные отпрыски. Один Каролюс склонился над больными.— Что с ними? — поднял он глаза на Долфа.— Не знаю, может быть, отравились?— Чем они могли отравиться? Мы все ели вчера на ужин рыбу, жареных куропаток, выпили по чашке травяного настоя. Почему же никто, кроме них, не заболел?«Я сам бы хотел знать», — размышлял Долф.Он положил ладонь на влажный лоб Ансельма и произнес успокаивающим тоном:— Не тревожьтесь, святой отец. Мы не покинем вас и, уж конечно, не заставим идти пешком. Вас с отцом Йоханнесом повезут вместе с другими больными.— Надо отменить выступление! — не выдержал Николас.— Отчего же? — с непроницаемым видом поинтересовался Долф. — У нас, конечно, много больных, но ведь никто не стал задерживаться из-за них. Не вы ли сами настаивали вчера на том, чтобы выступить в путь?Николас растерянно смотрел на него.— Но, Рудолф… ты же видишь, им совсем плохо, они не выдержат перехода! — взмолился он.— Многие другие больные тоже навряд ли выдержат его, — с напускным безразличием заметил Долф. Он искренне наслаждался поворотом событий.— Нет, нет, я не хочу идти дальше! Только не сейчас! — вскричал Николас.— Ну что ж, раз ты так решил, — сурово произнес Долф, едва сдерживая ликование, — надо перенести их в лазарет.Йоханнес, с трудом переведя дух, подал свой голос:— Оставь нас в палатке: желудочные колики не заразны.Его слова вновь возродили тревогу в душе мальчика.А вдруг это холера? Кажется, она именно так начинается…На помощь ему пришел дон Тадеуш.— Болезнь может оказаться заразной, — сказал он. — Нужно все-таки положить их отдельно, так будет лучше для всех.— А кто же будет ухаживать за ними? — возмутился Каролюс.— Я, — решительно ответил Долф.
На безопасном расстоянии от больных скарлатиной были сооружены еще две постели для занедуживших монахов. Ансельм и Йоханнес корчились от боли, Долф неотлучно находился при них. Приступы колик вызывали у них жесточайшую боль и понос. Долфу пришлось не раз отстирывать их грязную одежду в небольшом пруду.Подавляя отвращение, он гнал прочь мысли о холере. Ах, с каким удовольствием он швырнул бы эти рясы в костер!Только к вечеру выяснилось: предосторожности Долфа совершенно излишни. Заметив Леонардо, Долф остановил его:— Не подходи близко — я еще не знаю, что с ними.Студент беззаботно усмехнулся и, не обращая внимания на его слова, подступил к измученным страдальцам.— Совсем плохо? — удовлетворенно спросил он.Долф, побелев от ужаса, тянул его в сторону.— Леонардо, а может быть, это холера?Итальянец насмешливо взглянул на Долфа:— Довольно с нас эпидемий, Рудолф ван Амстелвеен. Больше не говори таких слов, не искушай судьбу. Успокойся, это не холера и не какая-нибудь зараза. Через неделю эти двое будут в полном порядке, я тебе обещаю.— А ты откуда знаешь?Леонардо пожал плечами.— Да так, случайно, — пробормотал он.— Ах ты плут! — радостно вскричал Долф. — Теперь я понял: ты подмешал им что-то вчера в еду, Как снадобье, чтобы уложить их на несколько дней. О Леонардо, я никогда этого не забуду! А ведь по совести я должен порицать твой поступок.— Что ты и делаешь, — заулыбался студент.К этому времени уже более семидесяти малышей, вырванных из когтей Багряной Смерти, быстро шли на поправку. Для некоторых, напротив, надежды на выздоровление не было, они умирали один за другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36