Машины встречались редко. Кто будет ездить из Блу-Ай в Форт-Смит и обратно? Ведь Блу-Ай еще не стал центром отдыха и развлечений.
Чудно, он почти не узнает место, хотя исходил эти холмы вдоль и поперек за семь лет, что прожил здесь в одиночестве в трейлере со своим псом Майком. Он знал здесь каждый уголок, каждую тропинку, поворот, выступ, знал все кратчайшие пути и самые хитрые секреты земли, которые не обозначены ни на одной карте. Но сейчас перед ним открывались виды, которые раньше были скрыты от глаз, – автострада словно передвинула горы, выложив из них новый необычный узор. Боба это беспокоило. Он начинал понимать, что заблуждался, полагая, будто по возвращении найдет все на своих местах. Положение вещей не может оставаться неизменным; его каждый раз нужно постигать заново.
Где-то в глубине души рождалась ненависть к новой дороге, будь она проклята. Какого черта ее построили? Ради чего? Говорят, босс Гарри Этеридж всегда помнил, что он родом из Полк-Каунти, и хотел как-то отблагодарить своих земляков, приблизить их к цивилизации XX века. Говорят, его сын Холлис, еще в бытность свою простым сенатором, до того как стал участвовать в президентской кампании, мечтал создать памятник отцу. Говорят, все политики и бизнесмены старались поживиться за счет правительства Соединенных Штатов, потому-то автостраду и прозвали «поросячьей тропой». Однако замышлялась эта дорога как мемориал – чтобы увековечить любовь отца к своей родине и любовь сына к отцу.
– Этот Этеридж, – спросил Расс, – тот самый, что баллотируется в президенты? Тот, что на предварительных выборах вышел на третье место?
– Он самый, – ответил Боб. – Его отец был известным конгрессменом. Сын два раза избирался в сенат. Красавец, каких свет не видывал. Считает, что президентское кресло ему будет в самый раз.
– Чтобы занять президентское кресло, одной красивой внешности недостаточно, – заметил Расс.
– Хм, – буркнул Боб, не имевший мнения о политике и тем более о Холлисе Этеридже, который называл себя арканзасцем исключительно из политических соображений. Он вырос в Вашингтоне, окончил Гарвардский университет и Гарвардскую школу права и в юности в Арканзас наведывался лишь с отцом, когда тот совершал символические поездки в родные места. В Арканзасе его почитали как носителя фамилии отца. За два срока, проведенные в Сенате, он зарекомендовал себя приверженцем установленного порядка и линии партии, неисправимым ловеласом (увидев его жену, вы простили бы ему эту слабость) и любезным человеком, с большой охотой откачивающим средства в политическую машину штата, благодаря которой он стал сенатором.
Как бы то ни было, автострада, которую он построил, доставила Расса и Боба к месту назначения меньше чем за час, а ведь по старому извилистому шоссе №71 они добирались бы часа три.
– Хороша дорога, черт бы ее побрал, – похвалил Расс. – У нас в Оклахоме такой нет. Жаль только, что она никуда не ведет.
Автострада неожиданно кончалась, передавая эстафету бегущей под уклон ухабистой дороге, которая с головокружительной быстротой опустила их на землю – на землю старенького обшарпанного городка Блу-Ай с вереницей закусочных: «Макдональдсов», «Бергер Кингов» и местных забегаловок непонятного предназначения. Боб заметил заведение, которого здесь раньше не было. Оно называлось «Соник» – классический ресторан для автомобилистов в стиле 50-х годов, где, по всей вероятности, кормили сосисками. С первого взгляда становилось ясно, что это не ахти какое процветающее заведение, хотя его и украшали гордо реющие на ветру флажки. «Уол-Март» переместился на противоположную сторону улицы и стал называться «Уол-Март – Супердешевый». Что под этим подразумевалось, одному Богу известно, но сам торговый центр напоминал плоский космический корабль, приземлившийся посреди автостоянки. Миновав несколько кварталов, они выехали к одноэтажному зданию городского управления, все такому же невзрачному и облезлому. Напротив, через площадь, зияло пустое место. Там прежде высилось здание суда, сгоревшее в 1994 году. Его обугленные останки сровняли с землей и залили бетоном, но, видимо, власти города пока еще не решили, что делать с высвободившимся участком. В центре площади, загаженная птичьим пометом и граффити, стояла статуя какого-то героя Конфедерации, салютующего пустому пространству, на котором раньше размещался суд. Боб не помнил имя конфедерата, а может, никогда его и не знал. Чуть в стороне от главной улицы мостились все те же грязные магазины – универмаг, мужская и женская одежда, – но народу в них не было: всех клиентов переманил к себе «Уол-Март» мистера Сэма. Салон красоты, магазин спортивных товаров, неказистое здание налоговой инспекции. Слева располагался дом, в котором принимали частнопрактикующие специалисты – два терапевта, два стоматолога, хиропрактик и старый адвокат.
– Вот отсюда и начнем, – сказал Боб. – Прямо не терпится вновь увидеть старого пса. Надеюсь, у него еще не пропал охотничий нюх.
– Это тот самый великий Сэм? – спросил Расс.
– Тот самый. Слывет умнейшим человеком в округе. Сэм Винсент почти тридцать лет занимал должность окружного прокурора. Тогда его называли Электрический Сэм; он отправил на электрический стул двадцать три человека. Он знал моего отца. Кажется, в 1955 году он был заместителем прокурора штата по округу Полк. Посмотрим, что он скажет. Я сам буду вести разговор. Ты не вмешивайся.
– Ему же, должно быть, за восемьдесят!
– Восемьдесят шесть, кажется.
– А ты уверен, что найдешь его здесь! Его ведь могли отправить в дом престарелых или еще куда.
– Ну что ты. Сэм ни на день отсюда не отлучался с тех пор, как пришел с войны в сорок пятом. Он и умрет здесь, и будет счастлив, как никто другой.
Они припарковались и вышли из машины. Боб достал из-за сиденья пикапа картонную коробку и повел Расса по темной лестнице между магазином мужской одежды Уолли и салоном красоты «Миледи». Поднявшись наверх, они оказались в чистом коридоре с зелеными стенами. Расс сразу вспомнил фильмы 40-х годов о частных детективах; коридор бы здесь тоже должен быть черно-белым. Надпись на непрозрачном стекле одной из дверей гласила: «СЭМ ВИНС НТ – Ад ок т».
Боб постучал и открыл дверь. Они ступили в приемную, но секретаря не увидели. Всюду лежала пыль. На столе, возле которого стояли два ветхих стула для клиентов, Расс заметил два номера журнала «Тайм» за июнь 1981 года. С обложки одного из них смотрела Шер.
– Кто там, черт бы вас побрал? – прогремел из сумрачного кабинета чей-то голос.
– Сэм, это Боб Ли Суэггер.
– Кто ты такой, черт побери?
Они шагнули в сырую мглу, в которой постепенно стали вырисовываться очертания говорящего. Когда глаза Расса привыкли к темноте, он увидел человека, напоминавшего груду пищевых пакетов, нанизанных на заборный столб. Древний старик с дряблым морщинистым лицом. Серый костюм давно утратил форму и лоск. Зубы желтые, глаза теряются за толстыми, как бутылка из-под кока-колы, линзами. Неряшливый, неухоженный, он, казалось, был сплошь покрыт струпьями. За долгие годы набивания курительной трубки и возни с оружием старческие пальцы почернели. Над его стулом на стене висела красивая голова оленя, а рядом – звезда на ленте и два диплома, покрытых таким толстым слоем пыли, что Расс не мог прочесть даже названия колледжей. Старик прищурился.
– Кто ты такой, мистер, черт побери? По какому делу пришел?
– Сэм. Я – Боб. Боб Ли Суэггер. Сын Эрла.
– Эрл. Здесь нег Эрла. Он уж сорок лет как в могиле. Его убил один белый голодранец. То был самый отвратительный день в истории округа. Нет, Эрла здесь нет.
– Боже, – прошептал Расс, – да он же ни черта не соображает.
– Сынок, – сказал Сэм, – я соображаю прекрасно и без труда соображу, чем отхлестать твою костлявую задницу. Ну-ка, вон отсюда. ВОН!
Боб не сводил взгляд со старика.
– Сэм, я…
– Убирайся! Что ты о себе возомнил? Думаешь, ты – Боб Ли Суэггер?
– Сэм, я – Боб Ли Суэггер.
Старик вновь сощурился и смерил Боба внимательным взглядом.
– Боже мой, – наконец произнес он. – Боб Ли Суэггер. Боб, черт побери, сынок. Как я рад тебя видеть.
Сэм вышел из-за стола и крепко обнял Боба. Его оживившееся лицо светилось искренней радостью.
– Да, это ты, собственной персоной. В отпуск приехал, сынок? С женой? И малышку свою привез?
Неожиданная перемена в настроении старика, в голове которого наступило просветление, вызвала некоторую неловкость. Боб сделал вид, будто ничего не заметил; Расс просто рассматривал свои ботинки.
– Она теперь вовсе не малышка, Сэм, – ответил Боб. – Ники растет, как и все дети. Нет, они остались дома. А я приехал по делу.
– А это кто такой, черт побери? – спросил Сэм, глянув на Расса. – Сына, что ли, где-то приобрел?
– Он мне не сын, – сказал Боб. – У него свой отец есть.
– Меня зовут Расс Пьюти, – представился Расс, протягивая Сэму руку. Тот схватил ее, крепко сдавил пальцами. Боже, ну и рукопожатие! Очень даже не слабо для такого дряхлого старикашки.
– Этот юноша – журналист, – уточнил Боб. – Мы с ним по одному делу.
– О Господи, – воскликнул Сэм. – Последний раз, когда кто-то вздумал писать о тебе, я от твоего имени предъявил иск, и мы отсудили тридцать пять тысяч долларов.
– Он говорит, что не собирается писать обо мне.
– Если он не дал тебе обязательства в письменном виде, оформляй его поскорей, чтобы потом, когда он опубликует свою книгу, мы смогли устроить ему порку.
– Я хочу писать не о мистере Суэггере. Это будет книга о его отце. О событиях двадцать третьего июля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года.
– Бог мой, – промолвил Сэм. – Это был самый длинный день в моей жизни, будь он проклят, а ведь мне есть с чем сравнивать: я пережил шестое июня сорок четвертого.
– Да, ужасный был день, – согласился Расс. Не упоминая о личных мотивах, он стал объяснять свой замысел, но Боб был уже знаком с его идеями, а Сэм не проявлял интереса. Видя, что его рассказ не производит впечатления, Расс решил сократить свою речь, тем более, что от застоялого табачного запаха раскалывалась голова. – Ну, в общем, – заключил Расс, – поэтому мы и приехали сюда.
– Ну и чертовщина, – произнес Сэм, выпуская струю дыма, клубами разлетевшегося по комнате. – Наверно, дня не проходит, чтобы я не задался вопросом, почему все так случилось. Столько хороших людей пострадало. Думаю, с того дня мать твоя и начала чахнуть
– Я тоже так считаю, – согласился Боб.
– А бедняжка Эди Уайт. Эди Уайт Пай. Всегда забываю, что она была женой того подонка. Тот день обозначил закат и ее жизни. Девять месяцев спустя она родила ребенка, а через год умерла. Интересно, что стало с сыном Джимми Пая?
– Пошел по стопам отца, – сообщил Расс. – Яблоко от яблони недалеко падает.
– Не сомневаюсь. Ну, а от меня что тебе нужно?
– Видите ли, сэр, – стал объяснять Расс. – Мне хотелось бы в художественной форме воссоздать события того трагического дня. Но, как вам известно, в 1994 году старое здание суда сгорело, а там хранились все документы по этому делу.
– Не думаю, чтобы у меня что-то было. Может, и осталась пара бумажек, не больше.
– Ну, а как вы считаете, газеты правильно все изложили? – спросил Расс, включая маленький магнитофон.
Сэм настороженно наблюдал за его действиями.
– Боб, это с твоего позволения? Значит, ты разрешаешь парню задавать вопросы, потому что тебя тоже интересуют ответы?
– Он говорит, что книга может получиться очень ценная.
– Я за всю жизнь прочел немало книг и знаю, что все они гроша ломаного не стоят. Ну да ладно, молодой человек. Спрашивайте. Если не засну, то отвечу на ваши вопросы.
– Спасибо, – поблагодарил Расс. – Я хотел бы знать, газеты верно изложили факты? Их сообщениям можно верить?
– Ну а что там можно написать не так? – сказал Сэм. – В нашем деле приходится часто выезжать на места преступлений. Каких только смертей я не видел: и в ванной, и на кухне, в подвалах, бассейнах, в сараях… Иногда они действительно представляются загадочными, но чаще все довольно просто. Загадки только в книгах. А в жизни – смотришь на труп, на гильзы, на следы крови или на нож, на отпечатки пальцев. Эти вещи не лгут, объяснят тебе все, скажут, кто это сделал. То дело расследовали недолго. Почему так случилось? Настоящего ответа не знает никто.
– Сохранились ли документы с данными о передвижениях людей в тот день? Известно ли, как и когда Джимми и Буб добрались сюда, каким образом Эрл наткнулся на них на том кукурузном поле?
– Нет, сэр. Как я уже сказал, здесь все доказательства были налицо. Любые другие сведения не имели значения.
– А официальное расследование проводилось?
– Если речь идет о гибели всех участников трагедии, то власти Арканзаса ограничиваются дознанием, которое проводил коронер. Тогда я был помощником прокурора штата. В отношении данного дела на основе найденных доказательств все пришли к единому мнению: смерть Эрла Суэггера считать убийством первой степени. Убийство Джимми Пая и Буба Пая было квалифицировано как оправданное лишение жизни сотрудником правоохранительных органов при исполнении служебных обязанностей. Так и записано в материалах дела.
– Этот документ стоит разыскивать?
– Думаю, для твоих целей он не годится, хотя у меня, кажется, есть копия. Там содержатся схема расположения трупов, перечень обнаруженных предметов, свидетельства сотрудников, первыми прибывших на место преступления. Вот и все. Но я постараюсь отыскать его для тебя.
– Буду вам очень признателен. Я тут наметил план действий, – с важным видом произнес Расс, заглядывая в свои записи. – Попытаюсь собирать материал в четырех направлениях. Во-первых, свидетели. Может быть, поговорю с людьми, которые первыми прибыли на место трагедии. Затем с родственниками всех участников, то есть с родными Джимми и Буба. Следующий шаг – отчеты второстепенной важности, как-то: сообщения в прессе, статьи из журналов криминальной хроники. Ну и, конечно, надо бы также побывать на месте происшествия, как вы считаете, мистер Суэггер?
– Хм, – усмехнулся Сэм. – Побывать на месте происшествия! Оно похоронено под бетоном знаменитой поросячьей тропы Гарри Этериджа – в память о величайшем из всех людей, которые когда-либо рождались в Полк-Каунти. Сынок, ты ищешь прошлое, которого больше нет. В Полк-Каунти не осталось ни одного Пая. Я слышал, что у отца Джимми был брат в Оклахоме.
– В Анадарко, – подтвердил Расс. – Его убили в 1970 году. Кто убил и за что – неизвестно.
– Мисс Лонгэкр знала Эди лучше всех. Но когда Эди умерла, и ребенка отправили к кому-то из родственников Пая, она уехала из города. Она хотела сама воспитывать малыша, но ей сказали, что она для этого слишком стара. Кажется, это было в пятьдесят шестом.
– Вскрытие проводилось? – спросил Боб.
– Проводилось, – ответил Сэм. – По законам штата это – обязательная процедура, если смерть наступила в результате убийства. Правда, все протоколы сгорели во время пожара.
Боб кивнул, обдумывая услышанное.
– Да, долгий, кошмарный день, – проговорил Сэм. – Такие люди, как Эрл Суэггер, рождаются редко. Я всегда считал, что это трагедия для нашего государства. Я ведь не раз говорил тебе об этом, Боб Ли. Он был воистину великий человек.
– Он исполнял свой долг, – отозвался Боб, – как никто другой.
– К счастью, Полк-Каунти больше не знал таких ужасных дней. Четыре смерти. Это наложило отпечаток на всю округу на многие годы вперед. Кое-где боль до сих пор еще…
– Простите, – перебил Расс. – Вы, наверно, хотели сказать «три смерти». Или вы имели в виду также жертвы в Форт-Смите? Но тогда нужно говорить о семерых убитых. Просто немного…
– Молодой человек, где вы учились?
– Э… в Принстоне, сэр.
– Вы окончили университет?
– Э… нет. Я… э… проучился два года и бросил. Но я могу восстановиться.
– Ладно, не в этом дело. Так, значит, в Принстоне? Что ж, если хотите, можете достать тот диплом в рамке. – Старик указал на стену. – Сдуйте пыль и увидите, что старина Сэм Винсент, простой юрист из арканзасского городка Хиксвиль, тоже учился в Принстонском университете! А если сдуете пыль со второго диплома, убедитесь, что он окончил еще и Йельскую школу права. И хотя он уже стар, голова у него, вопреки вашим представлениям, пока еще работает, – во всяком случае, в хорошие дни. И если он говорит «четыре», значит, черт бы побрал, это – четыре.
Расс потерял дар речи.
– Простите, – наконец промолвил он. – Я не хотел вас обидеть. Но кто же был четвертый?
– Одна несчастная девочка по имени Ширелл Паркер. Негритянка пятнадцати лет. Это было последнее дело Эрла. Ее изнасиловали и забили до смерти в горах Уошито. В то самое утро Эрл обнаружил ее труп и сообщил о случившемся. Я счел своим долгом довести его дело до конца и провел расследование с особой тщательностью. К счастью, дело оказалось простым, с ним не пришлось долго возиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Чудно, он почти не узнает место, хотя исходил эти холмы вдоль и поперек за семь лет, что прожил здесь в одиночестве в трейлере со своим псом Майком. Он знал здесь каждый уголок, каждую тропинку, поворот, выступ, знал все кратчайшие пути и самые хитрые секреты земли, которые не обозначены ни на одной карте. Но сейчас перед ним открывались виды, которые раньше были скрыты от глаз, – автострада словно передвинула горы, выложив из них новый необычный узор. Боба это беспокоило. Он начинал понимать, что заблуждался, полагая, будто по возвращении найдет все на своих местах. Положение вещей не может оставаться неизменным; его каждый раз нужно постигать заново.
Где-то в глубине души рождалась ненависть к новой дороге, будь она проклята. Какого черта ее построили? Ради чего? Говорят, босс Гарри Этеридж всегда помнил, что он родом из Полк-Каунти, и хотел как-то отблагодарить своих земляков, приблизить их к цивилизации XX века. Говорят, его сын Холлис, еще в бытность свою простым сенатором, до того как стал участвовать в президентской кампании, мечтал создать памятник отцу. Говорят, все политики и бизнесмены старались поживиться за счет правительства Соединенных Штатов, потому-то автостраду и прозвали «поросячьей тропой». Однако замышлялась эта дорога как мемориал – чтобы увековечить любовь отца к своей родине и любовь сына к отцу.
– Этот Этеридж, – спросил Расс, – тот самый, что баллотируется в президенты? Тот, что на предварительных выборах вышел на третье место?
– Он самый, – ответил Боб. – Его отец был известным конгрессменом. Сын два раза избирался в сенат. Красавец, каких свет не видывал. Считает, что президентское кресло ему будет в самый раз.
– Чтобы занять президентское кресло, одной красивой внешности недостаточно, – заметил Расс.
– Хм, – буркнул Боб, не имевший мнения о политике и тем более о Холлисе Этеридже, который называл себя арканзасцем исключительно из политических соображений. Он вырос в Вашингтоне, окончил Гарвардский университет и Гарвардскую школу права и в юности в Арканзас наведывался лишь с отцом, когда тот совершал символические поездки в родные места. В Арканзасе его почитали как носителя фамилии отца. За два срока, проведенные в Сенате, он зарекомендовал себя приверженцем установленного порядка и линии партии, неисправимым ловеласом (увидев его жену, вы простили бы ему эту слабость) и любезным человеком, с большой охотой откачивающим средства в политическую машину штата, благодаря которой он стал сенатором.
Как бы то ни было, автострада, которую он построил, доставила Расса и Боба к месту назначения меньше чем за час, а ведь по старому извилистому шоссе №71 они добирались бы часа три.
– Хороша дорога, черт бы ее побрал, – похвалил Расс. – У нас в Оклахоме такой нет. Жаль только, что она никуда не ведет.
Автострада неожиданно кончалась, передавая эстафету бегущей под уклон ухабистой дороге, которая с головокружительной быстротой опустила их на землю – на землю старенького обшарпанного городка Блу-Ай с вереницей закусочных: «Макдональдсов», «Бергер Кингов» и местных забегаловок непонятного предназначения. Боб заметил заведение, которого здесь раньше не было. Оно называлось «Соник» – классический ресторан для автомобилистов в стиле 50-х годов, где, по всей вероятности, кормили сосисками. С первого взгляда становилось ясно, что это не ахти какое процветающее заведение, хотя его и украшали гордо реющие на ветру флажки. «Уол-Март» переместился на противоположную сторону улицы и стал называться «Уол-Март – Супердешевый». Что под этим подразумевалось, одному Богу известно, но сам торговый центр напоминал плоский космический корабль, приземлившийся посреди автостоянки. Миновав несколько кварталов, они выехали к одноэтажному зданию городского управления, все такому же невзрачному и облезлому. Напротив, через площадь, зияло пустое место. Там прежде высилось здание суда, сгоревшее в 1994 году. Его обугленные останки сровняли с землей и залили бетоном, но, видимо, власти города пока еще не решили, что делать с высвободившимся участком. В центре площади, загаженная птичьим пометом и граффити, стояла статуя какого-то героя Конфедерации, салютующего пустому пространству, на котором раньше размещался суд. Боб не помнил имя конфедерата, а может, никогда его и не знал. Чуть в стороне от главной улицы мостились все те же грязные магазины – универмаг, мужская и женская одежда, – но народу в них не было: всех клиентов переманил к себе «Уол-Март» мистера Сэма. Салон красоты, магазин спортивных товаров, неказистое здание налоговой инспекции. Слева располагался дом, в котором принимали частнопрактикующие специалисты – два терапевта, два стоматолога, хиропрактик и старый адвокат.
– Вот отсюда и начнем, – сказал Боб. – Прямо не терпится вновь увидеть старого пса. Надеюсь, у него еще не пропал охотничий нюх.
– Это тот самый великий Сэм? – спросил Расс.
– Тот самый. Слывет умнейшим человеком в округе. Сэм Винсент почти тридцать лет занимал должность окружного прокурора. Тогда его называли Электрический Сэм; он отправил на электрический стул двадцать три человека. Он знал моего отца. Кажется, в 1955 году он был заместителем прокурора штата по округу Полк. Посмотрим, что он скажет. Я сам буду вести разговор. Ты не вмешивайся.
– Ему же, должно быть, за восемьдесят!
– Восемьдесят шесть, кажется.
– А ты уверен, что найдешь его здесь! Его ведь могли отправить в дом престарелых или еще куда.
– Ну что ты. Сэм ни на день отсюда не отлучался с тех пор, как пришел с войны в сорок пятом. Он и умрет здесь, и будет счастлив, как никто другой.
Они припарковались и вышли из машины. Боб достал из-за сиденья пикапа картонную коробку и повел Расса по темной лестнице между магазином мужской одежды Уолли и салоном красоты «Миледи». Поднявшись наверх, они оказались в чистом коридоре с зелеными стенами. Расс сразу вспомнил фильмы 40-х годов о частных детективах; коридор бы здесь тоже должен быть черно-белым. Надпись на непрозрачном стекле одной из дверей гласила: «СЭМ ВИНС НТ – Ад ок т».
Боб постучал и открыл дверь. Они ступили в приемную, но секретаря не увидели. Всюду лежала пыль. На столе, возле которого стояли два ветхих стула для клиентов, Расс заметил два номера журнала «Тайм» за июнь 1981 года. С обложки одного из них смотрела Шер.
– Кто там, черт бы вас побрал? – прогремел из сумрачного кабинета чей-то голос.
– Сэм, это Боб Ли Суэггер.
– Кто ты такой, черт побери?
Они шагнули в сырую мглу, в которой постепенно стали вырисовываться очертания говорящего. Когда глаза Расса привыкли к темноте, он увидел человека, напоминавшего груду пищевых пакетов, нанизанных на заборный столб. Древний старик с дряблым морщинистым лицом. Серый костюм давно утратил форму и лоск. Зубы желтые, глаза теряются за толстыми, как бутылка из-под кока-колы, линзами. Неряшливый, неухоженный, он, казалось, был сплошь покрыт струпьями. За долгие годы набивания курительной трубки и возни с оружием старческие пальцы почернели. Над его стулом на стене висела красивая голова оленя, а рядом – звезда на ленте и два диплома, покрытых таким толстым слоем пыли, что Расс не мог прочесть даже названия колледжей. Старик прищурился.
– Кто ты такой, мистер, черт побери? По какому делу пришел?
– Сэм. Я – Боб. Боб Ли Суэггер. Сын Эрла.
– Эрл. Здесь нег Эрла. Он уж сорок лет как в могиле. Его убил один белый голодранец. То был самый отвратительный день в истории округа. Нет, Эрла здесь нет.
– Боже, – прошептал Расс, – да он же ни черта не соображает.
– Сынок, – сказал Сэм, – я соображаю прекрасно и без труда соображу, чем отхлестать твою костлявую задницу. Ну-ка, вон отсюда. ВОН!
Боб не сводил взгляд со старика.
– Сэм, я…
– Убирайся! Что ты о себе возомнил? Думаешь, ты – Боб Ли Суэггер?
– Сэм, я – Боб Ли Суэггер.
Старик вновь сощурился и смерил Боба внимательным взглядом.
– Боже мой, – наконец произнес он. – Боб Ли Суэггер. Боб, черт побери, сынок. Как я рад тебя видеть.
Сэм вышел из-за стола и крепко обнял Боба. Его оживившееся лицо светилось искренней радостью.
– Да, это ты, собственной персоной. В отпуск приехал, сынок? С женой? И малышку свою привез?
Неожиданная перемена в настроении старика, в голове которого наступило просветление, вызвала некоторую неловкость. Боб сделал вид, будто ничего не заметил; Расс просто рассматривал свои ботинки.
– Она теперь вовсе не малышка, Сэм, – ответил Боб. – Ники растет, как и все дети. Нет, они остались дома. А я приехал по делу.
– А это кто такой, черт побери? – спросил Сэм, глянув на Расса. – Сына, что ли, где-то приобрел?
– Он мне не сын, – сказал Боб. – У него свой отец есть.
– Меня зовут Расс Пьюти, – представился Расс, протягивая Сэму руку. Тот схватил ее, крепко сдавил пальцами. Боже, ну и рукопожатие! Очень даже не слабо для такого дряхлого старикашки.
– Этот юноша – журналист, – уточнил Боб. – Мы с ним по одному делу.
– О Господи, – воскликнул Сэм. – Последний раз, когда кто-то вздумал писать о тебе, я от твоего имени предъявил иск, и мы отсудили тридцать пять тысяч долларов.
– Он говорит, что не собирается писать обо мне.
– Если он не дал тебе обязательства в письменном виде, оформляй его поскорей, чтобы потом, когда он опубликует свою книгу, мы смогли устроить ему порку.
– Я хочу писать не о мистере Суэггере. Это будет книга о его отце. О событиях двадцать третьего июля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года.
– Бог мой, – промолвил Сэм. – Это был самый длинный день в моей жизни, будь он проклят, а ведь мне есть с чем сравнивать: я пережил шестое июня сорок четвертого.
– Да, ужасный был день, – согласился Расс. Не упоминая о личных мотивах, он стал объяснять свой замысел, но Боб был уже знаком с его идеями, а Сэм не проявлял интереса. Видя, что его рассказ не производит впечатления, Расс решил сократить свою речь, тем более, что от застоялого табачного запаха раскалывалась голова. – Ну, в общем, – заключил Расс, – поэтому мы и приехали сюда.
– Ну и чертовщина, – произнес Сэм, выпуская струю дыма, клубами разлетевшегося по комнате. – Наверно, дня не проходит, чтобы я не задался вопросом, почему все так случилось. Столько хороших людей пострадало. Думаю, с того дня мать твоя и начала чахнуть
– Я тоже так считаю, – согласился Боб.
– А бедняжка Эди Уайт. Эди Уайт Пай. Всегда забываю, что она была женой того подонка. Тот день обозначил закат и ее жизни. Девять месяцев спустя она родила ребенка, а через год умерла. Интересно, что стало с сыном Джимми Пая?
– Пошел по стопам отца, – сообщил Расс. – Яблоко от яблони недалеко падает.
– Не сомневаюсь. Ну, а от меня что тебе нужно?
– Видите ли, сэр, – стал объяснять Расс. – Мне хотелось бы в художественной форме воссоздать события того трагического дня. Но, как вам известно, в 1994 году старое здание суда сгорело, а там хранились все документы по этому делу.
– Не думаю, чтобы у меня что-то было. Может, и осталась пара бумажек, не больше.
– Ну, а как вы считаете, газеты правильно все изложили? – спросил Расс, включая маленький магнитофон.
Сэм настороженно наблюдал за его действиями.
– Боб, это с твоего позволения? Значит, ты разрешаешь парню задавать вопросы, потому что тебя тоже интересуют ответы?
– Он говорит, что книга может получиться очень ценная.
– Я за всю жизнь прочел немало книг и знаю, что все они гроша ломаного не стоят. Ну да ладно, молодой человек. Спрашивайте. Если не засну, то отвечу на ваши вопросы.
– Спасибо, – поблагодарил Расс. – Я хотел бы знать, газеты верно изложили факты? Их сообщениям можно верить?
– Ну а что там можно написать не так? – сказал Сэм. – В нашем деле приходится часто выезжать на места преступлений. Каких только смертей я не видел: и в ванной, и на кухне, в подвалах, бассейнах, в сараях… Иногда они действительно представляются загадочными, но чаще все довольно просто. Загадки только в книгах. А в жизни – смотришь на труп, на гильзы, на следы крови или на нож, на отпечатки пальцев. Эти вещи не лгут, объяснят тебе все, скажут, кто это сделал. То дело расследовали недолго. Почему так случилось? Настоящего ответа не знает никто.
– Сохранились ли документы с данными о передвижениях людей в тот день? Известно ли, как и когда Джимми и Буб добрались сюда, каким образом Эрл наткнулся на них на том кукурузном поле?
– Нет, сэр. Как я уже сказал, здесь все доказательства были налицо. Любые другие сведения не имели значения.
– А официальное расследование проводилось?
– Если речь идет о гибели всех участников трагедии, то власти Арканзаса ограничиваются дознанием, которое проводил коронер. Тогда я был помощником прокурора штата. В отношении данного дела на основе найденных доказательств все пришли к единому мнению: смерть Эрла Суэггера считать убийством первой степени. Убийство Джимми Пая и Буба Пая было квалифицировано как оправданное лишение жизни сотрудником правоохранительных органов при исполнении служебных обязанностей. Так и записано в материалах дела.
– Этот документ стоит разыскивать?
– Думаю, для твоих целей он не годится, хотя у меня, кажется, есть копия. Там содержатся схема расположения трупов, перечень обнаруженных предметов, свидетельства сотрудников, первыми прибывших на место преступления. Вот и все. Но я постараюсь отыскать его для тебя.
– Буду вам очень признателен. Я тут наметил план действий, – с важным видом произнес Расс, заглядывая в свои записи. – Попытаюсь собирать материал в четырех направлениях. Во-первых, свидетели. Может быть, поговорю с людьми, которые первыми прибыли на место трагедии. Затем с родственниками всех участников, то есть с родными Джимми и Буба. Следующий шаг – отчеты второстепенной важности, как-то: сообщения в прессе, статьи из журналов криминальной хроники. Ну и, конечно, надо бы также побывать на месте происшествия, как вы считаете, мистер Суэггер?
– Хм, – усмехнулся Сэм. – Побывать на месте происшествия! Оно похоронено под бетоном знаменитой поросячьей тропы Гарри Этериджа – в память о величайшем из всех людей, которые когда-либо рождались в Полк-Каунти. Сынок, ты ищешь прошлое, которого больше нет. В Полк-Каунти не осталось ни одного Пая. Я слышал, что у отца Джимми был брат в Оклахоме.
– В Анадарко, – подтвердил Расс. – Его убили в 1970 году. Кто убил и за что – неизвестно.
– Мисс Лонгэкр знала Эди лучше всех. Но когда Эди умерла, и ребенка отправили к кому-то из родственников Пая, она уехала из города. Она хотела сама воспитывать малыша, но ей сказали, что она для этого слишком стара. Кажется, это было в пятьдесят шестом.
– Вскрытие проводилось? – спросил Боб.
– Проводилось, – ответил Сэм. – По законам штата это – обязательная процедура, если смерть наступила в результате убийства. Правда, все протоколы сгорели во время пожара.
Боб кивнул, обдумывая услышанное.
– Да, долгий, кошмарный день, – проговорил Сэм. – Такие люди, как Эрл Суэггер, рождаются редко. Я всегда считал, что это трагедия для нашего государства. Я ведь не раз говорил тебе об этом, Боб Ли. Он был воистину великий человек.
– Он исполнял свой долг, – отозвался Боб, – как никто другой.
– К счастью, Полк-Каунти больше не знал таких ужасных дней. Четыре смерти. Это наложило отпечаток на всю округу на многие годы вперед. Кое-где боль до сих пор еще…
– Простите, – перебил Расс. – Вы, наверно, хотели сказать «три смерти». Или вы имели в виду также жертвы в Форт-Смите? Но тогда нужно говорить о семерых убитых. Просто немного…
– Молодой человек, где вы учились?
– Э… в Принстоне, сэр.
– Вы окончили университет?
– Э… нет. Я… э… проучился два года и бросил. Но я могу восстановиться.
– Ладно, не в этом дело. Так, значит, в Принстоне? Что ж, если хотите, можете достать тот диплом в рамке. – Старик указал на стену. – Сдуйте пыль и увидите, что старина Сэм Винсент, простой юрист из арканзасского городка Хиксвиль, тоже учился в Принстонском университете! А если сдуете пыль со второго диплома, убедитесь, что он окончил еще и Йельскую школу права. И хотя он уже стар, голова у него, вопреки вашим представлениям, пока еще работает, – во всяком случае, в хорошие дни. И если он говорит «четыре», значит, черт бы побрал, это – четыре.
Расс потерял дар речи.
– Простите, – наконец промолвил он. – Я не хотел вас обидеть. Но кто же был четвертый?
– Одна несчастная девочка по имени Ширелл Паркер. Негритянка пятнадцати лет. Это было последнее дело Эрла. Ее изнасиловали и забили до смерти в горах Уошито. В то самое утро Эрл обнаружил ее труп и сообщил о случившемся. Я счел своим долгом довести его дело до конца и провел расследование с особой тщательностью. К счастью, дело оказалось простым, с ним не пришлось долго возиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52