А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Потому что в ту ночь старого иеромонаха, известного далеко за пределами монастыря чистыми помыслами и безгрешной жизнью, зверски убили…
Но узнали про то уж утром…
Келейник, из бессрочно отпускных рядовых, некто Яков Иванов, сын Петров, принес несколько полешков ядреных, березовых, чтобы истопить печурку в келье святого старца.
С вечера иеромонах отказался от помощи Яшки.
Изыди, пьяница. Не хочу, чтоб скверным дыханием – мне воздух в келье испортил.
Так замерзнешь, батюшка, – корил его старый солдат.
Хлад телу на пользу! Ежели есть огонь в груди, то и тело не замерзнет, – ответствовал иеромонах, и печку топить на ночь запретил.
Яков Иванов, сын Петров, служитель из бессрочно отпускных рядовых, и был последним, кто видел живым иеромонаха Иллариона.
Он же был первым, кто увидел святого старца мертвым.
Поначалу солдат сильно удивился. Как так: вся братия уж в церковь к заутрени потянулась, а святой старец и не думает вставать. Неужто проспал? Быть такого не может. Такого и не было за все те десятилетия, что провел Илларион в обители.
Захворал, однако. С вечера маялся. Ишь ты, в хладе, говорит, лечение.
На том Яков покачал головой, – бросил полешки возле кельи Иллариона и пошел по другим делам. Покуда братия молится, ему надо было протопить печи в многих кельях…
Пришло время обедни. Среди братии слушки пошли – заболел совсем Илларион, коли к обедне не выполз из кельи своей.
Старцы мыслью медлительны, у них вся воля в молитвы уходит. А Яшке, раненому во многих кампаниях, приходится душу делить между молитвенной чашей и чашей с белым хлебным вином. У него сила в характере не извелась. Ему и решение принимать…
Набравшись духу и будучи готов в любую минуту услышать раздраженный фальцет Иллариона, Яков подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.
И в ту же секунду своды древнего здания Псковского мужского монастыря отразили сполошный крик Якова Петрова:
Убили!
К нему уж бежали, сколь позволяли годы, болезни и длинные полы ряс, иеромонахи, выскочившие из соседних келий.
В конце коридора появилась и грузная фигура настоятеля монастыря Мисаила.
Что? Кто? Кого? За что? Где? – слышались со всех сторон вопросы.
Убили! Убили! Убили! – знай вопил Яков, широко распахнув щербатый рот, не досчитывающий множества зубов, частично выбитых неприятельскими прикладами в баталиях, а частично и собутыльниками в псковских трактирах.
Не видя никого вокруг, Яков бежал по коридору с криком:
Иеромонаха Иллариона убили враги.
Пока не уперся в могутную грудь покоившуюся на ещё более могутном чреве настоятеля Мисаила.
Не верещи, – укорил настоятель старого солдата. – Ты прямо глаголь: кто, где, кого, за что?
Вашество… Отец благочинный… так, значит, тут такое дело, – убили иеромонаха Иллариона.
Откуда точно ли знаешь?
Точнее некуда. Глянул я в замочную скважину кельи, чтоб, значится, узнать, чего это иеромонах ни к заутрени, ни к обедне не идет…
Я и то думаю, чего, – пошамкав полными, сочными губами благочинный, – гляжу это, – нет Иллариона ни на заутрени, ни на обедне… А я ему ещё с вечера дал панагию целебную и драгоценную, со своей, можно сказать, груди снял. Не пожалел, – значит, для его исчисления, – спокойно рокотал баском благочинный, поясняя братии свой благородный поступок и словно ещё не постигнув разумом, что иеромонах убит. В его монастыре.
Постой, – наконец дошло до настоятеля. – Кто убит?
Иеромонах Илларион.
Где убит?
В своей келье.
Когда?
Я так полагаю, что ночью. С утра не откликался.
Так что ж мы тут стоим. Зовите казначея, зовите иеромонаха Авксентия. Да поскорее к келье, надобно открыть её. И впрямь убитый он, или тебе, аспиду окаянному, спьяну показалось? Ох, не бросишь пить дьявольское зелье (тут он, словно что-то вспомнив счел необходимым пояснить) в таком количестве – от церкви отлучу, епитимью наложу, анафеме предам.
Паника началась в лавре. Кто бежал слева направо за отцом казначеем, чтобы тот пришел с ключами от келий, кто бежал, справа налево за иеромонахом Авксентием славящимся лекарскими талантами, кто спешил в монастырскую церковь, чтобы положить поклоны своему святому и тем отсрочить свою собственную смерть, – известное ведь дело, смерть, как и болезнь, штука заразная…
Все крестились истово, шептались, нервно обсуждая невиданную за все годы существования мужского монастыря в славном граде Пскове вещь.
Со времен нашествия на Псков и Новгород Ивана Васильевича, Грозного царя, в ХVI веке, никто не погибал в этих стенах от руки другого человека.
Все помирали только своей смертью.
Наконец, собрались все, кто и должен быть тут в эту минуту.
Отец казначей вставил в замочную скважину большой ключ с затейливой бородкой, повернул его дважды, и кованая деревянная дверь приоткрылась.
Монахи в ужасе отпрянули от двери.
Настоятель, казначей и иеромонах Авксентий шагнули через порог.
Тело иеромонаха Иллариона и впрямь лежало на полу все в крови. Драгоценная панагия исчезла…


«Смерть укрылась за „Б-6“

За этой квартирой охотились давно. И когда поступил вызов, свой человек в регистратуре вызовов «скорой» вызов отследила и передала своей «левой» бригаде. Долгожданная коллекция сама шла банде в руки. Заказ на неё был спущен «Игуаной» ещё месяц назад. И вот…
По ориентировке, кроме бабки в квартире был внук.
Когда дверь на звонок Вассы распахнулась, та чуть не ойкнула:
– Ни хрена себе, внучок, под два метра ростом. Про это писать надо в наводках-ориентировках!
– Всех уволю к чертовой матери, – мысленно матюгнулась Васса, разглядывая безмятежное лицо молодого парня, скорее всего, спортсмена.
– Баскет, или волейбол? – деловито спросила Васса.
– Чего?
– Я спрашиваю, каким видом спорта занимаетесь, молодой человек?
– Прыжки в высоту. Легкая атлетика. Спортклуб ЦСКА.
– А… Тоже неплохо. А где так телеграфно выражаться научился?
– На курсах радистов.
– Зачем курсы?
Если в армию возьмут, мало ли что со спортротой случится, а с «корочками» радиста 2-го класса я не пропаду.
– Ишь ты, умные какие дети пошли… Тебе 18 стукнуло?
– Нет еще, 17 с половиной. Это из-за роста я старше кажусь.
Васса с сожалением окинула взглядом статную фигуру юноши. Скептически сжала губы.
– Конечно, жаль парнишку, – подумала. – Был бы ребенок, можно было бы вкатить ему дозу «А-5», он проспался бы, и потом не вспомнил бы, что с ним случилось, почему не слыхал, как бабушка от инфаркта помирая, его имя шептала, звала на помощь. Этот здоров больно. Либо ему дозу надо увеличивать, и тут не ясно, выдержит ли. Либо…
– Либо сразу… – невольно сказала она вслух.
– Что – сразу, доктор? – спросил юноша, подавая Вассе чистое полотенце после того, как она тщательно вымыла руки, прежде чем идти к бабушке.
Вышла из ванной комнаты, строго глянула на Ленку, Наташу и Ингу.
– А может… – заканючила Ленка.
– Не может! – оборвала её Васса. – Быстро, быстро, бабулька ждет.
Девицы, толкаюсь, ввалились в ванную и быстро помыли руки.
– Ну, молодой человек, где бабуля? – спросила профессионально-равнодушно Васса.
– В спальне.
– Показывай.
Юноша провел их по широкому и длинному коридору, который нынче модно стало называть «холлом», в дальнюю комнату.
Коридор был заставлен стеллажами с книгами от пола до потолка.
– Никаких тебе «Утамаров», – подумала Васса, идя впереди юноши, рывком, энергично открывая дверь спальни.
А… Вот они где, – радостно протянула она, войдя в комнату.
– Комната старухи была обставлена светлой старинной мебелью из карельской березы. В центре стоял большой круглый стол без скатерти, вокруг шесть стульев. Видно было, что ровная поверхность столешницы недавно хорошо отреставрирована.
Налево от двери стоял комодик, на нем два серебрных шандала, какая-то мелочь, вроде серебряных рамочек, а в них – фотографии каких-то родственников, должно быть, старухиных. Судя по желтизне снимков, родственники эти дали дуба ещё до победы коммунистического труда. Далее, слева между двух окон стоял письменный стол с бюро, также как и комодик светленкий, нарядный, карельской березы. В углах ютились одноногие высокие тумбы. На одном грузно покоилась массивная голова Сократа. Девчонки были культпоходом на спектакле в Театре Маяковского «Беседы с Сократом» с Арменом Джигарханяном. Они вообще-то в театры редко ходили, но тут на одной хате, после того, как сделали «успокаивающие» уколы средних лет господину, главе крупной строительной фирмы, они увидели центре комнаты, на обеденном столе четыре билета в театр. И – бес попутал, мало что взяли, хотя был строжайший наказ Игуаны (ее никто не видел, но все приказы Вассе она отдавала лично по телефону): ничего, кроме указанного в списке, не брать и все взятое сдавать строго по списку в «катран». Но ещё и в театр сходили. И «засветились», хотя думали, что обошлось… И спектакль посмотрели, и менты не сели на хвост.
– Хе-хе, риск-то, конечно, был…
А спектакль им не сильно понравился. Много разговоров, мало действия.
Что же касается внешности Сократа, то козел он и есть козел, хоть бы и в Древней Греции. На афише он был такой же, как этот – на тумбе.
А вот Джигарханян им нравился. Мужчина… Армяне вообще, по статистике, Васса где-то читала, – наилучшие из всех любовников.
– Вы, случаем не армянин? – вежливо спросила она юношу.
– Нет… Почему я должен быть армянином? У меня и предки все русские.
– Вот этот прадед мой, он служил секретарем в русском посольстве в Японии, это дед, он строил город Дальний в Китае…
– Картинки-то – китайские? – для разговору спросила Ленка.
– Японские. Это ещё дед начал собирать.
– Ваш дед?
– Нет, бабушкин дед, мой прапрадед, известный был в царские времена востоковед. И все мужчины в роду потом по этой линии пошли.
– И вы – тоже?
– Отслужу армию, и буду поступать в Институт восточных языков МГУ.
Девушки между тем быстро раскрыли свои медицинские чемоданчики, приготовили: Ленка – аппарат для измерения давления, Инга – аппарат для измерения сахара в крови, а Наташка уже установила капельницу и сунула старушке в рот градусник, преодолевая её легкое сопротивление, которое объяснялось тем, что бабулька большую часть свой долгой жизни привыкла мерить температуру, держа градусник под мышкой.
– Не, братан, не будешь ты поступать в МГУ, – решила про себя Васса. Потому что не могу я оставлять такого свидетеля. А препарат в большой дозе неизвестно как поведет себя. Малая же доза, напротив, коварна тем, что на крупного парня, почти мужчину, может не подействовать до конца. Рисковать им никак нельзя.
– Заложит! – сказала она опять вслух то, что тайно обдумывала.
– Что вы сказали, – переспросил юноша.
– Нос, говорю, заложит бабульке, если не сделать ей, укол витамина Б-6 до того, как начать колоть ей препараты, расширяющие сосуды. Ну, как давление?
– 220 на 170.
– Это не есть хорошо, не так ли, юноша?
– Наверное. Но бабушка гипертоник, у неё во время кризов всегда такое давление. Лекарства не помогают, она и просит вызвать «скорую».
– И правильно просит. Если бы не попросила, как бы мы свой врачебный долг выполнили?
– А вы первый медицинский кончали? – спросил юноша.
– Кончали, кончали, – равнодушно повторила за ним Васса. – Вы вот что, мой красавец, близкий родственник больной, вышли бы пока из горницы. А то укол витамина делается в попку. А бабушка ваша – женщина со следами былой красоты, может и засмущаться. А вот когда мы капельницу с «тритаце» поставим, тогда можете вернуться и развлечь нас разговорами. А пока… Леночка, ты вот что, ты пойди пока с юношей, да будь с ним поласковей. Может, для укрепления организма стоит и ему укольчик сделать, с витамином «Б-6»?, – разжижает кровь и положительно воздействует на рост мышечной ткани.
– Если положительно – то я не возражаю, – с интересом оглянулся юноша на кукольное личико Ленки-нимфоманки. – А то в армии обращают внимание на дефицит мышечной массы. А откуда ей и взяться, если так быстро расту. За последний год на 20 сантиметров вырос.
– И сколько у Вас сейчас? – подчеркнуто уважительно спросила Ленка, увлекая юношу из спальни бабки.
– Два метра один сантиметр, – послышалось уже из коридора.
– И где же находится этот сантиметр, хотелось бы поглядеть, – вопрос, заданный Ленкой в шаловливой манере избалованной девочки был почти не слышен.
Но юноша его услышал. Он давно не был девственником, – одноклассницы не смогли бы допустить такого нонсенса, чтобы самый хорошенький мальчик в 10-б классе окончил школу, не узнав прелести группового секса. Опыт у него был, хотя и достаточно однообразный. Мысль о возможности романа с красивой, и, похоже, многоопытной медсестрой из «скорой» приятно возбуждала его.
– Я могу вам показать не только один сантиметр своего тела, но и все 202. Кстати, нельзя ли попросить у вас телефончик.
– Да бери на здоровье – тебе какой, из коридора, или из бабулькиной спальни, – делая вид, что не поняла вопроса, кокетничала Ленка, – да ладно, ладно, дам я тебе телефончик, сладкий мой. Только неизвестно, захочешь ли ты со мной встречаться, после того, как я обследую все твои 202 сантиметра юного тела.
Нет смысла в подробностях описывать то, что может сделать с молодым, полным сексуальной энергии человеком опытная, старше его на 6 лет и умудреннее в сексе раз в сто, женщина. Какие-то веши, удобнее делать с коротышкой, но какие-то, конечно же, сподручнее с длинноногим. А традиционные позы годятся для всех, – в постели рост не заметен.
– А теперь повернись на животик, подставь тете попочку, – попросила Ленка, набирая в шприц жидкость из ампулы с маркировкой «Б-6».
Юноша перевернулся на живот, подставив уколу две тугие ягодицы.
Боли он не почувствовал.
– Какой хороший витамин. Совсем не больно. А колете вы чудесно.
– Не «вы», а «ты». Мы ведь уже «на ты»? Правда?
Ответа она уже не услышала. Яд разносится по крови быстро.
Диагноз у внука и бабушки будет один – инфаркт миокарда во сне…


Эскориал в Техасе. «Любопытные умирают первыми»

Роберт Локк, техасский мультимиллионер, был человеком достаточно бесстрастным. Внешне. Никто не знал, какие бури бушевали в его душе. Когда он убедился в том, что его молодая красавица-жена изменяет ему, сердце его кровоточило от боли. Но никто этого не видел. Никто.
Локк сделал небольшой глоток виски с содовой и льдом, ощутил во рту знакомый привкус. Маленький глоток. Для здоровья это не вредно. Врачи даже рекомендуют выпивать каждый день один стаканчик виски, – сосуды расширяет.
– Кто как «бежит» от инфаркта… Кто занимается ежедневными пробежками по утрам, а кто… Обширный остеохондроз не позволял ему бегать уже лет десять… Оставалось виски… Или испанский бренди. По очереди. Чтобы не обижались на него ни его англосаксонская родина, ни любезная сердцу Испания.
Испания…
– Сто против одного, что картина «Мадонна с младенцем», вывезенная им из Туркестана почти шестьдесят лет назад, принадлежит кисти испанского мастера.
– Он развернулся в эргономическом кресле так, чтобы оказаться лицом к лицу с огромным, специально сконструированным шкафом, где хранились уникальные вещи. Достаточно было нажать на крохотный рычажок, и нужная полка оказывалась на уровне груди, ещё одно нажатие на невидимую тайную кнопку, и можно было вытянуть из недр шкафа плоский ящик.
В нескольких таких ящиках хранились японские гравюры ХVII века – одна из слабостей Локка. Но сегодня он не стал радовать глаз традиционным ежедневным рассматриванием листов Утамаро, Хиросиге и Хокусая. А сразу опустил до уровня груди три ящика, в которых при необходимом температурном режиме хранились ещё не отреставрированные картины и доски. Он открыл – ящик под номером 23 и достал старую доску.
За 60 лет она совсем не изменилась. Что ей 60, если она прожила в куда более неблагоприятных условиях несколько веков.
Локк нежно прикоснулся кончиками пальцев к старой живописи.
– Даже позднейшая запись, я уверен, сделана рукой испанца. Но что скрывается за ней? Тот же сюжет – «Мадонна с младенцем»? Или нечто совсем иное? По крохотному фрагменту (то ли подновленный кусок позднейшей записи просто отвалился, то ли кто-то уже пытался расчистить фрагмент картины, но почему-то так и не довел дело до конца) уже можно было судить о целом. Это должна быть работа великого мастера. Крохотный кусочек пейзажа, сделанный умелой рукой в благородной манере. Да, Сурбаран не любил и не умел писать пейзажи. Но эта манера глубоко искрящимися полутонами писать белое, – свойственна только ему. Впрочем, – подумал Локк – пусть над доской потрудится специалист. Тогда и станет видно, что за работа хранилась 60 лет в доме миллионера Локка, – шедевр или так, пустячок.
Он нажал кнопочку прямого выхода телефонного аппарата на его столе на комнату секретаря, спросил глуховатым, размеренным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50