Она все еще надеялась, что медузы уплывут, как и приплыли. Но когда ей обожгло глаза кислотой, акула взревела. Кислота обожгла ей пасть. Подданные Глагоабазубадузы все выпускали и выпускали кислоту. Хищница уже не могла открыть ни глаз, ни пасти, а когда попыталась стукнуть хвостом, то не смогла вытащить его из липкой массы. Ее огромная сила иссякла. Она понимала, что увязла в липкой каше, что бесславно гибнет из-за этих презренных полусуществ.Чайки сверху наблюдали за агонией страшной хищницы, способной сожрать целое море, и не смели поверить в ее гибель.— Неужели пришло освобождение? — прошептала одна из чаек.— Может, это сон? — предположила другая.— Нет, это не сон!— И это сделали медузы!А об изумлении Лисенка, только теперь понявшего, какой опасности он избежал, и говорить нечего. Как чаще всего бывает в таких случаях, он только теперь задрожал от ужаса. Пестрые представительницы медузьего царства, образовавшие сплошную студенистую массу, зловеще покачивались возле скалы. Лисенок не оборачивался назад и поэтому не видел дельфинов, которые не могли приблизиться и терпеливо наблюдали за происходящим издали.«Воины» Глагоабазубадузы начали постепенно исчезать, —вода становилась все прозрачнее. Медузы, одна за другой, отдавали себя во власть волн и уплывали, сами не зная куда и зачем. Ни одну из них нигде никто не ждал.— Что вы теперь скажете? — обратилась Глагоабазубадуза к Мечтателю.— Вы доказали, что обладаете большой властью.— Теперь вы поверили?— Поверил.— До свидания.Царица медуз величественно удалилась вместе со своей свитой. Дельфины, потрясенные увиденным, все еще не могли придти в себя. Все молчали, члены Дельфиньего совета обменивались многозначительными взглядами.— Мне даже не пришло в голову поблагодарить ее, — произнес наконец Вожак. — Она не нам помогала, а тешила свое самолюбие.— Я потрясен, — сказал Ловкий. — А что ты скажешь, Мечтатель?— После всего увиденного я, наверно, смогу говорить только завтра.— Главное, мы спасли Лисенка.Мони прыгал от радости, кувыркался, вздымал каскады брызг, но и ему, несмотря на весь энтузиазм, приходилось, как и всем, ждать, пока рассеется кислота медуз.Течение подхватило и понесло отравленную кислотой воду к берегу. Дельфинам пришлось предупреждать об опасности всех тех, кто могли попасть в смертоносную струю. Но вот и с этим делом было покончено, и Дельфиний совет направился к Лисенку. Когда дельфины приближались к скале, перед ними медленно всплыло огромное тело Синей акулы. Ее плавники подрагивали, хвост чуть-чуть шевелился.Она все еще корчилась в предсмертной агонии.— Сколько она еще протянет? — спросил Ловкий.— Мне кажется, она подохнет точно в свой день рождения, — сказал Вожак.— Смотрите! — крикнул Ловкий, указывая в сторону Ныряющей скалы.— Да, — с улыбкой произнес Вожак, — это замечательный момент.Лисенок перебирался Мони на спину.— Поплаваем? — спросил дельфинчик.— Конечно!— Теперь мы можем плыть, куда хотим.— Потому что нам больше ничего не угрожает, да?— Да. Наш враг мертв.— Ты не можешь нырнуть ненадолго?— Конечно, могу. А зачем нырять?— Чтобы выкупать меня… Я побывал в брюхе у акулы.— Не обманывай, — с упреком сказал Мони и нырнул.— Я не обманываю, — заверил его Лисенок, когда они снова оказались на поверхности.— Да ладно, ладно!..Лисенок понял, что бессмысленно убеждать кого бы то ни было ни здесь, ни в Тихом лесу в том, что он пережил такой ужас. Только чайки кричали сверху:«Побывал… Побывал!..» Но никто не обратил на них внимания.Лисенку вдруг пришла в голову интересная мысль:«Я умирал дважды. Наверно, я больше не буду умирать. Значит, я бессмертен».По-моему, это опасная мысль. Меня утешает только то, что она высказана ребенком. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. ТАЙНА ДЕЛЬФИНОВ. Возможно, сто тысяч медуз с успехом справились бы с акулой, возможно, совершенно не стоило собирать целых три миллиона этих странных существ. Дельфины поняли это, когда увидели, что ядовитое пятно простирается на десятки километров, что оно почти достигло дна. У каждого из дельфинов на языке был один и тот же вопрос, но ни один из них не решался произнести его вслух. Наконец Ловкий не выдержал, подплыл к Вожаку и спросил:— Меня интересует, почему ты упорно не желал обращаться к медузам за помощью?Я тоже хотел спросить об этом, — присоединился к нему Мечтатель.— Вы настаиваете на ответе? — со вздохом спросил Вожак.— Нас это очень интересует.— Лучше бы вы меня об этом не спрашивали.— Почему?— Лучше не поднимать шум вокруг этого вопроса.— Но почему?..— Потому что речь идет о жизни и будущем всех обитателей моря.— Понятно, — произнес Мечтатель. — И мне это пришло в голову.— А я ничего не понимаю, — признался Ловкий. — Что у нас общего с медузами?Отвратительные существа, которые даже не осознают того, что живут.— Хорошо, я вам все объясню, — согласился Вожак. — Но помните, что я вам доверяю тайну. Никто не должен проникнуть в нее. Речь идет о нашей безопасности… Если эта липкая трехмиллиардная масса осознает свою силу, мы погибли. Медузы могут в любое время окружить нас, и нас постигнет участь Синей акулы.— Это верно! — изумился Ловкий. — Они могут стать владычицами моря!— Но у них нет стремления к чему-либо подобному. —заметил Мечтатель.— Кто их знает. — ответил Вожак. — Может, их толкнет на это мания величия, может, им захочется продемонстрировать свою силу… Поэтому мне не хотелось обращаться к ним за помощью. Они могут осознать свои возможности.— Едва ли, — возразил Мечтатель. — Это понимают только члены нашего совета. Мы должны молчать до конца жизни.— А Серебряная кефаль?— Она первая обо всем догадалась. Уверен, что эта тайна умрет вместе с ней.Снова наступило молчание. Члены совета представляли себе страшные картины…Если медузы осознают свою силу, никто не сможет справиться с ними. Никто не в состоянии их уничтожить. Их можно убивать, мять, рвать, но это ни к чему не приведет. Из каждого их кусочка родится новая медуза. Они будут наступать медленно и спокойно, окружать, выпускать ядовитую жидкость— до тех пор, пока не восторжествует империя бессмыслия, тупости и ничтожества. Представьте себе море без дельфинов и рыб, царство воды, медуз и бесчувствия.— И человек беспомощен перед ними, — заметил Вожак.— Корабли не смогут плавать, — дополнил Мечтатель.Представьте себе море-пустыню, империю студня, в котором раздаются только приказы Глагоабазубадузы. Представьте себе море не синее и прозрачное, а липкое и слизкое. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ПРЕКРАСНАЯ ВЕЩЬ — ДРУЖБА! Две недели Лисенок и Мони беззаботно играли в воде. Но однажды утром Лисенок сказал:— Видишь ли, Мони…— Знаю, — прервал его друг. — я должен доставить тебя в залив, где живет твой автор.— Да, где живет твой автор.— Он прежде всего твой.— Ладно, наш автор… Пойми, что цель моего путешествия — встретиться с ним и задать ему несколько вопросов… Мы можем отправиться к нему немедленно?— Можем.— Ты слишком коротко отвечаешь. Тебе грустно, что мы расстаемся?— Уж не хочешь ли ты, чтобы я пел?— Нет. Я хочу, чтобы тебе было гак же грустно расставаться, как и мне. Ведь так расстаются друзья?— Садись мне на спину.— Но мне бы хотелось сначала проститься с дельфинами.— Не стоит расстраивать и их… Лучше я вернусь и скажу им, что ты ушел. Они удивятся, что ты даже не попрощался, и тогда я объясняю им: «Так мы решили, чтобы не огорчать вас преждевременно».Дельфинчик плыл прямо к Заливу автора. Лисенок тоже молчал. Море было светло-голубым, на небе сияло чистое белое солнце, молодое и сильное, готовое пересечь весь небесный купол и зайти, как это и положено. Солнце пересечет небесный купол и зайдет — это про изойдет более, чем наверняка. Миллионы лет оно всходит и заходит, проделывает один и тот же путь, и ни разу не случилось ничего непредвиденного. Лисенок смотрел на солнце и думал о том, как непродолжительна дружба между двумя детьми, но как важна эта дружба для жизни. Да и сама жизнь не так уж длинна. Где он окажется завтра? Где будет завтра Мони? Где сейчас Юноша с бледным лицом? А главное— где сейчас Мокси? Все так же жует чертополох на своем чудесном холме? Ждет ли его? Готов ли отправиться в Тихий лес? Прекрасная вещь — дружба, такая, например, как между ним и Мони. Прекрасно, если Юноша с бледным лицом целует сейчас в Булонском лесу свою Изабелл и если Мокси, увидев Лисенка, спросит: «Отправляемся в путь?»Но жизнь людей и животных не похожа на движение солнца. В жизни людей и животных много случайных, непредвиденных вещей и приключений. Поэтому куда лучше быть не солнцем, а живым существом. Что может рассказать нам солнце?.. Ничего. Что может рассказать нам Лисенок? Многое… Солнце не побывало ни в орлином гнезде, ни в пасти акулы. Кроме того, Лисенок вносит в жизнь других оживление, создает настроение, что делает будни интереснее и прекраснее — хоть на немного.«Важно, когда цель достигнута, вернуться в тот уголок земли, который взрастил тебя, — думал Лисенок. — Потому что без этого уголка земли, ты бездомен и ничтожен. А почему это так, объяснить трудно.»— Ты что-то сказал? — спросил Мони.— Нет. Но тебе, вероятно, надоело молчание. Давай поговорим… И мне тяжело. Не знаю, кто первым сказал ставшую известной истину, что жизнь состоит из встреч и разлук. Как это ни избито, но жизнь состоит именно из встреч и разлук. Иначе и нельзя. Представь себе, что мы будем с тобой вечно, всю жизнь. Что получится? Я рожден, чтобы жить на суше, ты — в море.— Это так. но ты рассуждаешь не как ребенок, а как взрослый. Лучше нам сейчас разговаривать и мечтать по-детски. Нам потом всю жизнь разговаривать, как разговаривают взрослые.— Мони, зачем нам себя обманывать? Я говорю от имени нашего автора. Ты не заметил, что он делает с нами все, что ему вздумается? Мы — то дети, то— взрослые…— Заметил.— В том-то и дело, что мы принадлежим ему. У нас нет собственного лица, нет собственной жизни. Как бы нам ни хотелось быть вместе всю жизнь, он все равно разлучит нас!— Это так, и поэтому я его не люблю. Нет ничего неприятнее нашего автора. Он не считается ни с нашими желаниями, ни с желаниями читателей. Мне порой самому хочется стать автором и делать, что вздумается. Лисенок, а это легко — писать книги?— Ты меня спрашиваешь?— Нет, свою бабушку!— А мне казалось, что ты меня спрашиваешь об этом.— Ты опять хитришь, но я все понял.— Что понял?— Раз не отвечаешь на вопрос прямо, значит, ты пытался писать…— Пытался, — признался Лисенок.— Что ты писал?— Роман.— И до какой страницы ты дошел?— Я?.. Я еще не умею писать. Я придумал только начало.— Можно его услышать?— Конечно. Мне очень хочется услышать чье-нибудь мнение… Слушай. Я начал роман так: «Солнце подняло свой огненный диск над горами».— А дальше?— А дальше пока ничего нет.— О чем будет роман?— Не знаю. Я ведь говорю, что пока придумал только начало.— Тогда могу тебе сообщить, что я тоже начал один роман.— Вот как? И сколько ты уже написал?— Тоже лишь начало. У меня тоже поднимается солнечный диск, только над морем.Приятели рассмеялись, им стало легче. Им стало бы еще легче, знай они, что над миром всходили и заходили миллионы солнечных дисков, и что из этих миллионов несколько солнц достигли зенита и мировой писательской славы, что эти солнца никогда не закатятся, потому что книги этих писателей будут всегда пользоваться любовью читателей.— Мы уже приближаемся, — сказал Мони.— Понял, — ответил Лисенок.— Видишь вон те мостки, которые начинаются на суше и уходят в море? Это причал.Самый маленький причал из всех, которые я видел. Он принадлежит твоему автору.— Нашему автору.— Хорошо, нашему автору. Соскочишь с моей спины прямо на причал.— Ладно.— От причала наверх ведет тропинка. По ней ты добежишь прямо вон к тому домику.Видишь вон там, среди деревьев? Там он живет.— А ты уплываешь?— Да.— Может, останешься? Я приведу его к тебе, ты сможешь поговорить с ним.— Не хочу. Я его не люблю.— С каких пор?— Он плохой человек.— И писатель он плохой?— Я не знаю его как писателя. Для меня он просто плохой человек.Лисенок улыбнулся, но Мони не видел этого. Они уже приблизились к причалу.— Прыгай!— Сейчас.— Чего ты ждешь?— Мне грустно.— Прыгай!Лисенок прыгнул на причал, оглянулся и посмотрел на своего друга. Сейчас он казался ему особенно милым и симпатичным.— А теперь что?— Теперь я поплыву обратно.— Знаю.— До свидания.— Не спеши, Мони!.. Знаешь что?— Что?— Давай договоримся думать друг о друге каждый день по одной минуте на закате солнца… Будешь думать обо мне?— Буду.— Каждый день на закате я буду закрывать глаза и думать о тебе. Так каждый день мы будем вместе, будем разговаривать друг с другом. Поверь, я всегда буду знать, что ты хочешь мне сказать.— И я тоже…— По-моему, — продолжил Лисенок, — всегда можно догадаться, что могут сказать друг другу друзья.— Правильно, — согласился Мони, — но мне многое надо будет тебе рассказать. Не лучше ли говорить не по одной, а по пять минут?— Прекрасно!.. Каждый день по пять минут. Давай проведем репетицию.— Давай!— Мони, закрой глаза!— Закрыл.— И я закрыл… Теперь слушай. Я буду начинать всегда так: «Здравствуй, Мони!»«Здравствуй, Лисенок!»«Что ты сейчас делаешь, Мони?»«Спрашиваю себя, почему ты такой обманщик? Как ты можешь утверждать, что побывал в брюхе Синей акулы?»«Мы — дети, Мони, и можем быть повсюду. Взрослые не могут, а мы можем.»«Знаешь, как я тебя люблю?»«А я люблю тебя еще больше!»«Этого не может быть, потому что я люблю тебя очень-очень!»«Что ты сегодня делал? Были у тебя приключения?»«Ничего особенного… Вернее, ничего такого, что стоило бы описывать в книге».«И у меня так же… Как Вожак, Мечтатель, Ловкий?»«Хорошо. А как ваши?»«Тоже хорошо… Ты уже научился делать сальто в воздухе?»«Осваиваю его. А ты научился читать?»«Учусь… А что делает Серебряная кефаль?«Давно ее не видел… Ты вспоминаешь иногда Юношу с бледным лицом?»«Когда я думаю о тебе, вспоминаю и его… Я часто о тебе думаю.»«И я.»«Нам уже пора прощаться?»«До встречи завтра в это же время».Лисенок открыл глаза и увидел уплывающего Мони. Как быстро он плывет! На спине маленького дельфина сверкают солнечные блики. Лисенок почувствовал, что на глаза у него навертываются слезы. Мони все уменьшался, пока не превратился в маленькую веселую точку, сливающуюся с линией горизонта… ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. ЛИСЕНОК ЗАДАЕТ ВОПРОСЫ. Лисенок вытер слезы и попытался улыбнуться. Он надеялся таким образом сдержать слезы. Сначала у него получилось нечто среднее между улыбкой и плачем, потом на его мордочке засияла чистая улыбка, и только капельки влаги на веках свидетельствовали о недавних слезах. Он обернулся и взглянул на тропинку. Она вилась среди скал, взбегала на холм и обрывалась у домика среди деревьев.Лисенок поднял лапку, собираясь сделать первый шаг, но тут его остановил строгий голос:— Ты что здесь делаешь?— Ничего, — машинально ответил Лисенок и посмотрел на скалы.За скалами простиралась полоска прибрежного песка — совсем узкая, шириной в три-четыре шага. На песке лежала лодка. Возле нее стоял высокий человек в очках.В руке он держал кисть, с которой капала краска.— Ты опять сбежал?— Я, нет… Я…— Иди сюда!— Куда?— Со мной тебе хитрить нечего. Ты очень хорошо знаешь куда.— Да, но я хочу знать куда точно.Лисенок обогнул скалы и ступил на песок. Теперь высокий человек в очках сидел на низенькой табуреточке и красил лодку. Его брюки и рубашка были перепачканы краской. Лисенок не видел его лица. Он встал у него за спиной и стал ждать.Поскольку мужчина не оборачивался, маленький путешественник сообщил:— Я уже здесь.— Прежде всего объясни мне, почему ты убежал из Тихого леса?— Да я…— Ты ведь обещал, что не убежишь больше?— Обещал, но на этот раз я оставил записку.Только теперь мужчина обернулся, и беглец увидел его строгое лицо, пересеченное двумя морщинами. Мужчина выпрямился и бросил:— Пошли!Лисенок старался держаться на расстоянии трех шагов от него. Они поднялись по крутому склону и сразу оказались перед домиком. Беглецу он показался очень маленьким. Но оказавшись в тени навеса, он понял, что здесь очень уютно. Во дворе валялся большой ржавый якорь, сохла рыбачья сеть, а в летней кухне варилась уха. Мужчина в очках привел своего маленького гостя в прохладную беседку. Там был стол и стулья. На столе стояла ваза с персиками. Лисенок увидел сочные плоды и уже не мог отвести от них взгляда. Мужчина в очках сел и закурил.— Так ты говоришь, что оставил записку?— Да.Персики были крупные, покрытые пушистой корочкой.— И сейчас же отправился в дорогу?— Да.Один из персиков был особенно привлекательным — крупный, желтый, с красным бочком.— Твой отец не знает где ты?— Не знает.Лисенок стал пересчитывать персики, но все время сбивался со счета по двум причинам: во-первых, его очень занимал самый большой персик, во-вторых, он был не силен в арифметике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12